История любовных похождений одинокой женщины

Крушение «каменной ограды» любви [122]

Мнe вконец опостылело ремесло продажи любви, но нужда заставила меня к нему вернуться. Выучившись уловкам столичных потаскушек из чайного домика Курумия, я снова принялась торговать собой. Не хотелось мне вырядиться в платье с длинными разрезными рукавами, словно юной девушке, но что было делать! Для женщины выгодно иметь невысокий рост. Если маленькая женщина даже в пожилых годах наденет девичье платье, то кажется, что к ней возвратилась молодость.

И в Китае, и в Японии больше всего ценят юных. Недаром поэт Дун-по [123] сложил стихи:

И день и ночь она не знает покоя на ложе любви.

Но все же быть продажной женщиной — интересное ремесло: у нее бывают гости всех жизненных состояний. Иной раз она принимает приказчика, другой раз ремесленника или бонзу, а случается, и актера. Правда, иметь дело все время с разными людьми не очень-то весело. Только-только женщина начнет надеяться, что любовный союз продлится некоторое время, как прости-прощай! И хороший гость, и неприятный гость равно покупают ее для недолгой забавы, пока паром для переправы не причалит к берегу.

Я охотно вела разговоры с гостем, который мне нравился, но не открывала никому своего сердца. Когда же любовью со мною занимался противный для меня человек, я считала доски потолка и думала о посторонних вещах, отдавая свое тело на поругание так безучастно, как течет вода, мутная от нечистоты нашего суетного мира.

Когда я служила на улице Каменных оград, со мною тайно встречался в комнате хозяйки чайного домика белолицый мужчина из высшей знати, великолепный кавалер с холеным, нежным телом. После я узнала от сведущих людей, что он — высший сановник столицы в ранге министра, и мне даже стало как-то совестно.

Подчас к нам жаловали посетители самого изысканного вида, люди с именем. В самом захудалом чайном домике к услугам гостей всегда несколько девиц. Прислуживая богато разодетым гостям, я знакомилась с обычаями веселого квартала Симабары. Чарочки я подносила так искусно, что даже самые знатные богачи из Верхней части Киото хвалили меня:

— Какая ловкая девица!

Я училась искусству забавлять гостей у самого Гансая, остроумию — у Кагуры, умению подносить чарки по чинам — у Рансю, веселым шуткам — у Ому [124]. Все мне давалось без труда, само собой, и скоро я стала очень искусна в своем деле. Но я снова стала очень плохо выглядеть, и мне дали расчет.

Как будто ремесло одно, а между тем как не похожи друг на друга дома любви! Везде свои нравы. В чайном домике Ясака на улице Гион назойливо зазывают прохожих через занавеску томным голосом: «Заходите, пожалуйста!» Задумав навестить чайный домик такого пошиба и спустившись вниз с холма Киёмидзу до Саканосити, гость по нескольку раз ходит вверх и вниз по крутой дороге, выбирая себе девушку по сердцу, и до того выбьется из сил, что ноги у него станут как деревянные палки. Соберутся компанией ремесленники, которые делают украшения из серебра, а то и кровельщики, и, обсудив погоду, сговорятся весело провести время. Сложатся по два моммэ с человека, и это для них такой праздник, какой случается один раз в тысячу лет, словно камень расцвел цветами!

Девиц всего две, а гостей явится пятеро. Не успеют сесть, как уже бросают жребий, кому первому. Набрасываются на соленое мясо ракушек прежде, чем подадут вино. Хотя под рукой стоят горшки для мусора, эти мужланы бросают ореховую скорлупу на табачный поднос. Смачивают гребни в цветочных вазах. Когда им подносят вино, они возвращают чарку назад, как это делается только на новогодней церемонии. Недогадливые гости засиживаются допоздна, так что трудно удержать зевоту. Наконец хозяйка выйдет из терпения и попросит их пройти в соседнюю комнату: «Скоро гости в доме начнут вставать, пройдите, пожалуйста, туда!»

А тем временем другая компания рассядется вокруг кипящего чайника на кухне:

— Хозяйка, дела у тебя идут что надо!

Хозяйка решает:

— Ну, с этими простаками особенно церемониться нечего. Сюда пожалуйте! — и спровадит их на второй этаж, подальше.

Смотришь, еще несколько гостей заявилось у входной двери.

— Мы ходили на поклонение в храм Рёдзан и завернули к вам на обратном пути, — говорят они.

Все удовольствие на скорую руку. Отгородят для них угол небольшими ширмами, положат рядом две подушки на подставках. Второпях сбрасываешь с себя пояс. Выполняя тяжелую обязанность, кое-как бормочешь песню, проглатывая слова. Потянешь за уши мужчину, который старается придать себе немного важности:

— Денег с вас не требуется… Позабавьтесь со мною, сюда, поближе. Ай, какой ужас! Руки, ноги ледяные…

Когда мужчина наспех кончит дело, спросишь его сквозь сон:

— Вы как изволите называться? — и сразу захрапишь. Но не тут-то было! Мужчина начинает будить тебя, щекотать, пока не натешится вволю. Наконец вымоешь руки, и тебя сейчас же пошлют к другому гостю. Только с этим управишься, как наверху уже нетерпеливо хлопают в ладоши:

— Вино в горло не идет, пошлите к нам хоть одну девицу. Вы что же — хотите спровадить нас? Мы вам платим не хуже других, а нас оставляют скучать в одиночестве. Безобразие какое! Мы побывали в ста девятнадцати чайных домиках, но нам нигде не подавали к вину одних только ракушек да медуз! А мы всегда платили полновесной монетой, и никогда еще не бывало, чтобы мы, одолжив зонт, не вернули его! Плохо, что здесь гостей встречают по платью. На нас, правда, бумажные халаты на вате, да зато мы в заплатах никогда не ходили…

И разобиженные гости с гордостью показывают свои широченные по последней моде рукава.

Стараешься их всячески ублажить и успокоить, а в это время слышится крик:

— О-Камэ, мокрое белье с шеста упало! Бросишься на помощь, а в другой комнате вопли:

— Ай-ай, кошка карася с блюда стащила!

В самый разгар переполоха первый гость уходит, положив сверточек с деньгами. Проворно схватив деньги, взвешиваешь их на ладони. Не успеет гость скрыться из виду, как уже торопливо глядишь на самое верхнее деление на раме весов и бежишь показать соседке, полный ли вес у серебра. Словом, хлопот больше, чем у актера, который исполняет сразу несколько ролей.

Сколько ни говори себе, что идешь на эти мучения ради того, чтобы хоть как-нибудь прожить на свете, но от этого не легче! Какое жалкое занятие так изводить себя за сущие гроши! Правда, постепенно можно набрать триста, пятьсот и даже восемьсот моммэ, но ведь платья надо шить за свой счет. Мало того, все нужно купить самой, что требуется для туалета: пояса, и верхний и нижний, косимаки, даже такие мелочи, как ханагами, гребень, щеточку для зубов, масло для волос… И если б на этом дело кончалось! Надо послать деньги родителям и кормиться в свободное от гостей время, словом, тысячи расходов.

Как ни старалась я быть воздержанной, но надежды найти себе постоянного господина у меня больше не было, и за год я от вина до того подурнела, что сама себя перестала узнавать. После того как я потеряла остатки своей былой красоты, меня стали нанимать на короткие сроки, не больше месяца, вместо заболевавших молодых женщин, в доме, где бывает много гостей. Как я ни пробовала набелиться и нарумяниться, но на моем лице выступали кости и жилы, кожа покрылась пупырышками, как у ощипанной птицы. Гости, не считаясь с тем, что я их слышу, громко возмущались:

— Эту уродину мы не возьмем, даже если нам приплатят!

Тяжело мне становилось на душе, и я стала думать, нет ли другого способа прожить на этом свете. Мне сделался ненавистен Айдзэн-мёо… [125]

Так постепенно увядал цветок любви, но, как говорится, иной червяк и полынь любит. Вдруг мне выпало неожиданное счастье! Один гость пленился мной, несмотря на мои пожилые годы, стал часто навещать меня и даже подарил платье из черного индийского шелка. Он дал мне возможность отказаться от своего ремесла, поселив меня в собственном доме на улице Мондзэнтё. Там я стала жить как его наложница.

Этот господин был богачом, каких немного даже в Киото. Он в то время посещал знаменитую гетеру Такахаси, каждый день по-приятельски водился с лучшими тайфу и мог выбрать себе любую красавицу. Каким счастьем для меня был любовный союз с ним! Значит, сумела я чем-то ему угодить. В Киото нет недостатка в красивых женщинах, а все же он не обошел меня своим вниманием. Судя по этому, он, видно, был плохой знаток и польстился на меня так же, как покупал без разбора чайницы и картины, подделанные под старину. Я заняла в его доме хорошее положение. Да, продажная женщина — такой товар, который требует особо умелого выбора!