21

В воскресенье учитель Ягош снова ждал у церкви в Вельке. В этот раз он сразу же подошел к Марушке, как только она вышла из ворот. Девушка вопросительно посмотрела на него.

— Чрезвычайные обстоятельства, Марушка, дело очень спешное, — сказал он, едва они оказались на улице. Глаза у него были грустные и более серьезные, чем обычно. — Может быть, зайдешь к нам?

Марушка, не говоря ни слова, последовала за ним. Они перешли Величку и направились к Яворнику. Учитель жил в конце села.

Они молча долго шли рядом, а затем Марушка спросила:

— Что вы думаете о закрытии высших учебных заведений, пан учитель?

Ягош вздохнул и печально покачал головой:

— Это плохо для вас, молодых. И особенно для твоих сверстников. Ведь скоро экзамены на аттестат зрелости… — Помолчав минуту, он добавил: — Мой сын учится в пятом классе.

— Через три года высшие школы опять откроют, — успокоительно заметила Марушка.

Учитель горько улыбнулся:

— Не строй иллюзий, девочка. Это продуманный удар по нашей интеллигенции. Они хотят ее ликвидировать. Думающий человек для фашистов — самая большая опасность.

Они поднялись на застекленную веранду. Дом был просторный и тихий. Учитель отвел Марушку на второй этаж и тихонько постучал в крайнюю дверь. В замке повернулся ключ, и в приоткрытых дверях появился темноволосый молодой человек. Глаза его за стеклами очков смотрели удивленно.

— Не бойся, — успокоил его Ягош, — веду к тебе компаньонку.

Марушка села в предложенное кресло.

— Я не буду представлять вас, подобные формальности сейчас ни к чему. Да и мы тоже незнакомы, — показал учитель головой в сторону молодого человека, — Я знаю о нем лишь то, что он студент из Праги, беженец. Немцы напали на их общежитие. Ему нужно попасть в Словакию.

Студент молча кивнул.

— Поэтому я и позвал тебя к нам, Марушка, — продолжал учитель. — Этот молодой человек должен исчезнуть как можно быстрее. Уже сегодня.

— Днем? — удивленно посмотрела на него Марушка.

— А почему бы и нет? — беззаботным тоном произнес Ягош. — Что удивительного в том, если ты в воскресенье выйдешь на прогулку с красивым молодым человеком?

— Конечно, — поняла Марушка, — и отведу его в какой-нибудь дом, который находится уже за шлагбаумом. Скажем, к Черниковым или лучше к Саботовым, это будет безопаснее. Мартин может переодеть его в одежду брата, и немцы ничего не узнают.

— Ну и молодец Марушка! — восхитился учитель. — Откуда это в тебе? Или ты уже занималась подобными вещами?

— Нет, — засмеялась Марушка, — просто я знаю, что Мартин уже кое-что подобное делал.

— Так ты зайди к нему, чтобы предупредить… А после обеда будешь ждать нас на Вапенке, я приведу тебе туда кавалера, — пошутил учитель, — Посмотрите на себя как следует, чтобы узнать потом друг друга. Смотри, Марушка, не уйди с другим. И будь с ним приветлива, пусть у него за границей останутся воспоминания о том, какие милые у нас девушки.

— Но он же вернется, когда мы их выгоним, — быстро проговорила Марушка, заметив, что в глазах студента после слов учителя появилась грусть. — А мы их выгоним.


Утренние зори становились все холоднее, иней на траве держался долго, до середины дня. А однажды траву покрыл толстый слой снега. Перед вокзалом вновь появились сани из отдаленных деревень. У лошадей, накрытых попонами, из ноздрей валил пар.

В трактире у Ганчаровых все время было полно народу. Хотя в гостинице жили немецкие таможенники, в трактире все равно собирались хуторяне, чтобы поиграть в карты и поговорить за стопкой можжевеловки.

Близилось рождество, и немцы пытались завязать дружеский разговор с местными жителями.

— Спойте что-нибудь, какую-нибудь вашу, национальную, — благосклонно улыбнулся гестаповец Кюнце группе заросших мужчин.

Хуторяне так посмотрели на него, что у очкастого гестаповца мороз пробежал по коже. Но он попытался взять себя в руки.

Та наша песенка чешская… —

запел он и бодро произнес:

— Да, это очень хорошая песня, патриотическая, — и снова запел:

Та наша песенка чешская…

Мужчины посмотрели друг на друга, и все сразу грохнули:

Забросьте, людишки,

Вилки и ножики,

Все равно нечего жрать,

Все у нас забрали,

Лишь нам оставили

Гаху и протекторат…

Кюнце удовлетворенно улыбнулся и, покачиваясь из стороны в сторону, довольно сказал:

— Да, Гаху и протекторат… Тоже очень патриотическая песня, национальная.

В прокуренное помещение трактира ворвалась снаружи волна свежего морозного воздуха. На пороге стоял посыльный с фонарем в руке. Он тревожно оглядывал помещение. Увидев Кюнце, посыльный подошел к нему и что-то взволнованно сказал, показывая при этом рукой в сторону путей.

Глаза гестаповца за стеклами очков побелели.

— Что? — заорал он и замахнулся.

Хуторяне поднялись из-за столов. Но Кюнце уже выскочил из трактира и бросился бежать.

— Что случилось? — спросили у посыльного.

— Немецкий таможенник попал под поезд, — сообщил он дрожащим голосом, — тот высокий… красавец.

На путях было полно народу, около стоящего поезда мелькали мундиры гестаповцев, серо-зеленая форма таможенников и кожаные плащи протекторатских жандармов.

— Как я мог остановиться? — отмахивался машинист от орущего Кюнце. — Ведь такой туман, что в двух шагах ничего не видно!

— Позвоните доктору, быстро! — приказал Кюнце.

— Доктор ему уже не поможет, — проворчал жандармский прапорщик, но все же направился в кабинет начальника станции.

В эту минуту учитель Ягош разъяснял доктору из Вельки:

— Ничего уже нельзя было сделать, пан доктор. Он поймал нас как раз на границе. Я переводил десять человек… Мы просили его отпустить их подобру-поздорову, но он ни в какую. И сразу за пистолет…

Ягош помолчал, вытащил платок и поспешно вытер со лба пот… С той ужасной минуты он жил как в кошмарном сне. Он даже не знал, кто из них, собственно говоря, сбил немецкого таможенника. Опомнился он лишь тогда, когда услышал вдалеке свисток паровоза.

— Быстро положите его на рельсы, как раз идет поезд из Миявы.

Все это было делом нескольких мгновений.

— А теперь идите туда! Заблудиться вы не можете. Через минуту встретите Палко… Пароль: «Не знаете, кто бы нам продал трубочный табак?» Не забудьте. А ответ вам известен, — торопливо говорил он беженцам. — Мне сейчас же нужно к доктору. Все в его руках.

Теперь он стоял здесь, и доктор из Вельки слушал его, сосредоточенно глядя на него серыми глазами.

На письменном столе зазвонил телефон.

Врач поднял трубку. Минуту он держал ее у уха, несколько раз хмыкнул и наконец сказал:

— Хорошо, я сейчас же туда приеду. — Положив трубку, он обратился к учителю: — Как раз по этому поводу звонили.

Ягош уставился на него испытующим взглядом:

— Теперь все зависит от вас, пан доктор.

Врач снял белый халат, повесил его в шкаф и подал руку учителю со словами:

— Я сделаю все, что будет в моих силах. Можете на меня рассчитывать.

Загрузка...