Исследование сновидений в состоянии ясного сознания

ГЛАВА 1 ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

Когда вы читаете эти строки, я желал бы, чтобы моя личность не стояла у вас на пути. Пусть моё личное бытие не привлекает к себе вашего внимания. Ведь я знаю, как сильно это может заслонять от читателя свет истины. Человек никогда не принимает новые и светлые идеи от своего современника, если только он не почитается пророком, что означает — человеком извращённым и безнадёжным. Я не позволю себе стать извращённым и отказываюсь быть безнадёжным, и всё же, я знаю, что мои мысли слишком велики, чтобы мои живущие собратья приняли их свободно, без раболепства.

Тем не менее, я сохраняю душевный мир, живя в этом маленьком мире, находясь под тяжёлым грузом своего мощного жития. Но в этом нет моей заслуги, просто у меня не было выбора. Если б я позволил своему уму выражаться свободно и откровенно, меня либо посадили бы под замок, либо мне стали бы поклоняться. Я не достоин ни одного, ни другого, но такова уж природа людей этого века — они не могут ни отвергнуть без ненависти, ни принять без раболепства. Так вот я и живу, под постоянным самоконтролем и с миром в этом мелком мире.

Эти страницы являются дверью в мою внутреннюю жизнь. Лишь писательская работа поддерживает во мне тот внутренний мир, и помогают справиться с душевными невзгодами. Эта работа-тяжёлая борьба, я устал от неё, только не от быстроты, но от инертности своего мышления. Ведь то, что я пишу, я желаю изложить и ясно, и доходчиво, и кратко. Нынешние читатели крайне нетерпеливы и быстро утомляются, они жаждут эмоционального возбуждения. И ещё они тугие на ухо, и больше не слышат так ясно чистое звучание искреннего убеждения. И всё же я спокоен, ведь кто-нибудь да прочитает моё писание. Это чтиво потрясёт верхи, а сегодняшняя социальная система построена так, что всё медленно распространяется с верхов, доходя до самых низов.

Ты не согласен, читатель? Разве ты ничего не принимаешь от высоких авторитетов, но сам судишь обо всём независимо?

Если так, то именно ты мне и нужен. Тогда ты находишься на вершине, а всё остальное человечество находиться либо наравне с тобою, либо ниже тебя. Все другие соглашаются с авторитетами и почитают их, но ты не таков. Тогда я написал это именно для тебя. Какая удача, что, наконец, эта книга попала в твои руки. Позволь мне мысленно обнять тебя, дорогой, драгоценный, свободомыслящий и независимо думающий читатель. Ты являешься для меня таким сокровищем, такой находкой, что ни за что на свете я не отпущу тебя из своих мысленных объятий.

Слушай же, дорогой читатель, но прояви немного терпения и усердия. Ведь сладкий плод не даётся без усилий! Я надеюсь, ты достаточно благоразумен, чтобы не спешить выносить суждение, не уделив вопросу серьёзного внимания.

Я пишу это для тебя, потому что ты не хочешь действовать без понимания, потому что ты неугомонный и неудовлетворённый искатель и любитель неведомого; потому что, наконец, ты встал на путь, чтобы искать то, что уже так долго тебя к себе влечёт и манит; потому что твои глаза широко открыты и намерены увидеть ту цель, к которой, кажется, ведёт всё.

Я пишу это для тебя — для непокорного и мятежного, кто устал от всех видов рабства.

Я пишу это для тебя — кто чувствует себя взрослым и никому больше не позволят обращаться с собою, как с ребёнком, даже судьбе.

Я пишу это для тебя — для дерзкого и язвительного; да, для умышленно злобного, кто презирает притворное смирение и притворную праведность; и также для тебя — искренне доброго, кто желает любить своего врага, да не может.

Услужливые и самодовольные, приспособленцы и примиренцы, поборники и льстецы Бога, все те, кто избегают тревог и закрывают свои глаза, чтобы не видеть слишком колющую правду — им лучше почитать что-нибудь другое, для них найдётся масса приятных и увлекательных книг для чтения на досуге.

Рабы рассудка, которые топчутся внутри круга, будучи на привязи у свой «логики», — они также не могут быть моими читателями.

Только тот, кто победил мир, кто бросил идолопоклонство мира сего — только он может читать меня с пользой и пониманием.

Слушай же, я — старый человек, который провозвещает славу новой эры. Я одинок и покинут, но, тем не менее, я участвую в жизни людей и богов.

Я сижу здесь, умиротворённый, в своём мрачном, холодном, старом доме, с его затхлым запахом старого дерева и воспоминаниями давно минувших дней. Я поглядываю на залив, и я слышу постоянный шёпот морского ветра в высоких вязах, растущих на дамбе залива. И крики чаек, говорящих о безбрежной и солёной жизни моря. И всё же, 13 в одиночестве этой спокойной, забытой жизни, я чувствую себя сильнее самого сильного, избранником судьбы. Я управляю жизнью, она склоняется перед моими желаниями. Я тягаюсь с богами. Иногда я даже вздрагиваю, когда небрежный взгляд, с притворной важностью, брошенный на меня кем-нибудь из окружающих меня лиц, заставляет меня думать, что искра этой бурлящей во мне жизни вырвалась наружу. Но, к счастью, этого никто не видит, и никто не знает кто я!

Если б теперь я, сказав это тебе, вышел бы не из огненной колесницы с нимбом славы и в ослепительных нарядах, а всего лишь в своей мирской одежде, ты, несомненно, пожал бы плечами и счёл бы меня жалким глупцом.

Но теперь я богатый мудрец, потому что я пишу и сохраняю в себе мир.

Ты пока ещё личность, дорогой читатель, но я сделал шаг дальше — я мёртв, и больше не личность. Да, да, сейчас, когда ты это читаешь. В этом самом сейчас. которое является также сейчас и для меня. Я не личность, но нечто большее, и поэтому мог бы сказать тебе, что может досаждать тебя в любой личности.

Итак, для тебя осталась лишь молчаливая книжица, которая смиренно подчиниться быть закрытой и отложенной в сторону, а затем снова, также терпеливо, как и всегда, возобновит свои мирные послания, будучи вновь открытой.

*

Иллюзия — вот всемогущее слово философов, с помощью которого они пытаются разрушить очень многое, что случается вокруг нас. Но я уже износил это слово.

Временами, оно, в моих руках, похоже на грязный порванный половик, оно потеряло для меня свою былую полезность. Я также могу сказать, что иллюзий нет, есть только известное и неизвестное, уже открытые и ещё не открытые истины, очень короткие и очень длительные реалии жизни.

Ещё одно очень удобное слово — внушение, значение которого легко приспособить для всех видов объяснений; но если всё объяснять внушением или самовнушением, то мы можем дойти до того, что вытрем из нашей «внушённой» жизни, «внушённой» стиральной резинкой, весь прекрасный мир ясных и вечных реальностей.

Всю мою жизнь, моим постоянным и страстным желанием является переход от известного к неизвестному, от открытого к неоткрытому, от мимолётного к долговечному, от шаткого к устойчивому; как пловец, который борется с бурным горным потоком, желая добраться до тихих вод залива. Но зачем же эта тяжёлая борьба? А затем, что спокойные воды несут с собой утешение, радость и счастье. Существует наслаждение, настоящее наслаждение, которое я, будучи мальчиком, ждал от справедливости, я ждал воздаяния за труды и боль, я желал получить равноценную награду.

Мой отец не верил в справедливость, а верил в силу.

Но он поступал с точностью до наоборот, как желал поступать; он обманывал себя и пытался также обмануть и меня. Но даже когда я был всего лишь мальчиком, я не позволял себя обмануть фальшивой монетой. «Иди к чёрту со своей силой! — думал я, — я хочу наслаждения. Какая мне польза от силы или власти без наслаждения?» Я хотел получить товар за свои деньги, так как я верил в справедливость. И даже сейчас, будучи старым человеком, я продолжаю верить в справедливость так твёрдо, что я готов принять на себя ответственность за распространение веры на тебя, дорогой читатель. И эта вера учит, что ты не должен дать себя обмануть, и должен требовать товар за свои деньги, т. е. хорошие, добротные, неподдельные товары.

Мы не позволим, чтобы нам подсунули какие-то пустые радости, какие-то ничтожные и жалкие наслаждения, какую-то рухлядь вместо настоящего золотого счастья. Один пытается соблазнить тебя едой и питьём, другой — наслаждениями от богатства и власти, иной — почётом и чувством выполненного долга, или, наконец, — обещанием будущей награды, бреве[3] с привилегией пожаловаться в суд, в случае если управитель вселенной не удовлетворит его. Ничто в моём старом возрасте меня так не развлекает, как глупость тех лиц, которые мнят себя мудрыми, особенно те прагматичные, рациональные лица, которые подвергают себя таким трудам и превратностям, чтобы потом от них отделались такими банальными, преходящими, нереальными, пустыми вещами.

И я не знаю что хуже — обман священников, или тех философов, которые взбираются на высоту по ораторской лестнице и пишут великие слова на клочке бумаги, а затем размахивают ею перед вашим лицом, предлагая её в качестве решения всех ваших проблем. С сияющей радостью, добропорядочные граждане идут домой со своими клочками бумаг, на которых написано: «чистый разум», или «воля к власти»[4], и выглядят такими довольными, как так называемые свободные люди Европы, освобождённые французской революцией, которым честно заплатили ничего не стоящими ассигнациями.

Определённо, иллюзий нет; есть только степени реальности; и то, что мы называем фантасмагориями, является всего лишь очень ускользающими реальностями, созданными человеком в подобие вечным и неизменным реальностям, которые мы чувствуем нашей душой, и которые должны иметь высокое происхождение. Но мы не будем оказывать человеческим творениям чести, предназначенное лишь для Божественного, и не будем ни поизносить пустых слов, ни поклоняться предложенным фантомам.

*

Те люди, которых мой отец называл обывателями, имеют ту общую черту, что у них заранее готово удобное объяснение для всех чудес и тайн. Но что если их объяснения не вполне соответствуют истине? Тогда они поступают, как поступил Каффир, который, получив в подарок слишком тесную пару туфлей, решил проблему, смело отрезав себе пальцы, а затем, сильно довольный, вышел погулять в столь ценном подарке.

Каждая личность является, согласно первичному значению этого слова, личиной (маской), и нет среди живых такой личности, какой бы искренней она ни была, какой бы простой ни была, которая не носила бы на себе такую личину (маску), которая не брала бы на себя такую роль, которая соответствует его идеалам человеческого достоинства, чести и воспитания. И если человек понимает это искренне, он пытается жить так, хотя бы частично, чтобы он мог верить, что он является тем, на что претендует. Таким образом, следуя своему собственному идеалу или идеалу других, человек лепит себе личность, которая будет тем более уважаема, чем более ярко выраженной, определённой и неизменяемой она является. Но как только он одевает маску, он начинает играть роль очень удалённую от его сущности, неприспособленной к пластичности его истинного естества, он терпит неудачу, называется негодяем и мерзавцем и в самом деле является подлецом.