Исследование сновидений в состоянии ясного сознания

ГЛАВА 2 НАЧАЛО ИССЛЕДОВАНИЯ ДЕМОНИЧЕСКИЕ СНОВИДЕНИЯ

Как мне кажется, тот, кто видит во сне сновидения является более пробуждённым, чем тот, кто просто спит; и тот, кто проводит третью часть своей жизни в глубокой бессознательности, больше заслуживает называться соней и ленивцем, чем тот, для кого тёмные ночи заливаются сиянием сновидений и наполняются пульсацией жизни. Я всегда испытывал какое-то чувство стыда от того, что провожу столько времени в лежании лежнем, и поднимаюсь после сна не умнее, чем до погружения в него. И после того, как несколько раз в своей молодости я испытал то многообразие ощущений и чувств, которые дают некоторые сновидения, и которые превосходят самые большие радости самого прекрасного дня, и которые оставляют после себя сияние, превосходящее сияние дня, точно так же, как солнечный свет превосходит свет электрической лампочки; так вот, после этого, я начал уделять больше внимания своим сновидениям и, особенно, в пустые безрадостные дни я с нетерпением ждал ночей, в которых я мог увидеть блеск сокровища.

Что касается мнения докторов по поводу патологичности сновидений, то это мнение, согласно моим наблюдениям, является результатом их обывательского отношения к своей профессии; мне же, из моего опыта, достоверно известно, что во время сна бывают как здоровые, так и болезненные ощущения, в точности так же, как и в бодрствующей жизни. Я говорю об этом авторитетно, поскольку в моей дневной жизни у меня никогда не было никаких серьёзных расстройств, и ни у кого из врачей никогда не возникало ни малейшего сомнения относительно моего здоровья.

Итак, для меня, ночь без сновидений — это плохая ночь, и человека, который проводит свои дни, идя на поводу у извращённых и непоследовательных побуждений и животных страстей, а свои ночи проводит в тупом, бессознательном, безмысленном состоянии или, самое большее, имеет бессмысленные и запутанные сновидения, — такого человека я считаю, и имею на то основания, больным и ненормальным.

Так как нашим наивысшим инстинктом, который, подобно благородному оленю с гордо поднятыми и широко расставленными рогами, ведёт за собой игривое и трусливое стадо наших побуждений и страстей, объединяя и оберегая их, является стремление к прекрасному, к возвышенному, к чистейшему блаженству, так что даже страсть к познанию, которая так неутомимо побуждает нас искать тайный смысл жизни, подчинена ему, и занимает лишь второе место; то если в некоторых наших снах и сновидениях, нам случается воспринимать элементы высшей красоты и чистого блаженства более ясно, чем в дневной жизни, то разве не должны мы уделять им самое пристальное внимание?

Теперь, дорогой читатель, я хочу указать на первую новую идею, странную для дневного мира; на перворожденную, пульсирующую жизнью и многообещающую идею, рождённую от крепкого союза моего опыта и размышления: «Разгадка тайны нашей жизни лежит е наших сновидениях».

Вы думаете, что человеку невозможно разгадать эту тайну? Да, невозможно, по крайней мере, не простому смертному. И всё же, всё человечество, при посредстве своих естествоиспытателей, терпеливо и с надеждой ищет эту разгадку. Но, хотя они уже и нарыли много полезного, 19 измеряя, записывая и сравнивая с помощью всё совершенствующихся инструментов, они, всё же, продолжают рыть в направлении, которое, рано или поздно, таки заведёт в тупик.

Ведь явления дневной жизни, которые лишь одни и привлекают внимание исследователей, не простираются за могилу, и заканчиваются с кончиной тела. Но явления сна, ещё неисследованные и неизмеренные, начинаются там, куда не проникает взор глаз, куда не достигает слух ушей, где заканчивается осязание кожи; и они простираются в области, которые граничат с теми, на которые мы хотим пролить свет, даже больше, чем со сферой дневной жизни.

Насколько я помню, я всегда был прекрасным и пылким сновидцем; поэтому, думаю, я должен считать себя среди разрушителей предрассудков, среди первопроходцев, в точности как и ты, дорогой читатель и почитатель. И поэтому, также, когда идеи общей и традиционной веры становятся слишком узкими для меня, и когда уже ни слова моих великих героических братьев, ни беседы с моими современниками, ни даже открытия науки не могут меня удовлетворить, я могу увидеть выход и путь к свету, на который мне ещё никто не указывал, и на который ещё никто до меня не ступал.

Таким образом, моё отчуждение от мира не сделало меня безразличным. Таким образом, мне ещё возможно найти мир и удовлетворение в этой жизни среди ограниченных, подлых душ и варваров. Ибо помимо моей монотонной дневной жизни, с короткими мгновеньями восторга, вызванными красотой этих долин и морей, работой и учёбой, у меня есть ночи, богатые чудесными мистическими реальностями, которые я с удовольствием и вниманием наблюдаю и записываю.

Итак, несмотря на потерю всего, что было для меня дорого, я счастлив осознавать себя полезным тружеником на полях будущего.

*

Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, я должен познакомить вас с моими ночными наблюдениями.

Сновидения, наполненные ужасом или блаженством, которые, наверняка, вам также не безызвестны, мне снились с невероятной яркостью. И меня сразу же поразило то, что присутствующие в них сильные чувства — необъяснимого, замогильного, отчаянного ужаса и отвращения, или, наоборот, чудесного, совершенного блаженства — были совсем не пропорциональны тому, что я видел и переживал в самом сновидении, и не могли быть объяснены одними только видимыми образами.

Помню одно сновидение-пустой, серой комнаты, без окон и мебели, в углу которой двигался какой-то неопределённый объект, который производил на меня зловещее, таинственное впечатление, при воспоминании о котором, у меня даже днём пробегали мурашки по коже. Другое сновидение, в котором я оказался на небольшой узкой площади, окружённой высокими стенами, поросшими плющом, также сопровождалось неописуемым ужасом и страхом. И затем сновидение, полное блаженства, в котором мне снилось, как я встретился с молодой незнакомкой в каком-то незнакомом саду или в каменистой долине с огромными золотолистыми ореховыми деревьями, воспоминание о котором наполняло меня сладкой радостью целыми днями и даже неделями, — да, даже сейчас, в своём преклонном возрасте, я испытываю счастье, когда живо вспоминаю о нём.

Простым пересказом таких сновидений не возможно передать тот ужас или ту радость, переживаемые в них.

Для меня ясно лишь одно — что «блаженные» сновидения имеют дело с любовью. Так, в детстве я бывало встречал в своих сновидениях одного мальчика, который, одним только словом, мало что значившим, делал меня чудесно счастливым, а всю картину сновидения восхитительной; позже, это была девочка. Мальчик и девочка появлялись в моих сновидениях многократно, хотя и не так часто, и не были похожими ни на кого из моих друзей из дневной жизни.

Поначалу, леденящий ужас казался ещё более таинственным, так как был связан каким-то непостижимым образом с простейшими и безвиннейшими объектами и сценами, которые мне снились.

Да, я, и в самом деле, говорю сейчас о кошмарах, но, обычно, мы ищем их причину в плохом пищеварении, а ещё врачи много говорят о неправильном кровообращении и предлагают массу лекарств. Но на протяжении долгой жизни я был внимательным наблюдателем и пришёл к заключению, что несварение желудка, нарушенное кровообращение являются причинами этих ночных ужасов не больше, чем дождь и ветер за окном, хотя, конечно, болезненное состояние может сделать невыносимым, как первое, так и другое.

Подожди, мой читатель, пока ты не будешь таким же старым и опытным сновидцем как я, и ты сам увидишь в действии тех вселяющих ужас и леденящих кровь, тех шутов и паяцев, в тех формах, в которых их изобразили Брейгель и Тенирс[5]. Ты научишься распознавать их уловки и их козни, и странную утварь их сферы обитания. Ты научишься выслеживать их по их особому отвратительному запаху, подобно тому, как собака выслеживает добычу. Тогда ты увидишь, как они разыгрывают перед тобой свои омерзительные и чёрные спектакли, показывают свои кровавые побоища, свои заполненные трупами омуты, заляпывая твой путь грязью, и делая тебя жертвой своих невероятных проделок, о которых у тебя не возникает ни малейшей тревоги или страха, или которые тебя совсем не угнетают, хотя должны бы, если бы ты знал причину происходящего, потому что тогда ты понимал бы их зловредность и посмел бы противостоять им и, если понадобиться, задать им взбучку.

Это те создания, которых Шелли[6] называет «жуткие люди царства сновидений», и в чьём жалком существовании и неугомонной деятельности ни он, ни Гёте, ни кто-либо другой из мудрых и видящих никогда не сомневался.

В самом деле, разве сомнение в этом не означает, что мы сами ответственны за ту массу ужасных, крайне низких, отвратительных и пошлых или непристойных иллюзий, которые пугают нас каждую ночь и, всё же, все они несут на себе отпечаток мысли и воображения, связанных со смыслом и рассудительностью, и тем самым выдают, что за этим стоит думающий, хотя и пошло-думающий ум?

Разве вы не помните сновидения, в котором вы чувствовали бы себя виновными в убийстве, кровавом убийстве из-за жадности, воровства; или в планировании убийства и подстрекательстве к этому невиновного со всеми сопутствующими ужасными подробностями, связанными со страхом разоблачения и лжи? Неужели вы считаете ответственной за это свою собственную душу? Или вы верите, что такие искусно изобретённые хитросплетения можно объяснить случайностью?

Именно такой вид морока вызвал во мне негодование. Война, которую я вёл днём против своих назойливых страстей, также перенеслась и на ночь, и я не собирался извинять себя тем, что сон снимает с меня ответственность. Ибо я знал, что это был я, — я, честный, с благими намерениями парень, который в своей ночной жизни в сновидениях совершал и чувствовал все виды порочных и пошлых вещей, но не хотел этого.

Не только пошлость, но также и нелепости сновидений раздражали меня. Из ночи в ночь меня водили за нос самым издевательским образом. Часто мне казалось, как если бы мои самые искренние решения и самые сокровенные чувства были осмеяны. И из утра в утро, не только с удивлением, но также и со всё возрастающим стыдом и негодованием я обнаруживал при пробуждении, как снова глупо был заморочен. Это не могло исходить от меня, это должно было быть внедрено в меня извне; это было внушение, вливание, которое пугало и смущало мой ум и рассудок, и я решил покончить с этим. Я не мог больше этого выносить, и искренне искал средств, чтобы защитить свою здоровую душу и свой свободный рассудок.