История Чешского королевства

§ 47. Перемена в чешских делах со времени Карла.

С переходом власти из рук короля Яна к сыну его Карлу и с окончательным вступлением Карла на наследный престол Пржемысловичей, начинается новая эпоха в истории чешской земли. Карл, в своем высоком призвании, был таким превосходным правителем, каких мало между королями всех времена и народов. В его душе хладнокровное рассуждение соединялось с горячей привязанностью к делам; благоразумие государственного человека, обо всем заботящегося, с искренней любовью к отечеству, с богобоязненным образом мыслей, с пламенной любовью к наукам и искусствам, с сочувствием людской радости и людскому несчастью. До него Чехия была в состоянии глубокого падения государственного порядка и общественного благосостояния, в котором виноват был его отец; Карл поднял Чехию из этого упадка на степень такого материального благосостояния и такой духовной жизни, какой никогда до тех пор не было, и при этом вел себя так скромно, что приготовляя новую будущность, не превозносился гордо над тем, что было до него. Все, что было хорошего и доброго в стародавних учреждениях земли, он сохранял и заботливо возобновлял; он лечил только недуги, распознавая проницательным оком их поводы и причины. Заботясь о восстановлении силы и блеска короны, он вместе с тем добросовестно сохранял права народа и привилегированных сословий. Притом от его проницательности не ускользнуло ничего, что появлялось и ходило нового в народе, и он умел приготовлять пути для возможно покойного развития этого в будущности. Карл был в полном смысле слова король-реформатор, одинаково далекий от насилия и разрушения, как и от боязни и узкой привязанности к старому.

В эпоху от Пржемысла Оттокара до смерти короля Яна отличительной чертой внутренней политики в Чехии было стремление дворянства к присвоению себе коронных имений и стремление короны к возвращению их назад и к доставлению себе новых доходов, учреждением городского сословия. Из этих противоположных стремлений произошли: восстание Промысла Оттокара II против Вячеслава I, вражда дворянства принадлежавшего к партии Борша и Витковичей, против Пржемысла Оттокара во время его княжения, беспокойства во время малолетства Вячеслава II, беспорядки при Вячеславе III, при Генрихе хорутанском, во все время царствования короля Яна до правления Карла. Казалось, дворянство уже достигало своей цели, но тут Карл начал вводить новый порядок в коронном хозяйстве, и прежде чем он принял отцовскую власть, большая часть коронных имений была уже им выкуплена из залога и из постыдного отчуждения; остальные он выкупил в первые года своего царствования. Что это было возможно в такое короткое время, можно поверить потому, что имения эти по необходимости записывались большей частью за несообразно малую сумму денег, отчего доставался больший барыш кредиторам дворянского сословия, которые ими пользовались.

Первое место между имениями после их выкупа занимали в самых центральных провинциях страны замки Кривоклат (Торглиц) или Градек в старых лесах Збечинских, с меньшими зовами замки Тиров, Ангербахен, Жебран, Звиков (Клингберг) на Отаве и Бездир (Бозиг) за Мельником, с обширными лесами, многочисленными селами и городами; близ баварских границ Примда (Фрауенберг); против Мишны (Мейсен), — Локет (Эльбоген), против Силезии Кладско (Глатц), на моравской границе Звоянов или Фюрстенберг и Лихтенбург; в нижних провинциях Глубокая и Противин, кроме многих других; сюда же относились замки при многочисленных городах королевских, с большими или меньшими посторонними доходами, как напр. Пражский замок и Вышеград, замки в королевском Градце (Кёниггретце), в Житове (Циттау), в Мосте (Брюксе), в Каадене, в Мельнине, в Колине, в Пльзене, в Тахове, в Домажинцах (Таусе), в Писне и других местах.

Сравнительно с прежним имением князей, в те времена, когда еще жупное устройство было основанием всего земского управления, эти имения были значительно меньше; из числа бывших при Пржемысле, Оттокаре II не доставало некоторых знаменитых королевских замков, которые теперь остались уже в частных руках; ног при изменившихся потребностях, этих имений было совершенно достаточно. Теперь уже не было такого многочисленного жупного чиновничества, которое содержалось на счет этих имении, как в прежние времена. При изъятии духовенства и высшего дворянства с его подданными, при изъятии королевских городов и немецких сел, бывших на «краловстве» (во владении короля), как тогда говорилось, из судебной власти жупных чиновников уничтожилась большая часть занятий этих чиновников. Уже в промежуток времени от Пржемысла-Оттокара до Вячеслава III уменьшилось число жупных или окружных судов тем, что несколько соседних жуп подчинены были одному суду. Карл, как кажется, уменьшил еще более их число, когда после полного бездействия их во время скверного управления своего отца, принялся восстановлять их деятельность. Поэтому с его времени в чешской земле считалось, по числу окружных судов, только 13 округов, названных по населеннейшим королевским городам, которые теперь сделались их резиденциями, именно: округ Кауримский, Сланский, Жатецкий (Заатский), Литомерицкий (Лейтмерицый), Болеславский (Бунцлавский), Градецкий, Хрудимский, Часловский, Бехинский, Писецкий, Прахенский, Пльзенский и Жатецкий; различались еще некоторые другие, только другим образом, а не по судебному разделению.

В эпоху от Пржемысла I до короля Яна, некоторое время дело шло о том: быть пли не быть чешскому народу и его языку. Когда прекратился старинный княжеский род; когда, по его примеру, шляхта начала жить по немецки; когда немецким пришельцам отданы были лучшие города для производства городских ремесел и на всей границе протянулась полоса немецких, земледельческих колоний, проникших местами и в глубь чешской земли; тогда могло показаться, что для славянского племени ; Чехии настала такая же тяжелая участь, какой оно было уничтожено в Мишне (Мейссене), в Бранденбурге, в Силезии, в Поморий и в других местах; опасение это действительно было высказано. Но этого не случилось по двум причинам: первая — большая развитость чешского языка сравнительно с наречием славян полабских и балтийских, другая — приобретение шляхтой твердого положения, в спорах её с короной. У чехов в 13 столетии, вместе с латинской ученостью, была народная литература, которая могла равняться по внутреннему достоинству с немецкой литературой того же времени и только немногим уступала обилием произведений. Рядом с духовными сочинениями, слагались песни героические, как напр. о Бенеше Германовиче, о победе над татарами, в чисто народном духе, и старинные плоды этого геройского духа сохранялись в живой памяти и уважении, как это доказывает Краледворская рукопись, написанная почти в конце этого столетия. Чрез посредство немецкого элемента, проникавшего в землю различными путями, а частью также и чрез непосредственные сношения с итальянскими народами познакомились чехи с новейшей, романтической поэзией, которой мало по налу уступило старое, коренное народное творчество; но этот новый род литературы не достиг значительного развития в земле на немецком языке, а стал вскоре пользоваться языком чешским. Великое поэтическое произведение об Александре Великом, относящееся ко второй половине 13 столетия, было самым блестящим плодом этого новейшего направления.

Язык народный, доставляя, таким образом, духовное наслаждение, сообразное с духом времени, удовлетворяя современным духовным потребностям, выдержал состязание с нововведенным языком тем легче, что этому помогали и внешние причины. Шляхта, которая, по воле королевского двора, употребляла немецкий язык, бросила его, когда вошла в спор с короной. которая действительно нашла себе в немецком мещанстве одну из самых важных, новых опор своих. Ненависть к немецкому элементу возрастала в шляхте все более, немецкое же мещанство во времена Оттона Бранденбургского и потом в первые года по прекращении Пржемыслова рода прямо вступило в состязание с шляхтой, желая приобрести себе больше политических прав. На сколько это выражалось в тогдашней литературе, можно судить из того, что пан Завиша из Фалькенштейна, самый ловкий придворный, сочинял чешские песни и шляхтич, имя которого уже не сохранилось, сложил рифмованную хронику, так называемую теперь Далимилову, наполненную выражениями ненависти к немцам и вместе прекрасными поучениями об истинной любви к родине. Правда, что при дворе короля Вячеслава II, хотя и тогда женской партией управляла немецкая королева Гута, немецкий элемент был уже слабее, чем при его отце и деде. Потом снова не посчастливилось чешскому языку при дворе во время короля Яна, в ту пору, когда дворянство чешское по большей части ладило с королем, хотя однако двор чешский бывал более тогда в окрестных землях, чем дома.

Исключительно господствовал немецкий язык в королевских городах. Немецкие колонисты были главными панами городов; язык их введен был в судах и городских учреждениях; его употребляли устно, а впоследствии также частью в грамотах, наравне с самым употребительным до тех пор латинским; источники (кодексы) немецкого права, по которому судили в городах, были большей частью также писаны по немецки. Чешские жители городов, пока они находились там вместе с немцами, должны были учиться по немецки, если хотели иметь хотя малейшее участие в ратманстве и городских должностях, или обойтись в служебных занятиях без юридических представителей или ораторов. По примеру городов, поступали также городское училище и духовенство в костелах. И когда, с течением времени, число природных немцев в городах уменьшалось, а чешское население, получая гражданские права, умножалось, немцы с большим трудом защищали привилегированные права своего языка во всех этих случаях.

Напротив того, язык чешский не потерял нигде привилегированного права своего в земском судопроизводстве, как в округах, так и в высшем суде в Праге. Юридический язык сохранился там во всей своей стародавней свежести при устном и открытом производстве, также как и самое право нигде не отступало от первоначального своего славянского происхождения. Только письменные заметки разного рода, из которых, в течении этого времени, извлечен был гильдейский устав, ведены были по латине писцами, принадлежавшими большей частью к духовному сословию. Но при этом все-таки не было недостатка в частных, письменных трудах о земском праве, чему служит примером книга старого пана из Ризенберга в первой половине 14 столетия.

В течение двух столетий, Карл был, может быть, первый государь чешский, который с истинной любовью был привязан к чешскому языку. Когда он, проведя одиннадцать лет своей юности на чужбине, возвратился в отечество, одной из главных его печалей было то, что он забыл говорить на нем, и главной его заботой было снова научиться ему, чего он и достиг в короткое время, так что говорил и писал по чешски в совершенстве; кроме того он знал еще языки латинский, немецкий, французский и итальянский. Он также обратил внимание и на родство чешского языка с другими славянскими, мысль о котором постоянно была присуща самому народу. Вследствие этого обстоятельства, он приобрел себе в 1346 году, при втором посещении папы Климента в Авиньоне, позволение от него заложить в Праге монастырь с литургией на старославянском языке, подобно тому, как был некогда на Сазаве монастырь св. Прокопия, и поселил в нем в следующем же году (1347) монахов, призванных из Хорватии. Язык чешский при таком умном государе, опять получил значение при королевском дворе, хотя Карл менее, чем кто-либо, препятствовал доступу к себе и в свое королевство пришельцам из других, близких и далеких земель. Вовремя его правления чешское население стало, наконец, домогаться равноправности своего языка с немецким, и Карл не поколебался дать постановление, в последнее время своего царствования, чтобы язык чешский был в свободном употреблении в городских ратушах, и чтобы поэтому ратманы в королевских городах не были только из немцев, а также чтобы немецкие мещане, как живущие между чехами, отдавали детей своих учиться чешскому языку. При огромной автономии, которой пользовались тогда городские общества, закон этот не удалось всюду провести легко, но он был большим подкреплением чешскому мещанству, усиливавшемуся все более и более.

При последних королях Пржемыслова рода и потом до времен Карла расширялись также все более духовные ордена в Чехии, а потому умножались и имения духовенства. К шести древним капитулам в земле прибавилась еще одна у св. Ильи, в Старом городе Пражском (до 1238 года), а другая, заложенная Карлом (1342) у всех Святых, в Пражском замке. Из древних, монашеских орденов, бывших в земле, Цисцерцианскому, достались два новых богатых монастыря: в Золотой Короне, заложенный Промыслом Оттокаром II, в память Крессенбрунской победы (1260) и в Збраславе (Кениграце), от короля Вячеслава II (1292). Орден Иоаннитов достиг при Пржемысле Оттокаре II наибольшего процветания, благодаря пожертвованиям панов из Стракониц, отчего и резиденция великого приора или начальника над монастырями в Чехии находилась в Страмницах. Когда в 1312 году уничтожен был орден тамплиеров на венском конгрессе, иоаннитам достались имения его в Чехии, как и во всех других местах, по определению того же конгресса. Также увеличивался в земле тамошний орден крестоносцев с красной звездой. Но еще более усиливались в течении XIII и XIV столетия так называемые нищенствующие ордена. К доминиканцам и миноритам, как самым старшим из них, прибыли во время Пржемысла Отокара II еще кающиеся братья, ордена св. Августина, которыми заложен первый монастырь у св. креста, в старом Пражском городе (1256), а при Вячеславе II пустынники ордена св. Августина прежде всего у св. Томаша (Фомы), на Малой стороне (1285). Из первоначальных резиденций этих орденов в Праге произошло в короткое время столько новых, филиальных обществ, что в земле не было более места, где бы не находился один или несколько монастырей этого ордена. Само мещанское сословие принимало участие в основании их и церковных учреждений преимущественно из такого же усердия, как некогда короли и шляхта. Хотя мы еще не имеем верного исчисления всех монастырей, основанных в продолжение этого времени, однако мы должны сказать, что число монастырей в Чехии от царствования Вячеслава I до вступления Карла почти удвоилось. Самым последним основан был в то время монастырь Картауский (Картезианский) в Праге, учрежденный королем Яном в 1341 году.

Число светского духовенства также значительно увеличилось в то время, вследствие основания множества новых немецких сел и размножения и расширения городов. Тогда как теперь, почти при пяти миллионом народонаселении, считается в Чехии и в графстве Кладском (Глатском) немного более 1900 приходских костелов, во время императора Карла их было с небольшим 2100, хотя число жителей не достигало, может быть, полных 3 миллионов.

Имения духовенства, состоявшие как из земель, так и из ежегодной подати, наложенной на земли или на дома, были громадны. К одному архиепископству принадлежало почти 900 сел, города: Рудница, Рошканы, Прибраш, Рожемиталь, Гершов Тин (Бишофтейниц), Тин Бехинский (ныне Вельтавский) Мольдауский, (Мильдаутейн) Червонная Речица, Степанов, Вискитна, Пельграмов (Пильграм), Брод чешский или Епископский, из которых некоторые равнялись величиной и благосостоянием королевским городам, а также замки Хинов, Гералец, Кривсудов, Герштейн, Супигора. Кроме старинного дома в Пражском замке, епископы имели, еще со времени короля Вячеслава I, огромный двор епископский, недалеко от моста, на Малой стороне Пражской; самым обыкновенным летним местопребыванием их была Рудница, крепость и город, который последний епископ Ян II Дрожицкий украсил роскошными зданиями и особенно крепким, каменным мостом чрез быстротекущую Лабу (Эльбу). Архиепископ был окружен, кроме духовных сановников, блестящим двором чиновников, слуг и мужей, между которыми находились шляхтичи знатных родов.

Однако имения духовенства никогда не назначались только для церковных потребностей. Высшие места или бенефиции церковные бывали наградой мужам, которые также отличились в службе государственной или придворной и поэтому имения эти служили также и на пользу земли. Кроме этого, короли чешские пользовались еще имениями духовенства, налагая на них особенную подать, кроме общей земской подати, только с согласия собрания аббатов и других высших бенефициар; во время же войны, не смотря ни на какие договоры при бывшем епископе Андрее, собирались для главного войска необходимый провиант и фураж с имений монастырей и особенно высшего духовенства. Кроме этого епископ, а потом архиепископ, обязан был, при всех военных действиях, выставлять королю значительную военную силу, которую должен был содержать на свой счет. Судя по этому, имение духовенства причислялось в обширном смысле к королевской казне.

В 13 и 14 столетии папы, сильно добираясь до этих выгод от имений духовенства, сами начали также налагать на чешское духовенство разные подати для себя и для своих потребностей, так что чрез это много денег выходило за границу. Чаще всего производилось это сбором десятины, под предлогом необходимости защищать обетованную землю; в действительности же папы, таким вымоганием денег с различных земель, увеличивали свои средства для приобретения власти высшего посредника между светскими государями.

Но и при всех тягостях, налагаемых королями и папами, имения духовных были уже тогда более, чем было нужно. Богато наделенные бенефиции привлекали уже в духовное сословие много людей, не имевших ни малейшего призвания к духовному званию. Богатыми каноническими пребендами, аббатствами, пробствами и проч. пользовались как люди, хоть сколько-нибудь отличившиеся в государственной службе, так и люди, ни к чему не годные, преимущественно дети дворянских родов, привыкшие к разгульной жизни и к всевозможной роскоши. Уже стало появляться неудовольствие между всем народом и особенно между светскими сословиями на то, что высшее духовенство большей частью уклонялось от всяких церковных занятий. Но тот же дух сильно распространился также и между низшим духовенством, которое более всего старалось извлечь как можно более выгод из своего звания и не заботилось об исполнении своих обязанностей. При Карле обнаружилось из-за этого первое движение, которое привело потом к решительным переворотам.

В заграничных сношениях в столетие, предшествовавшее Карлу, королевская власть усилилась прекращением прежних споров о наследстве и увеличением коронных доходов из новых источников, последствия этого усиления выразились могущественным стремлением за пределы земли, что и способствовало расширению чешского государства то в ту, то в другую сторону. И теперь, как и в прежние времена, это расширение чешской власти встретило отпор главным образом со стороны немецкого государства, где сила цезарей поднялась на время из одолевавшей ее слабости. Как Оттокарово государство было уничтожено Рудольфом габсбургским, как государство Вячеславово распалось преимущественно стараниями Альбрехта I, так точно и королю Яну главным препятствием в восстановлении Чехии из Хорутании, Крайни, Тироля и Ломбардии был цезарь Людовик IV Карл первый решился взять на себя труд покончить с немцами в своем чешском королевстве и этим уничтожил, наконец, препятствия, происходившие от немцев, при своих стараниях о лучшем устройстве чешского государства, которое с тех пор утвердилось на прочном основании.

§ 48. От правления Карла IV до издания в Германии золотой буллы.

Приобретение себе королевской власти в Германии, вместо Людовика Баварского, было главной заботой Карла, когда, после битвы при Крешчаке (Креси), он вступил на чешский престол. После неудачной попытки приобрести Тироль от сына его Людвига Бранденбургского, он стал приготовляться к вторжению из Чехии в Баварию. Но когда он приехал в свое войско под Дамажлицы (Таус), до него дошло известие о внезапной смерти Людовика (1347). Тогда, не встретив большего сопротивления, он прошел Баварию, Швабию и Прирейнские провинции и достиг того, что был признан императором всеми сословиями государства, кроме сыновей покойного цезаря и небольшого числа их приверженцев. Эти предлагали немецкую корону сначала королю английскому Эдуарду III, потом Фридриху, маркграфу Мишенскому (Мейссенскому); когда же ни один из них не изъявил желания принять ее, избрали себе императором незначительного графа Гюнтера из Шварцбурга (1349). Между тем Карлу удалось привлечь на свою сторону могущественного воеводу австрийского Альбрехта II, последнего сына короля Альбрехта, который еще был жив. Карл обещал сыну его Рудольфу дочь свою Катерину (1348). Когда же в это время появился странный человек, который выдавал себя за бранденбургского маркграфа Вольдемара, умершего в 1319 году, говоря, что он нарочно распространил слух о своей смерти, желая для покаяния странствовать по свету, Карл придал значение свидетельству важных памятников, которые признавали его за действительного Вольдемара и предложил ему помощь для приобретения власти в Бранденбурге, где сами земские сословия восстали против Людовика (1348).

Между тем умерла у Карла молодая жена его Бланка, и он, по прошествии 7 месяцев, вступил во второй брак с Анной, дочерью Рудольфа, пфальцграфа на Рейне из старшей линии баварского дома (1349). Рудольф, до тех пор самый могущественный из приверженцев Людвига Бранденбургского, перешел вследствие этого на сторону Карла, а тогда наконец и Людвиг Бранденбургский вступил в договор с Карлом от своего имени и от Гюнтера из Шварцбрга, которого Карл уже осадил в городе Эльтвейле (1349). Когда наконец мнимый Вольдемар признан был обманщиком, Карл отдал бранденбургский удел Людовику, который покорился ему как законному немецкому императору и вручил ему корону и другие драгоценности государства, хранившиеся до тех пор у него после отца (1350). Император немецкий назвался Карлом IV.

Еще среди этих занятий иностранными делами он предпринял важное дело улучшения своего чешского королевства, к чему он свободно мог приступить только по смерти своего отца. Как римский император, он прежде всего подтвердил различные договоры и привилегии, определявшие юридические отношения между Чехией и немецким государством и тем положил предел реакциям против независимости чешского королевства, которые поднимаемы были немецкими императорами со времени победы Рудольфа габсбургского над Пржемыслом Оттокаром. Земский сейм 1348 которому он выдал на то грамоты, согласился на то, чтобы выбор королей чешскими сословиями, сообразно привилегии императора Фридриха II, происходил только по прекращении владетельного рода и кроме того, чтобы короли наследовали по праву первородства. Б силу нового постановления Карла, Силезия и верхняя Лужиция (Лаузиц) или земля Згожелецкая и Будишинская приведены были в вечную зависимость от чешского королевства также точно, как и Моравия.

На этом же сейме Карл уговорил сословия учредить университет в Праге, о чем некогда замышлял его дед, король Владислав II. Карл еще в 1347 году получил на это буллу от папы Климента VI, чтобы пражский университет, как учреждение главным образом церковное, имело одинаковые права с университетами всех других католических стран. Теперь он сам издал привилегию, даровавшую вновь основанному университету все права и льготы, которыми пользовались два знаменитейшие университета того времени — болонский в Италии и парижский во Франции (1348); вызвал славных ученых, которые тотчас начали чтения по всем отраслям наук, назначил им плату, а впоследствии и поземельные владения.

Население Праги было в то время еще незначительно; оно умножилось в правление государя, который тщательно заботился об общественном благосостоянии. Тысячи студентов из чужих краев прибывали в новое ученое учреждение; к тому же Карл думал сделать Прагу главной резиденцией немецкого государства, которой до того не было, и так поставил немецких князей, что одни из них скоро постоянно поселились в Праге, другие же часто приезжая, долго жили при его дворе. В том же году (1348) Карл для расширения Праги основал новый пражский замок, построил городскую стену от знаменитого в древности Вышеграда до реки Влтавы под Поречьем, и все пространство между ней и староградскими стенами, там и сям населенное, разделил на улицы и площади, где с необыкновенной живостью тотчас началась постройка. Король еще в предыдущем году возле этого города основал два монастыря, один кармелитский, во имя Божией Матери, другой — славянский, прежде упомянутый; к этому присоединилось позднее еще несколько зданий; прежде всего церковь св. Карла с монастырем каноников ордена св. Августина (1350). В то же время Карл начал строить великолепную загородную резиденцию для чешских королей, замок Карлштейн, чтобы сохранять там важные редкости и государственные грамоты (1348).

Несколько лет всеобщего мира со всеми окрестными соседями Чехии, достигнутого осмотрительностью Карла, много помогали исполнению всех этих и других его предприятий. Спокойствие страны нарушено было единственной враждой между некоторыми чешскими и австрийскими панами на границе обеих земель, из которой возникла далее распря между панами из Росенберга и главнейшим пражским бургграфом Вилемом из Ландштейна, обещавшим помощь австрийским. Карл должен был наказать росенбергских панов отнятием и разрушением некоторых их крепостей, чем и усмирил это восстание и утвердил спокойствие.

После мирных договоров с Людовиком бранденбургским и остальным домом баварских герцогов, брат Карла, Иоанн Генрих должен был отказаться от всех притязаний на тирольское графство. В замен этого Карл уделил ему маркграфство моравское в наследственное владение под верховной властью чешской короны, исключая княжества Опавского, где княжил Николай младший, сын Николая, побочного сына короля Оттокара и ольмюцкого епископства, оставшегося с большими имениями и многочисленными своими вассалами под непосредственной властью королей. Другому своему брату, Вячеславу, Карл несколько позже отдал люксембургское графство, возведенное в герцогство.

Между тем умерла вторая жена Карла Анна, иначе Мечка (1353), а прежде неё сын, родившийся от неё, по имени Вячеслав, почти двухлетний (1351). Карл третий раз сочетался браком с Анной, дочерью Болка, князя свидницкого и Яворского и таким образом сделался наследником обеих этих княжеств (1353) от прежнего тестя своего пфальцграфа Рудольфа, а по смерти его от его наследников Карл приобрел двадцать городов, местечек и крепостей в верхнем Пфальце, и чрез это распространил западные границы чешского королевства до самого немецкого города Нюрнберга.

Скоро потом Карл отправился на некоторое время в Германию для уничтожения кое-каких распрей, и наконец направил свой путь в Ита: с целью присвоить себе достоинство римского императора. В сопровождении большего числа немецких князей и чешских панов, он прибыл сначала в Милан, где управлял тогда Бернабо, племянник Аззона Висконти и возложил на себя лонгобардскую железную корону — как корону итальянского королевства; потом в Риме был коронован в императоры двумя кардиналами, которых папа Иннокентий VI выслал для этого из Авиньона (1355). Карл IV по прибытии в Италию не хотел, как впоследствии Людовик II, завладеть правами прежних императоров, потеряй давно свою силу, и потому путь его совершался спокойно. Только на возвратном пути в Пизе восстало против него население этого города. Карл однако ж мужественно оборонялся и, победив бунтовщиков, дал приказание казнить семь главных начальников. В августе месяце 1355 года коронованный император римский торжественно прибыл в Прагу.

После этого он собрал общий сейм чешской короны, на котором кроме земских сословий из Чехии, Моравии, Силезии из Лужиции присутствовали также Иоанн Генрих маркграф моравский и силезские князья, как главные вассалы короля чешского. Карл, в силу своей императорской власти возобновил и подтвердил прежнее постановление о соединении этих земель под короной св. Вячеслава. Потом предложил чешским сословиям план писанного законника (законодательства) (Majestas Carolina), который, кроме важных распоряжений о правах короны и сословий, главным образом определял порядок земского судопроизводства. Карл IV хотел именно, чтобы владения короны были закреплены и не отнимались от неё, как в минувшее время. Но когда сословия не изъявили желания связывать себя в том и другом отношении, император отказался от своего требования и сейм согласился только на некоторые изменения в судебных порядках. Архиепископ Эрнест уничтожил так называемые Божии суды, именно суд водой и железом, как обычаи суеверные и языческие. Издан был указ против грабителей и воров, чтобы они, несмотря на снисходительность короля к таким злодеям высшего или низшего сословия, несмотря на сохранение их жизни и собственности, оставались бы все-таки на всегда лишенными чести. Постановлено также, чтобы в земских судах наблюдалась законность в тяжбах народа с своими панами; ибо уже тогда многие отказывали поддавим право жалобы на владетелей. Подобные постановления, об исполнении которых со всевозможной тщательностью заботился Карл, установили в Чехии всеобщее спокойствие и гарантию закона, которых нигде не было в то время; благодаря Карловым законам между прочим улучшилось положение сельского населения, которое подобно немецкому получило уже наследственное право на владение своими деревнями. По образцу новейших поселений сельских, владетели в селах древнего происхождения общинную прежде землю делили между крестьянами, так что каждый крестьянин за определенную плату и повинность имел впоследствии свое наследственное владение. Крестьяне приобрели себе это право от владетелей, так что с тех пор юридические отношения между пили основывались обыкновенно на письменных договорах. Так как законы Карла IV обеспечивали крестьян в действительной прочности этих договоров, то с его только времени изменения в сельском населении распространились на всех.

После великого сейма чешской короны, в том же 1355 году Карл отправился в Нюрнберг, и собрал государственный сейм, на котором он предложил курфюрстам, князьям и другим сословиям немецкого государства план новых постановлений, именно относительно избрания императоров и прав курфюрстов. О всем этом состоялось единогласное решение большей частью на этом же сейме, остальное же было решено на другом, также знаменитом собрании в Меце в 1356 году и Карл издал на это грамоту, известную вообще под именем золотой буллы, которая с того времени оставалась основным законом немецкого государства на несколько столетий. И этой грамотой Карл подтвердил опять древние юридические отношения Чехии к немецкой империи; даже особенной статьей постановил, чтобы сыновья курфюрстов и других немецких князей учились чешскому языку, как важному и необходимому в государстве.

§ 49. От издания Золотой буллы до смерти Карла IV.

Замышляя привести Германию в такое положение, какое еще было возможно, Карл IV приготовил золотой буллой новую вражду с Людовиком, старшим сыном прежнего императора Лудвига IV, который несколько времени пред тем (1351) отдал свое бранденбургское маркграфство двум своим братьям, Лудвигу Рмискому и Оттону, в замен Баварии, лежащей подле владений жены его Маргариты Тирольской. В силу этой золотой буллы курфюршество могло принадлежать только одному лицу и то владетелю земли, к которой оно принадлежало. Людовик, который тогда потерял курфюршеское право, так как лишился Бранденбурга, приписывал это постановление злому умыслу Карла, и составил тайный заговор против него с некоторыми князьями, именно с родным зятем Карла Рудольфом IV, австрийским герцогом, сыном и наследником Альбрехта II (1358 г.) Князья эти советовались свергнуть Карла с престола и избрать нового немецкого императора, не без ведома папы Иннокентия VI.

Карл, преследуя князей, угрозами заставил испросить прощение. Против папы он выступил на государственном сейме в Могуче в 1359, где от легатов его он требовал для себя собирания десятины с доходов всего германского духовенства. Император высказался против него, и в речи своей указал на беспорядки, господствовавшие в священстве, которые должны были быть уничтожены, также на светские обычаи духовенства, — чрезмерную роскошь в одежде и небрежность в исполнении пастырских обязанностей. Десятина не была позволена, император же напомнил епископам, чтобы они исправили нравы своего духовенства, грозя уничтожить священнические доходы и передать их папе, с целью обратить их к чему-нибудь лучшему. Папа Иннокентий согласился на это, не противодействовал и одобрял заботливость императора об искоренении испорченности духовенства особенным письмом к курфюрстам; напротив того, Карл издал запрещения против растраты церковных имуществ, к которому немецкие князья нашли себе предлог в словах его на Могучском сейме.

Решение императора о необходимости улучшения церковных дел, хотя причина к нему заключалась в минутной размолвке между ним и папой, не было все-таки делом простого развлечения со стороны Карла. Еще при жизни своего отца он видел неблагопристойные явления, порожденные корыстолюбием духовенства, когда в 1334 г. пражские странствующие монахи начали ссориться между собой, из-за платы с церковных обрядов, так что доходило до кровавых драк в самых церквах. Карл с самого начала заботился об уничтожении таких беспорядков в своей стране. Совершенно по его мысли, Эрнест епископ пражский, человек во всех отношениях отличный, старался искоренить безнравственность духовенства своего округа. Издав в 1349 году обширные уставы или статуты, направленные к этому, он на каждом провинциальном собрании, ежегодно собираемом, заботился о надлежащем их исполнении и о действительном соблюдении. Карл IV, чтобы побудить духовенство к большей пастырской ревности, вызвал с 1360 году в Прагу из Австрии знаменитого проповедника Конрада Вальдгаузера, который, сперва как проповедник в монастыре св. Галла в старом городе, потом как фарар Тынский, возбудил большое движение, преследуя незаконность и приводя народ к заслуженному покаянию. Нападение на неслыханное корыстолюбие священства возбудило против него гнев нищенствующих монахов, так что они распространяли про него подозрение в ереси, но не нашли сочувствия у архиепископа Эрнеста.

Его пример подействовал на мужа еще более усердного, Яна Милича из Кромежира, пражского каноника и канцлера королевского двора, который, сложив с себя эти две должности (1363), стал заниматься проповедями и напоминал всем светским и духовным сословиям о любви к честности и исполнении христианских обязанностей. Вальдгаузер, как чужеземец, говорил проповеди по немецки; Милич же, употребляя язык отечественный, сильнее действовал на народ чешский в Праге и в других местах королевства. Закоренелые грешники и павшие лица женского пола совершали публичное покаяние и отрекались от беззакония. Пример воодушевленного проповедника, который весь отдался своему призванию, имение свое обратил на добрые дела, не знал ни спокойствия, ни удобства, имел весьма сильное влияние на некоторую часть духовенства, в особенности на молодых людей, так что они, собираясь около него и ревностно следуя его учению, побуждены были к высокому пониманию и к точнейшему исполнению духовных обрядов. Поступок Милича еще более возбудил гнев и зависть нищенствующих монахов, а именно доминиканцев и августинцев пражских, которые сами хотели приобрести славу наилучших проповедников и знатоков христианского учения. Пылкое воображение довело Милича до того, что изображая испорченность нравов в светских и духовных лицах, он пришел к мысли, что в ближайшее время должен явиться в мир антихрист, чем и пользовался как побудительной причиной выведывать мысли исповедников. Враги его нашли в этом удобный случай к обвинению его в ереси; им казалось ересью даже и то, что он побуждал народ к весьма частому, каждодневному принятию св. тайн, после надлежащего очищения от грехов.

Тогда умер архиепископ Эрнест (1364) и наследником его был Иоанн из Влашимы, называемый Очко. Папа Урбан V именовал его, равно как и всех последующих архиепископов пражских, постоянными легатами папскими не только в Чехии, но и в соседних диоцезах резенской, бамбергской и мейсенской, по той причине, что духовенство в этих округах, весьма испорченное, требует строжайших надзирателей кроме своего епископа (1365). Милич, обвиненный врагами своими в 1367 году, отправился в папскую столицу, где в отсутствии Урбана он был сначала посажен в темницу, так что в Праге монахи стали говорить, что он будет сожжен за ересь; но папа, возвратившись из Авиньона, решил отпустить его с почетом и, как кажется, с ласковым наставлением, после которого он удерживался в учении своем об антихристе. По возвращении в Прагу усердие его еще более возросло, чем прежде; он стал говорить проповеди по-немецки для того, чтобы вознаградить деятельность друга своего Вальдгаузера, который вскоре умер (1369). Император Карл помогал ему в его намерениях, заключением позорного прелюбодея, по имени Бенатка, из имущества которого Милич учредил богадельню для кающихся жен, названную Иерусалимом. Противники его снова выбрали все неприятное из его речей и донесли папе, который издал строгий указ Чехии и окрестным землям, чтобы старались уничтожать эти заблуждения в христианском учении. Милич должен был вторично явиться к папскому двору; но по приезде в Авиньон он скончался прежде, чем последовало его оправдание (1374). Однако ж пробуждение религиозных мыслей как в народе, так и духовенстве чешском, им приготовленное, не иссякло, но со временем повело к великим реформам в стране чешской.

К тому времени, когда император Карл призванием Вальдгаузера положил начало религиозному движению в Праге, подоспело и другое его дело, благодаря которому, Прага должна была быть средоточием научной образованности не только для одной Чехии, но и для всех стран немецких и славянских, принадлежавших римской церкви. Пражский университет процветал уже во всех четырех факультетах, на которые в средние века разделялся обыкновенно круг научного образования; из близких и далеких стран ежегодно приходили молодые и взрослые люди, большей частью из духовного сословия, в таком же числе, как некогда в Италию и во Францию, с целью воспользоваться удобным случаем получить высшее образование. В 1360 году этому великолепному ученому учреждению последовала первая полная организация чрез посредничество и решение архиепископа Эрнеста, как канцлера, то есть высшего главы университета, достоинство, которое в силу папского установления всегда было соединено с архиепископством. Все учащие и учащиеся составляли вместе общину, исключенную из под власти судов земских и городских, так что управлялись представителем из своей среды, именно ректором, избираемым всегда на полгода, и его советом. Избрание это совершалось равным участием так называемых четырех народностей, на которые делилась община, — чешской. польской, баварской и саксонской, при чем к чешской народности присоединена была также Моравия, Венгрия и югославянские земли, к польской кроме королевства Польского, также Силезия и соседние немецкие земли, так что тут было более немцев, чем поляков, к народностям баварской и саксонской присоединены были остальные немецкие земли и кроме того Дания, Швеция и Норвегия. Из этих стран, равно как и изо всех отдаленнейших концов Германии, приходили учиться в Прагу.

Подле университета были факультеты, подобно четырем цехам, к которым принадлежали только те, которые после испытания приобрели себе сначала звание бакалавра, потом магистра или доктора. Представитель каждого отдельного факультета, избиравшийся на год, назывался деканом. Экзаменаторы, избранные факультетом, следили за способностью учеников к бакалаврской и учительской степени; пожалование же магистерского или докторского достоинства принадлежало канцлеру или его наместнику. Достоинство учителя давало право к преподаванию в его факультете, бакалавру же принадлежало это право только отчасти. Учителя или профессора читали свои лекции сначала у себя на дому, некоторые в монастырях, к которым принадлежали, как например доминиканцы, августинцы, минориты и кармелиты, которые всегда из своей среды имели доктора богословия; особенный доктор богословия, которого архиепископская капитула держала для обыкновенных папских распоряжений, читал при церкви св. Витта. В 1359 году Карл IV дал пражскому университету дом близ монастыря св. Франциска в Старом городе; семь лет позже основал так называемую Карлову коллегию в доме какого-то жида Лазаря (1366), в которой 12 профессоров факультета свободных наук пользовались постоянным жилищем и содержанием на монастырский счет. Кроме того император присоединил к университету капитулу Всех Святых в пражском замке, чтобы всегда, при упразднении должности каноника, занимал ее самый старший учитель Карловой коллегии, притом чтобы он преподавал богословие или свободные науки, пребывая в другой общинной коллегии, которая была названа коллегией Всех Святых (1366). Несколько лет спустя, юристы отделились от остальных трех факультетов и составили особенную общину с своим ректором (1372). хотя все-таки под общей властью канцлера-архиепископа; император Карл подарил им особенную коллегию в Целетной улице в старом пражском замке, а в то же время и медикам или лекарям в улице св. Валентина, которая ныне известна под именем Кадровой.

Постройка в новом пражском замке, основанном Карлом, шла так быстро, что все улицы и площади окончены были еще при его жизни. Тотчас по возвращении своем из Италии, Карл основал здесь бенедиктинский монастырь св. Амвросия и монастырь св. Екатерины августинского ордена, как кажется, в воспоминание битвы у Сан-Фелицы, бывшей во время владения его в Ломбардии в день этой святой (1355). Позже основан еще монастырь Богородицы в Ботиче для ордена сервитов, новый в стране (1360), и перенес из Садека в верхние части нового замка древнюю капитулу св. Аполинария (1362). Когда новый замок процветал таким образом, малая сторона стала расширяться постройкой новой городской стены, которая, начиная от Градчан, местечка пражских бургграфов, возникшего во время короля Яна, обнимала Страхов и южную часть Петжина и касалась древнего предместья Небовида и уезда до границ города (1360).

Скоро все храмы, основанные Карлом в Праге обратились в громадные и великолепные здания; они требовали много лет для своего окончания, а некоторые из них не были даже окончены при его жизни. По красоте превышала все другое новая митрополитская церковь св. Вита, Вацлава и Войтеха в пражском замке, построенная отличнейшими знатоками готического зодчества, сперва Матвеем из Франции, потом Петром Парлером из Швабии, родом из поляков. В отношении громадности предприятия этим зданиям равнялось основание нового каменного моста чрез Влтаву, между малым и старым Пражским замком, строителем которого был также Петр Парлер. Прага и вообще Чехия, благодаря таким искусным постройкам стала одним из главнейших средоточий строительного искусства того времени; ни одна страна кроме Италии и Франции не могла равняться чешскому королевству числом и громадностью своих церквей. Кроме того стала прославляться сама собой скульптура, а равным образом и чешская живопись, мастерскими трудами Дитриха из Праги, Збишки из Тротины и многих других их современников.

В последнее время своего правления Карл IV чаще нежели прежде отклонялся заграничными бедствиями от разных стремлений своих на пользу чешской страны. Сторона Людовика баварского старшего между немецкими князьями в короткое время снова возобновила свое восстание, так что Карл IV принужден был выступить в поход против одного из них, Эбергарда, графа Вюртенбергского. После поражения при Шорпдорфе (1361) он и вместе с ним Рудольф IV австрийский принуждены были покориться. В этот год умер Людовик баварский. Но когда вскоре после этого произошел разрыв между Карлом IV и Людовиком королем венгерским, то: Рудольф опять вошел в союз с новым врагом своего тестя, надеясь с помощью его получить императорское достоинство. В союз этот вступил также Менгардт III, сын Людовика баварского и Маргариты тирольской; кроме того король венгерский присоединил к ним родственника своего Казимира, короля польского. Все было готово к битве, но скоро произошло перемирие между Карлом и Людовиком (1362), так как австрийский герцог вследствие других своих забот не мог подоспеть на помощь своему союзнику.

Незадолго пред тем императрица Анна родила Карлу сына, которому дано было имя Вячеслав (1361); но в следующем году она умерла (1362) и Карл вступил в четвертый брак с Елизаветой, дочерью Болеслава V померанского герцога (1363), чем и приобрел себе новую дружбу с Казимиром, королем польским, ибо Елизавета была его внучкой. Рудольф IV должен был искать расположения императора, чтобы достигнуть спокойного владения Тиролем, который перешел к нему по смерти Менгардта III (1363) по наследственному договору, заключенному с ним и с его матерью. Так освободился Карл от двух своих врагов. Из-за остального наследства после Менгардта, части Баварии, которой он владел после отца, произошли в то время раздоры между его родственниками, из которых один, Степан, герцог нижнебаварский, завладел всей этой стороной на счет двух других, Людовика и Оттона, маркграфов бранденбургских.

Эти последние из зависти к нему заключили договор с императором Карлом, по которому помимо Степана назначили его и его потомков наследниками своими в Бранденбурге (1363). С их позволения Карл выкупил Нижнюю Лужицию, принадлежавшую к их княжеству, из залога у маркграфа мейсенского (1364) и отдал ее в лен пожизненно самому старшему своему тестю Болку Свидницкому. Когда таким образом изменились отношения, в 1364 году заключен был окончательный мир между Карлом IV с одной, Людовиком венгерским и Рудольфом IV с другой стороны, и состоялся знаменитый договор или наследственный союз, в силу которого, по прекращении владетельного рода в Чехии, австрийский дом становился наследником обеих земель и если австрийский дом прежде вымирал, то чешский род снова вступал в свои права. Подобный договор еще прежде был заключен королем венгерским и герцогом австрийским почему и венгерский дом был присоединен к этому союзу.

Карл IV в следующем 1365 году отправился в Авиньон к папе Урбану V и заключил с ним договор о перенесении папской столицы снова из Авиньона в Рим. По переселении папы в Рим император обещал походом в Италию помочь ему против его врагов, и в особенности против Бернабо Висконти, миланского владетеля. На обратном пути Карл IV заехал в Арлес и короновался тут аредатской короной в воспоминание того, что и это королевство принадлежало некогда Римским императорам. Во время его удаления из Чехии умер Рудольф IV австрийский, незадолго пред тем поссорившись с королем Венгерским Людовиком (1365). Братья Рудольфа Альбрехт III и Леопольд III, которые вступили после него во владение княжеством, просили защиты у Карла, который в качестве посредника установил мир между ним и королем венгерским. Венгрия и Австрия в силу этого договора освободились от прежнего наследственного союза. Напротив того, союз между Австрией и Чехией возобновился с согласия той и другой страны (1366). Разные раздоры и смуты в Германии препятствовали Карлу исполнить данное папе обещание в 1367 году, в котором Урбан V переселился в папскую землю, и только в следующем 1368 году он отправился в Италию и, склонив Бернабо Висконти к миру, встретился с папой в Риме, усмирил раздоры в Италии частью увещанием, а частью силой и только по прошествии года снова воротился в Чехию, где готовились ему новые козни (1369).

Король венгерский, не забыв своего гнева на Карла, снова соединился против него с Казимиром польским и некоторыми немецкими князьями. Когда Карл, по смерти тестя своего Болка в 1368 году, вступил во владение княжествами Свидницким и Яворским и нижней Лужицей, король Людовик вздумал воспрепятствовать, по крайней мере, тому, чтобы чешское королевство не увеличилось также Бранденбуром, который по смерти Людовика Римлянина еще в 1364 году целиком достался брату его Оттону. Маркграф Оттон, несмотря на то, что сделался зятем Карла, будучи обручен на его дочери Екатерине, вдове Рудольфа IV австрийского, старался помириться с братом своим Степаном нижнебаварским, с той целью, чтобы, разрушив наследственный договор с Чехией при помощи короля венгерского, перевести бранденбургское наследство на сына Степанова Фридриха. Исполнение этих замыслов, на которые скоро подоспел Карл, остановилось некоторым образом смертью Казимира короля польского (1370); ибо Людовик, назначенный им наследником, должен был прежде всего утвердиться в Польше и Галиции, завоеванной Казимиром в первые года его правления. Однако ж Оттон в 1371 году привел племянника своего Фридриха в Бранденбург и заставил земские сословия присягнуть ему в подданстве. Тогда Карл тотчас объявил ему войну и вторгнулся в страну его. Скоро заключено было перемирие между императором с одной стороны, Оттоном и Людовиком с другой на полтора года, в продолжении которых хлопотали о мире посредничеством папы Григория XI: но и этим способом не достигли окончательного мира. По окончании срока, Карл снова вторгнулся с войском в Бранденбург, завоевывая один город за другим, а Фридрих и Оттон, оставленные Людовиком венгерским, покорились наконец договору, в силу которого уступили Бранденбург Карлу (1373) и за то награждены были частью деньгами, частью уступкой некоторых городов и имений в верхнем Пфальце, которые Карл в течение своего правления всегда скупал, а иногда и завоевывал точно так, как во Франции и в Мейсене. По желанию бранденбургских сословий, маркграфство это в 1374 году присоединено было к другим землям чешской короны; так что никогда уже не могло быть отделено; сам же император Карл в последние года своей жизни наиболее заботился о благе своей новой земли. Еще при жизни своей Карл IV достиг того, что немецкие курфюрсты единогласно признали его наследником сына Вячеслава (1376).

Новую печаль приготовил Карлу великий церковный раскол, когда по смерти папы Григория XI избран был сначала Урбан (1378), но по прошествии нескольких месяцев некоторые кардиналы, большей частью родом французы, отделились от него и избрали папой Климента VII, который по их желанию поселился в Авиньоне, Урбан же VII имел местопребывание в Риме. Карл IV частыми письмами старался всех христианских владетелей склонить к тому, чтобы они для единства церкви повиновались Урбану, как избранному законным образом. Но сам он, спустя несколько недель, скончался на 63 году (1378).

§ 50. Король Вячеслав IV. Распри его с архиепископом Иоанном из Иенштейна.

После смерти императора Карла остались три сына, из которых самый старший Вячеслав, признанный императором Римским, вступил в управление Чехией. другой Сигизмунд получил в удел Бранденбург, третий Иоанн Згоженецкий часть верхней Лужиции, с небольшой частью нижней» Еще за три года до смерти Карла IV, умер брат Иоанн Генрих (1376), после которого моравским маркграфством стал владеть старший сын его Иост; из младших двух сыновей Прокопий получил небольшой удел земли, Ян же Собеслав был епископом литомышльским (от 1380), а потом сделался аквилейским патриархом (1387). По смерти другого брата императора Карла IV, Вячеслава, король Вячеслав IV получил в наследство графство Люксембургское (1382).

Еще во время последних переговоров о мире между императором Карлом и венгерским королем Людовиком рассуждали и об обручении Сигизмунда, другого сына Карла, с одной из дочерей Людовика (1372); в 1379 году снова происходил о том договор между Людовиком и королем Вячеславом IV на особом съезде в Зволене в Венгрии, так что за Сигизмунда сговорена была старшая дочь венгерского короля Мария, и он должен был тогда сделаться наследником Людовика в Венгрии и в Польше. По смерти Людовика (1382) Польша однако ж отторглась от Венгрии; польская шляхта, управлявшая с тех пор больше нежели короли, избрала королевой младшую дочь Людовика Ядвигу, руку которой получил Ягелло, один из князей литовских, возведенный на польский престол под именем Владислава 1(1387). В Венгрии Сигизмунд поссорился с Елизаветой, матерью Марии, так что свадьба его совершена была только в 1385 году; тем не менее, он не имел никакого участия в управлении, хотя брат его король Вячеслав с войском двинулся в Венгрию и заключил договор в Рабе между ним и Елизаветой. Только после насильственной смерти Елизаветы, когда она подпала под власть других своих врагов, Сигизмунд короновался королевской короной (1387). Это тяжелое вступление на венгерский трон стоило ему таких утрат, что для освобождения себя от долгов, он должен был уступить Бранденбург Тосту, своему племяннику, маркграфу моравскому (1388), которому король Вячеслав, по неизвестным причинам, отдал в тоже время и Люксембург.

Как император Карл в последние дни своей жизни, так и король Вячеслав заботился о том, чтобы папе Урбану VII дали преимущество пред авиньонским папой Климентом, которого придерживались Франция, Испания и соседнее Риму Неаполитанское королевство. Вячеслав в 1382 году обещал прийти на помощь папе в Италию, чтобы заодно короноваться императорской короной в Риме; но долго откладывал это предприятие по причине смут в немецкой империи, где произошли раздоры между князьями с одной стороны и имперскими городами, в особенности в Швабии, с другой. Король Вячеслав старался примирить их на сеймах и съездах во Франкфурте (1379), в Нюрнберге (1383), Гейдельберге (1384), Мергентгейме (1387), предпринял поход против Фридриха Баварского, который нарушил договор, заключенный с городами; однако ж не мог остановить всеобщей войны и покорения городов, за которые он вступился, после поражения их в битве у Дофингена (1388). С досады Вячеслав задумал оставить на некоторое время немецкий престол и посадить на него маркграфа Иоста. Однако ж потом в 1389 году на сейме в Хебе он помирился с князьями и, будучи вдовцом по смерти первой своей жены Анны, дочери баварского герцога Албрехта Струбинского (4-1386), вступил снова в брак с баварской княжной Софией, дочерью герцога Яна Мниховского, племянницей герцога Фридриха, прежнего его противника.

Король Вячеслав IV не всегда был подобен своему отцу в управлении королевством. Ему недоставало и трезвой предусмотрительности и строгой последовательности; добродушный, пока его ничто не трогало, он в злости становился человеком горячим; в трудах нетерпеливый, он был страстным любителем охоты и других забав, находил удовольствие в грубых чувственных наслаждениях, иногда предаваясь обжорству. При всем этом он не был однако ж мотом; королевские доходы находились в его правление в хорошем положении, исключая только времени больших смут, хотя король не обременял народ большими податями, за что он был любим народом и сам часто в простой одежде имел с ним сношения и таким образом наблюдал за сохранением закона и справедливости. Большей частью он жил не в пражском замке, а в городских домах, построенных для двора, как например до сих пор называемый Краледвор, большой дом у Черного Орла (910) в старом городе и другой королевский двор в новом городе на Здеразе. Вследствие этого король Вячеслав возбудил против себя высшее дворянство, когда на придворные и государственные должности стал определять людей менее знатных и более советовался с ними, нежели с высшими государственными сановниками, которые по стародавнему обычаю происходили из главнейших дворянских родов. Всеобщее спокойствие и гарантия закона в первые 15 лет правления Вячеслава были таковы же, как и при его отце. Только один раз восстал против короля пан, недовольный приговором земского суда, именно Маркварт из Вартенберга (1387), но был побежден и остаток своей жизни провел в темнице. Большее насилие произошло позже в Праге, когда простой парод, разгневанный поруганием священника, несущего святыню, сжег и ограбил жидовский квартал, убив около 3000 жидов; король не мог этого остановить, потому что находился в то время в Хебе на съезде с немецкими князьями.

Рачительно следовал король Вячеслав своему отцу в покровительстве искусствам. Между постройками, начатыми Карлом, шло прежде всего построение храма св. Витта в пражском замке под руководством скульптора Петра Парлежа и после него его сына Яна (Иоанна). По окончании хоров, до сих пор сохранившихся, в 1392 году приступили к постройке особенной церкви, а позднее башни, обращенной прямо к королевскому дворцу. Для обучения пражан король Вячеслав тотчас в начале своего правления основал новую коллегию, названную по его имени; а главной коллегии императора Карла отдал большой дом на новой площади св. Гавла (1383), где он и до сих пор находится. Время это весьма благоприятствовало научной деятельности, а в особенности развитию народной чешской литературы. Тогда писал чешский рыцарь Фома Штитный свои остроумные рассуждения о христианском учении, в которых позже Иоанн Русс явился его последователем. Андрей из Дубы писал о порядке земского права, Кристан из Прахатиц о медицине, Гус сделался также изобретателем чешского правописания; священные книги были в то время все переведены на чешский язык; в стихотворном роде писал Свил Флашка из Пардубиц свои нравоучительные произведения.

Влияние литературы проявилось вместе с значением чешского языка в самой жизни. Еще в последние года императора Карла, а потом и в правление Вячеслава начали списывать грамоты высших и низших сословий, а также и записывать важнейшие судебные приговоры на языке чешском. Население чешское в городах домогалось все более и более равноправности своей народности в общине и в костелах; действительно, в пражском университете начались раздоры между чешской национальностью и другими, когда она, будучи туземной и владея большим числом способных людей, не стала довольствоваться одним голосом против трех иностранных и требовала равного разделения мест в коллегиях. Отечественные покровители университета соглашались награждать его своими благодеяниями, с тем чтобы ими пользовались только чешские профессора и студенты. Так образовалась особенная коллегия чешской национальности (между 1399 и 1405 годами). Эти научные и национальные стремления шли рука об руку с религиозным движением, которое возбуждено было некогда Конрадом Вальдгаузером и Миличем в среде преимущественно низшего духовенства Чехии. Они показали бескорыстное исполнение духовного обряда и в особенности усердие к проповедям, которые пренебрегаемы были большим числом белого духовенства, а у нищенствующих монахов направлены были более к эгоистическим целям. Священство, следовавшее учению Милича и старавшееся облагородить нравы, нашло опору в чистосердечных друзьях из светского сословия, благодеяния которых имели целью улучшить проповедничество. Первое место между ними занимала Вифлеемская часовня, основанная рыцарем Яном из Мильгейма (1391). И тогда каждый поступок ревностных проповедников осмеивался их врагами, в особенности монашескими орденами, и преследовался частыми жалобами пред судом архиепископа. На проповедях происходили иногда бесчинства, заслуживавшие справедливого наказания, а нравственное усердие привело некоторых к беспорядкам в учении, нуждавшимся в исправлении; при всем этом главный повод этих стремлений, именно нравственное возвышение народа и пробуждение глубокого религиозного чувства, более и более затемняло это. Замечательнейший из людей, трудившихся для этой цели в первые года правления короля Вячеслава, был Матвей из Янова, пражский каноник (от 1381 года) и духовник архиепископской церкви, который в обширном, написанном по латыни сочинении: «О правилах старого и нового закона» сравнивал первобытное состояние христианской церкви с испорченностью своего времени, объяснял основы всего христианского учения, старался о духовном понимании и точном исполнении его, порицая обычную тогда праздность и невнимательное исполнение обрядов. Его преследовали судом архиепископским за то, что он приводил народ к весьма частому принятию св. тайн и за некоторые слова о почитании святых мощей; однако ж, не имея намерения отказываться от учения всеобщей церкви, он вполне покорился своему призванию, на нем основанному, и ревностно продолжал свою обязанность духовника до самой своей кончины (1394).

Деятельность людей, трудившихся так на пользу пробуждения религиозных мыслей и исправления испорченного состояния церкви, не находила в то время такого подспорья, как во время Карла и архиепископа Эрнеста, когда она только что пробуждалась. Король Вячеслав немного думал об этом, хотя и оказывал по временам ненависть против высшего духовенства за чрезмерную его гордость, и находил подкрепление в этом в своих любимцах, так как в светских сословиях вообще сыздавна были цели противоположные духовенству. Архиепископом был тогда после Яна Очка из Влашимы племянник его Ян из Иенштейна (от 1379 г.), человек безукоризненной нравственности, но страстный ревнитель светской власти церкви и щекотливый относительно сохранения своей власти и архиепископского достоинства. О самого начала своей пастырской деятельности он имел раздоры со всех сторон, прежде с собственной своей капитулой, потом с вышеградсюой, с епископом литомышльским Яном Собеславом, на которого он возложил проклятие, и также с университетом о границе взаимной юрисдикции. Все это больше занимало его, нежели тихая деятельность проповедников, подозреваемых в ереси.

К этому присоединились скоро распри между архиепископом и королем, в продолжении которых право всегда было па одной стороне. Еще в 1384 году, архиепископ во время распри с Яном Чухом, королевским маршалом, из-за какой-то плотины на Влтаве, лично приказал сломать эту плотину и этим так разгневал короля Вячеслава, что тот заключил архиепископа в темницу в Карлштейне.

Но страшный оборот приняли споры между королем и архиепископом девять лет позже, когда больше и больше накоплялось к ним причин, большей частью о законной границе светской и духовной власти. Светским должностям всегда было тяжелее сохранять эти границы вследствие чрезмерного упорства многих духовных лиц, которые в надежде на свободу своего сословия часто прибегали к грубому насилию и бесчинству. В 1392 году, в Вжезне камергер королевский Сигизмунд Гулер приказал арестовать двух студентов духовного сословия, не посвятивших себя священству, и одному из них отрубить голову за неизвестное злодеяние, совершенное в Праге, а другого сжечь в начале 1393 года. За это архиепископ возложил на камергера проклятие, обвиняя его в ереси за некоторые слова, и не обратил внимания на гнев короля, который одобрял поступок камергера. Скоро потом должен был начаться в Праге год покаяния, который испросил себе король Вячеслав у папы Бонифация IX, преемника Урбана, как доказательство особенной дружбы. Архиепископ же, так как главным местом к совершению исповеди назначена была вышеградская церковь, лишенный над ней власти, немного заботился о значении этого торжества вопреки желанию короля и тем не мало возбудил гнев последнего. К этому присоединилось одно обстоятельство, которое еще более увеличило прежнее озлобление короля. Он задумал в то время учредить еще одно епископство в Чехии, которое должно было получить в дар имения, уничтоженного древнего бенедиктинского монастыря в Кладрубах, точно также как прежде основанное епископство литомышльское пользовалось имениями тамошнего премонстратского монастыря. Король ожидал только смерти тогдашнего аббата Рацка, чтобы переговорить об этом с папой. Архиепископ же разрушил этот замысел, назначив тотчас по смерти Рацки на его место генерального викария своего, доктора прав Яна из Помука. Едва только дошло об этом известие до короля, он больше прежнего озлобился против архиепископа и его подчиненных. Придворные старались укротить его гнев и, благодаря им, архиепископ сошелся с ним для примирения в монастыре иоаннитов на малой пражской стороне, подле моста. Но едва только архиепископ вместе с свитой своей предстал пред короля, как в нем снова пробудилась злоба, так что никто не был в состоянии удержать его. Он приказал схватить архиепископа, викария его, официала Микулаша Пухника и Вацлава мейсенского пробста, каноника пражского. Архиепископ спасся бегством; другие же были приведены в капитулу, собранную по приказанию короля. Там король жестоко бил декана Богуслава и приказал заключить его в доме бургграфа пражского. Других трех, а вместе с ними архиепископского гофмейстера Непра, Рауповского рыцаря, человека уже старого, приказано было вести в ратушу и уже к вечеру в старогородский суд. Тут двух из них, викария и официала, он страшным образом мучил, выпытывая от них, кто помогал архиепископу в делах, бывших предметом спора. Потом все четверо должны были подписать признательную грамоту, что им ничего не было сделано со стороны короли и что они желают соединиться с ним против архиепископа; трое исполнили это, четвертого доктора Яна из Помука, измученного до смерти, король приказал утопить в Влтаве.

Когда злоба короля прошла, он снова старался примириться с архиепископом. От церковного наказания за насилие против духовных лиц он избавился самым годом покаяния, когда спустя несколько дней после худого поступка он совершил установленное покаяние, отправившись в Вышеград вместе с королевой Софией. Примирение с архиепископом продолжалось недолго, так как король с новым упорством возлагал на него весьма большие требования. Ян из Иенштейна отправился к папе с жалобой. Собственная капитула его оставила, а папа Бонифаций IX, которому король Вячеслав обещал приехать в Италию и расположения которого он домогался другими способами, не хотел поэтому вмешиваться ни в какие неприятности, так что архиепископ, без успеха воротившись в Чехию и не имея возможности оставаться в таком положении, чрез несколько времени сложил с себя свою обязанность.

§ 51. Раздоры короля Вячеслава с дворянством и родственниками.

Большие беспокойства встретили скоро короля Вячеслава от недовольства чешского дворянства его способом управления страной. В том же году, когда во время споров с архиепископом, он так высоко поставил королевское достоинство (1393), главнейшие земские паны стали советоваться между собой, как бы склонить его на свою сторону, и вошли со временем в согласие с братом его Сигизмундом и с Иостом моравским маркграфом, которые втянули в союз этот и чужих князей, Альбрехта III, герцога австрийского, и Вильгельма маркграфа мейсенского. В следующем году (1394) паны и с ними также Иост Моравский составили союз, как говорили, для преобразования земских порядков и учреждений, укоряли короля в некоторых действительных или выдуманных беспорядках; главная же их цель была даровать своему сословию законное право к исключительному обладанию высшими государственными должностями и местами в земском суде, где по стародавнему обычаю, они являлись только посредниками, затем ограничить короля высшими земскими сановниками, чтобы он ничего не мог предпринять без их желания. Когда король не хотел согласиться на подобные требования, паны схватили его неожиданно в Краледворе за Берауном, отправили в Пражский замок, а сами захватили власть вместе с Иостом маркграфом моравским, который назначен был в то время правителем или земским старостой.

Скоро однако ж король Вячеслав вошел в тайные сношения с братом своим Яном князем Згорелецким, который, прибыв в Чехию, собрал войско и начал войну с панским союзом. Мещане и простой народ с негодованием смотрели на пленение короля; также бургграфы королевских замков скоро все без исключения приняли его сторону. Когда Ян прибил в Прагу, охотно впущен был в город, а паны противной стороны оставили город и отвезли с собой и короля Вячеслава, который, находясь сначала в замках Генриха Росенбергского, главного пана в союзе, отвезен был наконец в Вилдберг в верхнюю Австрию. Однако ж Ян Згожелецкий так долго преследовал панов войной, что они решились наконец отпустить короля и покориться некоторым приговорам, которые должны были установить мир.

Король Вячеслав, получив свободу, не заботился об исполнении этого договора и тем приготовил вторичное восстание дворянского союза (1395). Ян Згожелецкий сам стал сомневаться, рассорился с братом и вскоре внезапно умер (1396). Тогда наконец король должен был покориться решению старшего брага Сигизмунда и маркграфа Иоста. Он должен был доверить главным из панского союза высшие земские должности и принять их в число своих советников. Генрих Росенберг назначен был главным бургграфом. Иост Моравский поселился в Праге около Вячеслава, и имел большое влияние на управление, в котором власть короля потеряла свое значение. Новые правители так мало на нее обращали внимания, что под вымышленным предлогом, они умертвили в Карлштейне четырех из его придворных (1397) и не подверглись за это никакому наказанию.

Своеволие, которое оказано было против Вячеслава в родной его земле, скоро возбудило большие беспорядки в Германии. Обвиняли его в том, что он мало занимался делами государства, а честолюбивый курфюрст пфальцский, Рупрехт, поднял войну против него, желая быть императором вместо него. Тогда Вячеслав наконец ободрился, изгнал Иоста из Чехии и по-прежнему взял в свои руки бразды правления, с помощью другого моравского князя Прокопия, которого он сделал своим советником. Прежде всего он отправился в Германию (1398), собрал государственный сейм во Франкфурте, уничтожил некоторые беспорядки и раздоры и поехал потом к французскому королю Карлу VI для переговоров с ним об уничтожении, до сих пор продолжавшегося, церковного раскола. На сейме в Реймсе короли решили содействовать тому, чтобы оба папы добровольно отреклись, а на место их единогласно избрать нового. Но как только Вячеслав открыл свое намерение папе римскому Бонифацию, как лишился его расположения, так что папа сначала тайно, а потом и явно стал действовать в пользу Рупрехта пфальцского. Тогда снова восстал панский союз в Чехии (1399) вместе с партией Рупрехта в Германии и с Иостом и Сигизмундом, королем венгерским; война продолжалась в Чехии около двух лет. Между тем князья, враждебные Вячеславу, приступили к свержению его, а Рупрехт Пфальцский тремя духовными курфюрстами избран был в императоры (1400).

Некоторое время казалось, что дело это поведет за собой согласие между братьями и племянниками чешского королевского рода, т. е. относительно Иоста и Сигизмунда, что императорский престол в Германии должен быть перенесен в другой род. Между ними и Вячеславом на особенном съезде в Кутной горе происходили переговоры о том, чтобы они в этом ему помогали; но Сигизмунд требовал за свою помощь Силезию, Лужицию и владения Чехией рядом с Вячеславом, что могло быть после отречения Вячеслава от престола вот почему, разгневанный, он без всякого результата удалился из Кутной горы. Между тем Рупрехт пфальцский начал с ним войну на границах Баварии, и союз панов вошел в сношение с Рупрехтом, а в особенности с маркграфом мейсенским и с епископами бамбергским и вюрцбургским. В 1401 году маркграф Иост с войском союзников подступил к Праге, где соединился с ним маркграф мейсенский, другой стороной вторгнувшийся в страну. Тогда Вячеслав принужден был, наконец, заключить договор, по которому государственная власть делилась вместе с советом, во главе которого стоял новый пражский архиепископ Ольбрам, а подле него Генрих Росенберг; маркграфу Госту уступлена была Лужиция пожизненно; в замен этого они отреклись от сношений с чужестранными князьями.

Сигизмунд король венгерский не мог участвовать в войне с Вячеславом, так как и против него восстали венгерские паны и в тот год неожиданно взяли в плен в королевской резиденции Будине. Вячеслав хлопотал об освобождении его, которое состоялось наконец по прошествии пяти месяцев, когда вступились за него люди, державшие его сторону в Венгрии. В надежде на благодарность Сигизмунда за такое братское старание, Вячеслав думал с помощью его снова снять с себя тяжелое иго дворянской думы, и призвав его в Чехию, назначил его своим соправителем, чтобы Сигизмунд сопровождал его в Италию для приобретения императорской короны (1402). К этому путешествию приглашал его могущественный Иоанн Галеацо из дома Висконти, владетель всей верхней Италии, которому Вячеслав, в 1395 году дал титул миланского герцога. При его содействии Вячеслав хотел склонить Бонифация IX к отречению от папства, подобно тому, как король французский Бенедикта XIII, преемника Климента VII в Авиньоне, чтобы не было никакого препятствия к образованию церковного единства. Но Сигизмунд позорно обманул своего чересчур легковерного брата; ибо несколько времени спустя он взял его в плен и сам завладел княжеством. Маркграф моравский Прокопий, который противодействовал этому во главе преданных Вячеславу, осажден был Сигизмундом в Бездезе и изменнически взят в плен. Сигизмунд поручил потом управление страной епископу литомышльскому Яну Железному, а сам выехал с Вячеславом из страны, желая сопровождать его в Италию для коронования, как кажется для того, чтобы потом его же именем управлять и немецким государством. Но едва только он успел доехать до Австрии, как в Чехии вспыхнуло восстание против его правителей. Сигизмунд, оставив Вячеслава в Вене под присмотром австрийских герцогов, а Прокопия моравского заключив в Пресбурге, воротился в Чехию и усмирил восстание осадой Кутной горы. Осажденные должны были сдаться и в грязи на коленях просить прощения (1403). Сигизмунд оставался потом несколько месяцев в Чехии, различными способами приобретая деньги, так что новое против него восстание в Венгрии принудило его туда отправиться. Несколько времени спустя, король Вячеслав, найдя удобный случай к бегству из Вены, воротился в свое королевство.

Этот раз он был принят здесь как желанный освободитель. Все восстало против ненавистной власти Сигизмунда и перешло на его сторону и многие из дворянства, до сих пор ему враждебные, присоединились к нему и панский союз распался. Король лишил Генриха Росенбергского высшего бургграфства и стал управлять по своему желанию; помирился с Иостом моравским, который равным образом недоволен был правлением Сигизмунда в Чехии, а также на особенном съезде во Вратиславе (Бреслау) вошел в союз с королем польским Владиславом Ягелло против Сигизмунда (1404). Сигизмунд начал с ним и с Иостом войну, вторгнувшись в Моравию в союзе с австрийскими герцогами Вильгельмом и Альбрехтом IV, но при осаде Знойма потерпел такое поражение, что должен был воротиться без успеха; когда же потом вскоре умер герцог Альбрехт IV, то племянник этого Вильгельм отстал от Сигизмунда и вошел в дружеские сношения с Вячеславом. Затем в свою очередь и Рупрехт Пфальцский лишился большей части власти в Германии отпадением от него некоторых князей, составивших союз в Марбахе (1405). В 1406 году Вячеслав отправил против него войско в Баварию, которое завладело большей частью этой страны, и старался снова склонить на свою сторону и немецких князей и папу.

§ 52. Ян Гус. Раздоры из-за сочинений Виклефа до Пизанского собора.

В продолжении десяти лет, прошедших среди восстаний чешского дворянства против короля Вячеслава, религиозное движение, поднятое еще во времена императора Карла, получило большую силу в Чехии, так что скоро оно стало могущественно действовать на ход общественных дел. Число ревностных проповедников и писателей в том же духе, как некогда Валдгаузер и Милич, умножилось с того времени, а народ сочувствовал тем истинам, которые они проповедовали. Из них возвысился скоро Ян Гус, родом из Гусинца, в Прахенской области, с 1402 года проповедник Вифлеемской часовни в Праге. Он был человек добродетельной жизни, строгой нравственности, не искавший выгод, притом с большим красноречием, благодаря которому он больше, чем кто либо, имел влияние на народ. Магистр свободных наук и бакалавр теологии в пражском университете, он с 1396 г. читал лекции в этих двух факультетах, в 1401 г. был деканом факультета свободных наук, в 1402 г. ректором университета и, как духовник королевы Софии, жены короля Вячеслава, он пользовался уважением среди высоких лиц, духовных и светских.

Наравне с ним славились также и другие, старшие и младшие магистры пражского университета, заботившиеся об исправлении испорченного состояния церкви; большей частью это были члены чешской нации в университете, так как немецкие магистры и доктора, чем дольше, тем больше отстраняли себя от подобных стремлений. С самого начала правления короля Вячеслава в университете происходили раздоры между чешской народностью и тремя иностранными, тогда казалось несообразным, что управление пражского университета, а также и дары, собираемые с доходов страны, перешли скоро в руки чужеземцев, которые чрез это, кроме мест, занимаемых ими в университете, находили пути к захватыванию лучших церковных бенефиций. Еще до 1390 года, благодаря посредничеству архиепископа Яна из Иенштейна и королевского двора, заключен был мир, в силу которого чехи получили преимущество при получении мест в коллегиях. Наравне с этим все более и более волновалось чешское городское население и домогалось особенно в Праге прав своего языка, обещанных ему Карлом IV. На церковный недостаток указывало и то, что духовное управление доверялось часто немецким князьям, не знавшим языка вверенного им народа. Как магистры немецкие в университете, так и городское немецкое население, должны были лишиться своих прежних прав и чрез это у них являлась все больше и больше ненависть к той партии, которая требовала исправления церковных обрядов. Напротив того, чешское население городов все больше склонялось на сторону магистров чешской народности и людей, хлопотавших о реформе.

Стремления этих людей обратили на себя внимание чешского дворянства и королевского двора. И в высших светских сословиях были люди просвещенные, которые понимали духовные потребности своего времени; подле них было по крайней мере большое число таких, которые из стародавней зависти против высшего духовенства за его имения и свободу охотно сочувствовали движению, направленному против него со стороны низшего духовенства и народа. Любимцы короля Вячеслава скоро все присоединились к тому или другому из друзей этого движения.

Между тем усердие нравственных проповедников с большим жаром вооружалось против беззакония, господствовавшего в духовенстве. Они открывали и обличали его пред лицом всего народа, когда испорченность все больше и больше расширяла свои пределы. Паны еще во время пребывания своего в Авиньоне, когда доходы их уменьшились, по причине смут в римских владениях, а еще более во время раздвоения церкви, когда римский и авиньонский папы каждый отдельно имели такие же потребности, какие были у их предшественников, управлявших всей церковью, папы, повторяю, выдумывали целый ряд способов к тому, чтобы умножить денежные свои приходы с различных христианских стран. Они налагали большую плату за назначение церковных бенефиций епископам и архиепископам и неслыханным образом нарушали права собственности церковных патронов, предоставляя себе право отдавать какую бы ни было бенефицию непосредственно в силу апостольской власти; это происходило обыкновенно так, что бенефеция переходила к кому либо или за уплату долга, или за услугу, оказанную папе. Папа Бонифаций IX ввел в обычай, чтобы бенефеции, находившиеся при его дворе, продавались тем, кто давал за них большую цену. Неудивительно, что пример самого главы церкви был принят также многими патронами, так что продажность или симония распространилась повсюду. Это же было причиной того, что к духовным должностям определяли людей неспособных и пустых, которые заботились только о том, чтобы больше брать барышей со своей церкви. Каноникаты и фары подобными владетелями отдавались на откуп не только тайно, но даже с разрешения и утверждения самого архиепископа. Бенефициат жил, где ему было угодно, а церковью управлял за него наемный священник. Было время, когда большая часть фар в пражских городах управляема была подобными наемниками, которые нисколько не заботились об уничтожении беспорядков.

Другим большим источником зла в церкви было весьма большое число духовных взносов (пожертвований). Несмотря на то, что еще император Карл издал указ, по которому дозволялось делать церковные пожертвования имениями или деньгами только с согласия короля, однако ж число церковных приношений, силой обычая, увеличивалось больше и больше. Считалось обязанностью лиц королевского рода, высшего духовенства, дворянства, каждой богатой городской семьи, основывать часовни, алтари с особенными при них священниками за свою душу и за душу своих друзей. Число духовенства до того размножилось, что при одной митрополитской церкви в Праге было до 300 духовных лиц, прелатов, каноников, викариев, алтарников и другого вспомогательного духовенства; при каждой фарной церкви, где теперь исполняет службу фарар с двумя наместниками, было 10, 20 и более священников. Было тогда множество духовных лиц, которые за неимением дел, кроме совершения нескольких литургий в неделю, принимали участие в других делах, с которыми соединялся какой либо приход, или заботились на будущее время обеспечить себя хорошим местом. Праздность сама собой была обыкновенным источником неправды.

Император Карл на Могучском сейме угрожал духовенству отнять у них имения и передать папе, чтобы он употребил их на что-нибудь лучшее. Он хотел, чтобы церковные имения не служили наслаждением и роскошью отдельных лиц, но были бы всеобщим благом сообразно первоначальной цели церкви. Тяжело было законным образом привести это в исполнение, так как и в самой папской столице господствовал разврат. Мудрый правитель, как Карл IV, и достиг бы может быть чего-нибудь, благодаря своему усилию и осмотрительности, если бы всеобщее расположение, которое служило ему опорой в Чехии, таким же образом пробуждено было и в других народах. Король же Вячеслав и его придворные дворяне не имели того духа. Религиозному настроению, охватившему во время Гуса весь чешский народ, не доставало тогда мудрого управления, под защитой которого оно могло вести к справедливой, вожделенной цели. Из него произошли прежде всего раздоры, которые не дали спокойствия королю Вячеславу после возвращения его из плена.

Озлобление короля Вячеслава в 1393 году на архиепископа Яна из Иенштейна и его консисторию низложило церковную власть в Чехии; к этому должно было вскоре присоединиться и то, что во время преемника этого архиепископа, Ольбрама из Шкворца, не было и помину о наказаниях, которые бы претерпевали тогдашние проповедники, восстававшие против испорченности духовенства. Только по смерти Ольбрама (1402), еще во время упразднения архиепископского престола, пражская капитула ухватилась за новое средство устрашить их, по поводу распространение сочинений Яна Виклефа, который был в Англии во время Милича и подобно этому последнему говорил проповеди и писал против худого состояния церкви, кроме того начал разбирать церковное учение и говорить, что позднейшее духовенство отклонилось от учения Христа и что в этом заключается одна из причин зла. Учение Виклефа еще при жизни его, на соборе в Лондоне, было объявлено еретическим (1382), тем не менее сочинения его проникли в Чехию и с наслаждением были читаны Гусом и его друзьями; в университете они были объясняемы. Еще во время плена Вячеслава, в Вене капитула приказала рассмотреть книги Виклефа и 45 положений об них предложила университету, чтоб он дал об них свое мнение (1403).

Положения эти трактовали о вере, о церковных обрядах, об учении о св. тайнах, об обедне, об исповеди, о папской и священнической власти, о монастырских обычаях, о духовных владениях и о других важных вещах. Гус и его друзья из чешской нации в собрании университета озлобились на то, что они неверно извлечены и против смысла автора, что отчасти было справедливо. Тем не менее университет, в лице немецкой народности, запретил под страхом наказания проповедовать эти положения.

Новый архиепископ Збинек из Газенбурга, только что вступивший, был человек добрый, но опытный больше в военных делах, чем в духовных, так что, говорят, только после вступления начал учиться грамоте. Гус, как любимый у двора, часто с ним виделся, так что архиепископ охотно слушал его советы и под его руководством уничтожал различные беспорядки в своем округе. Архиепископ дозволил ему и его друзьям говорить проповеди в синодах, так что они в его присутствии порицали беззаконие духовенства и напоминали ему об исправлении. Когда же архиепископ не обращал внимания на новые распри по поводу сочинений Виклефа, то пражские каноники обратились с жалобой о том к папскому двору и тогда, по повелению папы Иннокентия VII, наследника Бонифация (от 1404 г.), архиепископ должен был издать указ духовенству, чтобы оно отстранило от себя эти положения Виклефа (1406). Следствием этого было то, что несколько лиц духовных и светских, не повиновавшихся указу, призваны были к архиепископскому суду и наказаны были тюрьмой и другим образом. Это озлобило Гуса и его приверженцев, так что они еще с большим жаром стали защищать сочинения Виклефа. В собрании чешской нации в университете, в 1408 г., где опять дело коснулось 45 положений Виклефа, под влиянием партии Гуса, состоялось решение, что положения эти имейт еретический смысл; это было сделано для того, чтобы освободить себя от обвинения в ереси. Архиепископ, разгневанный этим, отдал приказание доставить ему все экземпляры сочинений Виклефа, кто сколько имел, для пересмотра их, и также запретил на собрании этого года говорить ругательные проповеди против духовных особ. Побужденные этим пражские фарары подали жалобу на Гуса за его дерзкие проповеди в Вифлееме.

Тогда же происходили переговоры между королем Вячеславом и французским двором о новом способе уничтожения церковного раскола. Когда ни папа авиньонский Бенедикт, ни римский Григорий VII, вступивший после короткого правления Иннокентия VII (1406) не хотели отречься добровольно от своего сана, то, наконец, в 1408 г., кардиналы той и другой стороны оставили их обоих, созвали всеобщий церковный собор в Пизе, чтобы окончить долгий раскол, и просили всех правителей, чтобы они помогли им в этом и еще до решения собора перестали повиноваться двум папам. Король Вячеслав, который тщетно до сих пор старался склонить Григория VII к отделению от Рупрехта Пфальцского, согласился тотчас с послами французского короля, отправленными в Чехию, и обещал кардиналам исполнить их желание, за что они а потом и собор обращались к нему, как к законному римскому императору.

Собор в Пизе, сообразно объявлению кардиналов, имел целью не только восстановить внешнее единство, но и произвести желанную реформу церкви, как во главе её, так и в членах. Друзья этой реформы в Чехии и в других местах исполнились радостными надеждами. Напротив того, духовенство, которое находило для себя выгоды в бывших до сих пор беспорядках, стало роптать на подобное объявление и искало по возможности случая распустить собор. Когда король Вячеслав открыл свое желание, чтобы на время отказались повиноваться папе Григорию, то его встретило противодействие со стороны высшего духовенства и самого архиепископа Збинка. Король подал тогда это дело на обсуждение университета. Университет тотчас распался на две партии, которые существовали в нем сыздавна. Чешская нация высказалась в пользу желания короля; другие три народности, в лице преимущественно немецкой, шли против этого и не дали никакого мнения. Тогда Гус нашел удобный случай выполнить давние желания чешской нации в университете, чтобы пражский университет доверен был управлению туземцев, чтоб искоренить в нем господство иностранцев. При помощи дворян, которые держали сторону народа и ратовали за реформу, он довел дело до того, что король Вячеслав издал указ, чтобы впоследствии, при всех выборах и совещаниях в университете и факультетах, народ чешский пользовался тремя голосами, а другие три народности сообща одним (1409).

Указ этот отнял у пражского университета прежнее его значение, так что он перестал быть всемирным учреждением, а был только учреждением народным. Ибо немецкие магистры и студенты, после напрасных попыток склонить короля к уничтожению нового устава, вышли из Праги все, в числе 5,000 человек и разошлись по соседним университетам, как-то: в Вену, Краков, Эрфурт, Гейдельберг; благодаря им, основался новый лейпцигский университет в Мейсене. Король Вячеслав запретил потом повиноваться папе Григорию как в Чехии, так и в других своих землях. Пизанский собор, в свою очередь, провозгласил обоих пап лишенными престола и избрал нового папу Александра V Архиепископ Збинек, после некоторой проволочки, принужден был покориться ему вместе с своим духовенством.

§ 53. Гус восстает против архиепископа и папы. — Осуждение его на Констанцском собор.

Надежды об исправлении церкви, пробужденные на Пизанском соборе, не исполнились. Собор, по соизволению нового папы, был им распущен, с обещанием, что через три года он снова будет собран и будут предложены ему необходимые для этого планы. Это освободило высшее духовенство Чехии от того страха, в котором оно находилось во время собора, и оно снова начало еще более строгими средствами, чем прежде, действовать против враждебных ему ревнителей реформы. Архиепископ Збинек, войдя в согласие с самым двором нового папы Александра, возобновил прежний указ о выдаче ему сочинений Виклефа, приказал их сжечь и запретил говорить проповеди в часовнях и вообще везде, кроме фарных, коллегиальных и монастырских церквей, что направлено было против проповедей Гуса в Вифлеемской часовне. Помимо засвидетельствования пражского университета и не обращая внимания на высказанное королем желание, равным образом на обращение Гуса и некоторых его друзей к новому папе Иоанну XXIII, вступившему после скорой смерти Александра (1410), архиепископ приказал сжечь книги, а когда Гус не переставал говорить проповеди, возложил на него проклятие.

С того времени началось озлобление народа на архиепископа и его духовенство; по улицам Праги пелись про них,ругательные песни и происходили ужасные бесчинства. Король Вячеслав издал против этого указ, а сам повелел архиепископу, чтобы он вознаградил тех, которых книги он сжег без его веления и лишил его и других из высшего духовенства некоторых доходов, кроме того ходатайствовал у папы за Гуса. Несмотря на это, стараниями пражского архиепископа от папского двора повелено было Гусу явиться в Рим, а на вторичное требование короля, королевы Софии и высших земских сановников освободить Гуса от суда, папа Иоанн не обращал внимания. Между тем и архиепископ Збинек за лишение его доходов и за неисполнение его указов, установил интердикт или запрещение духовных служб в Праге.

Только новые политические обстоятельства смягчили папский двор. Постановления Пизанского собора еще не вполне утвердили единство церкви. Оба прежние папы противились этим постановлениям. Бенедикт XIII, хотя и должен был оставить Францию, однако ж ему покорна была еще Испания; Григорий VII нашел убежище у апулийского короля Владислава; его сторону держал потом Рупрехт Пфальцский, вместе с немецкой своей партией, даже и Сигизмунд, король венгерский, из-за вражды своей с королем Вячеславом. В 1410 г. умер Рупрехт Пфальцский и князья немецкие, приступивши к избранию нового короля, разделились на две партии. Одни избрали Сигизмунда венгерского, другие моравского маркграфа Иоста, который и с королем Вячеславом вел переговоры о том, чтобы при жизни Вячеслава быть королем римским, а чтобы императорство осталось за самим Вячеславом. Но через три месяца (1411) умер Иост и так как за шесть лет до этого умер Прокопий (1405), а еще прежде Ян Собеслав, патриарх аквилейский (1394), то два брата, Вячеслав и Сигизмунд, были единственными по мужской линии потомками люксембургского дома. Тогда заключили договор о землях Иоста, так что Сигизмунд получил из них Бранденбург, Вячеслав же Моравию и нижнюю Лужицию; графство же Люксембургское отдано Антону, герцогу брабантскому, мужу Елизаветы, дочери Яна Згожелецкого, как наследство её в лен от чешской короны. Сигизмунд же, в том же году, поручил Бранденбург бургграфу Нюрнбергскому Фридриху из рода Гогенцолернов, предков нынешних королей прусских. Потом договорились также точно об императорстве и королевстве римском, как прежде Вячеслав с Гостом и Сигизмунд избран был во Франкфурте единогласно королем римским. Следствием этого было то, что Сигмунд с венгерским своим королевством и также с немецкими князьями признали покорность папе Иоанну XXIII. За согласие с королем Вячеславом, который этими договорами старался восстановить церковное единство, папа Иоанн сложил между тем осуждение с Гуса. А потом, когда король Сигизмунд лично прибыл в Прагу для восстановления дружбы с своим братом, то чрез его посредничество установился мир между королем и архиепископом Збинком, так что этот последний уничтожил интердикт под условиями обязался хлопотать у папского двора об отмене судебного приговора о Гусе. Но несколько времени спустя, он стал жаловаться на нарушение этих условий и, оставив наконец страну, отправился в Венгрию к королю Сигизмунду просить у него защиты. По дороге он умер в Пресбурге (1411), а наследником его был магистр Альбик из Уничова, отличный лекарь знаменитый своими сочинениями по этой части, человек пожилой и весь преданный королю.

Распря Гуса могла, может быть, кончиться теперь благополучно. Но дух смелого Вифлеемского проповедника еще более окреп от продолжительных споров и напрасных надеждах; ибо реформа церкви, ожидавшаяся от Пизанского собора, казалось, снова была отстранена; папа Иоанн XXIII, один из развратнейших людей всех веков, не делал никаких к ней приготовлений и даже не думал собирать собор, но проводил время еще в большем разврате, чем его предшественники. Наглядевшись на такое положение вещей, Гус вместе со своими друзьями углублялся больше и больше в учение Виклефа и находил удовольствие в защите его против папской власти, как видимой главы церкви. Так как лицо, которое представляло высший авторитет церкви, исполнено было порока, то воодушевленный проповедник не видел необходимости в авторитете, как необходимой основе всего церковного управления и стал его ниспровергать. Скоро представился к этому случай, когда папа Иоанн XXIII, стесненный войной Владислава, короля апульского, как защитника свергнутого папы Григория, без всякого раздумья приказал объявить крестовый поход против него, обещая при этом отпущение грехов всем тем, которые помогут ему или деньгами, или другим каким-нибудь образом.

Комиссары, посланные папой, прибыли также и в Прагу и стали постыдным образом продавать индульгенции (1412). Тогда Гус вооружился против индульгенций в проповедях, отвращая народ от принятия их, и на публичном диспуте в университете объявил их незаконными и антихристианскими, также как и многие из его друзей, в особенности же весьма красноречивый и ловкий магистр Иероним пражский. Эта оппозиция их приготовила народное движение, для прекращения которого король Вячеслав запретил, под страхом казни, противиться постановлениям папы. Трое юношей из ремесленников тем не менее восстали против проповедников, публично одобрявших индульгенции. Ратманы старогородские приказали их захватить и на другой день отрубить головы на Старогородской площади. Простой народ столпился и, не обращая внимания на немецких воинов, исполнявших казнь, взял тела юношей, положенные на белом полотне, и нес их в Вифлеем, воспевая им хвалебные песни, как прославленным мученикам.

После этого происшествия, духовенство, враждебное Гусу, снова жаловалось на него в Рим, как на человека, презиравшего апостольские постановления, и папа Иоанн, без дальнейшего рассмотрения, наложил на него проклятие более грозное, чем прежде, призывая всех верных схватить его живого или мертвого и разорить Вифлеемскую часовню, как рассадник заблуждения. Пражские немцы два раза покушались на это, но каждый раз прогоняемы были чехами. Божественные службы совершались опять в Праге, пока тут находился Гус. Король Вячеслав, для предупреждения новых смут, приказал наконец Гусу оставить Прагу, пока не установится новый мир.

Среди таких тяжелых обстоятельств, архиепископ Альбин сложил с себя свою обязанность, а на место его вступил Конрад из Вехты, иностранец, прежний ольмюцкий епископ, тем не менее преданный королю Вячеславу. По требованию короля, он собрал духовный синод (1413) для избрания посредников, с целью положить конец вредным раздорам в духовенстве и отстранить всякую к ним причину. Но дело это не получило никакого решения; одни требовали, чтобы Гус был наказан и чтобы было подавлено всякое восстание против авторитета церкви, другие находили помощь только в исправлении утвердившихся в церкви беспорядков, а именно в лишении духовенства чрезмерного светского владычества. Король снова учредил комиссию из четырех лиц, которая должна была примирить Гуса с главнейшими его врагами из богословского факультета; но это было напрасно. Разгневанный король Вячеслав изгнал четырех этих врагов из своего государства, между ними Степана из Палеча и Станислава из Знойны, прежних защитников реформы и друзей Гуса, но разошедшихся с ним вследствие распри об отпущении грехов.

Гус, по удалении своем из Праги, сначала жил в Козимградке, близ местечка Усти, в Бехинской области, во владениях пана Яна из Усти, по смерти же его в замке Краковце, за Кривоклатом, у другого покровителя реформационных стремлений, пана Генриха из Лажан, дворянина, любимца короля Вячеслава. Б обеих этих областях говорил он народу проповеди, в открытом поле и в других местах, но не в церкви, притом вел письменные споры со своими врагами и написал несколько больших сочинений, как напр. собрание проповедей на чешском языке и трактат о латинской церкви. В этих сочинениях он определеннее, чем прежде, порицал недостатки видимой главы церкви и указывал на священное писание, как на единственно справедливое, основание в делах веры и христианских обрядов.

Между тем Сигизмунд, как король римский, отправился в Италию на помощь папе против Владислава неаполитанского и других его врагов; и тут, на особенном съезде с ним в городе Ладе, принудил наконец папу собрать обещанный собор непременно в Констанце, немецком городе (1413). Королю Вячеславу казалось, что назначенный собор мог служить наилучшим средством к усмирению религиозных раздоров в его королевстве, но произошло так, что Гус вызван был королем Сигизмундом явиться в Констанц и пред лицом всего собора объявить о своем споре. Король римский обеспечил его своей защитой, чтобы он мог свободно прибыть в Констанц и получить там аудиенцию, а в случае нежелания покориться его постановлениям, мог бы без всякого вреда возвратиться назад. С этой целью он получил от Сигизмунда охранную грамоту. Вячеслав же поручил трем чешским панам, чтобы они сопровождали Гуса в дороге и были бы помощниками во всех необходимостях, именно: Яну из Хлума, пану Вячеславу из Дуба и Генриху Лаценбоку.

В октябре 1414 года Гус отправился в Констанц. Туда же направлялись и его враги: Степан Палеч, Михаил де-Каузис, фарар св. Войтеха и также епископ литомышльский Ян Железный. Под влиянием их, Гус, после непродолжительного пребывания в Констанце, несмотря на грамоту короля Сигизмунда, был взят и посажен в темную, вонючую тюрьму и был судим, как человек, распространявший ересь и вооружавший народ против духовенства. Напрасно противодействовали этому сопровождавшие его чешские паны, напрасно и король Сигизмунд, по своем прибытии в Констанц, старался об его освобождении. Кардиналы, управлявшие собором, говорили, что они не обращают внимания на подорожную его грамоту, данную во вред духовной власти, и грозили скорее разойтись, нежели даровать свободу Гусу. Таким образом, Сигизмунд подвергнул его злой участи.

Суд над ним производился тайно, по обыкновенному способу церковных прав. Палеч, Михаил де Каузис и некоторые другие враги его из духовенства были главными свидетелями против него. К ним присоединились также некоторые из немецких магистров, которые вследствие раздора о голосах оставили пражский университет, вменяя Гусу в вину с его стороны и то, что он был главной причиной тогдашнего королевского решения. Только когда чешские паны и некоторые польские, присутствовавшие в Констанце, стали требовать, чтобы Гус был судим по крайней мере публично, собор изъявил на то согласие и Гус три раза был допрашиваем в публичном собрании. Однако ж решение против него было приготовлено еще прежде, чем начался первый допрос и только после новой просьбы чешских панов, Сигизмунд приказал не объявлять его в этот день. Когда обвиняемый в защиту себя начал говорить, то со многих сторон посыпались упорные крики и порицания и ему не позволяли говорить, пока стыд о таком неслыханном поступке не обуял важнейших членов собрания и пока не постановлено было, чтобы выводить каждого, нарушавшего порядок.

Многие обвинительные пункты, направленные против Гуса, были ложны и вымышленны; однако ж он открыто признавался и желал доказать по своему убеждению свое учение, которым он порицал папскую власть и клал в основу св. писание вместо предания и живого авторитета церкви. Но собор не допускал его до этого и требовал признать все эти пункты за заблуждение и ересь. Это противно было его совести и убеждению, которое он считал справедливым. Он скорее желал умереть, нежели одним словом отказаться от того, что коренилось в его душе. Когда он отказался от публичного признания, Собор в торжественном заседании 6 июля 1415 г. осудил его, как закоренелого еретика и передал светскому суду, для того, чтобы по строгому закону предать его сожжению. Тогда он выведен был по приказанию короля Сигизмунда из собрания за город, близ берега реки Рейна, где и был исполнен приговор. Весело шел он на смерть, воспевая хвалебные песни Богу, пока дым и пламя не заглушили его голоса. Пепел был брошен в Рейн, для того чтобы чехи, бывшие в Констанце, не могли совершить по нем поминовения.

§ 54. Реакция чехов против Констанцского собора. — восстание против короля Вячеслава и его смерть.

Еще во время заключения Гуса проявились в Чехии некоторые последствия учения его о св. писании, как о наивысшем суде в делах веры, последствия, о которых он и не думал, но из которых, вместо преобразования испорченного положения церкви, произошли еще большие смуты и перевороты в стране. К концу 1414 года, один из главных магистров в пражском университете, Якубек Страборский из Стжибра, стал учить, что св. тайны должны быть принимаемы под обоими видами, ибо так установлено было св. писанием и тотчас несколько пражских церквей последовали этому учению. В тоже время некоторые священники в местечке Усти и около того места, где Гус в первое время своего удаления из Праги говорил проповеди, стали расследовать и другие различные церковные обряды, основывались ли они действительно на св. писании и ниспровергать все то, что казалось им с ним несогласным. Констанцский собор, узнав об этом нововведении относительно св. тайн, высказался против него еще при жизни Гуса и объявил его еретическим, так как оно противоречило обычаю, одобренному древнейшим преданием церкви (1415); однако ж последователи Якубка, несмотря на это, не отступали от своего учения.

Известие о сожжении Гуса в Констанце возбудило сильное волнение в Чехии против духовенства, враждебного Гусу. Скоро все пражские фарары были изгнаны из своих фар возмутившимся народом, а на место их определены были священники, державшие сторону Гуса; также многие паны изгоняли из церквей священников; притом в иных местах происходили бесчинства еще в больших размерах; так у епископа литомышльского, как главного обвинителя Гуса, соседние дворяне отняли все его имения. Собор писал в Чехию о причинах осуждения-Гуса и послал туда, в качестве легата, епископа литомышльского, но тот не осмелился и показаться; король Вячеслав и королева София тяжелее других переносили осуждение Гуса, которое простиралось на право короля чешского, так как только ему принадлежала светская власть над ним, а отнюдь не королю римскому.

Несколько недель спустя, в Праге собрался сейм панов и дворян чешских и моравских и составлено было послание к собору с жалобой на осуждение Гуса, как на несправедливое и сделанное из зависти противу чешского и всего славянского народа. 452 дворянина приложили свои печати к этому посланию. Тотчас же после этого большая часть панства и рыцарства вступили в союз, которым обязались охранять, как говорили, свободу проповедования слова Божия и не принимать никаких постановлений собора, а управляться своими епископами и будущим папой, пока их постановления не будут согласны с св. писанием, притом в делах веры руководствоваться наставлениями магистров пражского университета. Меньшая часть панства и рыцарства, между которыми однако ж было несколько людей из старейших родов в стране, составили напротив того союз, которым обязались во всем повиноваться церкви и собору.

Собор, извещенный об этих делах, стал действовать с большой строгостью. Не только Якубку из Стжибра, как виновнику принятия св. тайн под обоими видами, и его друзьям из духовных, но и всем 452 панам и рыцарям, которые участвовали в составлении насмешливого послания к собору, было отдано приказание явиться на суд в Констанц (1416). Скоро потом собор предал сожжению магистра Иеронима, который еще при жизни Гуса с легкомысленной смелостью прибыл в Констанц, но на возвратном пути оттуда был схвачен и предан суду. Собор объявил также пражский университет лишенным всех прав до будущего усмотрения; высказал недовольство пражскому архиепископу Конраду и Вячеславу, епископу ольмюцкому, за то, что они не заботились о подавлении нововведений и восстаний против церкви; когда же умер Вячеслав, епископ ольмюцкий, то он не избрал на это место вышеградского каноника Альша, но против желания короля назначил Яна Железного епископом ольмюцким, с тем чтобы он управлял вместе и епископством литомышльским. И на короля Вячеслава, и королеву Софью собор хотел наложить церковное наказание, как на покровителей ереси, чему на то время воспрепятствовал король Сигизмунд, стараясь привести Вячеслава к другому образу жизни.

Строгие постановления собора не имели однако ж другого действия, кроме того, что архиепископ Конрад, как канцлер пражского университета, не допустил возвышения в должности магистра в университете, но снова объявил в Праге интердикт, который кроме церкви св. Вита нигде не был соблюдаем; также возводил в священнический сан и награждал бенефициями только тех, которые объявили себя против ереси Виклефа и против причащения под обоими видами. Но магистры пражского университета, не обращая внимания на запрещение собора, продолжали по прежнему действовать как в учебных делах, так и в делах веры, издали извещение, в силу которого причащение под обоими видами признавалось необходимым для спасения (1417), также объявили Гуса святым мучеником за веру Христову, почему и 6 июля праздновалось потом как день, посвященный его памяти. Панство и рыцарство продолжало между тем преследовать священников, не хотевших раздавать св. тайны под обоими видами и назначало фараров, не обращая внимания на утверждение архиепископа. Под руководством пана Ченки из Вартенберга, главнейшего тогда пражского бургграфа, епископ Герман, генеральный викарий пражского архиепископства, вышел на некоторое время из послушания и рукоположил большое число священников в городе Липнице, которые не отреклись от раздачи даров под обоими видами.

Затем, начиная с местечка, стала распространяться партия реформаторов, которые в отклонении от учения и обрядов всеобщей церкви пошли далее, нежели Якубек и другие магистры пражского университета. Основание их было такого рода, что христиане не должны придерживаться того, что не указано ясно в св. писании и, имея это ввиду, они стали порицать все учение и все обычаи церкви. Тогда же начали отвергать обедню и различные священные обряды, почти все, кроме креста и вечерни; отвергали молитвы святым и за умершие души, учение об очищении, посты, монашеские ордена и множество других церковных обрядов. Собрание пражских магистров объявило себя против такого учения (1417 — 1418); и напоминало верующим, чтобы они избегали его; объяснение же св. писания ограничило так, чтобы всякое христианское учение основано было не на одном св. писании, но и на предании церкви, которому тогда не должно только следовать, когда оно открыто противоречит св. писанию.

Констанцский собор между тем с большей деятельностью приготовлял единство главы церкви, нежели прежде собор Пизанский. И он решил избрать нового папу; но прежде всего отстранил всех трех прежних пап, воспользовавшись для этого помощью со стороны Сигизмунда. Папа Иоанн XXIII, который прежде лично прибыл в Констанц и старался распустить собор, был взят еще пред сожжением Гуса и осужден за противозаконные поступки (1415). Григорий XII, потеряв всякую надежду на победу, уступил добровольно; от Бенедикта XIII отказались единственные покорные ему короли испанские вследствие договора, заключенного с королем Сигизмундом, и собор объявил его тогда свергнутым с престола (1417). С меньшим однако ж успехом трудились они на пользу церковной реформы. Чем дальше собор продолжался, тем больше увеличивалась в нем партия, противная реформе. Указывая на то, на что обращены были стремления о реформе в Чехии, она старалась эти самые стремления заподозрить в ереси. Ревностные защитники реформы требовали, чтобы необходимые к тому постановления были сделаны еще пред избранием нового папы, который обязан был соблюдать их; но победила другая партия и избран был наконец папа Мартин V (1417), который однако ж мало сочувствовал делу реформы и прежде, чем совершилось что-нибудь значительное, он распустил собор (1418) с тем, чтобы по прошествии 5 лет собран он был опять в итальянском городе Падуе.

Новый папа Мартин еще в Констанце одобрял до сих пор бывшие постановления собора против чехов. Постановлено было со всеми приверженцами учений, отвергнутых собором, поступить по законам, направленным против еретиков; священников, изгнанных из своих фар, снова возвратить и вообще все привести в прежнее положение; король Вячеслав присягой должен был обязаться охранять права римской церкви в своем государстве без всякого уклонения. Как весьма важную необходимость, папа задумал воздвигнуть крестовый поход против чехов и принудить их к покорности.

Таким образом, чешский народ приведен был в роковое положение, никогда не бывшее еще со времени обращения его в христианскую веру. Управление общественными делами и забота об общественном благосостоянии в Чехии, как и во всех других христианских странах, делилось между двумя властями: властью светской, вышедшей из самого народа и властью духовной, вместе со всей церковью, подчиненной римскому папе. Народ чешский добровольно принял христианскую веру и, добровольно покорившись церкви, передал представителям её заботу о своем духовном благосостоянии. Осмеливался ли он отступить от этой покорности и уволить себя от благодеяний, приходивших к нему из соединения с всеобщей церковью, если он их считал недостаточными; или осмеливался ли он положить этой покорности какие бы то ни было условия и покуситься сохранить за собой эти благодеяния на другом основании, чем до сих пор, — это был важный вопрос, о котором рассуждали в то время,. Ясно было, что это были не отдельные личности, восстававшие против бывшего до сих пор порядка в делах церковных, но сама земля в лице большинства своего населения и главных представителей стала противодействовать остальной церкви. Законы, по которым сжигались еретики, были законами светскими, а не церковными; разве законодательная власть народа, принявшая их, не могла их уничтожить, если они противоречили народному мнению? Папа Мартин V не хотел знать ни одного такого права. Папская власть, по понятию его и его предшественников прошедших столетий, управляет всеми королями и народами, и кто не повиновался ей безусловно, тот должен был быть принужден к этому оружием остальных христиан.

Король Вячеслав находился в опасном положении. Он должен был или покориться желанию папы и стать во враждебное отношение к своему народу, или во главе народа стараться надлежащим образом примирить спор, а в случае неудачи начать войну с окрестными народами, пока папе не удалось еще поднять их против чехов. По своему характеру он склонялся к той партии, которая отказалась повиноваться констанцскому собору; такого же мнения скоро стал придерживаться и весь его двор, не исключая и королевы Софьи. Вот почему постановления папы Мартина V еще долго не имели никакого действия в Чехии. Но когда король Сигизмунд по окончании констанцского собора стал нападать на Вячеслава и с угрозой представлял ему дурные последствия дальнейшего противодействия, то король поколебался, боясь, чтобы брат, однажды уже лишивший его господства в Чехии, не пошел против него во главе новых неприятелей. Тогда наконец он согласился на его требования и старался препятствовать религиозным нововведениям, издав указ, чтобы фарары, изгнанные иЗ Праги и из других мест, снова возвратились к своим фарам (1419).

Это происходило во многих местах, куда только простиралась непосредственная власть короля; духовенство же, ободренное этим, вооружилось против защитников принятия св. даров под обоими видами и других новаторов и стало преследовать их проклятиями и другими церковными наказаниями. От этого произошли новые смуты. В Праге король принужден был сделать уступку и отделил утраквистам три церкви, где они могли совершать божественные службы по своему обряду. Однако ж народ перестал ходить в те церкви, где раздавали дары под одним видом и начал для торжественных божественных служб собираться на горах, которым давались библейские названия, как напр. Хорев, Фавор и др, Тут священники, изгнанные из церквей, совершали причащение под обоими видами и утверждали в народе новые мнения о вере и о церковном единстве. По их примеру приверженцы причащения под обоими видами в Праге, не довольствуясь тремя церквами, стали совершать по улицам торжественные процессии. Священник Ян, монах премонстратского ордена из Желива, тогда проповедник церкви Богородицы в Новом Пражском городе, был главным распорядителем этих процессий, а Николай из Гуси, некогда служивший при дворе короля Вячеслава, кажется, был главный между светскими предводителями, которые этим самым задумали увеличить силы своей партии.

Однажды, когда Николай Гусь, во главе большой толпы, подошел к королю Вячеславу на улице близ церкви св. Аполлинария и обратился к нему с просьбой увеличить число церквей для принимающих св. тайны под обоими видами, то король изгнал его из Праги и определил в новогородскую ратушу других советников, которые бы старались уничтожат подобные процессии и строже действовать против последователей Гуса. Тогда Николай Гусь отправился в Бехинскую область и стал собирать толпу для нового восстания. Под влиянием его и других священников, живших в Усти, но изгнанных оттуда по приказанию короля Вячеслава, положено было к 22 июля устроить на горе близ Бехина, называемой Фавор, собрание, на которое прибыло до 42,000 народа из близких и отдаленных городов, местечек, деревень и также из Моравии. С утра до вечера тут говорились проповеди, совершалась исповедь, причащение и другие религиозные обряды, главным же образом укреплялась твердость в защите христианской истины. Собрание это открыто объявило королю Вячеславу, что все в нем присутствующие готовы идти на смерть за истину причащения под обоими видами. Между тем начальники этого огромного сборища тайно рассуждали и средствах исполнения своих замыслов насильно. Разнеслись слухи, что они задумали сделать чрез несколько времени нападение на короля Вячеслава в Новом его замке у Кунратиц, в одной миле от Праги, где он в то время обыкновенно пребывал; ходила молва, что должен быть избран новый король и новый архиепископ для охранения божественного закона. Король Вячеслав начал бояться, узнав, что Николай Гусь хочет быть королем чешским вместо него.

Чрез несколько дней неожиданно произошло восстание в самой Праге. Священник Ян Желивский 30 июля снова повел процессию из своей церкви к церкви св. Стефана в Новом городе и когда ее заперли, то он ворвался туда силой. Оттуда процессия направилась к Новогородской ратуше, требуя от новых ненавистных им советников, чтобы они освободили заключенных за религиозные восстания. Когда им в этом было отказано и когда из окон стали бросать камнями в священника Яна, несшего св. дары, — тогда народ бросился на ратушу. Ян из Троцнова, по имени Жижка, одноглазый, некогда служивший при дворе короля, как кажется в Вышеграде, предводительствовал при этом народом. Двери были выломаны; толпа народа ворвалась в ратушу, разрушила комнаты, схватила, кого только нашла, и выбросила из окна Никлашка низшего судью, Яна Подвинского бургомистра, двух советников, шесть судейских слуг; толпа, стоявшая внизу около ратуши, до смерти избивала их копьями; а один советник замучен был в ратуше в застенке.

Известие об этом происшествии так озлобило короля Вячеслава, что он был поражен легким ударом. Он грозил местью и уничтожением всей этой ереси; но когда новоградские после кровавого дела приготовились к вооруженному отпору, то он старался лично заключить с ними договор, а наказание отложил до прибытия своего брата Сигизмунда, которого он тогда призывал в Чехию. Но еще до исполнения своего желания, он умер Iß августа 1419 года после вторичного удара.

§ 55. Правление королевы Софьи и Ченкииз Вартенберга.

Как только разнеслась молва о смерти короля, народ пражский без всякой боязни напал на монастыри, на церкви, и городские фары, где было духовенство, не признававшее чашу; выгнал фараров и монахов, разбивал в некоторых местах образа, органы и другую утварь и наконец из города вторгнулся в монастырь Картуский около Уездских ворот и взяв в плен монахов, сжег его. В страхе бежали из города каноники и другие из высшего духовенства, равным образом и многие богатые горожане, а в особенности немцы, к которым простой народ питал ненависть, как к врагам нового учения. В Писке, Пльзене, Жатке и Лаунах было также разрушено несколько монастырей нищенствующих монахов. Это были города, где в предшествовавшие времена чешская народность имела силу власти, которая в других королевских городах находилась повсюду в руках немцев. В Праге чешское население до того сравнено было в правах с немецким, что по силе акта, данного королем Вячеславом в 1413 году, в староградском суде должны были заседать половина чехов и половина немцев.

Несколько выше поставленные горожане не одобряли этих насилий и в короткое время положили им препятствие. Для совершенного их исчезновения потребовалось скоро присутствие короля в стране и поэтому чрез несколько дней в Праге собрался сейм и решил просить Сигизмунда, как наследника трона, чтобы он как можно скорее взял на себя правление; притом составлена была просьба к нему, чтобы он сохранил за сословиями и населением свободу Божьего слова и причащения под обоими видами, и чтобы позаботился уничтожить жестокие постановления собора и папы против народа чешского. Сигизмунд, занятый действительно в Венгрии вследствие опасности со стороны турок, медлил ответом и за тем назначил наместницей, до своего прибытия в Чехию, королеву Софью, расположенную к партии чаши и кроме того первое место в совете поручил пану Ченки из Вартемберга.

Чрез это, дворянство партии чаши утешало себя надеждой, что с Сигизмундом они достигнут религиозного примирения; но предводители горных собраний не разделяли с ним этой надежды и искали случая действовать против Сигизмунда, как истинного их врага. Огромные сходбища, подобно тому как на Фаворе, правильно повторялись всегда в другим месте. В день св. Вячеслава происходило собрание на Крижках, в четырех часах от Праги по дороге к Венешову. Там решено было собраться к 10 ноября в самой Праге, притом с оружием для безопасности в дороге, и открыто овладеть главным городом. Когда приближалось это время, королева Софья и паны партии чаши, собравши большое число наемников, стали защищать пражский замок и малую сторону.

К 10 ноября к Праге подходила вооруженная толпа с различных областей страны; когда же паны загораживали им дорогу, а в Праге войско королевы все более увеличивалось, то староградские и новоградские пражане ворвались в малую сторону чрез мост. Николай Гусь и Ян Жижка были их предводителями. После жестокой битвы они овладели башнями, находившимися над воротами и около моста, архиепископским двором, а наемники отступили в город. Королева Софья в страхе ночью бежала оттуда в Кунратиц. Однако ж битва продолжалась, всю ночь и часть утра, причем была сожжена большая часть Малой Стороны частью одной, частью другой стороной. Но когда день ото дня умножалось число панов, рыцарей и также немецких городов, которые объявили войну пражанам и увеличили этим войско королевы Софьи, то пражане вступили наконец в договор и заключили перемирие до дня св. Георгия будущего года, в силу которого дворянство, обещало вместе с ними защищать причащение под обоими видами. Тогда новоградские жители уступили снова Вышеград королеве, а вспомогательное войско, прибывшее извне, оставило город. Тем не менее, пражские улицы. обведены были кругом цепями и загородками на случай неожиданных нападений, а против королевского замка поставлены были крепкие баррикады, сделанные во время сражения.

Узнав об этих смутах в Чехии, король Сигизмунд оставил задуманный поход против турок, а в декабре 1419 года отправился в Брно, где его встретили чешские паны обеих партий, королева Софья и наконец послы от пражан, обратившиеся к нему снова с просьбой, о которой было решено на предшествовавшем сейме. Сигизмунд обещал исполнить эту просьбу по прибытии своем в Чехию и посоветовавшись о ней с духовными и светскими сословиями; но он по прежнему откладывал это обещание.

Напротив того, панам напоминал, чтобы они не притесняли принимающих св. дары под одним видом, а пражанам отдал приказание уничтожить в улицах цепи и загородки и сломать баррикады. Королева Софья сложила с себя правление, и Сигизмунд передал его в то время Ченку из Вартенберга, вместе с другими двумя панами; сам же не поехал еще в Чехию, но отправился в начале 1420 года в Силезию, желая собрать такую военную силу, которую ничто не могло бы преодолеть и посредством которой он мог бы склонить на свою, сторону партию, восстававшую против него из-за религии.

Пражские советники по приказанию короля сняли цепи и загородки в улицах и баррикады поставленные против замка, и запретили строго всякого рода насилия против духовных и других лиц. Каноники, монахи и горожане, бежавшие из города, тотчас возвратились в Прагу без всякого препятствия. Напротив того, партия враждебная чаше, начала преследовать утраквистов, принимавших причащение под обоими видами, где только могла, не переставая надеяться на то, что новый король силой прекратит разнообразные нововведения. С особенной жестокостью кутногорские немцы нападали на окрестные города, местечки и деревни, хватали жителей духовных и светских и бросали их живых или мертвых в пустые рудники своих среброносных долин. В течении нескольких месяцев замучено было ими подобным образом 1600 человек. В некоторых местах утраквисты изгонялись из городов. Между тем император Сигизмунд мало-помалу отстранял бургграфов королевских замков, которые были приверженцами партии утраквистов, и, определяя на их места других, приказывал им идти против реформы.

Озлобленные подобными поступками, предводители народа стали готовиться еще к большему восстанию. Ян Жижка тотчас после перемирия пражан с владыками оставил Прагу и отправился в Пльзен, с целью усилить в этом городе партию утраквистов и сделать из него оборонительный пункт. Николай Гусь начал в то же время огораживать и заселять Зеленую Гору у Непомука, назвав ее Елеонской горой. Против них однако ж, как против нарушителя мира двинулось скоро соседнее дворянство, под предводительством Богуслава из Швамберга. Николай скоро был прогнан, Жижка же мужественно воевал с панами. Некоторые из их друзей утвердились в местечке Усти над Лужницей, откуда вышли религиозные реформы, перешедшие за пределы, положенные пражскими магистрами; после непродолжительного времени они нашли еще лучший лагерь недалеко оттуда в пустом Городище, которому дали название Фавор. Там они поселились и основали новый укрепленный город, до сих пор так называемый. Жижка послал им на помощь часть своего народа, чтобы они могли лучше защищаться против враждебных им соседей. Сам однако ж был так стеснен неприятелем, что, заключив перемирие, оставил город Пльзен и со всеми своими отправился на Фавор. На дороге напали на него приверженцы короля, которые овладели затем городом Пльзеном, под предводительством пана Петра из Штернберга; но Жижка, благодаря своему воинственному духу, одержал над ним победу в битве, происходившей около Судомежа в Прахенской области; позднее же, напав на них ночью неожиданно в местечке Вожице, причинил им весьма большой урон.

С той поры Фавор стал главным центром восстаний против короля Сигизмунда и его правителей. Туда со всех сторон земли сбирались и поселялись самые ревностные приверженцы нового учения. Горожане, крестьяне и дворяне, готовые положить жизнь за свои религиозные убеждения, продавали свое имущество и отправлялись с женами и детьми на Фавор, где, по образцу первобытных христиан, образовалась между ними братская община. Озлобление против духовных староверов привело к тому, что реформы священников из Усти с особенным желанием были приняты этим братством. Главные учредители этих реформ были духовными правителями братства. Кроме всех церковных обрядов, которые по их мнению не были основаны на св. писании, они отвергали также священническое одеяние и совершали божественные службы в простой одежде. Они не признавали роскошь и украшения в церквах, ибо это казалось им не согласным с обычаями первобытной церкви. При службах употребляли вместо латинского языка чешский.

Братство таборитов не было исключительно религиозной общиной. Главной целью их было приготовить вооруженное восстание против врагов нового учения. Вот почему, тотчас после прибытия Жижки на Фабор, сформировано было в нем войско, с четырьмя гетманами во главе, которыми были Николай Гусь, Ян Жижка, Хвал Жепицкий и Збинек из Бухова. Из них Ян Жижка имел самое большое значение в управлении военными делами. Он считался искусным полководцем, который с небольшими средствами при помощи новых способов ведения войны умел достигать громадных успехов. Войско таборитское не заботилось о тяжелом вооружении, до этого времени обыкновенном, в котором наиболее сражались на конях, даже не упражнялось в правильном действии оружием, как делали дворяне-рыцари. Железная цепь, ручной молот, копье были обыкновенным оружием таборитов, е которыми они ходили в сражение большей частью пешие. Притом Жижка выдумал новый способ употребления военных повозок, как для защиты пешего войска, так и в случае нападения, и превосходно приучил таборитских воинов ко всем необходимым при том уловкам; с этим вместе соединил употребление для стрельбы ручного праща в большей мере, чем оно было до сих пор со времени его открытия. При таком способе ведения войны хорошее пользование временем и местом побеждало мужество и тяжелое вооружение; а военное наказание и религиозное воодушевление превозмогали большое число вооруженных воинов.

События день ото дня ясно указывали, что осторожность Жижки и других предводителей народа имела надлежащее основание. Ибо не только король Сигизмунд во время пребывания своего в Вратиславе в Силезии набирал себе войска из Венгрии, Моравии, Силезии и Лужиции, но и папа Мартин V в согласии с ним, буллой, данной во Флоренции 1 марта 14=20 года, объявлял крестовый поход против чехов и чрез многочисленных проповедников призывал к этой войне все христианские народы, обещая отпущение грехов всем тем, которые примут в ней участие. Булла эта возбудила стародавнюю злобу немецкого племени против славянского, так что немцы в самой Чехии и соотечественники их в других частях немецкого государства с большой охотой, становились под знамя религии. Король Сигизмунд призвал к себе на сейм в Вратислав немецких князей, чтобы уговориться с ними об исполнении этого предприятия, и тогда же приказал публично сжечь пражского мещанина Яна Краса, который, прибыв в Вратислав по делам торговли, в речах своих показал себя приверженцем Гуса и партии утраквистов; наконец в своем присутствии повелел в Вратиславе объявить чрез папского легата Фердинанда, епископа луцкого, крестовый поход против чехов. С князьями немецкими он уговорился, чтобы как только все будет готово, он с одной стороны, а войско их с другой, вторглись в Чехию.

§ 56. Восстание против короля Сигизмунда. Первый крестовый поход против чехов.

После этого не было сомнения в том, что Сигизмунд задумал насилием привести чехов к покорности папе без всяких условий. Известия о сожжении Краса и объявление крестового похода в Вратиславе приготовили сильное озлобление в чехах и даже в тех, которые еще согласны были сохранить покорность Сигизмунду. Пражане, среди которых в то время монах Ян Желинский проповедями поддерживал эту злобу против короля, как врага христианской истины, пражане первые открыто объявили ему свою вражду. Приверженцы нового учения, собравшись в ратуше Старого и Нового города, присягнули положить жизнь и имущество за свою веру избрали себе военного гетмана. Напротив того, враги утраквистов, а также немецкие мещане, в числе 700 туземных панов, равно как и духовенство их партии снова оставили город и отправились в королевские замки и другие безопасные места, надеясь, что воинской силой короля Сигизмунда они скоро опять возвратятся к своим домам под немецкое господство над городом. Но и пан Ченек из Вартенберга, до сих пор владарь земский, участвуя вместе с другими чешскими панами на вратиславском сейме, с горестью возвратился оттуда и, вступив в сношение с пражанами, публично издал прокламацию, которой призывал все сословия и все население страны восстать против Сигизмунда, как врага чешского народа. Он и большое число панов и рыцарей чешских послали тотчас свои грамоты отречения и даже тайно отправили посольство в Браков, чтобы склонить короля польского к принятию от них чешской короны. Пражане после этого приступили, к осаде Вышеграда, так как пражский замок находился во власти пана Ченки, как главного бургграфа.

Прокламация Ченки и пражан возбудила новые сборища и вооружение народа в различных местах, именно на горе Оребе, в Градецком крае, также на горе между Печем и Липницей в чаславской области. Оребцы, под предводительством священника Амвросия градецкого, фарара и пана Гинки из Лихтенбурга, шли на помощь пражанам осаждать Вышеград, направившись туда болеславским краем, где они ограбили и разрушили градецкий монастырь. Жестокость, показанная горцами и некоторыми католическими панами и новое сожжения еретиков во Вратиславе возбудили еще большую ярость в той партии, которая, зайдя далеко в деле реформы, отвергала монашеские ордена и церковные украшения. Они стали с яростью разрушать и сжигать знаменитые здания и памятники искусства, которыми была украшена Чехия в течении предшествовавших столетий. В то время и табориты, взявши оружие против врагов своих соседей, сожгли сначала монастырь Милевский, потом Непомуцкий и несколько позже монастырь Золотой короны. Главным военным подвигом Яна Жижки было завоевание замка росенбергских панов, где было сожжено семь монахов и священников; Жижка едва мог защитить сына пана Яна Росенбергского от нападения своих воинов.

Между тем в последних днях апреля месяца, король Сигизмунд с значительной воинской силой прибыл в Чехию, где сначала сдался ему Градец королевский. Пробыв там несколько дней, он отправился далее к Гоже. Тут страх напал на тех, которые первые осмелились восстать против него; даже сам Ченек из Вартенберга смутился и по тайному договору сдал пражский замок во власть короля. И другие паны партии утраквистов, последовав его примеру, отправились в лагерь короля Сигизмунда в Гору и покорились ему со всей военной силой, утешая себя снова ложными надеждами склонить его к уважению своего богослужения. Пражане, пораженные паном Ченком, под влиянием гнева, напали на пражский замок, но были отражены жестоко. В отмщение за это они зажгли монастырь в Страхове, св. Фомы и Матери Божией на конце моста, сожгли потом и опустошили всю Малую сторону, для того чтобы она вместе с замком не попала в руки неприятеля. Вышеград однако ж осаждали напрасно; тамошний гарнизон сжег целую часть Нового города до Слованы и Скалки. Тогда пражане со страха отступили и отправили к королю послов, стараясь войти с ним в переговоры. Но когда король с высокомерием принял их, сказав, чтобы они выдали все свое оружие, Старогородские в Пражский замок, а Новогородские в Вышеград, и притом прибавил, что он желает даровать им некоторую милость, то горожане снова поднялись на ноги и решились защищаться до последней возможности. Улицы снова были огорожены цепями и отправлены были послы к таборскому братству в Слан, Лаун, Жатец, города, не находившиеся еще под властью короля, с просьбой, чтобы они прибыли на помощь в Прагу.

На эту просьбу Жижка отправился в Прагу с 9 тысячным отрядом таборитского войска. Часть королевского войска, отправленная из Горы для заграждения ему дороги, была разбита в Пожиче при Сазаве. По прошествии трех дней прибыли в Прагу также жатецкие, лаунские и сланские войска, которые на дороге сожгли знаменитый бенедиктинский монастырь во Постолоперте. Тогда Сигизмунд со всем своим войском двинулся из Горы, и подойдя близко к Праге, расположился лагерем в двух часовом от неё расстоянии у Литожниц. Когда же сверх его ожидания защитники Праги стали готовиться выступить против него и напасть в открытом поле, король устрашился и в смятении отступил сначала к Отаре-Болеславе. Оттуда он отправился в Литомежиц, где приказал утопить в Лабе 17 горожан партии утраквистов, потом в Слан, который был в пользу его завоеван паном Вилемом Зайцем из Газенбурга. Здесь папский легат Фердинанд приказал сжечь одного священника и одного светского человека, за то, что они не хотели отречься от чаши. Посетив еще Жебрак, Карлыптейн, наконец и Вышеград, Сигизмунд расположился у Збраславы, ожидая тут прихода крестоносцев из Германии. Между тем пражане и их помощники продолжали осаждать пражский замок, задерживая подвоз провианта королевскому гарнизону. Известия о жестокостях Сигизмунда и папского легата подали осаждающим повод к сожжению Божевновского монастыря, также к сожжению нескольких божевновских и збраславских монахов пред самым замком. Городу приходилось уже умирать с голоду; тогда Сигизмунду удалось, благодаря военной хитрости, доставить туда, новые запасы, чем и уничтожено было всякое старание осаждающих. Между тем народ, собранный на Кунетицкой горе фараром Амвросием, наглым образом напал на партию Сигизмунда и отнял у неё Градец королевский. Напрасно король покушался завоевать Табор с отрядом своего войска и с молодым паном Ольдрихом Ризенбергским, который отрекся в то время от чаши, думая найти выгоду на стороне короля. Против него пошел Николай Гусь из Праги, неожиданно напал на его лагерь у Табора и разбил его так, что он принужден был, потерпев большой урон, обратиться в бегство.

Наконец прибыло огромное войско крестоносцев, под предводительством всех знаменитейших князей немецких. Тут находились все три духовные курфюрста, курфюрст пфальцский, бранденбургский Фридрих Гогенцолерн, которому Сигизмунд уступил это маркграфство, отделив его от короны чешской во время пребывания в Констанце в 1415 года, затем три герцога баварские и два мейсенских маркграфа. Позже других прибыл также молодой герцог австрийский Альбрехт V, которому Сигизмунд еще в 1411 году обещал свою единственную дочь и наследницу Елизавету. 30 июня Сигизмунд, в сопровождении свиты, торжественно въехал в пражский замок, а войско его и крестоносцы расположилось на полях, начиная от замка до королевских увеселительных садов у Овенца к Бубнам и Голешовичам на левом берегу Влтавы. Число союзного войска простиралось по крайней мере до 100,000. Так как оба замка, Вышеград и пражский замок, находились в руках осаждавших, то оборона Праги должна была держаться в пределах Старого и большей части Нового города. Только башни, бывшие на мосту в Малой стороне препятствовали сделать приступ на мост; Новый же город, кроме той части, которая находилось ниже Вышеграда, был окружен валом для защиты от нападений вышеградского гарнизона. Не смотря на это Жижка окружил Виткову гору на запад от города, названную с тех пор по его имени Жижковой, для того, чтобы воспрепятствовать подвоз провианта и стеснил неприятеля, расположившегося на этой стороне реки.

Четырнадцать дней по приходе Сигизмундова войска к Праге прошло только в незначительных стычках, а между тем стали думать о мирном договоре. Пражане, табориты и другие защитники города сошлись вместе и выразили свои требования в 4-х пунктах, которые были составлены магистрами пражского университета и которые с тех пор назывались четырьмя пражскими положениями:

1) чтобы слово Божие свободно проповедовалось священниками;

2) чтобы св. тайны свободно раздавались всем верным христианам под двумя видами;

3) чтобы духовенство, отказавшись от светской власти и владения имениями, проводило жизнь но примеру Христа и его апостолов;

4) чтобы все грехи и беспорядки, противные божескому закону, были искоренены и уничтожены.

Содержание этих положений, на которые смотрели как на основные правила для проведения церковной реформы, было послано папскому легату Фердинанду, ответ которого нисколько не успокоил и не установил дальнейшего мира.

14 июля войско Сигизмунда приготовилось наконец к генеральному нападению на город. В одно время должно было совершится нападение на окопы Малой стороны из Вышеграда на Новый город, а главным образом на Виткову гору, окруженную рвами. Кроме того, сильный отряд немецкого войска переправился чрез Влтаву на Шпитальское поле, где теперь находится Карлинское предместье. Мейсенская и тюрингская конница, в числе семи или восьми тысяч, вступила на гору и начала кровавую битву, в которой, рядом с мужами принимали участие и таборские жены; но наконец победа осталась на стороне охранителей горы, получивших подкрепление из города, ворота которого, обращенные в ту сторону, все время оставались отворенными. Тогда неприятельская конница была прогнана к крутому спуску над Шпитальским полем, так что люди и лошади стремглав падали вниз, откуда преследовали их до самой Влтавы; многие были убиты, многие утонули в реке и таким образом уничтожено было предприятие того дня.

Поражение это повергло Сигизмунда в уныние, а в войске осаждающих возбудило робость, так что немецкие князья не хотели уже вступать в другое сражение, которого ожидал Жижка. Чрез посредничество панов партии утраквистов, в лагере короля было назначено собрание, под открытым небом, на пожарище Малой стороны, где происходило рассуждение о четырех пражских положениях между легатом и его духовенством и пражскими магистрами и священниками; но дело это опять не увенчалось успехом, даже произошли раздоры между осаждающими, так что немцы называли чешских панов изменниками и еретиками за то, что будто они помогали осажденным, паны же сожалели о несчастном сельском населении, которое немцы, из ненависти за свои невзгоды, схватывали и сжигали. Среди этого ужасного смятения, Сигизмунд наконец решился короноваться королевской короной в церкви св. Витта (28 июня) и чрез два дня, распустив войско крестоносцев, без всякого успеха отступил от Праги.