Исследование сновидений в состоянии ясного сознания

ГЛАВА 7 ИНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Лишь немногие люди, и ты в их числе, дорогой читатель, найдут что-либо важное или любопытное в этих воспоминаниях. Ленивый обыватель посмотрит на них, как на пустую игру воображения, предназначенную для того, чтобы его позабавить, и быстро их забудет. Образованный обыватель, смеясь, произнесёт несколько авторитетных слов, в которых он найдёт объяснение всему вопросу.

Один такой[11], чья книга сейчас лежит передо мною, претендует на решение всех тайн сновидений. Подумать только-всех тайн! И вот он произносит несколько пустых фраз, которые, по его мнению, как волшебное слово «Сезам, откройся!» должны открыть все двери в ту неизъяснимую, чудесную, неисследованную реальность, и которые сводятся к формуле: «сновидение — это исполнение желаний». После чего, этот человек, довольный собой, тешится, что изрёк нечто великое.

*

Я не могу представить вам достоверные доказательства того, что девушка, вызванная мной в сновидении, и в самом деле была моя возлюбленная, которая предстала той ночью в образе невесты. Некоторые факты, вероятно, можно было бы посчитать за доказательства того, что мои ночные наблюдения не просто порождения моего собственного воображения, но что они имеют отношение к миру, с которым и другие также находятся в сношении, и который обладает характерной природой. И в самом деле, имеется связь между слышимыми мною словами и видимыми мною вещами ночью и теми, которые, к моему неведению, случались в бодрствующей жизни. Но я не нуждаюсь в подобных доказательствах. Первичное чувство уверенности — это чувство, которое человек получает на опыте. Передача этого чувства посредством рассудка — это иллюзия, которая никогда не существует и не существовала.

Мы сообщаем первичные уверенности друг другу посредством интуиции и намёков, а не посредством доказательств. Хотя мои доказательства были ясны, как хрусталь и тверды, как скала, упрямцы легко отбросят их; тогда как только те, кто, посредством вновь и вновь повторяемых наблюдений обретут полную уверенность, также смогут оценить значение этих наблюдений. Ибо то, что я наблюдал подобно маленькой искре, высеченной из натёртого куска янтаря; оно подобно тому маленькому явлению — сокращению мышц мёртвой лягушки, наблюдаемом Гальвани — над которым смеялись неверующие, но в котором этот мудрец увидел зародыш новой науки.

Начиная с этой ночи, когда передо мной явилась Эмма, на мой призыв, как моя невеста, я много лет вёл двойную жизнь, в которой события дня казались мне не более важными, чем наблюдения ночи. Успешное общение с Эммой в сфере радости было для меня наилучшим и самым радостным событием, которого я желал больше и запомнил с более приятным удовлетворением, чем большинство удачных происшествий моей дневной жизни. Некоторые одиночные моменты в ночи, возвращаясь лишь ограниченное число раз в течение длинного года, и длящихся, возможно, не более нескольких минут, по силе своего впечатления и глубине последствий перевешивали многие дни, насыщенные событиями; так что теперь мне казалось, я мог лучше измерять и определять время минувших лет через видения ночи, чем через события дня.

И всё же моя повседневная жизнь не была пустой, 55 она не была бесплодной ни делами, ни опытом; но это была обычная жизнь, какую проводят тысячи и какую уже покинуло неудовлетворёнными столь много мудрых и чувственных людей, потому что они не смогли проникнуть в более глубокий смысл, и видели смерть и разрушение, в качестве неизбежного конца их карьеры.

Но для меня, всё то, на что смутными и, большей частью, бессильными выражениями указывало созерцание всех веков, начало обретать новые, чудесные черты реальности [речь идёт о мистических видениях]. Я научился говорить, слушать, видеть, вкушать, обонять, осязать, создавать вещи и существа, и входить в сношения с теми, которые мне казалось независимыми существами, не имеющими тел. То, что поколение за поколением повторяли друг за другом, как пустой звук, праздную химеру, или внушение, а именно — существование мира за пределами чувств, слало для меня настоящим опытом. Теперь я знал, что у меня есть другое тело, помимо обычного animce corpus, со свойственной ему сферой восприятия; и это знание покоилось на таких же хороших основаниях, как и знание любого обычного тела. Снова и опять я сталкивался с несомненной чудесностью другого пространства, воспринимаемого тем же самым «я», с такой же точки наблюдения, как и пространство дневного мира.

То, что некоторые мудрецы предполагали и к чему они пришли путём размышлений, что мы называем пространством и местом, является ничем иным, как одним из бесчисленных способов восприятия, доступных нашей сущности, которая не занимает ни пространства, ни места, нашему эго. которое ни здесь, ни там — стало для меня обычным фактом, знание которого повлияло на всё моё мышление. Что я, не сходя со своего места, мог попадать в совершенно иной мир, во многие иные миры, каждый со своим собственным пространством, каждый с тем же самым свидетельством реального существования, каждый полный жизни, полный ощущений, полный прекрасного и чувственного — вот что стало для меня делом обычного опыта. И никто из тех, кто только услышали об этом, не смогут понять насколько иной и насколько более глубокий эффект производит этот опыт.

В связи с этим обнаруживает себя вечная ошибка фантазии человека, которая желает лететь прямо к совершенному. Человеческое воображение допускает ошибку, которая заключается в том, что человек хочет создать свои творения слишком прекрасными, доставляя бездушное совершенство, как об этом свидетельствует искусство упадка, после каждого периода расцвета.

Недоступный органам чувств мир не состоит целиком из чистой величественности и незапятнанного благородства. Я не всегда бродил там на Елисейских полях, погружённый в связные разговоры относительно важных вопросов с призраками благородных и достойного поведения людей. Как и любая реальность, реальность иных миров непредвиденно фантастична, полная неожиданностей и разочарований; но в целом, более будоражащая и более прекрасная, чем то, что может об этом нарисовать воображение. И первостепенное значение в практике нашей дневной жизни имеет то, что неощутимый мир частично сотворён нами, подчинён нашей воле, построенный на выводах, собранных в нашей дневной жизни, со способностями и силами, которые, через практику и употребление, мы имеем в этой самой жизни, сделанной нашей собственной. Но сказать на этом основании, что ничто новое не ожидает нас — всё равно, что сказать, что Бетховен не дал миру ничего нового, потому что, в конце концов, он только использовал сочетания знакомых звуков и нот. Я повторяю ещё раз — ничто в нашей настоящей дневной жизни не может сравниться с восторгом даже единственного пробуждения в той новой сфере.

И кто теперь попробует противопоставить мне утверждение, что то дорогое существо, явившееся на мой зов, как моя невеста и сделавшее меня чрезвычайно счастливым в своих объятьях, было всего лишь моим творением — ему я могу ответить лишь так, как он сам ответил бы философу, отрицающему объективное существование мира, если бы последний потребовал у него доказательств, что весь чувственный мир, с его женой и детьми и всей семьёй не более чем плод его воображения.

Большая ли разница, даём мы одной и той же вещи, сильно и интенсивно чувствуемой, имя фантазии или имя реальности? — и кто знает надёжный признак отличия между этими двумя? Всё является плодом воображения; солнце и звёзды также являются работой воображения Бога. Но есть слабое и сильное, беспомощное и могущественное творческое воображение; и граница между праздным мыленным образом и сотворённым, наделённым личным существованием и реальностью очень тонка.

Какой нелепой в свете моего опыта теперь мне кажется расхожая идея так называемых верующих — как если бы земная жизнь со всеми её радостями и невзгодами могла бы в одночасье оборваться смертью и сразу же, без перехода, измениться в блаженное, чистое существование.

Всё чего мы можем ожидать, непосредственно связано с тем, что мы достигли здесь. Здесь, на земле, незаметно и непрерывно, мы плетём наше будущее, но не правом вознаграждения с выше, как возмещение за печали и страдания, учтённые и оплаченные безотносительно к какому-либо действию с нашей стороны, но личной деятельностью, личной способностью, личным достижением радости и восторга мы готовим себе самое желанное.

Поэтому, непосредственное знание и изучение нематериальной реальности не уводит нас от земной жизни и сотрудничества со всем состязающимся человечеством, как фанатики и аскеты в ложных концепциях их пустой и ущербной фантазии верят и учат.

Нет, блаженство, которого мы все так жаждем и можем достигнуть по воле, нужно искать уже здесь, в нашей смертной жизни, в этой земной сфере.

Теперь я знаю, что моё нематериальное существо с упокоением или успением бодрствующего тела, также потеряет тяжесть и боль, уныние и печаль, порождаемые смертной, ущербной природой этого тела; но я также знаю, что его радости и порывы чувств зависят от счастья, полученного дневным телом посредством деятельной, разумной жизни, приведённой в гармонию с развитием всего человечества.

Чем прекраснее мои дни, чем более наполнена моя жизнь продуктивным трудом, чем радостнее и безмятежнее моя душа — тем также возвышеннее восторги и порывы чувств моих ночей, тем прекраснее сцены, тем благотворнее влияние и настроение, что я испытываю в сновидениях.

И в самом деле, зачастую, прекраснейшие сновидения приходит в период очень глубокой печали, чтобы умягчить её, но только если эта мирская печаль является необходимым следствием борьбы за высшее счастье, и когда я, в конечном счёте, вижу луч надежды и знаю, что я на правильном пути.

Но бедность, нужда, нищета, скорбь и одиночество не являются добрыми поводырями к лучшей жизни, и тлеющие желания плохие попутчики.

Воля к счастью и в самом деле может возгораться так ярко в некоторых из нас, что её пламя взметается ввысь, преодолевая все накопившиеся горести; но искра радости должна оставаться горящей, и поддерживать священный светильник радости — есть первоочередная обязанность каждого человека.

Это правда, что человек часто демонстрирует, что он не может выносить роскошь и, как дитя, впадает в безрассудство, когда после долгого периода нужды приходит богатство. Но достаток — это единственная питательная среда для процветания красоты, к которой, в нашем устремлении к высшей жизни, мы чувствуем себя призванными.

Только в стране изобилия мы можем играть в игру красоты, единственно которая и является нашим предназначением, и которая соединяет нашу природу с природой Бога. И если мы не можем выносить изобилие, мы должны приучить себя к нему.

Тот, кто создал нас, ведёт нас линией радости, другой связи между Ним и нами не существует. Хотя путь и ведёт через унылый мрак, манящий голос счастья продолжает идти перед нами. Это наша воля и воля Бога, несогласие — результат непонимания.

Прости мне, дорогой читатель, если я присоединил выводы к фактам. Я знаю, что многие из них согласуются с древними, давно известными истинами. Но ты увидишь, что самые простые и наиболее известные факты должно повторять людям вновь и вновь, потому что им недостаёт смелости, чтобы удерживать их.