Исследование сновидений в состоянии ясного сознания

«Известия общества психических исследований», т. 26, 1913 г., стр. 431-461

Думаю, что в этой компании вряд ли необходимо заострять внимание на трудностях, с которыми связано изучение данной темы.

Самое важное — это тонкий и высокий духовный порядок этих явлений. Их исследование выводит нас на границу того, что называется точной Наукой, и ставит нас в опасную близость с метафизическими спекулятивными системами и религиозными верованиями. Едва ли возможно обсуждать эти пограничные психические явления, не затронув при этом разнообразных фундаментальных научных или философских учений, и, как мне кажется, ни в одной отрасли науки, точность и строгость нашего единственного инструмента для правильного понимания — языка — не зависит так сильно от нашего сознания, как здесь.

Этим самым я хочу оправдать своё убеждение, заключающееся в том, что для исследования таинственного мира сновидений нам нужны не только чисто научные, но также и поэтические способности. На этом поприще, первопроходцы должны быть либо поэтическими учёными, либо научными поэтами; поскольку поэт-при условии, что мы понимает это слово в его высшем и глубинном смысле — это человек с естественной страстью к исследованию самых глубоких областей человеческой души, и постоянно занимающийся созданием новых духовных ценностей и придания им точного выражения.

*

С 1896 года я исследую свои собственные сновидения, записывая наиболее интересные из них в свой дневник. В 1898 году я начал вести отдельный учёт сновидений особого вида, которые показались мне наиболее важными, и я продолжаю этим заниматься до настоящего времени.

Всего я собрал около 500 сновидений, из которых 352 принадлежат только что упомянутому особому виду. Этот материал вполне может сформировать основу, на которой, я надеюсь, можно будет возвести научную систему некоторого значения, при условии, что мне хватит свободного времени и сил для её построения.

Однако, опасаясь, что эти идеи могут не найти выражения со временем, я сжато изложил их в художественном произведении — романе, названном «Невеста из сновидений», изданном несколько лет тому назад в Голландии и Германии, а английское издание которого вскоре выйдет в Нью-Йорке. Художественная форма позволила мне свободно обращаться со столь тонкими материями; также она имеет то преимущество, что позволяет выражать чересчур необычные идеи менее дерзким способом, так сказать, эзотерически. И всё-таки мне бы хотелось выразить эти идеи в виде, более подходящем людям с научным складом ума, и я знаю, что не смогу найти лучшей аудитории для этой цели, чем членов ОПИ [Общества Психических Исследований], которые привыкли подходить к исследованиям и идеям необычного характера с широким кругозором, но критичным умом.

Можно сказать, что поэт иногда уноситься своим воображением; с другой стороны, ум чисто научного склада иногда хромает неверием, и я не понимаю, почему поэт, влюблённый в истину и реальность, а именно таковым и является настоящий поэт, должен быть менее критичным, чем человек науки.

Итак, я хочу, чтобы все ясно понимали, что эта статья представляет собой лишь предварительный очерк, краткое оглашение великой работы, которую, я надеюсь, буду в состоянии завершить в последующие годы.

Я постараюсь, насколько возможно, избегать теоретических рассуждений, ограничившись фактами; однако ж, наблюдаемые мною факты привели меня к твёрдому убеждению, что выдвинутые до сих пор теории о сновидениях, насколько они мне известны, не способны объяснить все явления.

Если же мне предложат выбрать из числа наиболее известных писателей, тогда я назову профессора Зигмунда Фрейда, который сейчас многими считается высшим авторитетом в области сновидений, и чей ‘ключ’ к тайнам сновидений можно сформулировать в следующих словах: «Сновидение есть символически выраженное желание или хотение подсознательной части человека, в основном, эротического характера.»

Этот взгляд был пространно раскритикован, в частности, Хэвлоком Эллисом в его недавней книге: «Мир сновидений»[16], которую я считаю одним из лучших учебников последних лет.

Хэвлок Эллис, полностью признавая смелость и находчивость теории Фрейда, полностью соглашается с комментариями многих критиков Фрейда в том, что этот ключ, хотя и подходит во многих случаях, однако не открывает все двери и оставляет многие тайны не раскрытыми.

Согласно Хэвлоку Эллису, главная черта сновидения — это диссоциации психики’, и все сновидения являются результатом естественной и непрестанной функции человеческого ума — рассуждать и искать объяснение, даже в состоянии диссоциации. Он предполагает, что мозг в состоянии сна продолжает получать впечатления от различных внутренних органов, от непроизвольных мышц, от бьющегося сердца, дышащих легких, и, будучи в состоянии диссоциации, пытается привнести какой-то разумный порядок в эти ощущения, изобретая все виды странных и более-менее нелепых событий, которые он принимает как реальные, и как объясняющие запутанные впечатления, которые он получает.

Мои возражения против этой теории, несмотря на остроумную и внятную защиту её автором, точно такие же, как и его возражения против теории Фрейда. Она никак не охватывает все факты. Более того, скажу, что она может быть применима лишь в нескольких частных случаях. Я надеюсь ясно показать, что она совершенно непригодна для объяснения тех упомянутых сновидений, которые я считаю наиболее важными и существенными.

Я хотел бы здесь упомянуть имя одной великой англичанки, скончавшейся в прошлом году, которую я считаю одной из самых глубоких мыслителей нашего времени.

Виктория Леди Уэлби является матерью той новой отрасли науки, теперь официально признанной «Британской энциклопедией» под именем signifies, которое соответствует термину семантика [semantics] Бреаля[17]. Её точка зрения в том, что причина всех наших споров, и даже всех наших бед, — в легкомысленном и неточном использовании языка. Согласно моему собственному опыту, отсутствие этой signifies — новой науки Леди Уэлби — чувствуется в каждой дискуссии, и я редко когда начинаю лекцию без предупреждения об этом.

В данном случае мы находим хорошую иллюстрации этого суждения Леди Уэлби. Хэвлок Эллис, при объяснении сновидений, говорит, цитируя Вашида и Пьерона[18], следующее: «Во время сна внутренние ощущения обостряются за счёт внешних ощущений. Это, и в самом деле, видимо, является секретом того огромного эмоционального смятения в наших сновидениях.»

Итак, как мне кажется, выражение «внутренний», у упомянутых авторов, равно как и у других, было ими понято неправильно, без учета его относительного значения, его существенного качества.

Здесь, в противоположность ощущениям, приходящим через кожу, внутренними были названы висцеральные ощущения. Но с психологической точки зрения, каждое физическое ощущение, приходит оно через кожу, от сердца или почек, является внешним [по отношению к уму] в метафорическом смысле.

Для тех, кто вырос в девятнадцатом веке, и изучал естественные науки, трудно избежать этой путаницы. Преобладающее мнение в те дни — принимать физическое тело за всего человека. Человек, как думали, целиком состоит из явлений, которые можно привязать к трехмерному пространству.

Мори[19], например, который долгое время считался большим авторитетом в области сновидений, неоднократно говорил о внутренних, внутримозговых впечатлениях, которые продолжаются во время сновидения, в то время как внешние впечатления, т. е. периферические, подавлены.

Теперь посмотрим на сновидения, как на чисто психические явления. Они, очевидно, связаны с физическим телом. Однако их наиболее характерной чертой есть непространственное, внутренне. Хэвлок Эллис признает, что даже висцеральные ощущения не воспринимаются такими, какими они есть, а переводятся в символы, то есть в чисто психические явления.

Согласно моему опыту, не только внешние, но и висцеральные ощущения, покуда они являются пространственными, не допускаются в сновидения; не только ощущения органов слуха, обоняния, зрения, вкуса, осязания, и т. д. отрезаются от спящего ума, но и более смутные, неопределённые мышечные ощущения, ощущения от внутренних органов, ощущения физического здоровья или болезни и дискомфорта также не проникают в сновидения, за редкими исключениями.

Одним словом, физическое тело, хотя оно и продолжает жить и действовать некоторыми способами, не передаёт свои ощущения прямо в ум во время полноценного сна и сновидения. Любая непосредственная связь между умом, с его непространственными событиями, и телом, с его событиями, которые могут быть выражены в пространственных терминах, не действует во время сна и сновидения.

Более того, в этом месте я бы даже провёл параллель между жизнью в сновидении и в бодрствовании. Пока телесные ощущения, внутренние или внешние, воспринимаются, то ещё нет полноценного сна или сновидения, и любое ненормальное восприятие, которое происходит, должно назваться бодрствующей галлюцинацией[20]. Как только устанавливается сон и сновидение, какой бы то ни было прямой телесный раппорт обрывается. Это их существенная и определяющая черта.

*

Теперь позвольте представить вам мою попытку классификации различных видов сновидений, которые я лично переживал и наблюдал на протяжении шестнадцати лет. Я выделяю девять различных видов сновидений, каждый из которых представляет собой вполне определённый тип. Конечно, имеются и промежуточные виды и сочетания, но отдельные типы всё же можно распознать в их смеси.

Прежде всего я хотел бы обратить Ваше внимание на тип, отмеченный на этой схеме [см. стр. 87–88] буквой «Н», который я называю начальными сновидениями[21]. Этот вид сновидений очень редок; я знаю только полдюжины случаев произошедших со мной и не нашел чётких указаний на них у других авторов[22]. Однако они очень характерны и легко отличимы. Они случается только в самом начале сна, когда тело находиться в нормальном состоянии здоровья, но очень уставшее. В этих случаях переход от бодрствования ко сну едва ли разделён мгновеньем того, что обычно называют «бессознательным», но что я предпочёл бы называть провалом в памяти. Это не то, что Мори называет гипногогическими галлюцинациями, которые мне хорошо известны по собственному опыту, но которые я не отношу к миру сновидений. При гипногогических галлюцинациях у нас имеются видения, но также и полностью функционирующее телесное восприятие. Во вступительном же сновидении типа «Н» я вижу и чувствую, как и в любом другом сновидении. Я почти полностью сохраняю повседневную память, я знаю, что сплю и где сплю, но все ощущения физического тела, внутренние и внешние, полностью отсутствуют. Обычно я испытываю ощущение плавания или парения и с совершенной ясностью констатирую, что чувство усталости, дискомфорта от мышечного напряжения исчезло. Я чувствую себя свежо и бодро; я могу двигаться и плавать во всех направлениях; однако я знаю, что моё тело в это самое время мертвецки устало и крепко спит.

Мне кажется, что внимательному наблюдателю будет достаточно испытать и одно сновидение этого замечательного типа для того, чтобы враз отбросить все нынешние теории сновидений. Я очень хорошо знаю, по собственному опыту, что определённые физические условия и сенсорные ощущения оказывают влияние на сновидения. Я могу привести примеры сновидений, в которых звуки из физического мира-тиканье часов, шум ветра, или моё собственное затруднённое дыхание или храп — проникают в в мир сновидений и вызывают там какую-нибудь фантазию. Так, в одном сновидении, перед самым пробуждением, мне снилось, что я сижу в кругу каких-то людей, и я услышал храп. Я обежал взглядом других людей, вопрошая: «Кто же это храпит?» а затем, проснувшись, я обнаружил, что виновником храпа был я сам.

Но я считаю, что случаи, в которых звуки или впечатления дневной жизни — телесные ощущения-проникают в сновиденческую жизнь, составляют исключение. тогда как почти все научные исследователи сновидений и по сей день исходят из предпосылки, что эти телесные ощущения объясняют все сновидения. Я думаю, вы согласитесь, что от избранного исследователем направления его поисков, в огромной мере зависит и результат его исследования.

Большинство изучающих сновиденческую жизнь, с предположением, что сновидения — это более или менее неестественные явления, вызванные тем или иным неестественным состоянием тела, то и в своих исследованиях они занимаются главным образом тем, что пытаются спровоцировать сновидения искусственными физическими стимулами.

*

Опираясь на результаты внимательных наблюдений, я сохраняю своё убеждение, что телесное состояние спящего, как правило, не оказывает никакого влияния на характер сновидений, за исключением нескольких редких и неестественных сновидений, имеющих место перед пробуждением, которые я классифицирую как патологические (под буквой «I»), и в которых горячка, несварение желудка, или какое-нибудь отравление играют определённую роль, но они составляют меньшинство. Что до меня как наблюдателя, могу сказать, что я нахожусь в хорошем состоянии здоровья всё время своих наблюдений. Я не имел каких бы то ни было серьёзных нервных или физических расстройств. Мой сон и пищеварение также обычно в норме. Однако у меня были ужасающие кошмары, в то время как моё тело было бодрым и здоровым как обычно; и у меня были великолепные мирные сновидения тогда, когда я находился на борту корабля в сильный шторм или в спальном вагоне поезда.

В качестве подтверждения этого взгляда приведу один яркий пример. В апреле 1906 года я страдал от острой зубной боли. Я был в Италии и не захотел обратиться к чужому зубному врачу. Несмотря на боль, мне удалось уснуть и сразу же оказаться в сновидении типа «F», которые я называю демоническими сновидениями. У меня была совершенная память моей бодрствующей жизни; я знал, что я сплю и что у меня больной зуб. Но я его не чувствовал. Я понял, что я оказался в демонической сфере, которую я распознал по тому зловещему, удручающему воздействию, которое исходит от объектов, выглядящих безвредными, и которые, к тому же, выглядят очень отчётливыми и контрастными. Я бывало закрывал свои глаза, как мне это казалось в сновидении, и когда я вновь открывал их, то эти объекты — чайник, щетка для одежды и т. д. — не исчезали, и продолжали внушать такой же страх и угрозу. Затем явились те, которых я называю бесами} они не похожи на людей, и они, кажется, действуют и говорят, как независимые сущности. Обычно мне удаётся прогнать их волевым действием, например, крикнуть на них или пригрозить им. Но на этот раз я чувствовал себя бессильным и я подумал в сновидении, а не может ли причиной моего бессилия быть зубная боль. Тогда я спросил у одного из бесов, что может быть причиной моей необычной слабости. Он ответил: «Наверное, жара» и с этим ответом, я подумал, что возможно в номере не выключен обогреватель. Но я сразу же понял, что этот ответ был бессмысленной насмешкой, шуткой или глупостью. Всю эту ночь я спал, не чувствуя никакой боли. На следующее утро боль снова дала о себе знать, и мне пришлось удалить зуб.

Теперь должно быть ясно, что теория, объясняющая фантазии сновидений, как попытку ума построить ложную реальность, чтобы объяснить [самому себе] подсознательные ощущения, никогда не объяснит таких случаев. Ведь мой ум совершенно осознавал реальное положение дел; он знал о зубной боли, он знал, что я спал в номере отеля с обогревателем; и тем не менее, я вообще не чувствовал телесных ощущений, даже такого проникающего, как острая зубная боль.

Поэтому, я хочу определить настоящее сновидение как такое состояние, при котором телесные ощущения, будъ-то внутренние или внешние, не могут проникать в ум напрямую, но только в психическом, непространственном виде, как символ или образ.

Я нарочно избегаю, насколько это возможно, слов «сознательное» и «бессознательное». Быть может, они и удобны в разговорной речи, но я не способен придать им какое бы то ни было определённое значение. У меня нет ни малейшего понятия, для обозначения чего могло бы употребляться «бессознательное», как имя существительное. Я нахожу, что могу обходиться словами «память» и «воспоминание», и словом «личность» или «личина» в его первичном смысле — persona (маска, т. е. маска, одеваемая актёрами). Не думаю, что было бы правильно называть тело спящего, или находящегося под наркозом человека бессознательным. На протяжении моей психотерапевтической деятельности, вызывая посредством гипнотического внушения сон у многих людей, я узнал, что человеческое тело может действовать, как само-сознательная личность без какого бы то ни было участия вспоминающего ума. В настоящее время мы знаем, что расщепление личности человека возможно не только на две, но и на три и более части.

Так, во время моих сеансов с миссис Томпсон[23] мы наблюдали, что после транса, в котором миссис Томпсон разговаривала как «Нелли», или как какой-то другой «контролер»[24], сама она вспоминала сновидения, которые вообще не имели отношения к вещам, о которых она с нами разговаривала, будучи в трансе. Её существо, можно сказать, было разделено на три единицы: тело в состоянии транса, с виду спящее; «контролер», говорящий её устами, и миссис Томпсон, видящая сны в совершенно других сферах.

Все эти личности или личины, конечно же, были в некотором смысле «сознательны», как всё вероятно является сознательным. Вопрос заключается в том — куда убегают нити воспоминаний, которые позволяют нам идентифицировать личности?

Я знаю, что г-н Хэвлок Эллис и многие другие авторы не примут мои определения, так как они отрицают возможность полного воспоминания и свободной воли в сновидении. Они сказали бы, что то что я называю сновидением не сновидение вовсе, а некий вид транса, или галлюцинация, или исступление. Чрезвычайно схожие с моими наблюдения маркиза Гервея[25], изложенные в его книге «Сновидения и способы ими управлять», были отброшены на таких же основаниях. Эти сновидения, как заявил Мори, не могут быть сновидениями.

Итак, это всего лишь вопрос наименования. Могу только сказать, что проводил свои наблюдения во время естественного глубокого и здорового сна и что в 352 случаях я сохранял полную память своей повседневной жизни и мог действовать произвольно, хотя я так крепко спал, что никакие телесные ощущения не проникали в сферу моего восприятия. Если же кто-либо отказывается называть это состояние ума сновидением, пусть предложит другое название. От себя скажу, что это как раз тот вид сновидений, который я называю осознанными сновидениями (см. пункт «Е» в Таблице), и именно они вызвали мой острейший интерес, и их я записывал особенно тщательно.

Я вполне согласен с г-ном Хэвлоком Эллисом, что во время сна психические функции входят в состояние диссоциации. Моё разногласие, однако, в том, что не диссоциация, а, наоборот, реинтеграция после диссоциации, вызванной сном, является существенной чертой сновидений. Сновидение является более или менее полной реинтеграцией психики, реинтеграции в иной сфере, в психическом, непространственном способе существования. Эта реинтеграция может зайти настолько далеко, что может вызвать полную память повседневной жизни, способность рассуждения и произвольных обдуманных действий.

Сейчас я сделаю краткий обзор девяти типов сновидений, указанных в моей таблице, приводя пример каждого из них, а затем я приведу дальнейшие подробности наиболее важных и интересных типов.

ТАБЛИЦА СНОВИДЕНИЙ

ТАБЛИЦА СНОВИДЕНИИ (продолжение)

[А: обычные сновидения]

Тип «А» — это обычный хорошо известный тип, к которому относится подавляющее большинство сновидений; возможно даже, что для большинства людей, это единственный известный им вид. Они не являются особо приятными или неприятными, хотя это и может меняться в зависимости от их содержания. Они могут случаться в любой период сна, в дневное время или ночью и не нуждаются в каких-либо телесных ощущениях для своего возникновения. Большинство людей, здоровых людей, видят сны; и если они говорят, что не видят, то не ясно, идёт ли речь об отсутствии сновидений или только об отсутствии воспоминаний о них. Такое же сомнение возникает в отношении возможности сна полностью лишённого сновидений. Насколько я могу судить, душа почти сразу же после наступления сна предпринимает попытки реинтегрироваться, и продолжает их на протяжении всего сна. Когда я пробуждался по будильнику в различные часы ночи, я всегда был в состоянии вспомнить кое-какие фрагменты сновидения.

Конечно, я должен признать, что это не неоспоримое доказательство, так как, возможно, что сновидение произошло во временном промежутке между физическим ощущением, причинённым будильником, и получением этого ощущения сновидящим умом. Этот промежуток времени может быть весьма значительным. Это можно сравнить с временем, необходимым «рассеянному» понять смысл заданного ему вопроса; могут пройти не только секунды, но даже минуты, прежде чем он, так сказать, психически услышит вопрос, хотя телесно он очень ясно его услышал и полностью запомнил. В момент пробуждения этот промежуток времени ещё длиннее, и, по моему мнению, это простым образом объясняет так часто упоминаемое, и, якобы чудесное явление, когда спящий пробуждается от какого-то телесного воздействия, которое вплетается в самый конец сравнительно длинного сновидения. Классическим примером этого является сновидение Мори[26], в котором ему на шею упал прут кровати, и в это время ему приснилось, что он лежит на эшафоте и его обезглавливают. Очевидно, что первым событием здесь было телесное ощущение; затем стимул обращается к уму спящего, но он не может дойти до него напрямую; телесное ощущение сперва должно быть, так сказать, психически переведено в виде какой-нибудь истории, заканчивающейся с пробуждением.

Эти сновидения типа «А» демонстрируют диссоциацию с очень несовершенной реинтеграцией и, как указывали некоторые авторы, они, во многих отношениях, приближаются к психозу. Реальные обстоятельства повседневной жизни не помнятся; в них вполне обычна ложная память (парамнезия); они абсурдны и спутаны и после просыпания оставляют в памяти очень тусклые следы.

[В: живые сновидения]

Сновидения вида «В» отличаются от «А» главным образом своей живостью и сильным впечатлением, которое они производят и которое длится иногда часами и днями после пробуждения, сопровождаясь болезненно ярким вспоминанием каждой детали. Эти сновидения в основном считают следствием какого-либо ненормального телесного состояния. Однако я думаю, что их всё-таки следует отличать от патологических сновидений. У меня они были во время совершенно нормального телесного состояния. Однако я не утверждаю, что некоторое нервное возбуждение, психическое волнение или какое-либо неизвестное влияние, приходящее из бодрствующего мира, здесь не присутствуют. Это могло быть, но в большинстве случаев ускользало от моего наблюдения. Сновидения рода «В» вообще крайне абсурдны или противоречивы, хотя и чёткие, и хорошо запоминающиеся. Ум в таких сновидениях полностью диссоциирован, а реинтеграция полна недостатков.

Очень хороший пример этого типа сновидения описан Достоевским в «Преступлении и наказании» (сон Раскольникова накануне убийства). Довольно странно, но у меня было сновидение такого же типа в ночь, после того как я читал эту книгу. В этом сновидении убийцей был я сам [в отличие от сновидения Раскольникова, где ему снилось, как пьяные мужики насмерть забивают лошадь]. Это показалось мне странным, потому что в данном случае причина была очевидна, а моё физическое состояние было полностью нормальным.

Как правило, я нахожу сновидения этого сорта неприятными из-за их абсурдности, их безумного характера и сильного продолжительного впечатления, какое они оказывают. К счастью, они случаются редко, по крайней мере, у меня. Иногда они оставляют сильное убеждение, что они «что-то значат», что они несут какое-то предостережение, пророчество, и когда мы читаем случаи пророческих сновидений, мы находим, что они принадлежат, главным образом, виду «В». В моём случае, я часто находил, что в действительности они ничего не «означают»; однако, иногда я был не столь уверен. Всё зависит от того, в каком направлении мы ищем причины. Так, однажды ночью, когда я был в лекционной поездке, мне довелось быть гостем одного семейства в провинциальном городишке, и спать в комнате, которая, как я полагал, была комнатой для гостей.

У меня была ночь полная самых ужасных сновидений; один длинный беспорядочный кошмар с сильным чувством, что это «что-то значит». Однако я чувствовал себя комфортно, совершенно здоровым и был в хорошем душевном настроении. Я не смог удержаться, чтобы не рассказать следующим утром за завтраком, какая неприятная была у меня ночь. Тогда семья сказала мне, что я спал в комнате дочери, которая находиться в санатории с тяжелым нервным расстройством и которая обычно называла ту комнату своей «камерой пыток».

Другое сновидение из самых отвратительных случилось со мной в Берлине в 1906 году. Я бродил по бескрайним, чёрным, вонючим болотам под покровом тёмной ночи, смертельно изнеможённым и одиноким, старым, бедным и несчастным, полным раскаяния. Но я был совершенно здоров и, более того, в приподнятом состоянии духа. Впечатление было настолько сильным, что на следующее же утро я собрал свой чемодан и без лишних объяснений покинул гостиницу. Я ничего не смог поделать, но мне показалось, как будто комната несла память о каком-то ужасном преступлении. Я так никогда и не смог выяснить, было ли это предположение основано на истине. Спустя месяц я получил известие о моем брате из Ост-Индии, и узнал, что он умер в ту самую ночь при весьма печальных обстоятельствах. Была ли какая-либо связь между этим фактом и моим сновидением я не смог выяснить.

Следует заметить, что такие яркие сновидения носят иногда очень приятный характер, наполняя целые дни неописуемой радостью. Это так, но согласно моему опыту, мои яркие приятные сновидения теперь превратились в другой, высший тип. Будучи ребёнком у меня были чудесные сновидения типа «В»; но сейчас они полностью изменили свой характер и стали принадлежать виду «Е».

[С: морочные сновидения]

В типе «С», символические или морочные[27] сновидения, определяющим элементом является тот, который я называю демоническим. Боюсь, что это слово вызовет ропот неодобрения или, по крайней мере, улыбку, или даже насмешку. Однако я думаю, что смогу успешно защитить использование этого термина. Я с готовностью признаю, что реальное существование сущностей, которых можно было бы назвать «бесами», сомнительно, но всё же некоторые люди науки находят эту концепцию очень полезной и удобной.

Я надеюсь удовлетворить даже самых скептически настроенных из моих слушателей, защищая выражение «демонический» следующим образом:

Я называю демоническими те явления, которые производят на нас такое впечатление, будто бы они были созданы или организованы разумными сущностями очень низкого морального уровня.

Мне кажется, что подавляющее большинство сновидений, приводимых Фрейдом и его сторонниками, и использованных для построения его теории, как раз принадлежат типу «С».

Введение в научный мир символизма сновидений, и в самом деле, можно назвать смелым поступком. Это — великое достижение Фрейда. Но давайте рассмотрим, что значит слово «символ». Символ — это образ или воображаемое событие, замещающее реальный объект или событие с которым он имеет отдалённое сходство. Итак, изобретение символа может быть только действием мышления — работы какого-то разума. Символы не могут само-изобретаться; они должны быть вымышлены. Возникает вопрос: кто осуществляет это разумное действие, кто измышляет символы? Ответ, данный школой Фрейда таков — подсознательное. Но здесь мы сталкиваемся с одним из тех слов, которые появляются «wo die Begriffe fehlen»[28]. Для меня, слово «подсознательное», указывающее на мыслящую единицу, является таким же таинственным, ненаучным и даже «оккультным», как и слово «бес». С моей точки зрения, единственно точным будет сказать, что в наших сновидениях мы видим образы и переживаем события, за которые наш собственный ум — наша «личность», как мы ее знаем — не может нести ответственность[29], и которые таким образом, должны приходить из некого неизвестного источника. Хотя мы всё же можем сформировать некоторое суждение об общем характере этих источников, и я чувствую себя оправданным, называя их, в сновидениях типа «С», «демоническими», т. е. низкого морального уровня.

Именно в классе «С» эротический или, скорее, пошлый элемент играет такую важную роль. И не удивительно, что некоторые сторонники фрейдистской школы, изучающие только этот вид сновидений, пришли к заключению, что все сновидения имеют сексуальное происхождение.

Морочные сновидения могут быть очень забавными, как о том свидетельствуют многочисленные примеры из литературы, посвящённой сновидениям.

Так, за день до моего пятидесятилетия, я стал жертвой одного забавного сновидения-шутки. На мою честь устраивался карнавал, и город был полон флагов. Когда пришла процессия, она состояла из коровы, за которой следовала лошадь, затем пеший человек, стреляющий холостыми патронами из револьвера, затем карета с четырьмя человеками и, в довершение, старый, разваливающийся, покачивающийся автомобиль, который полз с черепашьей скоростью[30].

[D: сно-ощущение]

Тип «D», который я называю общее сно-ощущение[31], весьма примечательный, но не прост в описании. Это не простое сновидение; здесь нет видений, нет образов, нет событий, нет даже ни единого слова или имени. Но в течение долгого периода глубокого сна ум непрерывно занят каким-нибудь одним человеком, одним местом, одним отличительным событием, или даже одной абстрактной мыслью. По крайней мере, таково вспоминание после пробуждения.

Так, однажды ночью я непрерывно был занят личностью одного американского джентльмена, которым я особенно-то и не интересовался. Я не видел его, не слышал его имени, но проснувшись, я чувствовал, как будто бы он был у меня в голове всю ночь. В другом случае это была очень глубокая мысль, занимающая меня в глубочайшем сне, с ясным вспоминанием её после пробуждения. Вопрос был таким: «Почему некоторые периоды нашей жизни, будучи очень грустными, могут всё же быть сладкими и прекрасными в воспоминании?» И ответ: «Потому что человеческое существо знает только очень малую часть того, кем оно есть». Вопрос и ответ никогда не оставляли меня; и всё же мой сон был очень глубоким и непрерывным. Эти сно-ощущения не неприятны и не абсурдны, если тело в хорошем состоянии здоровья. Часто, они оказывают воодушевляющее или умиротворяющее воздействие.

Однако в патологических сновидениях типа «I» они могут оказаться чрезвычайно странными и изнуряющими.

Спящий может чувствовать себя квадратом или кругом, или испытывать другие ощущения неописуемого характера.

[Е: осознанные сновидения]

Класс «Е», тип сновидений, которые я называю «осознанными сновидениями» [lucid dreams], кажутся мне наиболее интересными и заслуживающими самого тщательного наблюдения и изучения. Сновидений этого типа я испытал и записал 352 случая за период с 20 января 1898 г. по 26 декабря 1912 г.

В этих сновидениях реинтеграция психических функций настолько полная, что спящий помнит повседневную жизнь и своё собственное состояние, достигает состояния совершенной осознанности и способен управлять вниманием и пытаться совершать различные волевые действия. И всё же сон, как я уверенно утверждаю, остаётся ненарушенным, глубоким и освежающим. Я получил свой первый проблеск такой осознанности во время сна в июне 1897 г. следующим образом.

Мне снилось, что я плыл среди ещё не покрытых листвой деревьев; зная, что сейчас апрель, я заметил, что вид ветвей и веточек изменяется вполне естественно, соответственно изменению моего положения относительно деревьев. Затем я рассудил (во сне), что моё воображение никогда бы не смогло изобрести или создать такое замысловатое явление, как перспективное движение маленьких веточек, видимых при проплывании мимо них.

Много лет спустя, в 1907 г., в работе проф. Эрнста Маха «Анализ ощущений»[32] я нашёл отрывок, в котором были сделаны такие же с небольшим отличием наблюдения. Как и я, Мах пришёл к заключению, что он видит сон, но случилось это из-за того, что он увидел, что движение веточек было неправильным, тогда как я был удивлен естественностью, которую моё воображение никогда бы ни изобрело. Проф. Мах не продолжил свои наблюдения в этом направлении, вероятно из-за того, что не придал им значения. Я же настроился и стал с нетерпением ожидать следующего такого случая. Я приготовился для внимательного наблюдения, надеясь при этом продлить и усилить осознанность.

В январе 1898 г. мне удалось повторить такое наблюдение. В ночь с 19 на 20 января мне снилось, что я лежал в саду перед окнами своего кабинета и смотрел через оконное стекло в глаза моей собаки. Я лежал на животе и пристально наблюдал за собакой. Однако в это же время я совершенно точно знал, что вижу сон и что на самом деле я лежу на спине в своей кровати. Затем я решил проснуться, медленно и осторожно, и посмотреть, как мои ощущения связанные с лежанием на животе перейдут в ощущения связанные с лежанием на спине. Так я и сделал, медленно и сознательно; и переход, которому с тех пор я подвергался многократно, оказался чудесным. Это подобно чувству соскальзывания из одного тела в другое, сопровождаемое двойственным воспоминанием двух тел. Я помнил что чувствовал в своём сновидении, лёжа на груди; но, возвращаясь в состояние бодрствования, я помнил также ощущения своего физического тела, которое всё это время спокойно лежало на спине. Это наблюдение раздвоения памяти бывало со мной с тех пор много раз. Бесспорно, что эти наблюдения почти неизбежно приводят к концепции тела сновидения.

Г-н Хэвлок Эллис говорит с насмешкой, что некоторые люди, которые «барахтаются в оккультизме», рассказывают об астральном теле. Но ели бы он пережил хотя бы один из этих опытов, он бы почувствовал, что мы не можем избежать ни «барахтанья» ни тела сновидения. В осознанном сновидении, ощущение обладания телом — обладанием глаз, рук, уст и т. д. — совершенно отчётливое; и всё-таки в то же самое время, я знаю, что физическое тело спит и занимает совсем другое положение. При просыпании два ощущения, так сказать, сливаются, и я помню так же чётко как действия тела сновидения, так и неподвижность физического тела.

В феврале 1899 г. у меня было осознанное сновидение, в котором я провёл следующий эксперимент. Я начертил своим пальцем, смоченным слюной, влажный крест на ладони своей левой руки с намерением увидеть останется ли он там после пробуждения. Затем мне приснилось, будто я проснулся и почувствовал влажный крест на своей левой руке, приложив её ладонью к своей щеке. Затем, спустя некоторое время, я проснулся по-настоящему и сразу же обнаружил, что рука моего физического тела лежала всё это время на моей груди, сжатой в кулак.

Наиболее чудесным во время осознанного сновидения является ощущение собственного голоса, и даже после многократных переживаний подобного рода, это остаётся источником удивления. Я разговаривал (в сновидении) так громко, как только мог и, хотя, я вполне сознавал, что моё физическое тело лежит в состоянии глубокого сна, мне с трудом верилось, что такой громкий голос неслышим в бодрствующем мире. Хотя я и пел, и кричал, и просто громко разговаривал в сотнях сновидений, моя жена никогда не слышала моего голоса, а в нескольких случаях могла заверить меня, что спал я вполне мирно.

Я не могу в этой статье дать даже краткий и поверхностный отчёт о многих интересных деталях этих сновидений. Я вынужден сохранить их для моей большей работы. Боюсь только, что лишь неоднократное личное знакомство с этими фактами может убедить людей в их значимости. Приведу ещё несколько примеров, чтобы дать понятие об их характере.

9-го сентября 1904 г. мне приснилось, что я стою у стола перед окном. На столе находились различные предметы. Я совершенно осознавал, что я вижу сон, и стал размышлять, какие бы мне провести эксперименты. Начал я с попытки разбить стекло ударом камня. Я положил небольшую стеклянную плитку на два камня и ударил по нему третьим камнем. Однако он не разбился. Затем я взял со стола изысканный красный бокал и со всей мочи ударил его кулаком, рассуждая тем временем как опасно это было бы в бодрствующей жизни; однако, бокал оставался целым. И вдруг, когда я вновь посмотрел на него спустя некоторое время, он оказался разбитым[33].

Он разбился совершенно правильно, но немного позже, подобно актёру, пропустившему свою реплику. Это дало мне очень забавное впечатление пребывания в поддельном мире, хитро сымитированном, но с небольшими изъянами. Я взял разбитое стекло и выбросил его из окна, чтобы узнать услышу ли я звон. Я ясно услышал шум и даже увидел двух собак, убегающих прочь, что было вполне естественно. Я подумал: «какой же забавной получилась имитация мира». Затем я взял графин с красным вином и попробовал его на вкус, и отметил с совершенной ясностью ума: «Да, ощущение вкуса тоже можно испытывать по своей воле в мире сновидений, это действительно вкус вина».

Есть высказывание немецкого поэта Новалиса о том что, когда нам снится, что мы видим сон, мы близки к пробуждению. Этот взгляд, разделяемый большинством наблюдателей, я должен решительно отвергнуть. Осознанные сновидения случаются в глубоком сне и, как правило, не заканчиваются пробуждением, если только я не желаю это сделать намеренно. Однако в большинстве случаев я предпочитаю продлевать сновидение настолько, насколько это возможно; затем осознанность исчезает и даёт место другим видам сновидений, и, что кажется примечательным, последующий вид часто является «демоническим сновидением», тип «F», о котором я сейчас и буду говорить.

[F: демонические сновидения и общение с мёртвыми]

Часто случается, мне снится, что я просыпаюсь и пересказываю своё осознанное сновидение кому-то другому.

Это последнее является, таким образом, сновидением типа «А». Из этого сновидения я просыпаюсь в реальном бодрствующем мире, будучи очень сильно изумлён забавными скитаниями моего ума. Впечатление такое, как если бы я восходил сквозь сферы различной глубины, из которых осознанное сновидение было глубочайшей.

Могу утверждать, что все без исключений мои осознанные сновидения случались между пятью и восьмью часами утра. Особое значение этих часов для наших сновидений часто отмечалось, среди прочих, Данте в его «Чистилище» [вторая часть «Божественной комедии»], где он говорит о часе, когда ласточки начинают петь, и наш ум наименее обременён материальным телом.

Осознанные сновидения является также и символичными, хотя и совсем иначе, чем другие виды сновидений.

Я никогда не замечал в них ничего сексуального или эротичного. Их символизм принимает вид прекрасных пейзажей, различных световых явлений, солнечного света, облаков, и особенно яркого синего неба. В идеальном случае осознанного сновидения я проплываю сквозь безмерно широкие ландшафты с ясным солнечным небом и с чувством блаженства и благодарности, которое побуждает меня говорить о нём красивыми словами благодарности и набожности.

Иногда эти слова казались мне немного банальными, но я ничего с этим не могу поделать, так как контролировать эмоциональные импульсы в сновидении очень трудно.

Иногда мне сниться то, что выглядит символом предостережения, утешения, одобрения. Например, собираются тучи или проясняется свет. Но лишь единожды я смог увидеть солнечный диск.

Полёты или плавание случаются во всех видах сновидений, за исключением, быть может, класса «D», и это является главным образом указанием на приближение осознанного сновидения.

Когда я летал в своих сновидениях две или три ночи подряд, то я знал, что осознанное сновидение рядом. Да и само осознанное сновидение часто начинается, и всё время сопровождается ощущением парения. Иногда я чувствую себя быстро проплывающим сквозь пространство; однажды я летел задом наперёд, а однажды, когда мне снилось, что я был внутри собора, я взмыл вверх с этим огромным зданием и всем что в нём с большой скоростью. Я не могу поверить, что ритм нашего дыхания имеет какое-то отношение к этому ощущению парения, как предполагает Хэвлок Эллис, так как дыхание, вообще-то, непрерывное и учащённое.

Прерывистые взлёты, совершаемые с трудом, принадлежат сновидениям низших типов; они могут быть обусловлены болезненным состоянием тела, но могут также символизировать и некоторое моральное страдание.

На рождество 1911 г. мне приснился следующий сон. Он начался с полётов и плаваний. Я чувствовал себя чудесно лёгким и сильным. Я видел огромные и прекрасные панорамы — сначала городка, затем сельские пейзажи, фантастические и в ярких цветах. Затем увидел сидящим своего брата, который умер в 1906 г., подошёл к нему, говоря: «Сейчас мы оба видим сон». Он ответил: «Нет, я не сплю!» — и тут я вспомнил, что он умер. У нас была долгая беседа о состояниях существования после смерти, и я особенно расспрашивал его об осознанности, ясности ума и понимании. Но так как он не смог мне ничего ответить, свидетельствовало об отсутствии у него такового.

Затем осознанное сновидение сменилось обычным сновидением вида «А», в котором я увидел даму, стоящую на мосту, которая мне рассказала, что слышала, как я разговариваю во сне. И я предположил, что мой голос был слышен во время осознанного сновидения.

Затем последовал второй период осознанности, в котором я увидел проф. Вант-Гоффа[34], знаменитого голландского химика, которого я знал, будучи студентом, и который стоял в некотором подобии аудитории, окружённый множеством учёных. Я подошёл к нему, прекрасно зная, что он уже умер, и продолжил свой допрос о состоянии после смерти. Это была длинная спокойная беседа, во время которой я полностью осознавал ситуацию.

Сперва я спросил, почему мы, не имея органов чувств, можем прийти к уверенности, что человек, с которым мы разговариваем, является действительно тем самым человеком, а не субъективной иллюзией. Тогда Вант-Гофф сказал:

«Точно так же как и в обычной жизни — по общему впечатлению».

«Однако, — сказал я, — в обычной жизни при наблюдении имеется устойчивость, а благодаря повторению достигается закрепление».

«Здесь также, — сказал Вант-Гофф. — И ощущение достоверности такое же». Затем я действительно испытал очень сильное чувство уверенности в том, что тот с кем я разговаривал действительно был Вант-Гофф, а не субъективная иллюзия. Затем я снова начал расспрашивать о ясности ума, осознанности, устойчивости этого мира теней и опять я получил такой же нерешительный, двусмысленный, неудовлетворительный ответ, как и от моего брата. В целом атмосфера сновидения была прекрасной, яркой, возвышенной и люди вокруг Вант-Гоффа казались симпатичными, хотя я их и не знал.

«Вероятно, пройдет некоторое время, прежде чем я присоединюсь к вам» — сказал я. Но тогда я воспринимал себя гораздо моложе, чем я был на момент сновидения.

После этого у меня было несколько обычных сновидений. и я проснулся вполне отдохнувшим, узнав, что мой голос не был слышен в бодрствующем мире.

В мае 1903 г. мне приснилось, что я был в небольшом провинциальном голландском городке и вдруг повстречал своего шурина, умершего незадолго до этого. Я был абсолютно уверен, что это он, и я знал, что он умер. Он сказал мне, что у него серьёзные отношения с моим «контролером», как он выразился, — моим путеводным духом. Я был рад, и наша беседа была очень радушной, более личной, чем когда-либо в обычной жизни. Он сообщил мне, что мне грозит финансовая катастрофа. Кто-то собирается меня разорить на сумму в 10000 гульденов. Я сказал, что понял его, хотя после пробуждения был крайне озадачен, и не смог извлечь из этого какой-либо смысл. Мой шурин сказал, что это мой путеводный дух рассказал ему об этом.

Я пересказал эту историю ещё кому-то в своём сновидении. Затем я попросил своего шурина рассказать мне ещё о жизни после смерти, и как только он собрался ответить, я проснулся, как если бы кто-то оборвал связь. Тогда я ещё не был способен продлевать сновидения как сейчас.

Мне хочется отметить, что это было единственное предсказание, полученное мной когда-либо в сновидении таким впечатляющим образом. И оно стало правдой, с той только разницей, что сумма, которую я потерял, была в двадцать раз больше.

Во время сновидения, казалось, отсутствовала всякая вероятность такой катастрофы. Я даже не располагал деньгами, которые потерял впоследствии. Они как раз появились ко времени начала первых событий — забастовок железнодорожников в 1903 г., которые меня и разорили.

Вероятно, некоторые из моих слушателей вспомнят, что я уже упоминал в статье, читанной на собрании ОПИ 19 апреля 1901 года, о своём эксперименте с Нелли — «контролером» миссис Томпсон. Будучи в состоянии действовать в своих сновидениях произвольно, я решил, что буду, находясь в сновидении, вызывать людей. И иногда мне это удавалось, и на мой зов появлялась фигура, которая соответствовала тому человеку, которого я звал. Я условился с г-ном Пиддингтоном[35], что он, независимо от меня, будет делать заметки во время его сеансов с миссис Томпсон, и сообщит мне в случае, если ею будет названо моё имя. В январе 1900 года на мой зов призрак являлся дважды, как я узнал из письма из Лондона, в котором сообщалось, что «контролер» слышал мой зов. И однажды, когда я позвал «Элси» вместо Нелли, видимо, по ошибке, поскольку имя «Элси» мне ничего не говорило, то эта ошибка была услышана и объяснена Нелли. Последующие эксперименты с миссис Томпсон не имели успеха. Однако на следующий год я вступил в контакт, через посредничество У. Т. Стеда[36], с очень интересной медиумом, которая, хотя и была совершенно невежественной в вопросах парапсихологии, сразу же получила послание, через автоматическое письмо, от «сына», который незадолго до этого скончался, в возрасте десяти лет, и которого она нежно любила.

Этого мальчика, имя которого Гордон, я вызывал в своих сновидениях несколько раз, и я видел его и описал его его матери, и я был в состоянии объяснить ей некоторые особенности, которые очень сильно её удивляли. Так, например, он рассказал ей, что он принимал участие в её ужинах; что совершенно не соответствовало её представлению о жизни после смерти. Он являлся в моём сновидении на велосипеде, и когда его мать спросила его об этом, он ответил: «Ах, да, у меня есть велик». Для меня, знающего, как ум может переживать все виды субъективных чувств и иллюзий, это не было таким невероятным, как для неё.

Конечно, я постоянно искал то, что парапсихологи называют «доказательствами», объективными доказательствами. Поэтому в своём сновидении 13 августа 1901 года я попросил этого мальчика дать мне какой-нибудь пароль.

Он исполнил мое желание и произнёс одно слово, которое я понял, как «Sing-a-роог» [Сингапур]. Я предположил, что он имеет в виду город в Азии. Его мать, однако, посредством автоматического письма получила послание спустя некоторое время, хотя я не могу сказать когда именно, но точно после того как они были проинформированы о моём сновидении. Мальчик рассказал своей матери, что он сказал мне «Pick-a-Ьоо» [Ку-ку], слово, которое он и его друзья использовали, когда играли в прятки. Это слово и его употребление были мне совершенно неизвестны, и я думаю, что схожесть этих двух слов поразительная. И всё же, я признаю, что нам нужно больше доказательств, к тому же, некоторые другие эксперименты, например, с Фредериком Майерсом[37] и У. Т. Стедом не оказались успешными.

Однажды г-н Стед дал мне маленькое кольцо, предложив мне вызвать его владельца, имя которого он мне назвал. Я так и сделал в сновидении, и увидел человека и получил от него сообщение, которое передал [в письме] Стеду. Но поскольку я так и не получил ответа, я подозреваю, что это была неудача[38].

Я вызывал и видел в осознанных сновидениях разных умерших. Так, я позвал и увидел Майерса вскоре после его смерти, но это не было убедительным, и атмосфера была немного мрачной. Он выглядел огорчённым и грустным. В июле 1908 я его снова вызвал и видел, на этот раз, очень ясно и чётко. Я попросил его рассказать Пиддингтону, что он видел меня. Он пытался сообщить мне какой-то пароль, но он не смог, как если бы был слишком слаб. Я успешно вызывал своего отца и различных умерших друзей и родственников. Уильяма Стеда я до сих пор вызывал безуспешно. Дважды я видел, не вызывая, одного умершего человека, к которому я до сих пор испытывал очень мало симпатии; это король Бельгии Леопольд II. Он казался очень заинтересованным во мне и в моей работе, что мне показалось совершенно невероятным. Я надеюсь, вы понимаете, что я совершенно не берусь говорить с уверенностью об истинной природе этих явлений. В своём сновидении я уверен в истинности происходящего; но я не могу ожидать от других, что они поверят мне на слово; даже ко мне сомнение приходит достаточно часто. Это чувство уверенности, что видимый в сновидении человек реален, не поддается описанию. Однажды я увидел лицо моего отца, как я его знал, и все же я знал, что это проделка бесов.

Я ни на мгновенье не почувствовал, что это был настоящий человек. Он спросил меня: «Разве я не похож на себя?» и я должен признать, что сходство было совершенным; и всё же, я отказывался принять, что это был мой отец. Это было демоническое сновидение типа «F».

В двух случаях, когда я безуспешно вызывал одного умершего друга, я увидел привидение какого-то почтальона, которое ходило вокруг меня. Так как это случилось дважды, в разные годы, это должно было иметь какое-то символическое значение, хотя я не мог понять какое.

Итак, были ли эти привидения реальными или нет?

Думаю, я как учёный, имею полное право считать их таковыми хотя бы временно, принимать это в качестве рабочей гипотезы на время проведения экспериментов. Я понимаю, что только сотни повторных наблюдений смогут устранить сомнения.

Подобно тому, как был обман [бесов] с привидением моего отца, так же, может быть обман с осознанным сновидением. В марте 1912 г. у меня было очень запутанное сновидение, в котором мне приснилось, что Теодор Рузвельт[39] умер, затем я проснулся и стал пересказывать сновидение, говоря: «В своём сновидении я не был уверен, был ли он действительно мёртв или всё ещё жив; теперь я знаю, что он в действительности мёртв; но я был так потрясён новостью о том, что я потерял память». А затем последовала ложная осознанность, в которой я сказал; «Теперь я знаю, что вижу сон и знаю где я». Но всё это было не так. У меня не было и понятия о моём реальном состоянии, и только после пробуждения я осознал, что всё это было полной бессмыслицей.

Такой сорт морока я называю демоническим. Я так часто наблюдал одну закономерность, что она обязана иметь какое-то значение; а именно, что за осознанным сновидением непосредственно следует демоническое сновидение типа «F».

Я надеюсь, вы позволите мне, исключительно ради удобства, говорить так, как будто бы эти сущности низкого морального уровня существовали. Позвольте мне назвать это рабочей гипотезой. Теперь мне хотелось бы указать вам на различие между символическими или морочными сновидениями типа «С», описанными ранее и демоническими типа «F».

В типе «С» спящий дразнится, или озадачивается, или тревожится различными более или менее жуткими, странными, пошлыми, мрачными или дьявольскими проделками [одним словом, бесы морочат ему голову]. Он прогуливается по скотобойням или среди трупов; он находит всё запачканным кровью или экскрементами; он втягивается в пошлые, эротические или ужасные сцены, в которых он иногда принимает активное участие. Его моральное состояние крайне развращено; он убийца, прелюбодей, и т. д., одним словом, для такого сновидения нет ничего слишком низкого, или слишком ужасного.

После просыпания, результатом, конечно же, является неприятное чувство; человек более или менее пристыжен или потрясён; он пытается стряхнуть с себя эту память как можно скорее.

Теперь, в сновидениях типа «F», в демонических сновидениях, которые всегда находятся рядом (до или после) с осознанными сновидениями, тип «Е», я подвергался подобным нападениям; но я видел формы, фигуры, образы странных нечеловеческих сущностей, которые совершали их. Однажды ночью, например, я увидел такую сущность, прохаживающуюся передо мною, и загрязняющей всё к чему она прикасалась, как то дверные ручки, кресла. Эти сущности всегда пошлые и похотливые[40], и пытаются вовлечь меня в свои игры. Они не имеют пола и представляются то мужчинами, то женщинами. На вид они очень разные и непостоянные, изменяются каждый момент, принимая самые фантастические формы, в которых их изображали художники средневековья, только эти форы были наделены какой-то невообразимой гибкостью и изменчивостью, какую никакая картина не может передать.

Я опишу Вам одно из этих сновидений (30 марта 1907 г. в Берлине), последовавшее непосредственно за осознанным сновидением. Осознанность не была очень интенсивной, и у меня были некоторые сомнения относительно моего реального состояния. И вдруг я оказался среди бесов. Никогда раньше я не видел их так чётко, такими дерзкими, такими агрессивными. Один был скользким, блестящим, хромым и холодным, как живой труп. Другой постоянно изменял своё лицо, делая невероятные гримасы.

Один проплыл подо мною, выкрикивая непристойности на забавном жаргоне. Защищался я энергично, и главным образом бранью, что, как я чувствовал, было слабостью. Я видел эти слова написанными. Бесы окружали меня и скалили зубы, как шайка уличных хулиганов. Однако я не убоялся и сказал: «Даже если Бог и допустит, чтобы вы победили меня, я не испугаюсь». Затем они все разом начали кричать, а один сказал: «Пусть же Бог скажет первым!» И тогда я заорал изо всех сил: «Он уже давно всё сказал!» Затем я указал на одного из них, говоря: «Тебя-то я знаю уже давно!» и затем, указывая на другого: «А ты!»

На этом я проснулся, и думаю, что при пробуждении издал какой-то слышимый звук.

Но что удивит Вас больше всего, так это то, что после этой перебранки я чувствовал себя вполне отдохнувшим, весёлым, совершенно безмятежным и спокойным.

Главное отличие сновидений типа «F» от типа «С» состоит в том, что, когда я вижу бесов и сражаюсь с ними, результатом является полное удовлетворение, бодрость и душевный подъём.

Я принимаю как данность то, что большинство психологов, читая описание такого живого сновидения, будут совершенно уверены, что причина этого в моём теле — какое-то несварение, угнетённость или что-то в этом роде.

Но на самом деле, моё физическое здоровье было совершенным, мои сомнения носили только моральный характер, и последствия этого кошмара, который не имел ничего из реальных мук кошмара, были приятными, благотворными и освежающими.

Вот главная черта этих демонических сновидений — имеют эти сущности реальное существование или они являются порождениями моего воображения, неважно, достаточно смотреть на них и сражаться с ними, чтобы рассеять весь их ужас, всю странность, жуть их уловок и проделок.

[G: ложное пробуждение]

Я ещё не говорил о сновидениях типа «G», которые я называю «ложным пробуждением»[41], всегда случающиеся перед пробуждением. Прекрасный пример этого типа сновидений был описан Махом в его книге «Анализ ощущений». Он это называет «phantasm»[42]. Мы чувствуем, что проснулись в нашей обыкновенной спальне, а затем мы начинаем сознавать, что вокруг нас что-то не так; мы видим необъяснимые движения или слышим странный шум, и так мы узнаём, что всё ещё спим. Во время первого опыта такого сновидения я был весьма напуган и нервно пытался проснуться по-настоящему. Думаю, это происходит с большинством людей переживающих подобное. Они пугаются и нервничают, и, наконец, просыпаются с учащённым сердцебиением, холодным потом и т. д.

Сейчас для меня эти сновидения ложного пробуждения потеряли свой ужас. Я смотрю на них как на проделки бесов, и они меня забавляют; они меня больше не нервируют.

В июле 1906 г. в г. Швальбах, спя глубоким сном после трудного дня, у меня было два или три сновидения типа «G». Мне казалось, что я проснулся и слышу, как кто-то на лестничной площадке перетаскивает большой ящик, который ужасно громыхает. Затем я понял, что проснулся в демонической сфере. Во второй раз я увидел, что в моей спальне три окна, хотя я знал, что было только два. Желая убедиться в этом, я намеренно проснулся на мгновение и осознал, что в моей комнате два окна и что в доме царит тишина.

После этого у меня была серия осознанных сновидений, очень прекрасных. К их окончанию, пока я всё ещё громко пел, я был внезапно окружён множеством бесов, которые присоединились к моему пению; они были похожи на стаю злых полудиких тварей. Затем я почувствовал, что теряю самоконтроль. Я стал действовать всё более и более нелепо, разбрасывая своё постельное бельё, подушки и т. п. Я выпрямился и увидел одного беса, который выглядел не таким злым, как другие, и выглядел он так, как если бы хотел сказать «ты ведешь себя неправильно». «Да, — сказал я, — но что я должен делать?» Тогда он сказал «Выпори их кнутом по их голым спинам». И я вспомнил тени Данте, которые также боялись кнута. Я сразу же «сделал» кнут из кожаных шнурков со свинцовыми шариками на конце. Затем я пригрозил им, и также ударил им несколько раз. Затем, внезапно все совершенно стихли, и я увидел тварей, пятящихся назад с притворными лицами, как если бы они вовсе ничего не знали о случившемся. У меня было ещё много приключений этой ночью, осознанных и обычных сновидений, и я проснулся отдохнувшим и радостным, в лучшем душевном настроении, чем до этого, в котором я пребывал долгое время.

Эти сновидения ложного пробуждения типа «G» не следует путать со сновидениями, рассказанными выше, в которых мне снилось, что я просыпался после осознанного сновидения и пересказывал его кому-нибудь. Это были сновидения обычного вида «А». Ничего необычного в них нет. Сновидения класса «G», несомненно, являются демоническими, необычными и очень живыми и яркими, с какой-то зловещей чёткостью и ясностью, с сильным дьявольским освещением. Более того, ум спящего осознаёт, что это есть сновидение, притом плохое сновидение, и он хочет проснуться. Как я только что сказал, ужас прекращается, как только бесы замечены, как только спящий осознает, что его дурачат духи низкого морального уровня.

Итак, я готов услышать обвинения в суеверии, в возрождении мрачных заблуждений Средневековья. Но я только пытаюсь излагать факты так точно насколько это возможно, а я не могу сделать это, не используя эти термины и понятия. Если кто-нибудь заменит их другими, что же, я открыт к любым предложениям. Только я бы сохранил идею о том, что это не мой ум ответственен за все те ужасы и заблуждения в сновидениях. Сказать, что никто не ответственен за это — ни к чему не приведёт, ибо абсолютно очевидно, что в них есть некоторая мысль и намерение, хотя и развращённое и низкое. Уловка, обман, символ — не могут осуществиться без какой-то мысли и намерения. Отнести всё это к «бессознательному» очень удобно, но тогда я скажу, что также будет научным использовать имена Вельзевула или Ваала. Что до меня, то я верю в «бессознательное» не больше чем в Деда Мороза.

[I: патологические сновидения]

Наконец, я должен сказать несколько слов о классе «I», к которому я отношу патологические сновидения. Я знаю, что психологи определённого сорта будут называть более или менее патологическими все сновидения, и тем более те, что я описал. И, зная их приёмы аргументации, я не удивлюсь, если они используют эти самые сновидения, как доказательства того, что моё здоровье далеко не так хорошо, как я на том настаиваю.

На это я могу только сказать, что я считаю, что именно эти сновидения и удержали меня от потери душевного равновесия. Те, кто знает, что мне довелось пережить, не раз удивлялись тому, что я не стал душевнобольным. Я в значительной степени обязан расслабляющему и освежающему воздействию осознанных сновидений, что способствовало поддержанию моих сил для тяжёлой работы и преодоления больших трудностей. Что касается настоящих патологических сновидений, возникающих от горячки, несварения, морфия или других лекарств, то у меня очень мало опыта. Однако я весьма хорошо помню, что в них очень сильно проявляются демонические черты. Они могут походить на некоторые другие виды, описанные в моей Таблице сновидений, за исключением типа «Е». Но все они более спутанные, более жуткие, более живые и более порочные.

Можно заметить, что введение в рассмотрение разумных сущностей низшего уровня для объяснения этих явлений привносит элемент произвольности, который исключает возможность найти научную систему. Удобно, например, приписывать все явления безумия и патологических сновидений бесам, которые пользуются слабостью тела для своих козней. Впрочем, это мнение не кого-нибудь, а самого Альфреда Рассела Уоллеса[43], как он сам сознался мне в личной беседе.

Однако я не думаю, что даже эта идея, взятая как рабочая гипотеза, помешает нам попытаться найти научную систему даже для этих, по-видимому, демонических козней; например, тот факт, что определённые вещества вызывают галлюцинации определённого характера; что кокаин производит прелестные предвкушения и приятные сновидения, а алкоголь причиняет видения маленьких белых человечков. Это предполагает, что за всем этим должна стоять какая-то система, которая вовсе не является произвольной.

Мы здесь на границе царства тайны, где следует продвигаться очень осторожно. «Отрицать» может быть так же опасно и опрометчиво, как и «признавать».

Я желал бы завершить этот слишком короткий и несовершенный набросок несколькими размышлениями — несколькими философскими замечаниями.

Когда мы видим некоторые объекты, скажем, синее небо, то мы научились объяснять это явление чрезвычайно сложным процессом. Чтобы вызвать это простое явление, вид синего неба, требуются триллионы колебаний самого тонкого вида, которые исходят от Солнца и попадают на такой чудесно продуманный и изящный инструменты, как сетчатка наших глаз и зрительный нерв.

И вот, во время сна, это же явление повторяется с такой же точностью. Я вижу синее небо в осознанном сновидении так же ясно, так же сознательно, как я вижу сейчас вот этот лист бумаги. Скажите мне, какая разница? Нужны ли нам эти триллионы колебаний и удивительная конструкция сетчатки глаз? Как же тогда создаётся этот другой образ?

Психологи говорят о «галлюцинациях», о «clichesouvenirs»[44], о «воображаемых объектах» и т. д. Но всё это пустые слова. Мы имеем два в точности одинаковых явления. С одной стороны мы это объясняем бесконечно тонкими, разумными и сложными причинами. С другой, мы имеем дело с простой «галлюцинацией». Сетчатка здесь не причём, на неё не падает свет; но явление повторяется в совершенстве. Кто совершил это чудо? Это мне кажется насмешкой над нашей физической наукой. После многих лет кропотливого изучения были открыты законы света и цвета, и функционирования нашей нервной системы, которые объяснили это явление: вид синего неба. И, однако, оно также совершается, но без электромагнитных колебаний, без участия глаза; такое же совершенное, живое, ясное и хорошо наблюдаемое. Вы скажете, что оно неустойчивое и быстро исчезает. Но все явления таковы. Отличие только в степени изменчивости; в своей мгновенности явление точно такое же. Я не буду пытаться здесь делать из этого выводы; я просто хочу указать на то, о чём многие учёные, кажется, забывают. Мы слышим торжественные заявление Фрейда о том, что все явления сновидений теперь объяснены. Мах говорит: «Почти все особенности сновидений можно объяснить тем, что иные ощущения и представления появляются в нашем сознании с трудом и слишком поздно, а иные и вовсе не являются.»

Вы слышали это — все тайны теперь объяснены вот этими несколькими пустыми словами. Видели ли вы когда-нибудь как «ощущения» или «представления» «входят в сознание», как если бы они были путешественниками, а «сознание» гостиницей? Всё это слова, слова, слова — просто игра слов. Никакая конкретная реальность не может быть привязана к такому объяснению. Именно против такого научного высокомерия, я высказываю предупреждение. Ни одна теория до сих пор не объяснила всего о сновидениях; да какого там всего\ даже самой малой части.

Мы пока не переступили через порог того мира, который для нас всё ещё остаётся «оккультным».

И всё-таки мы хотим знать. Мы думающие существа; мы гордимся тем, что мы ничего не делаем, заранее не обдумав. Мы хотим заглянуть перед собой. Но что перед нами является единственной абсолютной уверенностью? Телесная смерть; полное материальное уничтожение. И если бы я поверил, что это означает уничтожение моего ума; если завтра будет означать уничтожение меня самого, т. е. всего, что я знаю; всё-таки, чем же было бы для меня завтра? Почему же я, как разумное существо, и дальше должен тяжело трудиться и страдать? Это был бы абсурд, глупость!

Двадцатый век начался со многих светочей, «просвещение» со всех сторон. Люди науки ясно показали, что они создали иллюзии, вместо того, чтобы следовать истине; что они на игре слов и риторике хотели построить вечные системы.

Мысли такого умного мыслителя, как Бергсон не так уж и чудесны сами по себе; но замечательным и чудесным является то, как он их выражает и, что он добился широкой известности. Он напомнил психологам, что память не может быть материей, а мозг не может быть складом «clichesouvenirs». Психологи не могут опровергнуть это; теперь они знают этот факт; но понимают ли они его смысл?

Если память не мозг, то мозг может быть уничтожен без уничтожения памяти. Если психические факты, а нематериальные являются первичными, то душа более устойчива, чем материя. А если материя неуничтожима, тем более ум и память. Иначе говоря, моя память и ваша — не кого-то другого. Я сам должен продолжать существование.

Но как?

У меня есть разумные основания верить в бессмертие; я знаю, что я, моё собственное я, моя память, неуничтожимы; но страшный вопрос в том, что ждёт меня? Как это будет?

Ни одна из существующих религий не может дать удовлетворительный ответ, ни даже философия. Насколько я знаю, как психолог, нет такой религии, которая не стала бы жертвой иллюзий; нет такой философии, которая не стала бы жертвой языка и недостатка понимания.

Мы хотим фактов, уверенности, исследований по путям опыта, реальных конкретных вещей. Никакая сырая теория, никакое словесное построение, никакое нагромождение школьных учений без глубокого понимания не сможет нас удовлетворить.

И ещё раз следует повторить, что факты не становятся менее осязаемыми и понятными от того, что они являются чисто психическими, и что их ещё невозможно вложить ни в какую из существующих систем.