Исправитель. Книга 1. Первомай

15. Кругом неприятности

— Сядь, — коротко сказал я, но парень явно был вне себя от ярости.

Он замотал головой, сжал зубы, кулаки, задышал тяжело и сипло.

— Сядь, Алик, — повторил я с напором и пнул под столом стул так, что он гостеприимно выехал и чуть развернулся к новому посетителю.

Тот недовольно глянул на стул, на меня и на мороженое стоявшее передо мной. Я уж приготовился перехватить его руку, если он вдруг шарахнет по вазочке, но он кивнул и опустился на стул.

— Говори, — кивнул я. — Только тихо. Не ори.

Он сглотнул и оглядел зал.

— Ты скажешь или нет? Где Саня?

— В больнице, — тяжело сглотнув, выдавил он.

— Теперь давай тихонько и по порядку. Не привлекая внимания.

Я подвинул ему стакан мандаринового сока.

— Пей, я не пил из него.

Он хмуро глянул на стакан, порывисто подхватил, пролив немного на стол, и выпил сразу половину.

— Саню батя отметелил.

— Избил отец? — уточнил я.

— Саня сегодня пришёл, чуть живой. За живот держался. Сказал, что батя не поверил, что ты сам сбежал, следы за гаражом нашёл. И когда Голод уехал, Саню уделал. Тот чуть кони не двинул. Батя ему даже скорую не вызвал. Саня сам ко мне приполз сегодня, но ни сидеть, ни лежать не мог. Я считай, силой его в травму увёз. Его там приняли сразу и в областную увезли.

— Поехали.

— Куда-на? К нему не пустят.

— Вставай, поехали в областную.

Я поднялся из-за стола и двинул в сторону выхода.

— Где твоя лайба? — спросил я, когда мы вышли из «Холодка».

— Вон стоит, — мотнул он головой в сторону ушастого, понуро стоявшего у обочины. — Только, я тебе говорю, к Сане, всё равно, не пустят. Я пробовал.

— Ещё попробуем, — подмигнул я и открыл дверку.

Дорога заняла минут пятнадцать. Алик вёл нервно, дёргал руль, резко тормозил и вваливал слишком много газа на старте. Машина дрожала, и кидалась из стороны в сторону, как неприрученная кобылица.

— Давай, в ворота, — показал я на распахнутые ажурные створки.

— Туда нельзя, — засомневался он, затормозив посреди дороги.

— Да, давай уже, жми! Открыто, поехали!

Он засомневался, закрутил головой и, вдруг решившись, дал газу, кинув машину практически под несущийся навстречу МАЗ. Тот возмущённо затрубил, зашипел, заскрежетал тормозами, а мы проскочили, буквально выпорхнув из-под колёс грузовика.

— А ты крутой, — только и сказал я, скептически глянув на Алика. — Сейчас не тормози только.

Наш запорик влетел на территорию больницы, оставив позади обалдевшего привратника.

— Молодец, давай. Где отделение, помнишь?

— Да, — процедил он сквозь сжатые зубы и свернул в боковую аллею.

В санпропускнике нас, естественно, послали, куда подальше и не пустили. Сказали, что посещения закончены.

— Иди, подожди в тачке, — скомандовал я Алику, выходя вместе с ним.

Он послушно пошёл в машину, а я пошёл вдоль здания. Свернул за угол и оказался у небольшого крылечка. На нём стоял мужичок лет пятидесяти. С усталым взглядом, в тапочках и блёклом коричневом байковом халате. Он курил, держа сигарету без фильтра так, что огонёк был спрятан внутри ладони. Военная привычка.

— Батя, — обратился я к нему. — Травматология здесь?

— Здесь, — кивнул он.

— Не знаешь, смогу пройти?

— Не пустят, — мотнул он головой. — Халат нужен, хотя бы.

— А ты не одолжишь?

— Не, не такой, белый.

— А такой-то надёжнее.

Он пару секунд переваривал услышанное, а потом хмыкнул и кивнул.

— Ну, бери. Ухарь. К невесте что ли?

— Не, к дружбану. Сегодня поступил. Саня Храпов.

— Не знаю.

— А можешь узнать, в какой он палате? Отмудохали его, хочу поддержать малёха.

— Пошли, — согласился он и щелчком отбросил окурок в сторону.

Мы вошли внутрь и поднялись по лестнице на третий этаж.

— Погодь здесь, — бросил мой новый союзник и толкнув дверь, вошёл в отделение. — Щас приду.

Я отошёл в сторонку, чтобы не маячить прямо перед входом. Здесь проходили сёстры, врачи и больные. На меня никто внимания не обращал. Минут через десять появился мужичок.

— Держи, — усмехнулся он и скинул халат.

Под халатом у него оказался другой халат.

— Видал фокус? Одевай. Девятая палата. Отсюда, налево. Повезло, что пост сестринский в другой стороне. Как зайдёшь, морду тяпкой сделай и шуруй. Третья дверь по правой стороне. Запомнил? Ты пальтухан свой сними, как халат-то напялишь? И шапку, ёпта… Давай сюда… Или вон, на подоконник положь, никто не возьмёт, поди. Надо было тапочки тебе притортать ещё. Ладно, сойдёт. Я посторожу маленько, только ты давай, недолго.

— Батя, с меня подгон, — улыбнулся я. — Спасибо.

— Да ладно, чё. Мафия бессмертна. На сестру только не смотри, как на вия, в натуре. Спалишься.

Я быстро переоделся и, войдя в коридор, пошёл шаткой походкой налево от входа. Сразу пахнуло дезинфекцией и казённой едой. Кашей, капустой… Я осторожно осмотрелся. В противоположной части коридора было многолюдно, а здесь пусто.

Первая, вторая, третья… Отлично. Толкнул дверь с белым ромбиком, внутри которого красовалась чёрная девятка, и зашёл в палату. Палата была четырёхместной, но занята была только одна койка. Най ней лежал Саня Храпов. Он спал.

— Сань, — тихонько позвал я и легонько потряс его за плечо. — Саня…

Он приоткрыл глаза. Мутные. Что-то ему вкололи.

— Санёк, ты как?

Судя по виду, ему было не очень. Под глазом фингал на пол-лица, губы разбиты, рука в гипсе.

— Нормально, — с трудом проговорил он. — Жить буду…

Я пожал ему здоровую руку.

— Будешь, Саня. Хорошо жить будешь. Я должник твой.

— Да ладно, чё… Он бы, всё равно, рано или поздно…

— Что врачи сказали?

— Сказали, что родителей вызвали, — усмехнулся он.

— А менты были? Они же за это закроют его.

— Не закроют, — с трудом усмехнулся Саня. — Я сказал, хулиганы напали, хотели деньги зашибить, вот и избили.

— Ты что, не сдашь его?

— Ты чё, серьёзно?

Он прикрыл глаза.

— Саня!

— Нет, — твёрдо ответил он.

— Ладно, понял. Ещё что сказали? Врачи.

— Сказали решают, будут делать операцию или нет… — произнёс он и замолчал.

— Какую?

— Зашивать там чё-то, — пояснил он после паузы. — Х*й знает… Они меня накачали, не соображаю нихера. Ты это… уходи, скоро припрётся… родитель мой.

— Пойду-пойду, не переживай. Ты знаешь, что мне скажи, долго тебя тут продержат?

— Если без операции… тогда завтра домой отправят. Но это ничего, он уже ничего не сделает. Жалеет уже, что отхерачил. Я его знаю.

— Зашибись, жалеет он.

— Его Голод вчера чуть на куски не порвал. Сердце вырвать грозил. Это пи**ец угроза. Последняя. А тебе заныкаться надо. Батя если тебя не приведёт, ему… не позавидуешь, короче… А значит он будет жопу рвать, чтоб тебя взять. Ты сейчас и днём, и ночью под угрозой. Лучше уезжай отсюда.

— Какой он, нахрен, батя, после этого!

— Ничё, мне два года осталось, а потом он меня не увидит. А если его посадят, меня могут в интернат законопатить. Нахер надо, короче…

— Послушай. Можешь мне сказать кое-что? Я тут одно дельце хочу провернуть.

— Какое дельце?

Я взял стул, придвинул к кровати и начал объяснять суть вопроса. Но нормально поговорить мы не успели. Дверь открылась и тут же раздался резкий женский голос.

— Это ещё что за новости⁈

Я обернулся. На пороге стояла молодая, строгая и очень сердитая медсестра.

— Из какой палаты?

— Из третьей, — улыбнулся я. — Уже ухожу.

— Третья женская! А это что⁈

Увидев на мне брюки и ботинки, сестра разъярилась.

— А ну-ка, идём к завотделением! Как ты сюда пробрался⁈

— Ухожу-ухожу уже.

— Безобразие какое!

— Не должны такие красивые девушки быть такими сердитыми, — подмигнул я.

— Я сейчас милицию вызову!

— Ладно, Саня, выздоравливай скорее. Пошёл я.

Я вышел из палаты и пошёл на выход из отделения. За застеклённой дверью меня поджидал мужичок.

— Спалился? — усмехнулся он.

— Ага.

— Даже здесь слышно было.

Я снял халат, отдал хозяину и повернулся к двери. По коридору в сторону девятой палаты шёл врач и… Храп, похожий на бульдога чувак с огромными мешками под глазами и обвисшими брылями. Он шёл мимо стеклянной двери, за которой в этот момент стоял я. Почувствовав, что за ним наблюдают, он начал медленно оборачиваться на ходу. Мне очень хотелось, чтобы он меня увидел, хотелось сделать что-то, чтобы у него от злости башка взорвалась, например сложить руку, как пистолет и выстрелить в него или показать неприличный жест. Но, подумав, что это может плохо сказаться на Сане, я передумал и просто отвернулся.

— Тебе привет, — сказал я, забравшись в запорожец.

— Чё, прошёл что ли? — с недоверием спросил Алик.

— Прошёл-прошёл. Девятая палата, если что. Но я надеюсь, завтра его выпишут. Поглядим, в общем. Сможешь мне маякнуть, когда он дома появится?

— Чё сделать?

— Позвонить.

— Ну, ладно, попробую. Автомат есть.

— Хорошо. Отвези меня во «Встречу», пожалуйста.

— Сейчас что ли?

— Да.

— Ну, давай, заводи свой бэтмобиль.

Во «Встрече» меня встретили гостеприимно. Сапфир сразу разогнал всех подручных, что-то с ним обсуждавших, и сделал мне знак подойти.

— Жар, проходи, не стой! — сделал он широкий жест. — Садись ко мне за стол. Катя, принеси пива!

— Я не буду.

— Почему? — удивился он. — Зря. Хорошее пиво.

— Спасибо.

— Да ладно, чего там, тебе спасибо.

— Уже что ли? — нахмурился я.

— Да, вчера прямо.

Хм… мне казалось, брать Сапфира должны были позже, в конце марта. Ну, так даже лучше было.

— Я волыну-то велел Синице подбросить незаметно. Когда облава-то пришла, чик-чирик, мы у него в бане были. Там всё обшмонали и такие прихерели. Волына лежит в целлофан замотанная, прямо в бане. А на ней пальчики, пальчики, пальчики, и все не мои, а Синицины. Он дурачок меня обучал, как заряжать, передёргивать, досылать патрон. А я-то замотал и обратно ему. Его, когда брали он фраер шерстяной орал, мол, не моё это, Сапфир, типа, подкинул. Со страху-то лепил всё подряд, не стыдясь. В глаза мне смотрел и пургу гнал. Знал, что я знаю, шкуру спасал. Мусорята записали всё и меня взяли, и его. А потом пальчики проверили и привет. Сам себя приговорил дурень. Я его рожу век не забуду. Крыса конченая.

— Поздравляю, — усмехнулся я, — только…

— Что «только»? — тут же нахмурился он.

— Да, ничего, — махнул я рукой.

— Выкладывай в натуре!

— Нечего выкладывать. Просто хотел сказать, что Синица-то за предательство поплатился, а вот тому, кто всё это затеял похеру мороз. Ты лишился человека, которого он совратил с пути истинного, а сам остался в тени. Кукловоду от всей этой возни ни холодно, ни жарко. Выгодная у него позиция. Пусть он своего не добился, но и не потерял ничего. При своих остался.

— Это да, — помрачнел Сапфир.

— Голод, сука, выскользнул, падла. Припереть нечем, открутится, даже если сход устроить.

— Значит надо его самого припечатать так, чтобы больше уже не смог выскользнуть, правда? Подвести под ментов.

— Надо, — хмыкнул он. — Только… тебе что за дело до моих заморочек? Ты-то что с этого имеешь? Чужими руками хочешь Голода сковырнуть?

— Почему же чужими? — пожал я плечами. — Я и сам в этом деле готов поучаствовать. Но и без тебя Олег Николаевич, не обойдусь.

— Смотри какой кручёный мент мне попался. Ментам верить нельзя, вы суки продажные.

— Мне можно, я не мент.

— Не мент он. Давай, не мент, рассказывай.

— Детали пока прорабатываю, сообщу в ближайшее время, но есть ещё вопрос. Нет ли у тебя мента прикормленного?

До общаги я добрался на такси безо всяких приключений. Никто меня не поджидал и не бросался из-за угла. Храпу сейчас было чем заняться и без меня.

— О, пришёл! — разулыбался Давид. — Заходи, дорогой.

— Ты чего, — удивился я. — У тебя день рождения?

— Нет, — засмеялся он.

— У меня день рождения?

— Тоже нет, но дело у меня к тебе есть.

— Ну, давай своё дело, — кивнул я.

— Покушай сначала.

— Нет, не буду, я поел уже. Покушамши, так сказать.

Сапфир меня накормил, так что добывать сегодняшним вечером пищу было не надо.

— Ладно, я сам тогда.

— Говори, чего хотел-то.

— Короче… — замялся он, — знаю, как сказать. Ты Нину помнишь?

— Ну…

— Такая блондинка. Высокая, всё при ней…

— И что с этой Ниной? Жениться хочешь?

— Ой, да перестань, — нахмурился он. — Скажешь тоже. У нас свидание через на неделе, в ресторан пойдём. А после ресторана идти некуда, сам понимаешь. А мне, как на зло, подработку перенесли на этот день.

— Подработку? — удивился я.

— Ну, как её назвать-то? Сторожем по ночам в детском садике, забыл что ли?

— Слушай, Давид, я вот не понял, зачем тебе подработка? Тебе с основной работы денег не хватает?

— Эй-й-й! Зачем так говоришь! Работа такая, что грех отказываться. Пришёл, поспал спокойненько и всё. Семьдесят рэ на кармане в конце месяца.

— Так вот, сможешь выйти за меня? Я если не выйду, меня уволят, там разговор короткий. А желающих на это место дофига и больше. Ну что? Выручишь? Ты там придёшь на диванчике устроишься, выспишься хоть по-человечьи.

— Эх, Давид, Давид…

Я не успел сказать, мол, так и быть приду, потому что дверь распахнулась и в комнату ворвался Зубатый.

— Так! — чётко и безапелляционно отчеканил он. — Милиция! Жаров, сидеть на месте! Остальные на выход!

— Не торопись, Давид, — усмехнулся я. — Мент ненастоящий. Липовый, можно сказать.

Зубатый сделал несколько крупных шагов и, подойдя к Давиду, сунул ему под нос раскрытые корочки. Давид с тревогой посмотрел на удостоверение, бросил быстрый взгляд на меня, а потом молча встал и вышел из комнаты.

— Вот что, Жаров, — усмехнулся мент, глядя мне прямо в глаза. — Ситуация такая, что тебе не позавидуешь. Если тебя схватят люди Храпа, сам же понимаешь, какой для тебя вырисовывается итог. Будут выбивать информацию всеми методами, пока ты всё не расскажешь. А потом воткнут финку в бок, и поминай, как звали.

— И какой вариант? — спросил я, ясно понимая, куда он клонит. — Отдать всё тебе?

— Да, нужно всё отдать и точка. Ты уже должен был понять, что с такими деньжищами тебе не выжить. А так, отдашь, облегчишь совесть и никто тебя не будет дёргать.

— Нет денег, Зубатый. Ты придумал какую-то хрень, навёл на меня бандюков, и хочешь всё, типа, изменить. И не было у меня таких сумм. Так что попытка твоя разрубить этот узел, нелепа, если не сказать смешна.

Он прожёг меня взглядом. Пылающим от гнева, или от чего он там пылал.

— Зря, — усмехнулся старлей. — Очень даже зря. Потому что сейчас ты сам себе приговор подписал…

— Александ Петрович! — раздался из коридора звонкий голос Насти.

Она влетела в комнату и чуть не наткнулась на Зубатого.

— Ой… Здрасьте…

— В общем, если чего надумаешь, звони, — подвёл он итог. — Здрасьте.

На Настю он едва взглянул, хотя была она хорошо приготовлена ко встрече со мной. Все нужные акценты были сделаны, и её облик можно было назвать выверенным и совершенным — где было нужно, всё торчало, где было не нужно — ничего не топорщилось. Коса была туго сплетена и взывала к тому, чтобы её схватили сильной мужской рукой, а кофточка едва не лопалась под натиском юной не знающей покоя плоти.

Зубатый ещё раз сверкнул глазами, злясь, должно быть, ещё и на себя, потому что выступил неубедительно и тускло.

— Петля сжимается, — добавил он и вышел из комнаты.

Разумней всего было бы пожить несколько дней в другом месте. Не светиться здесь и затаиться. Но я, к собственному стыду, ещё не завёл секретного пристанища с какой-нибудь очаровательной хранительницей. Поэтому приходилось крутиться на глазах у хищников, пытающихся меня сожрать.

— Александр Петрович, завтра суббота, — улыбнулась Настя. — Вы что будете делать?

— Буду продолжать терапию, — ответил я. — Лежать и вспоминать. Как старый дед.

— То есть у вас планов нет?

— Нет, — подтвердил я.

— А поехали с нами на турбазу? — предложила она.

— Что за турбаза?

— Да наша, фабричная, не помните? В Елыкаево.

— Хм… — призадумался я.

— Поехали. Надо было раньше вам предложить, но я стеснялась… Мы едем с нашим цехом, профком путёвки выделял, помните? Несколько человек не смогли поехать, а проживание и питание уже оплачено.

— А напомни мне, пожалуйста, далеко ли она от города, турбаза эта?

— Полчаса на автобусе. Там есть остановка и ходит рейсовый каждые тридцать минут. Но туда мы на служебных поедем. Через час отправляемся от заводоуправления. Вот я балда, надо было сказать. Может, вы бы ещё кому-нибудь предложили…

— А знаешь, Настя, поехали, — поразмыслив, сказал я. — Свежий воздух может благотворно повлиять на мою память, правда же?

Пока суд да дело, пару дней побуду подальше отсюда. Подальше…

— Правда! — по-детски восторженно воскликнула Настя. — Как здорово! Вы из мужчин один будете, у нас одни девчата. Но зато у вас комната отдельная будет, девушку же к вам не подселят, понимаете? Я так рада! Там же лес хвойный замечательный, погуляете, сил наберётесь. Ну, тогда даю вам двадцать минут на сборы. Надо пораньше прийти.

Через двадцать минут мы вышли из общаги и пошли в сторону фабрики. Я несколько раз посмотрел по сторонам, выявляя опасность, но ничего подозрительного не заметил.

— Давайте тут срежем, — предложила Настя. — Мне надо тортик купить, девчонки поручили, а здесь дорога короче.

Я кивнул и сошёл на тропинку, туда, как раз, где на меня устраивали засаду. Сейчас дорога была свободна. Уже вечерело, опускались сумерки, что для конспирации было очень даже неплохо. Мы спокойно прошли по тропинке мимо ёлочек, завернули за трансформаторную будку и готовились, проскочив мимо голых прутьев кустов, оказаться на небольшом пустыре с обратной стороны булочной, когда я услышал торопливые шаги и приглушённые голоса.

Навстречу нам выскочили два человека.

— Жар, ты куда собрался? — глумливо спросил один.

Они стояли в тени, и я не мог их как следует рассмотреть.

— Да у него в сумке бабки. И у девки тоже.

— Девку не упустите, — раздалось сзади.

Их было трое. Я один.

— По крайней мере, не пятеро, да Насть? — как можно более беззаботно подмигнул ей я.