История Хэйкэ

Глава 43. Две танцовщицы

Хэйкэ вступили в период огромного влияния, и в сознании людей ничто не выглядело так почетно, как хотя бы малейшая связь с этим домом. И тогда же в столице с наслаждением сплетничали по поводу истории с Гио.

Это была одна из девушек-танцовщиц, которые сопровождали свою хозяйку на похоронах императора Нидзо на холме Фунаока. В тот день, когда Тодзи на жаре стало плохо, молодой воин из дома Хэйкэ проявил к ней жалость и одолжил танцовщицам повозку с волом, чтобы отвезти больную хозяйку домой. Через день-другой Тодзи поправилась и однажды в жаркий полдень, угощаясь охлажденной дыней, судачила о событиях того дня с девушками в своем доме:

– Да, он был чрезвычайно добр. Не знаю, что бы мы делали, если бы он не помог нам.

– Да, матушка, мы были в отчаянии. Вы, распластавшись, лежали без движения, шел дождь, когда прибыли воины, чтобы увезти нас.

– Если бы там не оказался и не пожалел вас тот молодой воин, все обернулось бы худо.

– Всю дорогу домой нам бы пришлось нести вас на руках. Я уверена, что в таком случае вы никогда бы так быстро не поправились… А он одолжил нам повозку с волом, чтобы отвезти вас домой. Надо обязательно что-то сделать, пригласить того офицера и поблагодарить его, матушка.

Тодзи ухватилась за эту мысль. Особенно когда выяснилось, что молодой воин является младшим братом Киёмори. Поскольку он был из дома Хэйкэ, ее благодарность, считала Тодзи, должна обязательно послужить установлению связей с этим домом. Она долго раздумывала, как здесь лучше поступить, а потом вызвала свою любимую ученицу Гио и сказала:

– Ты больше всего подходишь для того, чтобы поехать в Рокухару в качестве моей посыльной и от моего имени поблагодарить благородного Таданори.

Гио вдруг покрылась румянцем и охотно согласилась, но, обратив внимание на ее трепещущий взгляд, Тодзи поспешила добавить:

– Тебе нечего бояться. Я говорила об этом с господином Бамбоку, и он обещал мне встретить тебя у главных ворот Рокухары. Он позаботится о том, чтобы ты увиделась с благородным Таданори… Тебе нужно только сесть в экипаж и поехать.

Гио была готова отправиться сразу же, но Тодзи ее остановила:

– Нет-нет, в таком виде тебе появляться не годится! Запомни, ты едешь в Рокухару. Может, это в первый и последний раз, и ты должна выглядеть как на картинке… Сейчас я помогу тебе одеться.

Тодзи сама занялась туалетом Гио, очень тщательно наложила пудру и румяна и наконец удовлетворилась результатами своей работы. Разодетая в светло-голубой костюм, в головном уборе из кисеи золотого цвета, с кинжалом на талии, Гио быстро села в ожидавший ее дамский экипаж. Слуга Ковака в новой, подобающей случаю одежде сопровождал ее, шагая рядом с каретой.

Когда экипаж пересек мост и въехал в Рокухару, сердце Гио дико забилось от радости. С того дня, когда девушка увидела молодого воина, она не переставала мечтать о нем. Его фигура, голос, лицо были перед ней постоянно. При мысли о том, что она скоро снова увидит Таданори, щеки ее запылали и раскраснелись. Что она скажет? Как он ответит?

Экипаж Гио подъехал к одним из ворот.

– Извините, – сказал Ковака стоявшему у ворот стражнику, – господин Бамбоку не пришел?

– Вы имеете в виду Красного Носа, да? Если его, то проезжайте от ворот вон туда и спросите в сторожке, которая стоит справа. Я недавно его там видел.

Ковака с благодарностью поклонился и двинулся вперед, когда чей-то крик заставил слугу обернуться.

– Нет-нет! Не туда! Везите свой экипаж сюда! – махая рукой, указывал направление Бамбоку.

Наконец карета подкатила к портику, и Гио вышла. Она приблизилась к слуге и в нерешительности сказала:

– Меня зовут Гио, меня послала моя хозяйка Тодзи, чтобы поблагодарить достопочтенного Таданори.

Скоро у входа собрались и другие слуги, которые несколько мгновений молча и с удивлением разглядывали Гио, пока один из них не очнулся и не пошел докладывать.

– Эй, подожди! – крикнул Бамбоку вслед слуге. – Твой хозяин ждет нас. Тебе не надо никуда идти. Я сам провожу эту даму. – Купец начал подниматься по ступенькам. – Иди за мной, Гио, – позвал он.

Гио прошелестела мимо глазевших слуг. Она следовала за Красным Носом длинными коридорами, прошла несколько внутренних садиков. Тут она услышала быстро приближавшиеся шаги. Появились два служителя, которые приказали им посторониться.

– Идет господин Киёмори, – объявили они.

Бамбоку и Гио моментально отошли в сторону и почтительно ждали. До них донеслись раскаты смеха. Потом появился Киёмори, который был погружен в разговор со своими приближенными. Проходя мимо Гио, он с интересом посмотрел на нее, потом еще раз оглянулся через плечо и что-то прошептал одному из сопровождавших.

– Надеюсь, мы не потревожили вас, господин, – сказал купец, входя в комнату Таданори.

– А, это ты, Бамбоку!

– Я вижу, вы заняты чтением. Я извиняюсь…

– В этом нет необходимости. Я просматривал собрание стихов, которые, как мне сказали, написал мой отец Тадамори, и был приятно удивлен, обнаружив, что он обладал большим даром к сочинению стихотворений.

– Да, конечно, – заметил Бамбоку, не проявляя особого интереса к этому предмету. – Я вам не помешаю? Я пришел по тому делу, о котором упоминал сегодня утром. Тодзи из Хорикавы передала вам послание с одной из своих учениц, которую я оставил ждать в соседней комнате.

– О? Так ведите же ее сюда, – сказал Таданори, откладывая книгу и отворачиваясь от столика для письма. Он посмотрел в сторону соседней комнаты.

Гио, которая пьянела от звука голоса Таданори, смущенно и в замешательстве подняла глаза, как только Красный Нос раздвинул занавески.

Таданори взглянул на утонченное создание, которое стояло перед ним, потом повернулся и спросил:

– Но, Бамбоку, кто это?

– Это Гио, танцовщица, ученица Тодзи, к которой вы проявили такую доброту.

– Но на ней костюм как на мужчине.

– Она в том, что носят в столице танцовщицы, когда развлекают гостей на праздниках.

– Я, оказывается, невежественный мужлан, – засмеялся Таданори.

– Гио, не хочешь ли ты поблагодарить господина, а? – подбадривающе сказал Бамбоку.

– Да… Моя хозяйка Тодзи шлет вам свой уважительный поклон и глубокую благодарность.

– Ей сейчас лучше?

– Спасибо, благодаря вам она совсем поправилась.

Они услышали, как кто-то зовет Бамбоку, потом появился слуга.

– Господин Киёмори желает немедленно вас видеть, – объявил он.

Нос, который знал, как нетерпелив бывает Киёмори, сразу же начал извиняться.

– Господин, если вы позволите, я как можно скорее вернусь, – сказал он, в то же время задавая себе вопрос, не возникло ли что-нибудь срочное в связи со строительными работами в Фукухаре, потому что там Бамбоку в последнее время проводил большую часть каждого месяца.

Гио тоже собралась покинуть Таданори, который не пытался ее удерживать, когда Бамбоку, не обращая внимания на хозяина, дал ей знак остановиться:

– Ну останься еще ненадолго и поговори с господином, которому, как кажется, это доставляет удовольствие. Я уверен, что долго не задержусь.

Красный Нос слушал Киёмори с некоторым нетерпением. Похоже, что ему придется здесь задержаться гораздо дольше, чем он предполагал. Киёмори перескакивал с одной мысли на другую и непомерно долго распространялся, прежде чем дойти до сути. Не очень удобно спрашивать, не обидев хозяина, зачем за ним послали, думал Бамбоку.

Наконец Киёмори предложил: «Сакэ?» – и приказал слуге приготовить угощение.

– Благодарю вас, мой господин, я… – Красный Нос больше не мог скрывать своего нетерпения. – Сказать вам правду, мой господин… – начал он, потирая лоб.

– В чем дело, Бамбоку? Ты куда-то торопишься?

– Да, точно, мой господин.

– Дурак! Ты ждешь, чтобы я догадался, куда именно?

– Меня кое-кто остался ждать у достопочтенного Таданори.

– Кое-кто?

– Да.

– Кого именно ты имеешь в виду под «кое-кто»?

– Сказать вам правду, это танцовщица из Хорикавы.

Киёмори захихикал:

– Танцовщица, ты сказал?

Красный Нос хлопнул себя по лбу. Как же он глуп! Он должен был догадаться, что именно из-за этого его и позвали.

– Вы, возможно, заметили ее, когда проходили мимо нас.

– Да, я заметил девушку, – сказал Киёмори. – Раньше я ее никогда не видел. Как ее звать?

– Гио, господин.

– Зачем ты привел ее к Таданори? Что, эта деревенщина, мой братец, собрался вечером погулять?

– Напротив, – с преувеличенным усердием отрицал Бамбоку и подробно изложил события, которые предшествовали появлению Гио в Рокухаре. Он многозначительно добавил, что она самая любимая ученица Тодзи, что ей только семнадцать лет и что девушка настолько дорога хозяйке, что еще не была представлена публике.

К тому времени, когда на столе появились сакэ и еда, Бамбоку уже опять стал так говорлив, каким он бывал обычно.

– Красный Нос, – откровенно начал Киёмори, даже не притронувшись к сакэ. – Ей это очень понравится. Приведи ее сюда.

– Э-э, господин, вы имеете в виду Гио?

– Угу, – кивнул Киёмори.

Под темными карнизами и вдоль галерей один за другим зажигали светильники, и Гио смотрела на них как во сне. Это волшебная страна, думала она. Вечернее небо становилось сине-фиолетовым, над травой во внутреннем садике негромко стрекотали насекомые. Если бы это могло продолжаться всегда, вздыхала она про себя, пока горящие фонари вдруг не напомнили ей о том, что пора возвращаться. О чем говорили они с Таданори? Всего несколько слов ему в ответ… В основном она сидела неподвижно, глядя в сад. Никогда девушка не испытывала такого блаженства! Нет, это не совсем правда – давным-давно такое случилось один раз, когда она жила на Улице торговцев волами.

Ее называли Асука, и она любила Асатори. Тогда ей было всего тринадцать или четырнадцать лет, она едва умела сама заколоть свои волосы и боготворила этого лекаря. Но к нему пришла, начала жить с ним и стала его женой другая девушка, а Асуку вскоре после этого продали в «веселый квартал». Даже воспоминания о той любви начали улетучиваться из головы, но вот она случайно встретила Асатори недалеко от холма Фунаока. Девушка видела его с женой, и когда Гио пришла домой, то всю ночь плакала в подушку. Потом воспоминания об Асатори постепенно вытеснил Таданори, и она поняла, что любит красивого молодого воина. Девушка никогда и не мечтала о том, чтобы снова увидеть его, но это произошло, и теперь ей не хотелось ничего другого, кроме как быть рядом с ним.

В задумчивости Гио подняла глаза и увидела рядом с собой горящий светильник. Таданори опять сидел за столиком для письма над собранием стихотворений при быстро убывавшем свете, не обращая внимания на девушку.

– Вам, наверное, плохо видно, – сказала она, пододвигая к нему светильник.

– О, вы еще здесь?

– Боюсь, что мне надо… И почему так задерживается господин Бамбоку?

– Собираетесь уезжать? Вы можете не найти дорогу до экипажа. Давайте я провожу вас.

Таданори шел впереди по коридорам, пока оба они вдруг не натолкнулись на Бамбоку. Таданори с видимым облегчением оставил Гио на попечение Носа и пошел обратно в свои комнаты.

– Сюда, Гио, иди сюда.

– Уже темнеет, и мне бы лучше уехать.

– Тебя хочет видеть господин Киёмори. Входи сюда.

Гио вдруг попятилась.

– Но… – запротестовала она, прижимаясь к колонне и не соглашаясь идти дальше.

– Не надо волноваться. Если будет поздно, воины проводят тебя домой. Если ты думаешь, что Тодзи станет беспокоиться, можно прямо сейчас отправить посыльного, чтобы он сообщил ей, где ты находишься. В любом случае ты не должна обижать господина Киёмори.

То упрашивая ее, то браня, Красный Нос затащил-таки девушку к хозяину Рокухары…

Киёмори налил себе сакэ. С того места, где он сидел, кисейный головной убор и бледно-голубая накидка Гио в свете фонаря казались ненастоящими.

– Красный Нос, сними с нее то, что на голове, и убери кинжал. Так ей будет удобнее, – сказал Киёмори. – Тебя звать Гио? Подойди поближе, вот сюда… Подойди и поговори со мной. Какие последние сплетни ходят в столице?

Красный Нос усмехнулся про себя неуклюжести Киёмори, его дурацким словам и глуповатому выражению на лице – такая неловкость всегда была характерна для него, когда он встречался с женщинами. Влюбчивый в красоток и при том легко ранимый, Киёмори так и не научился скрывать свои чувства. Для Бамбоку это не было новостью, потому что он видел Киёмори с Токивой, а потом еще с несколькими женщинами, и всегда происходило одно и то же. Но, размышляя про себя, Нос недоумевал, почему всемогущий военачальник и министр с женщинами становился таким смиренным. Однажды, выпив, Киёмори признался, что независимо от того, в каком находился возрасте, он не мог преодолеть волнения и робости перед женщиной, которая захватила его воображение. Киёмори презрительно сказал о себе, что девственная стыдливость молодых девушек лишь делала его самого еще более неловким. Бамбоку, однако, пришел в конце концов к заключению, что Киёмори совсем не таков – иначе чем можно объяснить его поведение в отношении Токивы? Что являлось причиной того, что Киёмори наносил рану уже раненой? Если он робел перед молодыми женщинами, то он должен был бы избегать причинять им боль, однако его дела расходились со словами. Как полагал Бамбоку, в отношениях с женщинами в Киёмори проявлялась некая жестокость, которую он пытался скрыть даже от самого себя.

– Красный Нос, ты ведь знаешь, где живет Гио, так? И ты также знаешь ее хозяйку?

– Да, но…

– Это одно из часто посещаемых тобой мест?

– Ну, не совсем так.

– Не надо ничего скрывать. Ради меня ты туда съездишь?

– Куда, господин?

– К Тодзи, чтобы сказать ей, что Гио останется здесь. Заверь Тодзи, что она получит за нее золота или серебра сколько захочет.

Бамбоку с сомнением переспросил:

– Вы хотите, чтобы я это сказал ей, господин?

– Да, и поезжай сейчас же, – приказал Киёмори и с восхищением посмотрел на Гио.

Без своего головного убора она казалась еще более трогательно юной и испуганной, девушка тихо плакала и что-то бессвязно бормотала в складки свой бледно-голубой накидки.

– Уже довольно поздно, что вы хотите, чтобы я делал с ответом? – спросил Бамбоку.

– Ответ – завтра, в любое время, – ответил Киёмори.

Купец поклонился и ушел, аккуратно прикрыв за собой двойную дверь. Он сел в дамский экипаж, который все еще стоял в ожидании, и приказал слуге Коваке отвезти его к Тодзи.

История Гио скоро стала в столице сплетней номер один. Поехать без приглашения в Рокухару и занять такое место в «розовом» дворе! Пошли домыслы о том, что все это должно было означать для родителей девушки, которые сильно нуждались.

В свой первый короткий визит к отцу с матерью, которые жили теперь в новом доме, Гио прибыла в великолепном лакированном экипаже, сверкавшем золотой и серебряной отделкой, с внушительным эскортом воинов. Ничего более ослепительного еще никогда не видели на улице Дзудзэндзи, где поглазеть на Гио собралась огромная толпа, которая терпеливо дожидалась ее отъезда. Когда снова появилась Гио, которую провожали до ворот отец и мать, любопытные созерцатели хлынули к девушке, чтобы внимательно оглядеть ее с головы до ног. Подняв рукав, чтобы скрыть лицо, Гио быстро вошла в свой экипаж, а тем немногим, кто стоял рядом с ней, удалось увидеть ее бледный, скорбный лик, и они удивлялись, почему так печальна была та, которая добилась столь оглушительного успеха.

Здоровье Рёдзэна, отца Гио, поправилось, он потолстел и теперь щеголял в прекрасных одеждах. В двери дома ломился поток посетителей. Они были очень высокого мнения о Рёдзэне и его жене, восхищались богатым убранством, которое повсюду видели, и в разговорах между собой строили догадки, во сколько это каждый месяц обходится Киёмори. Сюда частенько захаживал и Змий, чтобы выпить с хозяином.

«Ну, Рёдзэн, – говаривал Змий, – ты не считаешь, что я принес тебе счастье?»

Рёдзэну доставляла удовольствие лесть Змия, и многие не раз слышали, как он в приподнятом настроении отвечал: «Да, у меня дела в порядке. А если у Гио родится ребенок от господина Киёмори, я стану родственником министра. Тогда я непременно получу какой-нибудь пост в Рокухаре».

Тогда Змий обычно подначивал хозяина: «Да, Рёдзэн, если бы не я, где бы ты теперь был? Разве не я переселил тебя с Улицы торговцев волами, где ты умирал с голоду, позаботился о твоей дочери и сделал ее танцовщицей? Мы теперь так хорошо друг с другом знакомы, что можем считаться родственниками, а? Да, иной раз я могу из-за тебя выйти из себя, но это только потому, что всегда желаю тебе добра».

Рёдзэна теперь редко можно было застать дома. Он постоянно ходил в компании Змия, который водил его на азартные игры, на выпивки, в «веселый квартал». Некогда тихий и спокойный дом превратился в место яростных ссор, потому что скоро жена Рёдзэна узнала, что где-то на Шестой улице у мужа появилась женщина, и корила его за это. «Запомни, – говорила она, чуть не плача, – наша прекрасная жизнь – не твоя заслуга, и если ты собираешься гулять, мы станем посмешищем соседей. Кроме того, как, по твоему мнению, к этому отнесется наш любящий ребенок, Гио?»

Примерно в это же время люди начали говорить еще об одной очаровательной танцовщице по имени Хотокэ, которая жила в другом доме в «веселом квартале». Ей было всего шестнадцать лет, и она еще ребенком приехала в Киото из провинции Кага, где родилась. С самого детства ее готовили к этой профессии, танцы и пение Хотокэ затмевали самых блестящих исполнителей при дворе, и многие столичные щеголи считали, что она не уступает Гио. В конце концов так же решила и хозяйка Хотокэ и однажды вызвала девушку к себе:

– Нет сомнений в том, что ты лучшая танцовщица в столице, но тебя видели только парни из «веселого квартала» Киото. Если бы ты смогла привлечь внимание господина Киёмори, сделала бы себе состояние. Гио с первого захода была принята в Рокухаре, и нет причин, по которым этого же не смогла бы добиться и ты. Нарядись, как Гио, и постарайся все сделать так же хорошо, как она.

Хотокэ с готовностью согласилась, потому что была невинна и гордилась своим танцевальным искусством. Мысль о том, чего она могла достигнуть благодаря ему, никогда не приходила ей в голову.

В начале осени яркий дамский экипаж подкатил к воротам на Восьмой улице, где в своем роскошном особняке теперь жил Киёмори. Вдоль этой широкой улицы располагалось много величественных зданий – вот здесь госпожи Арико, там Токико, – а рядом шли боковые улочки и переулки, в которых жили воины. Повсюду можно было видеть сочетание древней и новой архитектуры, что как бы служило внешним отражением меняющихся времен. Разодетая во все самое лучшее, что у нее имелось, Хотокэ выглянула из окна своей кареты, когда к ней подошел стражник у ворот.

– Я – Хотокэ, танцовщица и, увы, от рождения игрушка для мужчин. Меня послала моя хозяйка, и я оказалась настолько смела, что приехала без вызова. Разрешите мне станцевать и спеть перед господином Киёмори.

Стражник посмотрел с любопытством, но заколебался. Потом, опасаясь недовольства хозяина, взорвался гневом:

– В чем дело? Приехала сюда без вызова? Убирайся, уезжай обратно!

– Нет, среди танцовщиц есть обычай – наносить подобные визиты, и я делаю это при всем уважении к его превосходительству. Я молода и не смогу вынести позора, если мне будет отказано.

Но стражник был неумолим, и удрученная Хотокэ собралась уже уезжать, но ее окликнул слуга:

– Поскольку ты настаиваешь, посмотрим, что можно сделать.

Удивленному взору Хотокэ предстали залы и великолепные комнаты, которым, казалось, не было конца, а потом она увидела человека, который походил на Киёмори. Он сидел в окружении слуг, один из которых приблизился к ней и сказал:

– Ты Хотокэ? Считай, что тебе повезло, потому что не каждый может ожидать, что будет представлен его превосходительству. Ты находишься здесь только потому, что Гио уговорила господина Киёмори сделать исключение… В обмен на эту исключительную любезность ты можешь спеть для нас.

Хотокэ поклонилась, потом повернулась к Гио с выражением глубокой благодарности, на что та ответила подбадривающим взглядом, и начала петь. Это была простая песня, которую она исполнила трижды. С ее губ стекал и разносился эхом поток ясных звуков, задевавших слушателей за сердце.

Киёмори вдруг оживился:

– Ты действительно хорошо поешь. Теперь танцуй. Эй, принесите барабаны!

Хотокэ наклонила голову и поднялась. Медленно скользя, она перешла к величавым движениям, держась с таким достоинством, которое никак не соответствовало ее молодости. Киёмори пристально наблюдал за ней с восторженным выражением на лице, но, когда его глаза впивались в красавицу, им овладевало дикое побуждение овладеть ею.

– Прекрасно. Лучше, чем я ожидал, – сказал он наконец. – Выпьем за это, Хотокэ? Мы будем пить сакэ в Весеннем павильоне и посмотрим, как Хотокэ станцует еще раз.

Хотокэ было приказано остаться в особняке, и по всей столице, где бы ни встретились люди, пошли разговоры о том, что господин Киёмори завел себе новую наложницу. Но это было не так, потому что Хотокэ из благодарности к Гио не уступала желаниям Киёмори и день за днем жалобно просила отпустить ее домой.

– Передайте Гио, чтобы она уходила, – приказал тогда Киёмори слугам. – Я сделал все для того, чтобы она стала счастлива. Гио теперь может безбедно дожить свои дни.

Гио с облегчением встретила новость о том, что она вольна уйти, хотя и плакала, когда думала о Таданори, потому что она оказалась женщиной, которую превратили в игрушку одного человека, тогда как сердце ее было тайно отдано другому.

Как только в столице стало известно, что Гио отпущена домой, мужчины в городе начали назойливо забрасывать ее посланиями с просьбами выступить у них на праздниках, ежедневно посылали ей подарки, но девушка спряталась дома и отказывалась кого бы то ни было видеть.

Гио была очень удручена, когда увидела, что ее отец Рёдзэн совершенно изменился. Теперь он стал сварливым скандалистом, домашним тираном, пьяницей, погрязшим в долгах. Ее мать, которую, как полагала Гио, она осчастливила через свое собственное несчастье, была в отчаянии. Вскоре Рёдзэн исчез вместе со Змием, и о нем больше ничего не слышали.

В конце весны следующего, 1168 года Гио, ее сестра и мать обрезали свои длинные волосы и ушли жить отшельницами на холмах в Саге, возле храма к северу от городских ворот. Не успели они толком обосноваться там, как танцовщица Хотокэ убежала из особняка на западной стороне Восьмой улицы и пришла в Сагу, прося, чтобы отшельницы приняли ее к себе. Она, как и Гио, устала от богатства, удовольствий и жизни в пороке.