3. Домой, товарищ!
Не надо было тратить время на поиски Кофмана! Лучше бы сразу сюда поехал!
— Элла! — заорал я. — Давай скорее! Приходи в себя! Нужно торопиться! Ты там живая⁈ Очнись, твою мать! Очнись!
Из «Волги» вышли два человека и подошли к такси. В окно было хорошо всё видно. Я отошёл, опустился на колени и наклонился над люком. Снизу на меня смотрела испуганная девчонка. Теперь она стояла и мне было неплохо её видно.
— Ты кто такой? — хрипло произнесла она.
— Ангел хранитель! Давай скорее руку!
— Какой ещё хранитель! — сердито воскликнула заложница. — Мой отец деньги заплатит, и меня выпустят отсюда.
Дура малолетняя! Я вскочил и метнувшись к стене, подхватил стул, бросился к двери, закрыл её поплотнее и подпёр стулом, уперев его под ручкой. Надолго его не хватит, но хотя бы чуточку времени выиграть.
— Элла, давай руку! Они тебя убьют. Им не нужны свидетели. Получат бабки, а тебя… Давай скорее!
С улицы донеслись голоса. Я поднялся и глянул в окно. Разговор шёл на повышенных тонах. Толоконников лез в открытую дверью такси и, кажется, пытался вытащить водителя наружу. Блин! Подставил я водилу.
— Да вылезешь ты или нет⁈ — взорвался я. — Из-за тебя ни в чём не повинного человека сейчас ухлопают! Давай!
Я снова посмотрел в окно. Калитка отворилась. В ней показался светловолосый чувак в кроссовках, тот самый что бежал за мной к остановке. Он бросил взгляд на дом, но не пошёл дальше, а, наоборот, вернулся на улицу.
— Быстро, твою мать! — гаркнул я, склоняясь над дырой в полу.
Девчонка прикусила нижнюю губу и протянула руку вверх. Лестницы поблизости не было поэтому я лёг на пол и обхватил её запястье.
— Держись за руку! Крепче! Сейчас я тебя дёрну, а ты хватайся второй рукой за край! Помогай мне!
— Разве ж так руку предлагают?
— Что? — опешил я.
— А сердце?
— Потом скажешь, ладно? Готова?
— Стоит быть похищенной, чтобы получить предложение руки и сердца?
Бестолочь! Я потянул её наверх. Она оказалась худенькой и лёгкой, как пушинка. Тем не менее пришлось немного повозиться, прежде чем я смог вытащить её наружу. Чумазая, бледная, перепуганная, замёрзшая — смотреть было страшно. А глаза… не глаза, а глазищи, огромные чёрные, зарёванные. И ещё ресницы, длинные и пушистые. Больше ничего и не запомнил поначалу.
Из-за окна доносились крики. Сквозь редкий штакетник забора я увидел Толоконникова. Он стоял на коленях в грязи и держался за перебитую руку, а таксист отчаянно размахивал монтировкой. Блондин в кроссовках и ещё один бандос кавказского вида с ножом в руке наседали на него с двух сторон.
Я подбежал к противоположной стене комнаты и открыл окно.
— Вылезай, быстро! Беги туда, перелезь через забор и лети на всех парах. Держись в стороне от дороги. Как только увидишь телефон-автомат, вызывай полицию! То есть милицию! Поняла?
Она молча покрутила головой.
— Что непонятно? — нетерпеливо воскликнул я.
— Зачем мне бежать, если отец заплатит выкуп?
— Затем, что вот они сейчас пытаются убрать свидетеля, посмотри в окно. Думаешь, они оставят в живых тебя? Сейчас некогда разговаривать, я потом всё объясню. Давай милая, поторапливайся. Под лежачий камень мы всегда успеем, да? Скоро всё кончится. Беги, как заяц!
Она выбралась в окно, а я поднял, лежащую на полу у печки ржавую кочергу и убрал стул от двери. Надо было идти на выручку таксисту, принявшему удар на себя. Я вылетел из дома, как метеор.. Спасибо за открытую калитку.
Меня распирали гнев и злоба. В такие мгновенья я за себя не отвечал. Вкус этого дела мне был знаком. Бандосы и ойкнуть не успели, как кочерга прилетела по хребтине армянину, или кто он там был.
Пока блондинчик только поворачивался в мою сторону, херак, я вытянул по спине чувака с ножом. Он охнул, резко обернулся и тут же получил по руке с зажатой в кулаке финкой.
— Хватай пацана! — зарычал Толоконников. — Это же он! Тот самый!
Сам он попытался подняться на ноги, но тут же получил ногой в ухо от водилы и рухнул в снежное крошево. Армянин тихо выл, придерживая повисшую плетью руку. Оставался блондин. Рожа у него была хищная, острый нос и широкие, туго обтянутые кожей скулы.
Он сплюнул сквозь зубы, блеснув золотой фиксой, и, переводя взгляд с меня на водителя, вынул из кармана перо. Щёлк — вылетело быстрое, как ртуть лезвие. Таксист в беретке и с монтировкой был сейчас вылитым Папановым из «Бриллиантовой руки» из сцены на автомойке.
У вас ус отклеился…
Мы надвигались с двух сторон, и блондин отступил, держа руку с пером впереди себя и переводя её слева направо, направляя то на таксиста, то на меня. Шаг за шагом он пятился к своей машине.
— Обходи с фланга! — скомандовал я, поскольку водительская дверь, куда сдвигался противник, была со стороны моего напарника.
Но напарник не торопился исполнять команду и ввязываться в новое сражение.
— Обходи! Уйдёт гад!
Водитель не ответил, и блондин неожиданно прытко отскочил назад. Я рванул к нему, но он, собака, поднажал и успел заскочить в машину и захлопнуть дверь. На неё тут же обрушилась моя кочерга, превращая стекло в алмазную россыпь, блеснувшую в лучах вечернего солнца.
Взревел мотор, машина дёрнулась и рванула назад, а кочерга саданула по толстому, не то, что нынче, металлу капота. Собственно, и всё. Блондин ракетой попёр назад, резко тормознул, эффектно разворачиваясь, как на ралли и, ударив по газам помчал по Путилковскому шоссе.
— Семён Семёныч! — в сердцах высказал я. — Упустили собаку!
— Ну, ты меня и втравил, пацанчик, — замотал головой таксист. — Только я не Семён, а Антон Семёныч.
— Да, слышал, как диспетчер вас величал, — кивнул я. — Спасибо за содействие.
— Спасибо? Да ты со мной не расплатишься теперь. Из-за чего, вообще-то, сыр-бор?
— Бандиты это. Надо их в милицию везти.
Армянин, тем временем, пришёл в себя от первого шока и, придерживая руку, семенил в сторону леса. Да и Толоконников начал оживать. Я кинулся вдогонку и с налёта, пнув по ноге, подсёк беглеца, заставив упасть на руку.
— А-а-а!!! — завыл он.
— Верёвка есть? — крикнул я.
— В Греции всё есть. Точно в ментовку их надо?
— Ну, а куда ещё? Они с ножом на вас напали? Напали. Значит…
— Не надо в милицию! — раздался вдруг робкий девичий голос от калитки.
Мы с «Папановым» резко обернулись. У забора стояла Элла Кофман, похищенная дочка директора универсама.
— Ты почему не убежала⁈ — напустился на неё я.
— Надо их к папе отвезти. Он сам разберётся.
— А это кто? — выкатил глаза водила.
— Та, которую мы тут с вами спасали от бандитов. Ты почему не послушалась?
— Так вы же победили…
Победили, твою мать…
Верёвка у таксиста действительно нашлась. И отмудоханные похитители были размещены в багажнике и на заднем сиденьи. Толоконников пошёл в багажник, а армянин — в салон. Девушка села вперёд, а я уселся рядом с задержанным. Кочерга осталась со мной.
Таксист, вникнув в ситуацию, сначала категорически не желал везти бандосов никуда, кроме милиции, но Элла настаивала. Я, честно говоря, тоже полагал, что нужно отдать покалеченных похитителей в руки властей, но, когда заложница озвучила сумму вознаграждения, Антон Семёныч резко изменил точку зрения, и я остался в меньшинстве.
После некоторых размышлений я подумал, что, возможно, так действительно будет лучше. Судя по количеству денег в портфеле, дела у Якова Кофмана шли неплохо и не исключено, что он имел собственную гвардию, способную проводить силовые действия. Сочувствия к Толоконникову и его подельникам я не испытывал, хорошо помня дело похищенной девушки и того, что он с ней сделал, прежде чем лишить жизни.
Таким, как он, на мой сугубо непрофессиональный взгляд, не стоило коптить небо. А в суде все его злодеяния ещё и доказать надо. С другой стороны, если Яков Кофман не располагает возможностями для осуществления возмездия, тогда точно нужно обращаться в полицию. Ну, то есть, куда следует.
Но в этом случае пришлось бы набуробить горы вранья о том, как я подслушал разговоры преступников, нашёл портфель и решил освободить заложницу. При этом могло возникнуть множество неувязок, как, например, вопрос о том, почему я сразу не помчался в милицию и тому подобное. Кофману, конечно, тоже пришлось бы врать, но это было проще.
В общем, мы поехали к папе девочки.
— Только ещё час назад его дома не было, — с сомнением сказал я. — И на работе тоже. Я и там, и там был.
— Не было дома? — насторожилась девушка, поворачиваясь ко мне. — А как вы узнали адрес?
А она красотка. Если отмыть да дать отдохнуть, стала бы настоящей звездой. Глазищи — это что-то с чем-то. Вспомнился «Айвенго».
— В справочном бюро узнал.
— А-а-а, — протянула она. — Грузинский вал дали?
— Ну, да…
— Нет, мы на Патриарших живём. Надо туда ехать.
— Надо сначала позвонить твоему папе, — ответил я, — и предупредить, что у нас тут живые трофеи имеются.
Мы остановились у таксофона. Двушки не было ни у меня, ни у Эллы.
— Держите, — недовольно протянул две копейки таксист. — С вами расход один.
Я хмыкнул. Девушка зашла в кабину, сняла тяжёлую карболитовую трубку и опустила монетку в узкую прорезь автомата. Набрала номер. Ответили сразу.
— Пап, это я…
На том конце раздался возбуждённый голос. Мне даже на расстоянии слышно было.
— Нет, меня освободили. Тут парень какой-то и таксист… Да, цела… Не знаю… Нет, не похоже. Да нет же, они отделали тех, кто… ну, тех, кто похитил. Связали и засунули в машину. Они спрашивают, куда везти бандитов… Не знаю… Про деньги не знаю…
— Деньги в камере хранения на вокзале, — сказал я.
Она повторила.
— Куда-куда? — нахмурилась Элла. — Да, припоминаю, но скажи адрес. Хорошо… Да, я всё поняла.
Минут через двадцать мы заехали на территорию овощной базы. Внутри просторной, огороженной железобетонными плитами площадки стояло две «Волги» и одна «буханка». К нам направился нестарый подтянутый человек. Совершенно лысый, с тёмными кругами под глазами, глубокими морщинами и иссиня-чёрным подбородком. Тише, Маша, я Котовский.
Он шёл быстро и энергично. Элла выскочила из машины и бросилась к нему. Они обнялись, и она заплакала. Вообще, держалась она молодцом, я и не ожидал даже. Советская закалка, не иначе. Я тоже вышел из машины.
— Вот, — всхлипнула героиня сегодняшней телепрограммы, — это он, который меня освободил.
Кофман смерил меня взглядом.
— Деньги у тебя? — спросил он.
— На Белорусском вокзале, в камере хранения.
— Хорошо, сейчас поедешь с моим человеком и привезёшь.
— Не вопрос, отдам ему там и всё.
— Нет, не всё, — заявил он тоном человека, привыкшего командовать.
Я хмыкнул. Только мне его привычки по барабану.
— Там вся сумма?
— Почти, — пожал я плечами. — Пятьсот рублей обещано Антону Семёновичу, таксисту. Он случайно в это дело попал, но не растерялся и обезвредил главного негодяя. Он в багажнике, кстати. И так, по мелочи, разменять надо было на камеру хранения, на попутке проехать. Накладные расходы, одним словом.
Завмаг кивнул своим людям, четверым крепким молодчикам, стоявшим за ним, и те подошли к такси сзади. Из машины вышел таксист и открыл багажник ключом. И в тот же миг Толоконников, как освобождённая пружина, как бешеный зверь, почуявший неминуемую гибель, рванул вперёд, но тут же получил боковой в челюсть от одного из парней. И рухнул в чёрную разъезженную жижу.
— Берите этого и второго, — нахмурился босс. — В уазик обоих.
— Ещё третий был, — сказал я, — но ему удалось скрыться.
— Давайте, рассказывайте всё по порядку.
Ну, я и рассказал свою легенду. Случайно услышал разговор двух бандитов в подъезде, когда шёл к бабушке. Поднялся, взял портфель, спустился вниз, вырубил одного, второй, видать сверху пешком шёл. Ну, а дальше примерно, всё, как было на самом деле, включая погоню, патрульных ментов, поиски самого Кофмана и поездку в Путилково.
Таксист пристально на меня смотрел, но не перебивал. Ему явно хотелось поскорее отсюда отчалить, так что небольшие несоответствия в моём рассказе тому, как мы в действительности искали дом, он не прокомментировал.
— А зачем портфель взял? — нахмурился Кофман. — Поживиться хотел? Это же мою дочь под удар ставило.
— Наоборот, — пожал я плечами. — Когда деньги оказались бы у них, им уже незачем было сохранять Элле жизнь. А так, пока денег не было, они держали бы её живой. Они же не знали, кто именно взял деньги и были ли они на самом деле. А почему, кстати, ваших людей там не было?
Он глянул на своих парней, но не ответил.
— Ладно, — кивнул он, помолчав немного. — Женя и Артём, поезжайте с… как тебя, кстати?
— Э-э-э… Александр.
— Вот, поезжайте с Александром на вокзал, возьмите портфель из камеры хранения и привезите его ко мне. И портфель и Александра.
— Сюда?
— Нет, домой, — ответила Элла за своего отца. — Домой к нам привезите.
— Элла!
— Нет, папа, мы должны его принять дома, он меня спас. Жизнью рисковал.
Кофман посмотрел на дочь, потом на меня.
— Вы раньше были знакомы?
— Нет, — мотнул я головой. — Я не настаиваю на приглашении. Отдам портфель и на этом распрощаемся. Ваш человек проверит, что деньги на месте и…
— Нет, — притопнула ножкой бывшая заложница. — Вы должны обязательно быть у нас сегодня же.
— Ну, ладно, — усмехнулся я. — Раз должен, почему бы и нет.
— Решено, — кивнул Кофман и повернулся к таксисту. — Большое спасибо, Антон Семёнович, за помощь. Я искренне вам признателен.
Он вытащил из кармана тонкого импортного пальто с коротким ворсом пухлый портмоне и, раскрыв, отсчитал пятнадцать сотенных бумажек.
— Пожалуйста, пусть сегодняшнее происшествие останется между нами.
— Так мне же диспетчеру… — обескураженно начал «Папанов».
— Ну, вы уж придумайте что-нибудь. Только наши тайны не выдавайте, хорошо? Мы этот вопрос решим по-своему, по-семейному. Вы поймите, зачем нам огласка, бессмысленная трата времени, слухи… Да? Мы понимаем друг друга?
Судя по тому, что водила не сводил глаз с пятнадцати сотенных, они друг друга понимали.
— Ну…
— Вот и отлично, — резюмировал Кофман, протягивая деньги.
— Ладно, вопросов нет, — крякнул таксист. — Были, да кончились.
Я сел в машину с двумя громилами и поехал на вокзал. Забрал портфель и передал своим сопровождающим, а потом вместе с ними отправился на Патрики. Честно говоря, вопросы о том, где я и кто я в этой суматохе отступили на задний план и даже не возникали. А теперь вот снова встали, в полный рост, так сказать.
То, что со мной происходило сегодня никаким сном, никаким дурманом не объяснялось. Это вообще никак не объяснялось. Материя, как говорится, есть объективная реальность, данная нам в ощущении… М-да… А если это всё надолго? Или, например, навсегда? Я даже и не знал, что думать…
Квартира Кофманов была обставлена роскошно. И сама квартира роскошная, и обстановка. Антикварная мебель, картины, паркет, богатые портьеры. Вычурность не в моём вкусе, но стоимость всего прямо бросалась в глаза.
— Проходите, молодые люди, — приветливо улыбнулась яркая черноволосая дама, открывая дверь. — Я Эллочкина мама, Ада Григорьевна.
— Очень приятно, — кивнул я. — Я Александр… э-э-э… Жаров… С наступающим вас.
Ну вот, я и назвался чужим именем. В прихожую вышел и отец Эллочки.
— Порядок? — настороженно спросил он у парней.
— Да, вроде, — ответил один из них и протянул портфель.
— Ада, проводи гостя в гостиную, а вы подождите в машине пока.
Парни тут же вышли, а я двинулся за Адой Григорьевной.
— Как Элла себя чувствует? — спросил я. — С ней всё в порядке?
— Да-да, к счастью, всё в порядке. Только что доктор ушёл. Он её осматривал. Она так вымотана и потрясена, что уже уснула. Это такой ужас и кошмар, что просто не укладывается в голове. Я до сих пор осознать произошедшее не могу. Вы даже не представляете, через что мы все прошли. Врач посоветовал ей несколько дней оставаться в полном покое.
— Думаю, вам этот совет тоже не помешает, — понимающе улыбнулся я. — Я не планировал вас беспокоить, но ваш супруг настоял.
— Что вы, Александр, какое же это беспокойство.
— Это я настояла, — раздался дерзкий и немного хриплый голос от двери.
— Эллочка, ты зачем поднялась? Тебе же доктор…
— Да всё нормально, мама. Подростковая психика очень гибкая, врач же сказал.
Я хмыкнул. Подростковая. Ей восемнадцать, вообще-то. Студентка меда. Уже не лялька. Хотя, на вид ещё дитя. Она стояла в коротком шёлковом халате, выставив напоказ загорелые стройные ноги, и выглядела очень даже ничего. Привлекательно выглядела. Я вдруг почувствовал интерес. Давненько, как говорится не брал я в руки шашки.
Я оглядел её с головы до ног и подмигнул. Она только плечиком повела, смотрите какая. Вошёл глава семейства, успокоенный после пересчёта билетов государственного банка СССР.
— Ну, что же, Александр, присаживайся, — показал он на стул за столом. — Ада, давай будем ужинать. Элла, я так понимаю пришла в себя, достаточно, чтобы присоединиться. Переоденься пойди.
Девушка вспыхнула, покраснела, но перечить не стала, молча повернулась и вышла, причём, плавные покачивания бёдрами я принял исключительно на свой счёт. Вскоре она появилась в ещё более короткой джинсовой юбке и футболке, надетой на голое тело.
Кофман крякнул, но ничего не сказал, а она победно улыбнулась. Действительно гибкая психика, почти такая же, как девичий стан. Хоть она и просидела в холодном подземелье всего один день, меньше суток, тем не менее, реакция была весьма странной. Впрочем, она, как мне показалось, не верила, что с ней могло случиться что-то плохое.
Отец Эллы подробно расспросил кто я такой и что делаю в Москве. Узнав, что я москвич, но по распределению работаю на швейной фабрике в Сибири, а здесь сейчас нахожусь в командировке, успокоился, решив, что с моей стороны его дочери ничего не угрожает. В смысле, никаких амурных глупостей, на фоне внезапной любви к рыцарю-освободителю не предвидится. Банально, в силу нешуточного расстояния.
Ещё его крайне интересовал вопрос, не связан ли я с милицией или прокуратурой. Но узнав, что я занимаюсь вопросами снабжения, кажется, успокоился. И уже ничто не мешало нам сосредоточиться на еде.
Кормили в этом доме отменно. Увидев обильный стол, я понял, насколько голоден. Пирожок, проглоченный на вокзале, давно уже превратился в смутное воспоминание. Ели курицу и рыбу фиш, баклажаны и что-то ещё вроде хумуса. Ну и, разумеется, заморские деликатесы на столе тоже присутствовали. Ветчина, финский сервелат, и даже наш отечественный торт «Птичье молоко».
— Яше сегодня из «Праги» прислали.
Ну, ещё бы. Яша — величина.
В конце вечера завмаг завёл меня к себе в кабинет и прикрыл дверь.
— Александр, я хочу сказать тебе пару слов. Это, естественно, слова благодарности.
— Да, вы уже сказали, — кивнул я.
Удивительно, этот дядя был младше меня, но сейчас я чувствовал себя очень молодым человеком.
— Сказал, да. Но не всё, что хотел. Ты показал себя честным и бескорыстным человеком. И благородным. Не позарился на деньги, а деньги были немалые. Это характеризует тебя вполне определённо. Поэтому я хочу выдать тебе небольшую премию.
— Да вы что, мне не надо, — покачал я головой. — Я ведь не из-за денег.
Просто я знал, чем дело кончится и не мог не попытаться помешать.
— Не из-за денег, но деньги никому ещё не повредили в этой жизни. Держи. И вот ещё что, если что-то понадобится, обязательно дай мне знать, чем смогу всегда помогу.
Он протянул мне две пачки сотенных.
— Держи, не робей. Бери-бери, я от чистого сердца.
Мне было и неловко, и не особенно приятно, но он буквально запихнул мне деньги в карман пиджака.
— Ещё хочу попросить… Элла девочка горячая, с фантазией, может нафантазировать неизвестно чего, а ты парень уже зрелый, с пониманием…
Я хмыкнул и кивнул.
— С пониманием, не без этого.
— Ты хороший человек, но ей пока учиться надо, а не…
— Слушайте, Яков Михайлович, вы не беспокойтесь. Я и без денег понять могу.
Я полез в карман, чтобы вытащить его награду.
— Не обижай, — серьёзно помотал он головой. — Это не отступные. Это просто премия.
В итоге бабки остались у меня.
— Я могу рассчитывать, что всё произошедшее останется в тайне?
— Естественно, — подтвердил я. — Я не болтливый и не слишком любопытный.
— Это хорошие качества. Мужские.
Мы вышли в прихожую.
— Сашенька, — улыбнулась мама Эллы. — Большое вам спасибо. Вот возьмите, это торт и шампанское. И вот, мимозу ещё. Бабушку с праздником поздравите, а то вы ведь сегодня не успели ничего купить.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Действительно, вечер уже.
Блин, встречу с бабушкой я не планировал. Подобная перспектива меня не радовала. Собственно, я пока вообще ничего не планировал, хотя и стоило бы. Ещё как стоило. Впрочем, чего там планировать, нужно было попытаться вернуться обратно в своё время, пока весь этот пипец не зашёл чересчур далеко.
— Забегай, когда в Москве будешь, — пожала плечами Элла и подмигнула, возвращая моё собственное подмигивание.
Она сложила руки на груди, отчего тонкая ткань футболки натянулась, чётко обрисовывая острые шишечки на её выпуклостях. Я усмехнулся. Хороша злодейка.
— Ладно, забегу. Ты смотри, больше не попадайся в лапы к бандитам.
— Теперь с ней всегда мой человек будет ходить, — хмуро заметил её отец.
— Ну, папа! — возмущённо воскликнула она, резко поворачиваясь к отцу.
Я едва заметно усмехнулся. Про судьбу Толоконникова и его подельника я не спрашивал. Тут мне было всё более-менее понятно.
Ребята Кофмана довезли меня до Ленинградского шоссе. До того места, где, собственно, всё и началось, до сто двенадцатого дома дробь один, корпус один. На лавочке у подъезда сидел понурый человек. Я остановился и присмотрелся, потому что он показался мне смутно знакомым.
Надо же, это был тот самый бомж, которого не так далеко отсюда прессовали патрульные. Усталый, пыльный и несвежий.
— Здорово, отец, — кивнул я, присаживаясь рядом с ним. — Ты чего здесь мёрзнешь сидишь? Ты кто?
— Я? — осклабился он. — Бывший интеллигентный человек. БИЧ.
— И чего тут делаешь? Бичуешь?
— Бичую. Чего мне ещё делать. А ты кто?
Я поставил коробку с тортом рядом с собой, положил букет, откинулся на спинку и втянул свежий, слегка морозный московский воздух. Советский. Советский воздух. Бодрящий, наполняющий энергией и оптимизмом. А оптимизма в моей жизни давно уже не хватало…
— Хороший вопрос, — покивал я. — Только отвечать больно долго.
И не известно что.
— Пока сам себе не ответишь, кто ты есть, будешь болтаться, как говно в проруби.
— Или я хороший человек, или оно все-таки тонет, — усмехнулся я.
— Юморист, — прохрипел растянулся в улыбке бич.
— Ну, типа, — согласился я. — Я много кто так-то. Например, десантник, которому в восемьдесят седьмом полноги оторвало. Подойдёт такой ответ?
Он поморщился.
— Мне всё подойдёт. И что ты без ноги делал в своём восемьдесят седьмом?
— Бухал, батя. Крепко бухал.
— А потом?
— А потом перестал, — вздохнул я. — В школу пошёл работать. Друзья пристроили, труды вести. Потом универ закончил, стал дерзким салабонам литературу преподавать. Хотел в бизнес, да не получилось у меня. Деньги занял, да не отбил. Снова бухал.
— Хех, — усмехнулся бомж, — эк завернул. В бизнес.
— Точно.
— Так щас учитель, что ли?
— Нет, пристроили в телевизор. Когда из школы попёрли. Не сразу, правда, ещё всякое другое было.
— Всякое — это да…
— Точно… Сначала редактору помогал, потом стал сценарии писать. В группе товарищей. А теперь вот вообще самостоятельно.
— И чего, не нравится что ли?
— Да как сказать… Грех жаловаться. Зарплата нормальная…
Надо было зайти в подъезд и подняться туда, где стоят софиты. Если это был «портал», я мог вернуться обратно в своё время. А что, сгонял типа в командировку, спас барышню, можно и назад идти. В одиночество и… как вот этот бич, практически…
— А жена, дети? — спросил тот, обдавая меня запахом «керосина».
Я ничего не ответил.
— Бросай ты свой телевизор, — махнул он рукой. — Лучше нормальным делом займись. Чтоб по-настоящему, а не эта… иллюзия.
— Как ты?
— Ну, хотя бы.
— Послушай, философ, тебе сколько денег для нормальной жизни надо?
— Червонец, — не задумываясь ответил он.
— А если хорошо подумать? Дай простор фантазии. Чтобы паспорт справить, не забухать, а новую жизнь начать. Работу найти. Не размышлял ты над этим?
— Сто рублей, — так же быстро ответил он.
Я запустил руку в карман и, не считая, вытянул несколько сотенных.
— Держи. Только не пропей. На дело потрать.
Он взял, хмыкнул и, не глядя, засунул деньги в карман.
— И ментам не попадайся. Отберут.
Бич кивнул.
— А ты, — прохрипел он, — определись, чего хочешь. Откуда ты и куда идти думаешь. Определись, сынок. Где свои, где чужие. Без этого никак. Пропадёшь без этого. Хотя, всегда ведь в бичи можно податься, да?
Он криво улыбнулся и встал с лавочки.
— Сейчас, кстати, какой год на дворе?
— Две тысячи двадцать четвёртый, — ответил я.
— О! — удивлённо покрутил он головой. — Новый век наступил, а я и не заметил. Благодарствуй, добрый человек, за презренный металл и за щедрость. Если чего надо, обращайся, я всегда поблизости ошиваюсь.
Повернувшись, бич поднял воротник и поплёлся в сторону арки, а я вошёл в подъезд, поднялся по трём ступенькам и нажал кнопку. Новенький, незагаженный лифт довёз меня до верхнего этажа. Я вышел и подошёл к последнему пролёту, ведущему на площадку, туда, где был выход на крышу. И туда, где наши телевизионщики оставили свет и портфель с деньгами.
— Определись, сынок, — повторил я слова бича.
Это можно. Я кивнул. Это мы махом…
Собственно, и так всё было понятно. Я снова кивнул, прочистил горло и ступил здоровой ногой на ступеньку. Раздался лёгкий электрический гул…