3. Легенды о статуях в Риме. — Вергилий в Средние века. — Вергилий в образе пророка и некроманта. — Волшебник Вергилий в Риме и в Неаполе. — Сведения об атом в конце XII века. — Рим XII века в описании раввина Веньямина Тудельского

Только что изложенное археологическое описание средневекового Рима дает нам случай высказать еще некоторые другие соображения. Нельзя не признать странным того обстоятельства, что Mirabilia, будучи произведением века романтической поэзии имеют тем не менее характер строго археологического исследования, так как всему легендарному в них уделено очень мало внимания. Церковь сохраняла сказания о мучениках, но языческие легенды она игнорировала. Сказочный элемент вообще не свойствен чувству итальянских народов; в этом направлении работа воображения не может идти успешно в стране, которая так богата историческими образами и в которой небо всегда ясно. В Mirabilia мы находим поразительно мало легенд, и, что составляет чисто римскую особенность, почти все они относятся к статуям.

В то время, когда ваяние было в полном упадке, благородные произведения этого искусства, уцелевшие в Риме, должны были вызывать общее изумление. Такое впечатление не могли не испытывать в особенности те иноземные пилигримы, которые, подобно Гильдеберту Турскому, обладали образованием. При виде статуй, казавшихся какими-то волшебными созданиями, эти пилигримы должны были приходить в такой же восторг, как некогда язычники. Народ, который позабыл произведения древней поэзии и уже не мог понять их, чувствовал в статуях воплощение идеалов классического мира непосредственнее и живее, чем во всех других памятниках древности. Нигде больше искусство не могло создать подобных мраморных изваянии; как пришельцы из иного мира, они продолжали стоять на своих местах, окруженные развалинами терм и храмов. Казалось, боги Греции взирали глазами этих одиноких изваяний на человечество, когда, низведенное до варварского состояния, оно сначала, под влиянием Востока, было охвачено движением крестовых походов и затем, с возрождением римского права и римской республики, стремилось воскресить в своей памяти красоты язычества. Замечательная легенда о мраморной Венере в Риме прекрасно характеризует настроение, в котором находились в то время люди. Какой-то юноша, шутя, надел мраморной Венере на палец кольцо, и она, как бы в знак состоявшегося обручения, удержала это кольцо в своей руке. Эта грациозная легенда внезапно обнаружила присутствие в людях смутного сознания того, что их существование неразрывно связано с древней культурой, и вместе с тем предсказала, что с течением времени они вернутся к знанию и к прекрасным формам язычества. Но легенды, слагавшиеся о римских статуях, свидетельствуют только, что в то время эти забытые создания греческого гения оставались в действительности непонятными для людей, впавших в варварское состояние. Видеть статуи можно было только в Риме, так как раньше чем было приступлено к раскопкам, нигде более не существовало столько мраморных и бронзовых статуй. Авторами легенд о статуях в Риме могли быть одинаково и римляне, и иноземцы, и некоторые из этих легенд, без сомнения, были созданы возбужденной фантазией северных пилигримов. Удивительная история о бронзовой статуе на Марсовом поле, — которая указывала пальцем на землю, имела на голове надпись: стучись здесь (hic percute) и была разгадана знаменитым папой Гербертом, — обязана своим происхождением конечно, какому-нибудь пилигриму, бредившему о волшебных сокровищах Рима, будто бы зарытых в землю. И действительно эта легенда полна смысла: она свидетельствует о тайнах древнего мира, погребенного в недрах города. В настоящее время тот, кто бродит среди развалин Рима, по разоренному Форуму, по Марсову полю или в опустелых термах, порой так же останавливается и восклицает: hic percute! Бесчисленные прекрасные создания еще доныне покоятся здесь, в глубине земли, в ожидании магического слова или случая, которые заставили бы раскрыться могилы, скрывающие эти создания.

По словам Mirabilia, Ромул поставил в своем дворце собственное золотое изображение с таким изречением: «Не упадет, пока дева не родит», и эта статуя низверглась, как только родился Спаситель. Далее, в Mirabilia упоминается легенда о другой статуе, которая обратилась с речью к императору Юлиану, отступившему от своей веры, и убедила его вернуться к язычеству. Даже наиболее замечательные легенды светского характера, сообщаемые в Mirabilia, относятся также к статуям; нашим читателям уже известны сказания о конной статуе Марка Аврелия, о двух мраморных колоссах и о статуях на Капитолии, звонивших в известных случаях

Впоследствии древняя легенда о статуях на Капитолии получила связь с циклом сказаний о «волшебнике Вергилий»; поэтому нам кажется странным, что автор Mirabilia не счел нужным привести в своем труде эти сказания. Произведения величайшего римского поэта, публичное декламирование которых еще долго продолжалось после падения Римской империи, теперь на развалинах форума Траяна уже более не читались; понимать эти произведения было трудно, так как в употребление вошел итальянский язык. Между тем как в других местах латинская муза давала цветы, полные аромата, как, напр., Песни странствующих схоластов, в Риме в XII веке она не проявляла почти никаких признаков жизни, даже в эпиграммах, и мы затруднились бы указать школу какого-нибудь грамматика, который излагал бы своим ученикам Энеиду или Эклоги. Но мы не сомневаемся, что знакомство с Вергилием все еще сохранялось в Риме и что даже Овидий был, вероятно, известен автору Mirabilia, тогда как Гораций, произведения которого носят более изысканный и светский характер, был менее доступен грубому поколению того времени. Археологические открытия объяснялись при помощи Вергилия; доказательство этого мы находим у Вильяма Мальмсберийского в его рассказе о том, что в 1045 г. была открыта могила Палланта, сына Эвандра. Тело великана, по словам рассказчика, оказалось вполне сохранившимся; в груди была рана длиною в 4 фута, нанесенная великану королем Турном. В склепе найдена была так же горящая свеча, которую удалось погасить только тогда, когда внизу под пламенем была сделана щель. Английский летописец не мог бы облечь это открытие в форму подобного сообщения, если бы такое объяснение найденной могилы не было дано самими римскими археологами.

Легенда о Вергилии, будто бы все еще жившем в Средние века, составляет в наши дни излюбленный предмет исследований и толкований. Известно, что со времени Константина некоторые места в произведениях Вергилия, а именно в четвертой эклоге, считались прорицаниями, относящимися к христианству. Поэту, стоявшему на пороге между двумя мировыми эпохами, муза подсказала несколько вдохновенных стихов, которые как бы возвещали рождение Христа, и еще никогда тонкая лесть поэта не вознаграждалась так блестяще, никогда его идеалистическая надежда на золотой век в будущем не получала такого полного оправдания, как это случилось с Вергилием. Язычник, совершенно не подозревавший возможности чего-либо подобного, был возведен на степень пророка, возвестившего пришествие Мессии, и стал любимым поэтом церкви и легковерных людей Средних веков. В течение целых столетий книгам Вергилия придавали значение пророческих изречений сивилл, ища в этих книгах ответов с таким же слепым доверием, с каким в наше время еще пользуются, как оракулом, Библией. Как звено, связующее между собой различные эпохи и различные мировоззрения, эти легендарные черты музы Вергилия составляют одно из самых интересных явлений в истории человеческого духа. Такой именно легендой, самой прекрасной из всех тех, которые связуют древний мир с христианским, является легенда о видении патрона Вергилия, императора Октавиана, которому сивилла, покидая людей, показала Пресвятую Деву с Христом-Младенцем на руках.

Если церковь отнеслась к Вергилию с почтением, видя в поэте языческого Исайю, то народ поразительно скоро признал в нем философа, математика и великого мага. В то время, когда появились Mirabilia, Вергилий в этом образе должен был быть известен римлянам. Тем не менее легенда о Вергилий создалась не на римской почве, а была занесена сюда со стороны. Нельзя не удивляться тому, что Mirabilia, сообщая о видении Октавиана, ни словом не упоминают о Вергилии; точно так же не устанавливают они никакой связи с именем Вергилия и легенды о статуях, звонивших своими колокольчиками. Легенда Salvatio Romae на Капитолии, где о каждом возмущении в провинциях статуи возвещали звоном колокольчиков, осталась совершенно неизвестной Риму в той форме, какую эта легенда получила впоследствии. Так, мы находим именно во французском повествовании о Вергилии легенду о том, что он, будучи волшебником, воздвиг ради спасения Рима башню, в которой находились статуи, обладавшие вышесказанным особенным свойством. По другому сказанию, эта башня днем сверкала золотом, а ночью освещалась яркой лампой, и была видна плывущим кораблям, и в ней же находилось зеркало, которое, отражая в себе все, что происходило в мире, обнаруживало всякий враждебный замысел против Рима. Это сказание о волшебном зеркале, встречающееся в рыцарском эпосе, как, напр., в Парсифале, сложилось не в Риме; но оно все-таки могло быть здесь известно во времена Mirabilia. Как Удостоверяют археологи, остатки башни Франджипани близ арки Тита после того, как эта башня, по приказанию Григория IX, была в XIII веке разрушена, получили в народе название «башни Вергилия».

К числу чудесных талисманов Вергилия, сохранявшихся в Риме, принадлежала, между прочим, и так называемая Восса della verita, находившаяся, как утверждает легенда, в церкви S.-Maria in Cosmedia Связь этой легенды с именем Вергилия, установившаяся так же вне пределов Рима, могла, однако, быть в XII веке неизвестной римлянам. В атриуме названной базилики доныне сохранилось большое клоачное отверстие, имеющее вид маски; в Средние века в народе существовало поверье, что древние римляне, давая клятву, должны были класть руку в открытую пасть этой маски, и она откусывала руку тому, кто давал ложную клятву, пока наконец эта чудодейственная сила маски не была разрушена одной хитрой женщиной, виновной в нарушении супружеской верности. Обо всех этих чудесах Вергилия Mirabilia умалчивают и упоминают о нем только по следующему поводу; «На Виминале стоит церковь Св. Агаты; сюда был заточен римлянам Вергилий, который, однако, приняв невидимый образ, исчез и удалился в Неаполь; поэтому и говорят: vado ad Napulum». По-видимому, речь идет здесь о легенде, в которой рассказывается, как Вергилий умчался на воздушном корабле в Апулию из тюрьмы, в которую он был заключен императором, когда позволил себе в странной форме отплат ив одной римлянке за ее чопорность. Так как об этой легенде упоминается только в Mirabilia, то надо полагать, что римляне XII и XIII веков знали не только одну эту легенду о Вергилий, но и другие.

Настоящей родиной волшебника Вергилия был, однако. Неаполь, его любимый город, где находилась так же и легендарная гробница Вергилия. Трудно понять ту наивную веру, с которой в конце XII века относились к неаполитанским вымыслам о Вергилии даже люди вполне серьезные. Англичанин Гервазий Тильберийский, маршал королевства Арльского, сообщая в своем сочинении Otia Imperialia, посвященном императору Оттону IV, о разных всемирных «Mirabilia», с особенным интересом говорит о чудесах, совершенных поэтом в Неаполе. Творец национального римскою эпоса еще мог быть до некоторой степени польщен, когда в его лице почитали волшебника, который прославился тем, что соорудил Salvalio Romae — удивительное государственно –полицейское учреждение! Но в Неаполе поэт уже был низведен па степень простого шарлатана, который с помощью бронзовой мухи изгнал настоящих мух, заключил всех змей в Капуанские ворота, с помощью бронзового коня избавил лошадей от прогибания спины, куском волшебного мяса сохранял мясо на рынке всегда свежим, засадил гору Дев лечебными травами, из числа которых горная арника (баранья трава) возвращала слепым овцам зрение; посредством бронзовой статуи, изображений трубача или стрелка из лука, улавливал южный ветер и заставлял Везувий оставаться спокойным. Другие деяния Вергилия, менее унизительные для поэта, были: сооружение Castel dell'Uovo с фундаментом в виде положенных друг на друга яиц, прорытие подземного хода Позиллипо и устройство лечебных ванн в Путеоли; пользование этими ваннами оказалось, однако, невозможным, так как завистливые салернские врачи уничтожили все пояснительные надписи.

Не помог так же стенам Неаполя чудесный палладиум, вложенный Вергилием в стеклянный сосуд: в 1196 г., несмотря на этот палладиум, Генрих VI разрушил стены Неаполя. Конрад, канцлер Генриха, епископ гильдесгеймский, сопровождавший императора в качестве легата королевства Сицилии, пишет об этом талисмане с полной верой и совершенно серьезно. Сообщи», что талисман не помешал храбрым германцам разрушить стены Неаполя, Конрад, преисполненный почтения к великому магу, объясняет вслед затем, что талисман оказался недействительным потому, что в сосуде уже была трещина. Далее Конрад признается, что германцы не решились все-таки сломать так называемые железные ворота, гак как опасались выпустить на свободу змей, которых Вергилий укротил своими чарами.

Высокопоставленный автор говорит с полным убеждением, — которое, конечно, разделялось и императором Генрихом, — что он сам удостоверился в чудесах Вергилия и своими глазами видел, как от костей поэта, выставленных на воздух, небо мгновенно застилалось мраком и на море подымалась буря. Письмо Конрада к Герборду Гильдесгеймскому, содержащее самые неправдоподобные описания и помещенное, как редкая жемчужина, в славянскую хронику Арнольда, кладет начало бесконечному ряду путевых писем из Италии, написанных немцами вплоть до наших дней. В высокой стеле ни интересно следить, как в Южной Италии, в зависимости от впечатлений испытанных в незнакомой и прекрасной стране, разыгрывалась фантазия канцлера, уже подготовленная к тому знакомством с классическим миром. Ничуть не смущаясь, Конрад находит здесь Парнасе и Олимп, радуется, что Гиппокрена, источник вдохновения, течет теперь в пределах германской империи, далее, — объятый страхом — он минует Сциллу и Харибду, приходит в восторг, увидев где-то Скирос, на котором Фетида скрывала своего сына, героя Ахилла, принимает театр в Тавромении за ужасный лабиринт Минотавра и знакомится в Сицилии с сарацинами, обладавшими завидной, унаследованной от апостола Павла, силой, благодаря которой они могли убивать ядовитых змей просто своей слюной.

Мы оставим теперь эти интересные легенды, придающие такой яркий колорит тому веку, когда люди верили в чудеса и у нас, немцев, наступал расцвет рыцарской поэзии, и закончим наше изложение Mirabilia сообщениями другого путешественника, посетившего Рим до 1173 г. и оставившего краткое описание города. Такое дополнение к римским Mirabilia было сделано испанским евреем Веньямином Тудельским, который, являясь как бы предтечей Иоанна Мандевилля, составил описание своего путешествия в Индию, изложенное отчасти фантастически, в духе того времени, и написанное на еврейском языке.

Ученый раввин описывает Рим исключительно с точки зрения еврея, конечно сосредоточивая все свое внимание на отношении всемирного города к Израилю и на падение Иерусалима в правление Веспасиана и Тита. Мы приводим здесь это описание, так как за весь тот период Средних веков это — единственный, дошедший до нас рассказ путешественника, посетившего Ним.

«Рим, – пишет Веньямин, — состоит из двух частей; их разделяет река Тибр таким образом, что, стоя в какой-либо одной части, можно видеть другую. В первой части находится самый большой храм; по-римски он называется S.-Petris; здесь же стоит дворец великого Юлия Цезаря со множеством зданий и сооружений, совершенно непохожих на все другие здания, существующие на свете. Город, местами представляющий одни развалины, местами обитаемый, имеет в окружности 24 мили. В нем 80 дворцов, 80 царей; начиная с Тарквиния и до Пипина, отца Карла, отнявшего у измаильтян Испанию и покорившего ее под свою власть, все эти цари назывались императорами. На окраине Рима стоит дворец Тита, которого 300 сенаторов отказались встретить, так как он не исполнил их веления; овладел Иерусалимом не в 2-летний срок, а лишь после третьего года. Далее можно видеть еще дворец Веспасиана, могущественное и прочное сооружение, напоминающее храм. Затем дворец царя Галбина, имеющий, соответственно числу дней в году, 360 зал и занимающий по окружности 3 мили. В этом дворце в Одну из междоусобных войн было убито свыше 10 000 идумеян; их кости висят там доныне. Желая, чтобы последующие поколения навсегда сохранили память о древней воине, государь этот приказал изобразить ее во всех подробностях с помощью скульптуры; высеченные из мрамора, изображения эти воспроизводят ряд битв и их участников на конях, с оружием в руках. Далее, там находится подземная пещера, в которой восседают на тронах царь и царица, и имеется около сотни статуй, изображающих всех римских царей включительно до наших дней. В церкви Св. Стефана, у его изображения в святилище, стоят две бронзовые колонны, сооруженная царем Соломоном, почивающим в мире. На каждой колонне есть надпись: Соломон, сын Давида. Живущие здесь евреи сообщили мне, что каждый год 9 июля из этих колонн как бы сочится вода. Здесь же находится пещера, в которую были положены Титом, сыном Веспасиана, священные сосуды, взятые из храма в Иерусалиме. Существует еще другая пещера в горе близ реки Тибра; в ней покоятся десять праведников (да будет благословенна их память!), убитых в правление тиранова. Далее перед Латеранском храмом стоит статуя, изображающая Самсона с каменным глобусом в руке; затем статуя Авессалома, сына Давида, и царя Константина, который построил город Константину и назвал его Константинополем. Статуя этого царя, изображенного сидящим на лошади, сделана из бронзы, но раньше вся она была позолоченной». Таким образом, Веньямин удостоверяет, что конная статуя Марка Аврелия, которая в народе была известна под именем Caballus Constantini, стояла в Латеране. Дух Mirabilia ясно сказался так же и в описании Веньямина. Образ раввина, странствующего его по незнакомому для него городу в сопровождении своих единоверцев из Транстеверина и внимающего их рассказам о чудесах этого города, полон живого интереса. Римское гетто имело так же свою археологию; основанием для нее послужили те факты их истории Рима, частью вымышленные, частью действительные, которые имели отношение к народу Давида; такого рода сказания существовали с давних пор. Уже в VI веке армянский епископ Захария утверждал что в Риме Веспасианом поставлены 25 бронзовых статуй еврейских царей, а Graphia сообщает, что в Латеране хранятся кивот завета Господня, семиручный светильник и останки Моисея и Аарона. Но Веньямин умалчивает об этом, и еврейские археологи показывали ему только какую-то легендарную пещеру, в которой будто бы находились священные сосуды из иерусалимского храма. Впрочем, отношения к Иерусалиму самих римлян, в особенности со времени крестовых походов, были настолько уже близки, что даже в Mirabilia мы находим рассказ о том, как близ церкви Св. Василия (в стене форума Августа) был сооружен большой бронзовый стол на котором по-гречески и по-латыни был написан золотыми буквами мирный договор, некогда заключенный римлянами с Иудой Маккавеем. Местные предания так же не приводятся Веньямином; вообще нельзя не пожалеть о том, что его пребывание в Риме было очень кратковременным и что в своем описании он ограничился лишь одними беглыми заметками. Если бы Веньямин сообщил о Риме того времени с такими же подробностями, с какими его современник Ибн-Диобеир описал Палермо это сообщение, вероятно, было бы весьма ценным. Но громадные размеры Рима и его развалин действовали подавляющим образом на воображение даже тех христиан, которые обладали классическим образованием, и свой краткий очерк раввин тудельский заканчивает вполне подходящими словами: «В Риме есть еще другие здания и сооружения, но все их перечислить никто не в силах».

Загрузка...