Глава вторая Важный разговор

Москва. Дом на Набережной
8 декабря 1934 года

Неужели я с товарищем Сталиным на «ты»? Вот уж неожиданность. Я никак не мог отойти от неожиданного вызова в Кремль. И по какому поводу меня вызывают, не понятно. И Артур, гад такой, ничего не говорил, хотя может быть, он не в курсе? Но вообще-то я числюсь по его ведомству. Посмотрел на часы.

Пять минут первого.

Начался новый день.

Лина проснулась, ее разбудил этот звонок.

— Что случилось, милок? — она спросила на русском, правда, чуть коверкая язык. У неё русский очень даже неплох, но иногда бывают довольно симпатичные ляпы.

— Милый, так говорить правильнее. — автоматически ее поправляю. Супруга на эти поправки не обижается, она наоборот, довольна, любит и умеет учиться. Впрочем, за это время она мне хорошо поставила испанский, у меня теперь произношение настоящего каталонца. Так что нас союз еще и взаимно обогащает.

— Что случилось, милый? Что за звонок? С кем ты говорил? — от правильно поставленных вопросов никуда не деться, ответ надо обязательно давать.

— Кажется, у меня будет новое задание. Вызывают в Кремль на совещание.

Почему-то не хотелось говорить, что мне звонил САМ. Наверное, это все ещё последствия того скандала с Коминтерном. Правда, Лина меня всё же послушалась. Но без работы она не осталась, ее подобрал Валерий Михайлович Горожанин (в девичестве Вольф Моисеевич Гамбург), заместитель Артузова, отвечающий за подготовку разведчиков на Западном (европейском) направлении. И Лина сейчас обучалась у него, впрочем, в этих неофициальных университетах ИНО работало множество интересных товарищей. Сам Горожанин прослыл типом более чем выдающимся. Имел несомненный литературный талант, признанный как Маяковским, так и Кольцовым. По молодости состоял в партии эсеров, был арестован. В Тираспольской тюрьме познакомился с Котовским, что сыграло потом в его карьере немаловажную роль. Эмигрировал, потом вернулся в Россию, на волне всеобщего патриотизма пошел добровольцем (вольноопределяющимся) в царскую армию во время Империалистической, но быстро разочаровался и вскоре дезертировал, перешел на нелегальное положение, и всю свою неуёмную энергию направил на подготовку революции. В Одессе он стал рядовым красногвардейцем, одновременно там же начались его первые опыты на литературной ниве. С девятнадцатого года член РКП(б), был на подпольной работе в Одессе, арестован деникинцами, приговорен к расстрелу, но быстрое бегство белых из города позволило Красной армии освободить многих заключенных, в числе которых оказался и Горожанин. С этого времени он на различных должностях в ЧК и ГПУ, активно боролся с петлюровским подпольем, внедрил к ним своего человека. Участвовал в операции по захвату атамана Тютюнника. В начале тридцатых был из Украины переведен в центральный аппарат ГПУ, вскоре оказался в иностранном отделе одним из замов его начальника. Я говорил, что был хорошо знаком с Маяковским? Так вот, Володя ему даже стих посвятил.

Солдаты Дзержинского

Вал. М.

Тебе, поэт,

тебе, певун,

какое дело

тебе

до ГПУ?!

Железу —

незачем

комплименты лестные.

Тебя

нельзя

ни славить

и ни вымести.

Простыми словами

говорю —

о железной

необходимости.

Крепче держись-ка!

Не съесть

врагу.

Солдаты

Дзержинского

Союз

берегут.

Враги вокруг республики рыскают.

Не к месту слабость

и разнеженность весенняя.

Будут

битвы

громше,

чем крымское

землетрясение.

Есть твердолобые

вокруг

и внутри —

зорче

и в оба,

чекист,

смотри!

Мы стоим

с врагом

о скулу скула́,

и смерть стоит,

ожидает жатвы.

ГПУ —

это нашей диктатуры кулак

сжатый.

Храни пути и речки,

кровь

и кров,

бери врага,

секретчики,

и крой,

КРО!

1927 г.

Так вот Вал. М. — это и есть Валерий Михайлович Горожанин.



(Горожанин и Маяковский)

В РИ Горожанин станет жертвой ежовских чисток, который практически уничтожил ИНО, расставив на руководящих должностях своих людей, в том числе личных партнеров-гомосеков. Но ТУТ, в этой реальности, пока что Ежов (после оглушительного провала как руководителя Ленинградской партийной организации) оказался на маленькой должности в Средней Азии. Покуда его не арестовали (не за что было), но и к серьезным рычагам власти его не допускали. За ним приглядывали, он прошел курс лечения гомосексуальных наклонностей, но никаких шансов на возвышение у него нет. Сталин не прощает провалов и невыполненных обещаний. Не можешь — не берись! А если взялся, то делай!

Был ли я доволен тем. что Лина попала в ИНО? Сложно сказать, но я-то ее уже хорошо знал. поэтому понимал, что с ее деятельным и неугомонным характером она всё равно найдёт приключения на свою роскошную задницу. Представить ее заведующей какой-нибудь библиотекой просто невозможно. Она — человек действия. И даже многочисленные ранения её не могут остановить. Мы вышли на балкон и закурили.

— Ты довольный?

Лина спросила, бросив окурок в жестяную банку-пепельницу. Я оценил, что места для окурков более чем достаточно, значит пока что чистить не буду, после этого ответил:

— Да. Надоело бездельничать.

— У тебья это хорошо получается. — не смогла не съязвить любимая. Я в ответ пожал плечами, раз она так считает, то кто я такой, чтобы ее переубеждать? Тут супруга неожиданно перешла на испанский:

— Нам надо поговорить. Серьезно. Не здесь.

Ну что же. Есть место, в котором можно и поговорить. Уверен ли я, что мою квартиру прослушивают? Нет, не уверен. Просто знаю, что техническая оснащенность органов пока еще недостаточна. Но при этом идёт вперёд семимильными шагами. Так что совершенно исключить этого не могу. Ну и время сейчас позднее. Включить граммофон на всю громкость будет весьма странным делом. А вот ванная и шум падающей воды из душа… Поговорим. Заодно и помоемся. Заодно… ну как получится…

Ничего не получилось, кроме разговора. Мы даже не раздевались. Включили душ и Лина (у неё тоже развивается паранойя, как и я боится прослушки) сказала:

— Тебье не кажется, что Сталин ведет коммунистическое движение не туда, где нужно?

— Что ты имеешь в виду, Лина? И давай, перейдем на испанский.

Если честно, такое начало разговора меня ошарашило. Хорошо, что я не сказал супруге, что звонил мне именно Иосиф Виссарионович.

— Мировая революция, Мигель. Мне кажется, что Сталин не хочет мировую революцию делать. Он противопоставляет свою волю общим интересам коммунистического движения. Для него ваша страна, СССР, находится на первом месте.

— Дорогая, смотри, сейчас, кроме СССР, революция победила в Польше, ГДР и Литве. На очереди Латвия и Эстония. Тебе не кажется, что в этом и твоем тезисе о нежелании делать мировую революцию есть противоречия?

— Но это скорее результат военных действий. А не революционного движения в этих странах.

— А ты считаешь, что социализм должен прийти в страны только путем вооруженного восстания, насильственного захвата власти? Есть и другие методы. Вот, в Польше прошли выборы и к власти пришла Польская рабочая партия — коммунисты, пусть и в блоке с социалистами, но они на первых ролях. В ГДР выборы будут буквально на католическое Рождество, перед Новым годом, там, по всем данным коммунисты вообще самостоятельно сформируют правительство. Чем это плохо?

— Очень медленно, милый! Очень медленно!

— Это мнение только твое, или еще и других товарищей из Коминтерна?

— Не только моё, так многие думают. Говорить бояться, только между собой.

— Лучше бы и между собой не болтали лишнего. Понимаешь, меня удивляет, как это Коминтерн и его товарищи не учатся на своих же ошибках. Когда в СССР большевики пришли к власти, они потратили огромные средства — в валюте, золоте, драгоценностях на то, чтобы раздуть пожар мировой революции. Но в странах Европы революционная ситуация не назрела настолько, чтобы эти попытки оказались удачными. А, самое главное, не было экономической базы для неё. Да, деньги у буржуазии изъяли и отправляли за границу страны, но для революционных армий необходимо снабжение оружием и боеприпасами. Это раз! И правильная идеология. Это два! А мы спешили! Вот это и есть троцкизм — готовить революцию там, где для нее нет условий, фактически, делать ее на штыках, не имея программы преобразований. Только гений Ленина позволил буквально на ходу, на коленке, создать теорию построения социалистического государства. Мы сделали много ошибок, но тем не менее, мы прекрасно понимаем, что мировой капитал не даст нам длительной передышки. Он готовит новую войну против нас. Значит, нам нужно стать экономически мощным государством, тогда будут и средства для мировой революции. И Сталин подходит к распространению социализма не как Троцкий, который был готов броситься в атаку, не позаботившись о тылах. Стратегия Сталина — это обеспечение экономического, политического тыла мировой революции и социализма. Это не соглашательство, не отступление от идей коммунизма. Это планомерное движение вперед, дорогая!

И все-таки чувствую, что влияние Коминтерна — это очень большая проблема. Ведь, фактически, ВКП(б) находится у Коминтерна в подчиненном положении. Но при этом кормит и поит эту огромную организацию, фактически, бюрократическую надстройку над мировой разведывательной сетью с коммунистическим уклоном. Но и разгонять и запрещать эту организацию сейчас просто неправильно будет. Идеи мировой революции и всеобщего справедливого общества более чем востребованы в массах. Это необходимо учитывать. Национализм еще не стал основной идеологией противостояния с коммунизмом, хотя и набирает силы. Но пока у СССР нет адекватной разведывательной сети в мире… Придется терпеть Коминтерн.

— Ты попрекаешь Коминтерн в том, что мы потратили много денег зря?

— Мы всю Гражданскую войну ходили по грани. Нас могли уничтожить и смять. Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, поляки, Антанта. И мы отрывали деньги, необходимые для Красной армии и отправляли их в Европу, где их и просрали, ты уж извини, я не про героизм наших товарищей, а про общий итог их работы. Но я не ставлю это в вину ни нам, ни Коминтерну, мы просто ошибались. Проблема в том, что товарищ Сталин из наших ошибок сделал выводы. А Коминтерн никаких выводов делать не хочет. Сейчас самое важное — построить мощную промышленность в СССР, и тут твои товарищи могли бы помочь: привлекать кадры, не только инженерные, нам и квалифицированные рабочие нужны! Нам нужны технологии и оборудование! Это сейчас наиважнейшее для всей мировой революции. Потому что, если нас сомнут, то и мировое коммунистическое движение задавят, прихлопнут, как таракана тапком.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. Все ошибаются, товарищ Сталин тоже ошибается, но он всегда делает выводы из своих ошибок, поступает так, как выгоднее всего на данном этапе.

— Ты слышал о болезни Каменева? Говорят, что его отравили. Я не скажу кто так говорит, но говорят…да.

— Лина, я это не слышал, ты это не слышала. И никому про это не говори, никогда. Мы точно не знаем, что с Каменевым случилось, он уже не молодой человек, почему не может заболеть? Почему обязательно отравлен? Я видел его две или три недели назад, он выглядел неважно, это правда.

— Хорошо. я все поняла.

Ну а потом мы все-таки приняли душ (вместе) и залезли в кровать досыпать те несколько часов, которые остались перед утром.

Загрузка...