Одиннадцатый день рождения оказался для девочки, которую звали Сентябрь, самым обычным днём. С недавних пор она чувствовала скуку и утомление, глядя на всё, что окружало ее в родительском доме: на желтые чайные чашки с нарисованными на них розами, которые вместе с соусником из того же сервиза нужно было мыть каждый день, на вышитую подушку, на которой она спала, и также на маленькую собачку, всегда приветливую и игривую. Но всё-таки этот день был особенным в череде дней, и поэтому поздним вечером девочка задержалась на кухне и, стоя у окна, долго смотрела, как медленно густеет, словно карамелизуясь, ночь. Зеленый Ветер долго смотрел на нее с высот и, когда уже не мог сдерживать жалость, спустился на подоконник, поближе к ней. Может дело было и не в его растроганных чувствах; может оттого, что Сентябрь родилась в мае, или оттого что у нее была родинка на левой щеке или размер ноги у нее был чересчур большой, — одним словом, покинув заоблачный город, где, как и остальным Шести Ветрам, в промерзающей лачуге ему приходилось жить, он предстал перед ней в зеленом смокинге и зеленых галифе, заправленными в зеленые унты, и зеленом извощицком плаще, накинутом сверху.
— Я погляжу, ты весьма раздражительное и вспыльчивое дитя, — прогудел Зеленый Ветер, — Что если тебе отправиться вместе со мной на Леопарде Легких Дуновений к берегу великого моря, что омывает Королевство Фей? Пусть меня туда, к сожалению, и не пустят, потому что Лютым Эфирам туда вход воспрещен, тем не менее доставить тебя к Опасному и Несговорчивому Морю я почту за честь и удовольствие.
— Конечно, я согласна! — выпалила Сентябрь, разочаровавшаяся в розовых и желтых чашках и крохотных игривых собачках.
— Тогда, садись позади меня, и я прошу тебя, не дергай сильно за мех Леопарда, а то она укусит.
Сентябрь залезла на подоконник кухонного окна. Оставленные в раковине невымытые чашки были частично покрыты мыльной пеной, так что цветочные листья, которыми были расписаны днища чашек, выглядели очень зловеще. При виде одного ей вспомнился отец, отправившийся за море с ружьем, какой-то блестящей штукой на шляпе и кофейного цвета мундире. Другой напомнил фигуру ее матери, склонившейся над упорствующим авиадвигателем и что-то в нем подворачивавшей с такой силой, что раздувались мышцы на руках. Третий напомнил ей раздавленный кочан капусты. Схватившись за протянутую руку в зеленой перчатке обеими руками, Сентябрь почувствовала, как ее легкие, до последнего крошечного закутка, наполнились воздухом. Пока она перебиралась на спину Леопарда, одна из латунных пряжек расстегнулась и туфелька соскочила с ноги. — и в недалеком будущем это будет иметь большое значение, так что, пользуясь моментом, скажем ей вместе несколько слов на прощание. Прощай, Мэри Джейн, маленькая и чопорная! Совсем скоро Сентябрь будет тебя не хватать, — и пусть эти слова не потонут в негромких раскатах, с которыми туфелька ударилась о паркет.
— Значит так, — начал Зелёный Ветер, как только девочка устроилась в изумрудном седле, обмотав запястья пятнистым леопардовым ворсом, — В Королевстве Фей есть важные правила. И если ты пренебрежешь ими, то, боюсь, что я не смогу тебе помочь ничем, — потому что я в текущие времена также должен соблюдать эти же правила, пока мои бумаги находятся в рассмотрении и мне еще не выдали золотого кольца, означающего дипломатическую неприкосновенность. Так что тебя либо депортируют либо казнят, смотря в каком настроении будет Маркиза.
— Она несносная, да?
Зеленый Ветер ответил не сразу. Какое-то время он, нахмурившись, расчесывал свою кудрявую, похожую на ежевику, бороду.
— Все маленькие девочки несносны по сути. — Сказал он наконец. — Но у Маркизы по крайней мере восхитительная шляпка.
— Я готова выслушать правила. — решительно произнесла Сентябрь. Когда она была еще совсем крохой, мама учила её играть в шахматы, — так что теперь она думала, что, если уж она смогла запомнить как движется слон, то и правила Королевства Фей она тоже запомнит.
— Во-первых, никаких железных штук. Таможня тут глядит в оба. Всякие ножички, гильзы, монеты или булавки будут изъяты и переплавлены. Во-вторых, алхимические опыты запрещены всем, кроме юных особ, рожденных во вторник.
— О! Это как раз я!
— Допустим, я это знал. — подмигнул ей Зеленый Ветер. — Третье правило запрещает любое передвижение по воздуху без лицензирования Следопытами Крестоцвета. Если у тебя, конечно, нет Леопарда. Тем, кто не обладает ни тем, ни другим благоразумно предписаны дороги. Четвертым правилом запрещено двигаться по часовой стрелке. Пятое — выделяет каждую вторую пятницу под вывоз мусора и другого барахла. По шестому правилу все подменыши обязаны носить одинаковую обувь, унифицирующую их. Ну и седьмое правило, самое главное, предостерегает об опасности Пряденного Леса, — ни под каким видом не стоит пересекать его границы. Иначе тебя ждет мучительная погибель или неизбегаемая утомительная чайная церемония в компании нескольких сгадючившихся вязальщиц. Все эти правила беспрекословны к исполнению; небольшие поблажки допускаются только на встречах с высокопоставленными особами или черешидами. Тебе всё понятно?
— В общем, да, — пробормотала она, хотя при таком сильном боковом ветре ей удавалось расслышать не больше половины слов, даже стараясь изо всех сил; к тому же ветер постоянно развевал ее каштановые волосы, набрасывая в глаза и щекоча губы, чем отвлекал еще больше.
— Нет смысла объяснять, что употребление еды или напитков, приготовленных Феями, юридически обязует тебя возвращаться по крайней мере раз в год, в соответствии с мифологическим циклом.
— Как это? — удивилась Сентябрь. — Я не понимаю.
— Я хочу сказать, — улыбаясь и оглаживая бороду, начал Зеленый Ветер, — что всё, что тебе понравится, дорогое дитя, можешь спокойно есть. — Тут его разобрал смех, похожий на пересвист тонких, самых высоких ветвей дерева. — Тебе, сиянию моего лунного неба, — яркому, как облепиха и сладкому, как вишня.
Леопард Легких Дуновений оттолкнулся от крыши и во мгновение их и крохотную Омаху, штат Небраска, разделила воздушная пучина. Сентябрь даже не задумалась взмахнуть родному дому на прощание, — однако не стоит судить ее за это строго: все дети Бессердечны. Они еще не взрастили его, — и поэтому с легкостью могут вскарабкиваться на самые большие деревья, или могут ляпнуть что-нибудь шокирующее, или могут спрыгнуть с такой высоты, при виде которой от ужаса сердце любого взрослого уйдет в пятки. Тяжеловесность — вот что главное в сердце. Поэтому, чтобы вырастить его уходит много времени. И у каждого ребенка получается по-своему, — как и с арифметикой, или чтением, или рисованием. (Чтение, как известно, способствует набору сердцем веса, как ничто иное). Одни малыши бывают как не от мира сего, только и мучают, Полностью Бессердечные. Другие, наоборот милые и дорогие, Даже Не Скажешь Что Бессердечные. В Сентябрь были черты и тех и других. Зеленый Ветер прилетел за ней, когда её Сердце Чуть Налилось, и она была Не Совсем Бессердечная.
Одним Словом Сентябрь не взмахнула на прощание ни дому, ни маминой мастерской, из трубы которой к ним ластился дым. Она не взмахнула, прощаясь, отцу, — когда они пролетали над Европой. Нам это покажется бестактным, — но только не Сентябрь: она читала много книжек и была твердо уверена, что гнев и злоба родителей куда-то пропадает сама по себе, когда они узнают, какие приключения ожидали их чадо в Королевстве фей, а вовсе не в баре за углом. Сентябрь привлекали облака, — и она вглядывались в них, пока глаза не стали слезиться от ветра. Она прижалась к Леопарду Легких Дуновений и сквозь жесткую и сверкающую шкуру слушала, как колотится её необъемное сердце.
— Сэр Ветер, позвольте спросить Вас, — прокричала Сентябрь, когда предполагаемое ею на полет время истекло, — А как вообще можно попасть в Королевство Фей? Мы летим уже долго, уже миновали Индию, Японию и Калифорнию и вот-вот вернемся к моему дому.
— Будь Земля круглой, это бы оказалось абсолютно верным замечанием.
— Но я стопроцентно уверена в этом.
— Тебе бы лучше заняться отучением себя мыслить вчерашним днём. Консерватизм — черта далеко не привлекательная, в то время как Королевство Фей всегда была Науко-Сменчивым местом. Мы выписываем все лучшие журналы.
Тут раздался громкий, но не воинственный рык: Леопард Легких Дуновений согнал со своего пути маленькое стадо клубящихся облаков.
— Земля, дорогая моя, в общих чертах имеет форму трапезоида: не сколько склонного к ромбоиду, сколько к тессеракту; но как бы не выходило, ворчит она всё равно, если её гладить не так, как она рассчитывает. В двух словах, — это головоломка. Именно такая, моя знакомица по осени, — похожая на разборное серебрянное кольцо, которое твоя тетя Маргарет привезла на память из Турции, когда тебе было девять.
— Откуда Вы знаете тетю Маргарет? — воскликнула Сентябрь, придерживая одной рукой волосы на затылке.
— В те дни, по обыкновению ближе к полудню, я устраивал небольшие пыльные бури. На тебе тогда было желтое платье с обезьянками, а на ней черная юбка. Так уж совпадает, что вещи, которые удаётся Растрепать, всем Лютым Эфирам глубоко врезаются в память.
Сентябрь принялась разглаживать, натягивая на коленки, складки своего оранжевого платья. Вообще, всё оранжевое было ей по душе: листья, летние луны, хризантемы и ноготки, мармелад, сыр, тыква и апельсиновый сок. Оранжевый цвет был ярким и требовательным; игнорировать оранжевые вещи было невозможно. Однажды в зоомагазине она увидела оранжевого попугая и захотела его так сильно, что ни о чем постороннем думать не могла. Она придумала ему имя Хеллоуин и готова была кормить его одними ирисками, однако мама сказала ей, что от ирисок птица скоро издохнет, а если и нет, то собака скорее всего её съест. С тех пор из принципа Сентябрь не разговаривала с собакой.
— Да, головоломка очень похожа на обручи, — сказал Зеленый Ветер, глядя поверх зеленых очков, словно подсказывая, — Нужно будет расковать землю, а затем сковать ее снова, и как только это удастся, мы окажемся уже на другом обруче. Фактически в Королевстве Фей. Много времени это занять не должно.
И на самом деле высоко над миром сквозь ледяной оттенок синих облаков стали пробиваться гребешки крыш. Их оказалось так много, что они вскоре затопили собой обозримую поверхность. Здания, которые они покрывали, в основном были высокими и шаткими. Башни и часовни, сколоченные из досок, с проржавевшими куполами и шпилями, украшенными вычеканенными листьями, (а точнее, уже обрывками листьев), огромные соборы, (похожие на те, что Сентябрь видела в альбомах об Италии) с вывалившимися из стен кирпичами, кое-где с отколотыми кусками, кое-где украшенные во всю высь широкой трещиной, — во всех этих постройках ветрам обычно громче всего завывается, звонче всего голосится. Верхушки и кончики всего, промерзшие до единого, были подернуты инеем; не уберегались от этого даже местные жители, несшиеся или порхавшие через город, так же как и Зеленый Ветер закутанные в галифе, китель и плащ, — черные или розовые или желтые — раздувавшие зардевшие щёки, подобно херувимам из уголков старинных карт.
— Добро пожаловать, Сентябрь, в город Запада: мой дом, где гармония — единственный порядок, в котором живут здесь все Шесть Ветров.
— Тут очень… мило. И очень холодно. И я кажется туфельку потеряла.
Зеленый Ветер посмотрел вниз на пальчики девочки. Их еле различимый фиолетовый оттенок заставил содрогнуться его сердце, и — так как в нем было многое от джентльмена, — он сбросил с себя свой сюртук и помог Сентябрь влезть в него. Рукава были чересчур велики для нее, но сюртук, за время множественных разъездов и путешествий обучился парочке трюков, как следовало бы себя вести, и съежился до размеров девочкиного тела.
— Я наверное выгляжу, как тыковка, — пробормотала Сентябрь, когда трансформация, сопровождавшаяся пыхтением и скрипом утягивания, наконец закончилась, — Снаружи зеленая, а внутри оранжевая.
Она опустила глаза и увидела, что на широком бархатном отвороте сюртук приладил маленькую оранжевую брошку. Это был ключик, сверкавший на изумрудном фоне так, будто был выплавлен из самого солнца. Трюк и эффект, который он произвел на девочку, заставили сюртук польщено засмущаться, отчего он немного нагрелся.
— Потеря туфельки невосполнима, обманывать не стану, — заклокотал Зеленый Ветер — Но жертвенность должна быть свойственна тем, кто собирается в Королевство фей. Город Запада — это пограничная застава, — продолжил он, понизив голос, словно рассказывая тайну, — а Красный Ветер ужасно жадный. К сожалению, как бы не развились события, твою туфельку всё равно бы украли, это здесь обычное дело.
Приземление в Город Запада прошло для Зеленого Ветра и Сентябрь очень гладко и мягко, — ведь Леопарда Легких Дуновений всегда отличала грациозность и осторожность. Они отправились вниз по Проспекту Скуомиш, обходя или встречаясь с Голубыми или Золотыми Ветрами, летавшими здесь, раздув щеки, в поисках продуктов и охапками таскавшими с собой шарики перекати-поля, из которых получался сытный, хоть и колючий салат. То и дело облака, словно обрывки старых газет, перелетали вдоль и поперек улицы. Проспект упирался в две тонюсенькие колонны, заканчивавшимися много выше самой большой городской колокольни, и Сентябрь пришлось пройти немалое расстояние, прежде чем она распознала в такой невероятной вышине два вытянутых лица. Она не смогла определить, мужские они или женские. Глаза на обоих лицах прикрывали сильно затемненные очки. Длинные и тонкие, словно карандаши, два тела ногами глубоко уходили в белесый ил кучевых облаков,
— Кто они? — прошептала Септемба.
— Который с желтым поясом, это Широта. А в галстуке с турецкими огурцам — это Долгота. Мягко говоря, без них мы далеко не уйдем.
— А я всегда думала, что широта и долгота это лишь линии на карте.
— Они не любят светиться в популярных изданиях, вот в чем дело. Все знаменитости такие. Устают от бесконечных вспышек и щелканья спуском. А эти двое несколько столетий назад заключили с Гильдией Картографов сделку, — и теперь их упоминают исключительно в виде символов, ни в коем случае не по именам.
Присутствие Широты и Долготы вызвало у Сентябрь замешательство. Превосходство в росте большинства людей, было связано у девочки лишь с разницей в возрасте, но в данном случае это не имело абсолютно никакого значения. Плюс ко всему она не ела ничего с самого утра. И её очень вымотало путешествие Леопардом. Потом старомодность реверанса, которым она хотела поприветствовать их, не давала ей покоя. В конце концов, она поклонилась им в пояс. Этот жест очаровал Зеленого Ветра и он повторил его за ней.
Широта зевнул. Нёбо в его рту было синим, как океан в школьных атласах. Долгота скучающе вздохнула.
— Ты что правда ожидаешь, что они заговорят с тобой? — спросил Зеленый Ветер, слегка смущенно, — Они же знаменитости. Частности и Обособленности.
— Но ведь Вы же предупреждали, что появится головоломка, — ответила Сентябрь, не отводя глаз от раскрытого рта Широты. Ее слова, в которых не слышно было восторженного впечатления, задели Зеленого Ветра, и он обиженным жестом потрепал за рукав свой сюртук.
— Вот когда ты собираешь паззл, — произнес он, — как ты это делаешь?
— Ну, — неуверенно принялась отвечать Сентябрь, параллельно разминая замерзшие ноги о каменную мостовую Проспекта, — сначала отыскиваю уголки, потом собираю все края, ну а дальше пристраиваю к рамочке новые детали, пока вся внутренность не заполнится.
— Теперь, сколько ветров существует согласно исторической традиции?
— Кажется, четыре, — ответила Сентябрь, вспомнив один из мифов в ее любимом сборнике, который был таковым, потому что обложка книги была оранжевой.
Зеленый Ветер ухмыльнулся.
— Так и есть. Зеленый, Красный, Черный и Золотой. Разумеется, эти обозначения охватывают целые семейства, наподобие Смитов или Бушей. Но на самом деле есть еще Серебряный и Синий, — но они натворили бед однажды на побережье Туниса, так что, как говорится, отправились спать без ужина. Получается, без них граней действительно четыре. Они, — он указал на Широту и Долготу, — оси. А ты, — он аккуратно поправил прядь волос Сентябрь, зацепившуюся за брошь, — Сентябрь, ты — внутренность, ты вся внутри: невероятно-очертанная и неподатливая.
— Я не понимаю, Сэр.
— Это потому что слишком много пустых слов. На самом деле, слова такие. Одно: «девочка, скачущая на одной ноге против часов стрелки». Другое: «Разодетая в разноцветные вещи». Еще одно «одним глазом смотрящая вокруг». Еще одно «что-то отдавшее от себя». Еще одно «с кошкой в качестве прислужницы».
— Но это ведь просто!
— Да, пожалуй что. Вот только Королевство Фей место очень старое. А чем старее становишься, тем страннее аппетит. У головоломки остались два кусочка. Первый «должна пролиться кровь». Второй «соври».
Сентябрь прикусила губу. Особой любви к паззлам у неё не было; такой, какая была у её бабушки, — которая собирала из 1000 кусочков полотна и обклеивала ими комнату, как обоями. Нерешительно, медленно вспоминая все указанные составляющие, она приступила к действию: сначала прикрыла один глаз рукой, затем, поджав одну ногу, запрыгала вокруг Леопарда Легких Дуновений. Её оранжевое платье сверкало на солнце и взметалось невысоко вверх, сдерживаемое сверху изумрудным сюртуком, (который для надежности обзавелся поясом, и стал похож на жакет); ей оставалось надеяться, что выбранное направление движения действительно против часовой стрелки. Наконец остановившись, она отстегнула от лацкана брошь-ключик и булавкой кольнула себя в палец. Выступившая капелька крови скатилась с пальца на голубые камни мостовой. Она положила ключик к ногам Широты и Долготы, набрала побольше воздуха и сказала:
— Я хочу домой!
Широта и Долгота плавно повернулись друг к другу, синхронно, словно стояли на постаментах и принялись исполнять какой-то странный цирковой номер. Их движения были отточены и казались даже механическими. Они протягивали навстречу конечности и сцеплялись друг с другом, — ладонь с ладонью, ступня становилось на колено, а затем руки упирались в бока. Казалось, что они пытаются изобразить лестницу. Внезапно улица слегка содрогнулась, но быстро всё встало на свои места. Широта и Долгота разыграли короткий поцелуй, но когда их губы разъединились, оказалось, что между ними возникла брешь, достаточная по размеру для того, чтобы Леопард Легких Дуновений перенес на своей спине Лютого Эфира и маленькую девочку. Всё, что Сентябрь могла различить в ней, было лишь облаками. Зелёный Ветер торжественно протянул девочке руку в зеленой перчатке.
— Молодец, Сентябрь. — сказал он и водрузил ее в изумрудное седло на спине Леопарда.
Никто никогда не увидит, ибо таковы правила театра, что происходит на сцене, когда на ней хозяйничает ремарка «удаляются». И поскольку мы собираемся проследовать за героями в обитель фей, — которые во все времена слыли специалистами по надувательству, — нам следует соблюдать их порядки.
Но дело в том, что самое последнее действие совершил позолоченный ключик. Неслышно, он прошмыгнул в брешь, которую открыли, разгадав головоломку мира, и в которой мгновение назад скрылись Сентябрь и Зеленый Ветер вдвоем верхом на огромной кошке.