История города Рима в Средние века

3. Церковный раскол. — Два папы. — Приверженные к ним страны. — Смерть Карла IV, 1378 г. — Венцеслав, римский король. — Империя признает Урбана VI. — Замок Ангела держит сторону Климента VII. — Победа Альбериго де Барбиано над бретонцами при Марино. — Падение и разрушение замка Ангела римлянами. — Урбан VI в Ватикане. — Бегство Климента VII в Авиньон. — Процесс Урбана против Иоанны. — Он выставляет Карла Дураццо претендентом Неаполя. — Людовик Анжуйский — контрпретендент. — Урбан VI — владыка в Риме. — Кончина святой Катарины, 1380 г. — Характер чудной этой девы. — Почитание ее в Риме. — Объявление ее Пием IX в 1866 г. патронессой — покровительницей города

Раскол свершился. Два папы стояли один против другого, изрыгали друг на друга громы анафем и разжигали христианство буллами. Церковь разделилась между двумя панами, ибо скорое признание Францией отняло у понтификата Климента VII характер антипапства. За него высказались пресветлые корпорации, как Парижский университет, сотни епископов, великие государства и народы. Вскоре никто не умел сказать, который из пап истинный. Если Урбан VI имел возле себя святую профетессу, то и Климент VII мог вести с собой соратником в бой не менее дивного праведника: этим профетом его был испанский доминиканец Винчении Феррери. Сравнивая обоих пап, приходилось верующим затрудниться суждением, который из них менее хорош или менее худ. Хромой и косой кардинал женевский обладал, по крайней мере, большим красноречием, лучшей нравственностью и большими талантами, чем грубый неаполитанец Приниано. Избрание его было хорошо рассчитано политически. Он не был француз, но имел связи с Францией, был могуществен и богат, сын графа Амадея Женевского, в родстве со многими владетельными домами. Он говорил по-французски, по-немецки, по-итальянски и по-латыни. Природой созданный быть полководцем, постоянно проявлял он военные наклонности. Кровь Цезены присохла к его рукам. Могущество его было сперва незначительно, затем возросло. Бретонские наемники составляли его войско; граф де Фунди принял его под свою охрану, а богатая Франция, Неаполь и Савойя, позднее и Испания и Шотландия признали его законным папой. Наоборот, Урбана VI держалась империя и весь остальной Запад. Император высказался за него тотчас и оказал бы ему осязательную поддержку, если бы не помешала ему в этом смерть; 29 ноябри 1378 г. он скончался. Римское королевство Карл IV оставил в наследство сыну своему Венцеславу, для которого в 1376 г. откупал преемство у курфюрстов и выхлопотал от Григория XI утверждение Равно поспешил признанием нового римского короля и Урбан VI. Вместе с тем заключил он мир с Бернабо, с Флоренцией и П еруджией и тем удалил от себя величайшую опасность, причем обладание Римом, в котором противники его владели лишь замком Ангела, давало ему несомненные преимущества над Климентом VII. Замок этот должен был быть завоеван прежде всего. С самой коронации Урбана осаждали его римляне и стеснили шанцами, прорезам предварительно мост Ангела. Он был превосходно снабжен провиантом и орудиями. Провансальский его капитал беспощадно производил канонаду но городу. Впервые в истории с этой гробницы Адриана гремели пушки. Борго обращен был в пепел и умышленно разрушен. Иоанн и Райнальд Орсини, братья кардинала Иакова, Иордан Орсини дель Монте, Гонорат де Фунди, тогда же сделанный Климентом VII ректором Кампаньи и Маритимы, и префект со многих сторон осаждали город, отрезали подвоз и причиняли голод. Ему грозили все ужасы войны, как во времена Григория VII или Александра III, но схизма оказывалась благоприятной для его вольностей. В конце 1378 г. и в начале следующего правили народные власти без сенатора. Отделение могущественного Иордана де Монте, заключившего с римским народом мир, от прочих Орсини и от племянника его Гонората имело влияние на Кампанскую войну обоих пап, ибо они яростно взялись теперь за меч. Урбан нанял знаменитого капитана Альбериго де Барбиано, графа де Кунио в Романьи, основателя компании Св. Георгия, из которой вышли именитейшие кондоттиери Италии. Банда эта образована была в веронской области, имела 800 копий и состояла почти из одних итальянцев. Урбан вызвал ее в Рим для борьбы с бретонцами ультрамонтанского своего противника. При помощи наемных банд вел войну один папа против другого. И здесь схизма приняла национальный характер. Первая итальянская компания стояла на стороне итальянского папы, чужая наемная банда — на стороне чужеземного папы. Климент VII отправил свирепых бретонцев под командой графа Монжуа, родного своего непота, и капитана Бернарда де Сала против Рима на выручку замка Ангела; их встретили итальянцы под начальством Альбериго и Галеаццо Пеполи 29 апреля при Марино, где перерубили или забрали в плен бретанцев и их предводителей. Эта схватка двух пап на виду Рима составила эпоху в истории Италии; одержана была туземным оружием первая победа над иноземными компаниями вольных грабителей; Италия воспрянула из своей летаргии, и с этого дня можно было повести эру новой итальянской милиции и военного искусства. Альбериго с триумфом вступил в Рим. Признательный Урбан возвел его в рыцари и подарил знамя, на котором начертано было золотыми буквами: «Освобожденная от варваров Италия». Таким образом, среди ужасов схизмы просиял для итальянцев хотя один слабый луч света в образе благородной национальной идеи. В тот же день битвы замок Ангела сдался на капитуляцию благодаря посредничеству канцлера Иоанна Ченчи.

С гробницы этой в течение почти года производимо было жесточайшее стеснение Рима, а между тем бретонский гарнизон состоял всего-навсего из 76 человек. Едва овладели им римляне, как ослепленные жаждой мести, устремились на этот оплот ига, чтобы разнести его до земли. Со времени первой осады при Велизарии пронеслись над достопочтенным этим мавзолеем тысячи военных штурмов, не разрушив его. Он высился еще, правда, без украс, но в мощных очертаниях, с почернелыми мраморными квадратами, с высокой круглой оградой, над которой Орсини воздвигли венец из зубцов, и с пристроенными башнями и боковыми стенами. Пал он лишь теперь, в апреле 1379 г. Петрарка испустил бы вопль ужаса при виде этих римлян, с варварской сокрушительной яростью уничтожавших один из замечательнейших монументов своего города, не заботясь о гневных тенях Адриана, Велизария, Кресценция и Григория VII.

Гробница была разнесена, за исключением лишь внутренней сердцевины ее, заключающей античную усыпальницу. Единственно благодаря лишь твердости черной этой пепериновой массы, слившейся от времени с алмазом по сходству, поныне высится, хотя и в изменившихся очертаниях, над Римом дивный этот памятник — сперва бывший античной императорской могилой, затем темницей и башней, затем гробницей римской свободы в Средние века, цитаделью светской власти пап — во все же времена пребудет он сокровищницей исторических воспоминаний. Обломки замка Ангела целые годы валялись на земле. Мраморные камни были выбираемы для замощения площадей и возведения построек; по пепелищу цеплялись козы.

Падение замка доставило Урбану VI обладание Ватиканом. Он вступил в него в торжественной процессии, с босыми ногами, что было столь необычным зрелищем, что Катерина воздала папе хвалу за смирение. Другой папа был теперь вне себя от страха, ибо Альбериго мог со дня на день появиться перед Ананьей и осадить там его самого. Он бежал и пробыл некоторое время в Сперлонге, под Гаэтой, и затем искал убежища в Неаполе. Королева устраивала в честь него беспрестанно празднества в Castell dell'Uovo, но народ неаполитанский с раздражением взирал на то, что чужеземец признаваем был за папу, а земляк — отвергнут как таковой, и поднял однажды клик: «Да здравствует Урбан VI!» Дома ультрамонтанов преданы были разграблению. Королева находилась в страхе; протеже ее принужден был вернуться в Фунди. Не встречая с тех пор опоры себе в Италии, отплыл он в конце мая из Гаэты. С шумными почестями приняла его Франция; пять кардиналов, оставшихся там еще от времен французского папства, выехали для поклонения к нему навстречу, и Роберт Женевский въехал с тиарой на голове в мрачный авиньонский замок, внезапно снова оживший благодаря папскому двору. Во второй раз предстояло разрешенным быть вопросу о том, мыслимо ли папство вне Рима. История изрекла приговор в пользу Рима, ибо Авиньон стоит в христианской церкви лишь в положении Самарии с ее храмом по распадении иудейства, тогда как Рим остался теократическим Иерусалимом, в котором хранился кивот завета католической религии.

Успехи Урбана были настолько убедительны, что сама Иоанна из страха хотела его признать и отправила к нему послов. Но примирение не состоялось; безрассудная королева устрашилась разрыва с Францией и осталась сторонницей Климента VII. Ненависть Урбана к этой женщине была безгранична; он дрожал от нетерпения столкнуть ее с кровавого ее трона, на который посажена она была благодаря лишь авиньонским папам. Свершилось позднее, но ужасное возмездие, и покровительствуемый Иоанной раскол сделался бездной, ее же самое поглотившей. 21 апреля 1380 г. объявил Урбан королеву смещенной с трона. Он призывал исполнителя своего приговора. Людовик Венгерский согласился на отправление своего племянника для завоевания предложенной ему короны, желая удаления честолюбивого этого принца, дабы обеспечить свою корону за родной дочерью своей Марией. Карл, сын Людовика де Дураццо, по прозванию della Расе, воспитанный королем венгерским, отправлен был в качестве полководца последнего в 1379 г. с 10 000 копий в Тревизу сражаться с венецианцами, ведшими в то время с Генуей войну, обессмертенную геройскими подвигами Виктора Пизано и Карла Цено. С жадностью внял он кличу папы и обещал поспешить с войском в Рим тотчас вслед за окончанием венецианской войны. Урбан убедился, что возведение самим им созданного короля на трон Неаполя является средством к вытеснению Климента VII из Италии и к ограничению схизмы одной Францией. Он поэтому пламенно отдался организации экспедиции. Он оказался в положении пап, снаряжавших против короля Манфреда первого Анжу. Подобно им, испытывал он затруднения относительно места добытая денег для снаряжения Карла в поход. Ресурсы его противника были обильны вследствие поддержки его Францией. Также вооружил и Климент VII контр-претендента, брата Карла V Французского, Людовика, герцога Анжуйского, которого Иоанна в стеснении своем 29 июня 1380 г. усыновила как своего наследника и призвала в Неаполь. Так соткали оба папы и Иоанна смертностную паутину, в которую вовлечены были целые генерации, и несчастному Неаполю пришлось долгими и ужасными потрясениями искупать эгоизм немногих лиц. Усыновление это утверждено было Климентом VII. Он сгорал столь слепой ненавистью к Урбану, что возвел даже церковную область в королевство Адрию и отдал его в лен Людовику Анжуйскому. В это время Урбан VI сделался господином Рима. Победа при Марино дала ему силы подавить мятеж, вызванный, может статься, его крутым характером или же разожженный агентами лжепапы. Однажды ринулись римляне на штурм Ватикана; Урбан приказал широко распахнуть двери дворца и показался перед народом на троне, подставляя грудь мечам ворвавшихся. Мужественная его энергия обезоружила мятежников, павших ниц, а св. Катарина утишила ярость и народа и папы.

Это был последний подвиг праведницы. 29 апреля 1380 г., 33 лет от роду, она скончалась. Подобно херувиму, парил образ ее над мраком той эпохи, озаряемым его кротким ореолом добродетели и разума. Жизнь ее представляется для истории объектом несравненно более достойным и гуманным, чем жизнь современных ей пап. Она принадлежит не к одному лишь скудному каталогу, в котором отмечаются проявления истинной добродетели, но была вместе с тем исторической и моральной силой своей эпохи, подобно тому, как задолго до нее Матильда Каносская, а 40 лет спустя Орлеанская Дева. Но если царственное положение давало могущество и влияние великой покровительнице Гильдебранда, то тем изумительнее престиж, который имела на современный ей мир бедная дочь красильщика. Зиждится он на одной лишь властной силе гениальной и пророческой женской души, в которой в чистейших своих формах распустилась любовь. Род человеческий постоянно наиболее всего преклоняется перед подобными существами, поборающими собственное свое я, и почитают подобные, непостижимые их деяния разрешением высшей задачи в природе. Бесспорно поразительно видеть эту праведницу возле королевы Иоанны, к которой она писала письма, или возле авиньонских пап, Урбана VI и Климента VII. Она странствовала между Францией и Италией, между Авиньоном и Римом, как Ириса своего времени. Она являлась посланницей пап, государей и республик, доверявших важнейшие мирные миссии чистым рукам девушки без воспитания, без образования, без опытности, говорившей лишь на грациозном сиенском наречии. С поэтической фантазией св. Франциска совмещала она большую практическую энергию, чем он. Она состояла в обширных политических отношениях со своим отечеством. Любопытные ее письма, мелодичные, как язык детей, раскрывают перед нами совершенно своеобразный мир ощущений и мышления, в котором вращалось это эфирное и едва уловимое существо, состоявшее тем не менее, подобно некогда Пиру Дамиани, в практических сношениях со всеми выдающимися личностями эпохи. С очаровательной свободностью писала она к кардиналам, князьям и тиранам, к предводителям банд, к главам республик, к королям и папам. С пламенной ревностью убеждала она и Григория XI, и Урбана VI заняться исправлением церкви, и на каждой почти странице ее писем красуется слово «реформация». Из двух поглощавших душу ее задач одна — возвращение Святого престола в Рим — осуществилась; другая же — реформа извращенного клира — осталась безнадежной мечтой. Она умерла в глубокой скорби по страшном разладе, раздиравшем церковь и собственную ее душу. Народ римский похоронил праведницу при содействии сенатора Иоанна Ченчи и властей республики в прекрасном храме S.-Maria sopra Minerva, где она почивает и поныне. Так отблагодарил ее Рим за содействие к возвращению папства, и благодарная память о ней жила в Риме до позднейших времен, ибо предложением сената и буллой Пия IX Катерина Сиенская была объявлена в 1866 г. патронессой — заступницей города, дабы небесным своим предстательством удержала в Риме Святой престол, возвращенный ею из Авиньона к Св. Петру. Италия смело может почитать ее как национальную святую, и настолько страна эта в авиньонскую эпоху была не обильна великими гражданами, что просвещеннейшими патриотами ее были: эротический поэт в одежде аббата, безумный трибун и мечтательница — дева из народа.