История Софи

Глава 2

«Макс Тайрон снова вышел победителем», — читала Софи в «Санди Таймс» на следующее утро, пока она мрачно что-то жевала во время завтрака в одиночестве. — Великолепная, интересная и умная вещь… все факты четко выверены… ожидание развязки почти невыносимо».

«Это шедевр, — подпевал «Обзервер». — Мистер Тайрон еще раз подтвердил, что он является самым удачливым писателем, специализирующимся на романах-триллерах. Он лучший представитель своего поколения. Но мы все еще ждем его лучшего романа!»

Пышные обзоры, естественно, не улучшили Софи настроение. По пути в аэропорт Макс почти не разговаривал с ней. Он вел беседу с водителем такси на отвратительно свободном французском и дремал во время полета. В Хитроу он посадил ее в такси, сказав, что проведет ночь с другом в городе, а в Беркшир к ней приедет завтра.

Софи пообедала в столовой, отделанной темными панелями. Еда была пресной. Ее обслуживала экономка Джеффри, миссис Доббс, которая рыдала в фартук все время не переставая.

— Я все время просила его, чтобы он показался врачу, — жаловалась она, украдкой вытирая слезы. — Я прекрасно знаю все признаки, так же случилось у моего Берта. Но он не слушал меня. Он потерял волю к жизни. Он просто не хотел больше жить.

Ясно, что сердце Джеффри просто разорвалось от горя, как раньше говорили. Софи знала: он обожал ее мать и ужасно переживал после ее смерти. Макс заявлял, что отец болел, переживая из-за плохого состояния его денежных дел. Это было просто возмутительно! Никто не отрицает, Стелла любила сорить деньгами, но Джеффри никогда даже не намекал, что были какие-то проблемы. Ее мать, конечно, была бы в шоке, если бы узнала, что бездонный денежный колодец стал пустым из-за долгов по ее милости. Если бы Джеффри честно признался в этом матери, думала Софи, она бы начала экономить, и делала это с радостью, искала бы выход из создавшегося положения и даже, при особой нужде, снова пошла бы работать. Легко досталось — легко закончилось! У Стеллы, несмотря на ее внешнюю вульгарность и шумливость, было золотое сердце. Но теперь она ничего не сможет доказать или опровергнуть. В глазах Макса она навсегда останется жадной авантюристкой. Нет никакого сомнения, что и ее дочь он считает такой же. И думает, что Софи также постарается выжать из него все, что только возможно. Нет, об этом не стоит думать, она лучше умрет с голоду!

Однако перспективы Софи выглядели весьма грустно. У нее почти не было выбора: некоторое время можно пожить с Имоджин Каррутерс, бывшей одноклассницы, в Лондоне, пока она не подыщет себе работу и жилье. Она может найти себе работу горничной или же продавщицы или же за небольшую плату начать ухаживать за больными…

Софи всю передернуло, когда она вспомнила дешевые квартиры, в которых ей приходилось жить в детстве. Она вспомнила и о том, как туго приходилось ее матери, не хватало на самое необходимое. Ей тоже предстояло есть сухой хлеб независимости, и помазать его можно было только своей гордостью! И все же это гораздо лучше, чем жить, оправдывая предубеждения Макса, что она просто жадная хапуга, злая и желающая проехаться за чужой счет. В конце концов ей когда-нибудь должно же повезти! В худшем случае она всегда сможет выйти замуж. Она молода, красива, многим нравится. Разве она не права?

Софи заколебалась. Она не была честной с собой до конца. В глубине души ей стало противно при мысли, что ей придется продавать себя.

Макс появился за обедом. Они молча съели плохо приготовленную пищу. После кофе, который подали в старый кабинет Джеффри, Макс отпустил экономку и вручил Софи конверт.

«Передать Софи, — было написано на нем аккуратным почерком Джеффри, передать Софи в случае моей смерти».

Лицо Макса было невозмутимым, в глазах невозможно что-либо прочитать, но конверт бы не заклеен. Что бы ни находилось внутри, он прочитал это первым.

«Дорогая моя Софи! Врач говорит, что у меня плохи дела. Я этому не удивляюсь. Самое противное в данном случае, что я даже не смогу застраховать свою никому не нужную жизнь, и это значит, моя дорогая, что я ничего не могу оставить тебе, кроме своих долгов.

Мне некого винить, кроме себя самого. Я плохо вкладывал свои деньги и потерпел фиаско. Но я рад, что твоя мать так и не узнала этого.

Софи, у меня нет иного выбора, как только просить Макса, чтобы он позаботился о тебе. Несмотря на все, что я говорил о нем эти годы; несмотря на то, что он так плохо относился к твоей дорогой маме, я уверен, что он сделает все, что в его силах, и станет заботиться о тебе, пока ты не выйдешь замуж. Пожалуйста, я прошу тебя, не отказывайся от предложенной им помощи. Помни, что это я просил его сделать все ради меня. Прости меня, Софи.

Любящий тебя отчим Джеффри Тайрон».

Софи дважды перечитала записку. Слова расплывались и плясали перед ее глазами, она не могла вымолвить ни единого слова. Когда Макс увидел, что она закончила читать, он перекинул ей через стол второй конверт. Этот был больше первого и адресован Максу Тайрону, Компасе Фарм, рядом с Хейлоком, Корнуолл. На конверте была приписка:

«От Дж. Тайрона. Открыть после моей смерти».

— Он отправил это послание мне пару недель назад, — горько сказал Макс. — Я проклинаю себя за то, что не открыл письмо сразу по получении. Если бы я знал о его долгах, я помог бы ему. Он бы должен был догадаться об этом. — Макс нервно передернул плечами и сказал:

— Прочти это письмо.

«Дорогой Макс, прежде чем ты прочтешь мое письмо, адресованное тебе, сначала прочитай мое письмо к Софи. Я специально не стал заклеивать его. Из этого письма тебе все станет ясно. Так мне кажется. Я знаю, что ты не откажешь мне.

Софи стала красивой девушкой, и она, наверное, вскоре выйдет замуж; и мне кажется, что я перекладываю на тебя не очень большую обузу. Бог тому свидетель, ты можешь себе это позволить. Я прошу тебя еще об одной вещи: выкупить драгоценности Стеллы. Я их заложил, квитанции я прилагаю. Я сдавал их в заклад некоторое время назад на имя Софи. Я думал, что смогу перехитрить моих кредиторов. Ты знаешь, что драгоценности принадлежали твоей матери и бабушке, еще до того как они перешли к Стелле. Наша семья владела ими многие поколения. Ты сам решишь, что делать с ними».

На этом кончалась записка к Максу, Софи еле сдерживала слезы.

— Я прочитал все раньше тебя, — ровным голосом сказал Макс. — У меня было время подумать над этим. У тебя такого времени не было. Я предлагаю тебе ничего не говорить и выслушать меня. Потом скажешь, что хочешь.

В его голосе слышалась почти незаметная нотка предубеждения. Софи постаралась сдержать свои чувства. Горе придавило ее, и она не могла ясно рассуждать. Ей стало жутко при мысли, что Джеффри тихо умирал в течение нескольких месяцев, и она об этом ничего не знала, он просто угасал. И вот теперь его воля заставляла Макса, да и саму Софи, принимать условия, к несчастью, совершенно для них неприемлемые.

Если бы он полностью оставил все Максу, но с условием, что тот станет заботиться о Софи, это было бы весьма неприятно. Или если бы он умер, не оставив завещания, и Макс, будучи его прямым наследником, сам, по своей воле, предложил ей какую-нибудь часть — такой вариант ей тоже было бы трудно перенести. Но Джеффри умер разоренным; и он умолял своего сына, с которым так долго не поддерживал никаких отношений, чтобы тот из моральных побуждений поддерживал Софи, давал ей свои деньги, независимо от того, была ли у него такая возможность или нет. Эта мысль была невыносимой для Софи! Он ласково и мягко умолял Софи принять предложение Макса — в этом и состояло самое худшее. Он намекал, что иначе его душа не найдет себе покоя. Все было просто ужасно…

Гордость, печаль, страдание, ярость, возмущение и какое-то странное облегчение — все эти чувства боролись в душе Софи. Все так перепуталось! Но, бледная и внешне невозмутимая, Софи продолжала спокойно сидеть и ждать объяснений Макса. Она была счастлива, что Макс предложил не начинать обсуждение писем сразу. У нее не было времени, чтобы все внимательно взвесить.

Макс специально все вывалил на нее — у него самого было в запасе несколько дней для размышлений. Он нечестно воспользовался элементом неожиданности!

Ей представлялись самые простые альтернативы.

Или она со смирением примет любой вариант, который Макс решит предложить ей. Наверное, это будет определенная сумма на ее содержание. Скромные деньги, на которые она сможет питаться и где-то жить, но обходиться без хороших вещей, ставших уже привычными. Или ей придется отказаться от его помощи и попытаться самой зарабатывать себе на хлеб.

Она не думала, что Макс не откликнется на просьбу своего отца. Прежде всего для него не составит никакой трудности в финансовом отношении выполнить эту просьбу. Макс, наверное, сейчас уже миллионер. Кроме того, он слишком высоко ценил себя, чтобы выступить в роли опереточного злодея. Софи могла судить об этом, даже совсем мало зная Макса. Он не станет мстить Софи тем, что бросит ее страдать от безденежья, когда отец умолял его помочь ей. Он с радостью поможет ей, но не будет слишком щедрым.

Софи подумала, что же знает о ней Макс? Что она ничего не умеет делать. Что она безобразно вела себя в школе. Что ее развлечения, случавшиеся не так часто, всегда были весьма бурными. Что она с легкостью принимала деньги от Джеффри и беспечно тратила их.

Софи наконец поняла, что Джеффри прекрасно знал, что не сможет оплатить ее обучение в Хайматсдорфе. А она хотела поехать именно туда. Ей нужно было уехать куда-то, и ничего иного ей не пришло в голову. Как бы его ни смущало ее желание, Джеффри не смог отказать ей, иначе ему пришлось бы многое объяснять Софи. Сама Софи, ничего не зная о его финансовых трудностях, считала, что он в состоянии оплачивать ее дорогой каприз и продолжала спокойно жить и ничего не делать.

Вероятно, Макс знал о ней самое худшее. Тогда он начнет со строгой лекции о том, как следует ценить деньги…

Потом он организует так, чтобы каждый месяц ей поступали деньги из банка с его счета. Потом он даст ей несколько сотен, чтобы начать новую жизнь, и мрачно предупредит, чтобы она не надеялась на большее. Он может даже выдавать ей деньги при каких-то мерзких условиях.

Например, чтобы она прошла курс обучения на секретаря. Или же наймет ей комнаты под присмотром какой-нибудь старухи. Сколько слез попранной гордости заставит он ее проглотить, прежде чем выполнит мольбу умершего Джеффри?

Сколько ей придется набраться мужества, чтобы плюнуть ему в лицо и постараться выпутаться из беды самой?

Она вдруг вспомнила о том, что Джеффри написал о драгоценностях ее матери. Конечно, Макс выкупит их, но Джеффри написал, что Макс сам будет распоряжаться украшениями. Отдаст ли их Макс Софи как единственное напоминание о ее матери, или же оставит себе в качестве фамильного наследства? Естественно, что по закону драгоценности принадлежали будущим дамам Тайронов! Софи не знала, сколько стоят украшения, но она помнила про кольцо с огромными сапфирами и бриллиантами, и такие же серьги и кулон в оправе из старинного темного золота. Украшения могли составить гордость коллекции знатоков, они были прекрасной работы и, вне всякого сомнения, стоили очень дорого.

Но она лучше умрет, чем скажет ему об этом. Вот в эту ловушку она никогда не попадет. Иначе она только подтвердит мнение Макса о ней как о втором поколении выскочек, жадных до денег. Софи упрямо сомкнула губы, почти в полуобмороке от разных неприятных вестей и эмоций.

Макс удобно сидел в кожаном кресле, его глаза были закрыты и по лицу ничего нельзя было прочесть. Вне всякого сомнения, ему нравилось держать ее в неизвестности и напряжении. Софи жадно смотрела на его скрытное лицо, пытаясь угадать его мысли и намерения. Лицо было таким суровым, что просто пробирал мороз по коже. Волевой подбородок, крепкие челюсти и красивый мужской нос; гладко выбрит, но темные волосы четко оттеняют твердый рисунок скулы и подбородка. Глаза, сейчас прикрытые, были суровыми и иссиня-черными. Но суровость его взгляда странно противоречила морщинкам от смеха вокруг глаз. Юмор, который угадывался в этом по-мужски красивом лице, наверное, был похож на внезапный луч солнца, ярко освещающий темное и мрачное небо.

Макс внезапно открыл глаза и увидел, что Софи пристально смотрит на него. Своим взглядом Софи могла довести почти до истерики самую закаленную учительницу, но тут…

Насколько приятно было доводить учителей, настолько ужасно было очутиться самой в таком положении. Софи испытала что-то вроде нервного потрясения. Столько лет Софи позволяла себе разряжаться за счет других, а тут она не была уверена, что сможет удержать себя в должных рамках.

— Как тебе известно, — начал Макс ровным голосом, — мой отец и я не общались в течение длительного времени. Поэтому ты и я совершенно не знаем друг друга. Должен признаться, что до сих пор вообще не думал о тебе. Я считал, что мой отец независим в финансовом отношении и что твоя мать, будучи намного моложе отца, переживет его. Так что у меня не было необходимости задумываться о тебе и твоей жизни.

Он сделал паузу, критически рассматривая Софи.

— Видишь ли, если у человека есть известное имя, большой фамильный дом, — продолжал Макс, — кое-какие акции и парочка семейных драгоценностей, аристократический акцент и галстук престижного учебного заведения — такому человеку совсем необязательно быть богатым. Мне кажется, что у моего отца не хватило мужества рассеять милое заблуждение твоей мамаши, что наконец ей выпал «джек-пот». Несмотря на его внешне шумное поведение, он по своей натуре был слабым человеком: его легко было обмануть, при его эмоциональности и необычайной сентиментальности он сильно привязывался к людям. Я должен был сказать тебе все это. Но родственные связи и чувство долга для меня имеют самое серьезное значение. Я должен что-то сделать по просьбе отца, если даже я считаю его последнюю просьбу сентиментальной и совершенно излишней. Самым лучшим для тебя было бы узнать лучше жизнь самостоятельно и набить себе немало шишек. Но отец просит подстелить тебе под ноги сена, и я предоставлю тебе свою помощь. Но я дам тебе всего лишь соломки, а не пуховую постельку, — добавил Макс.

Он встал и навис над ней, как чудовище из ее детских снов.

— Прежде чем решить, как же я смогу тебе помочь, — мрачно продолжил он, — мне пришлось кое-что выяснить о тебе. Я же совершенно не знал тебя.

Он подошел к бюро Джеффри и вытащил из него папку с надписью «Софи Учеба». Когда он вытаскивал ящик, тот сильно скрипел, дерево было старым и рассохлось. Макс вернулся в кресло и разложил содержимое папки перед собой на кофейном столике. Он взял очки в роговой оправе и надел их.

— Твои школьные оценки, — начал он. Софи всю перекосило. — Кроме того, приложены отзывы о тебе твоих учителей. Изо всего этого можно узнать массу интересного. Или лучше сказать, массу неприятных фактов. Отсутствие способностей и желания чему-либо выучиться. Никакой самодисциплины. В данном случае почти невозможно чему-либо выучиться, ты не согласна со мной? «Софи постоянно ничего не делает». «Софи все время учится ниже своих возможностей». «Софи продолжает оставаться некоммуникабельной и часто грубит». Около тридцати учителей в течение семи лет твердят одно и то же! Мой отец должен был как следует выпороть тебя! Ты хотя бы представляешь себе, сколько денег он потратил на твое обучение?! Не говоря уже о некоторых мелочах — уроки верховой езды, поездки на знаменитые лыжные курорты, обучение теннису, управлению машиной? Я не удивлюсь, если узнаю, что он купил тебе машину.

Софи вдруг почувствовала, как ее кожа приняла точный цвет этой проклятой ярко-красной «панды», которую ей подарили в день ее восемнадцатилетия. Она расправилась с ней за несколько дней, когда на бешеной скорости ее занесло на повороте и она врезалась в дерево. Машина превратилась в кучку металлолома! К счастью, не пострадали остальные пассажиры и не были разбиты другие машины. И никто даже не получил серьезных травм. Сама Софи мучилась от сильного сотрясения мозга. Это спасло ее от сурового наказания, но Софи потеряла весь кураж. С тех пор она уже не садилась за руль автомобиля. Зачем стараться? — уговаривала она себя. Она всегда может нанять такси.

— Да, — призналась она, нагло глядя ему в глаза, — но я разбила машину!

— Естественно, — с осуждением отметил Макс. — Если бы я копнул поглубже, я бы сам узнал об этом. Но если бы я покопал еще глубже, я бы обнаружил еще и другие грешки, присущие испорченным богатым детям, — от привода в полицию за курение марихуаны до аборта на Харли-Стрит.

Это было уж слишком, Софи резко вскочила на ноги.

— Возьмите эту фразу обратно, — заявила она, сжимая кулаки. Ей так хотелось хлестнуть его по лицу. Но удержало только одно соображение, что он может дать ей сдачи!

— Можете шпионить сколько вам угодно, — ледяным тоном заметила Софи, но никогда не обвиняйте меня в тех вещах, которые вы не в состоянии доказать!

Он только смерил ее взглядом: сверкающие глаза, с трудом сдерживаемая ярость.

— Хорошо, — согласился он, опасно усмехаясь. — Приношу свои извинения. Слава Богу, мне удалось остановить тебя вовремя. И ради Бога, сядь! Я хочу быстрее покончить со всем этим. Как мне кажется, мой отец желал, чтобы я заменил тебе родителей, до тех пор пока ты не найдешь себе мужа. У меня нет своих детей, поэтому нет и опыта, как лучше всего воспитывать их. Со мной обращались так — «Мои слова — закон для тебя!» Но с тобой было по-иному: «Маленькая Софи не может сделать ничего дурного!» Пожалуй, обе тактики потерпели неудачу! Так или иначе подавлялась возможность выбора, и человеческая личность развивалась в странном направлении. Ты никогда не найдешь границ собственных возможностей, пока кто-то не поставит перед тобой цели и препятствия к достижению этой цели. Ограничения всегда будут или слишком узкими или, наоборот, слишком широкими. Признаюсь, меня соблазняла возможность прийти к самому легкому для меня выходу: давать тебе регулярную поддержку в финансовом плане, чтобы не видеть и не волноваться за тебя. Если бы я знал, что у тебя имеется хотя бы немного чувства ответственности или хоть жизненный опыт, или же ты бы знала, что с собой делать, я бы поступил именно так, и представил тебе возможность самой справляться со своими трудностями. Увы, дело обстоит иначе, предоставить тебя самой себе все равно что дать неразумному ребенку коробок спичек и пусть он занимается ими.

— Если у вас такая короткая память, — резко перебила его Софи, — мне хотелось бы напомнить вам, что я пришла в этот дом, когда мне было уж двенадцать лет. А до того мне часто приходилось полагаться на свои силы. И мне приходилось держать в руках спички, чтобы зажигать примус и готовить себе ужин! Если вы собираетесь, используя свои деньги, ограничить меня в моих действиях всяческими рамками, заставить не высовываться, тогда за свои деньги вы просто покупаете силу и власть, — что делает вас грубияном и лицемером!

Макс наконец получил настоящую пощечину!

— Лицемер?!

— Это именно то, о чем вы постоянно пишете в своих книгах! — выпалила Софи. — Всегда подчеркиваете, как власть портит людей. Постоянно проповедуете равенство, нападаете на принуждение и издеваетесь над двойной моралью! А в реальной жизни сидите здесь и пытаетесь заставить меня пресмыкаться перед вами, потому что вам приятно чувствовать свою власть надо мной! Лучше просто выпишите мне чек и скажите, чтобы я убиралась. Почему вы не сделаете этого? Я справлюсь со спичками. Я смогу прожить одна. Пусть я не всегда могу справиться с моим характером — вы специально злите меня, потому что вам интересно посмотреть, как я буду скандалить, а потом отправить меня прочь и ни с чем! Ну что ж, я не настолько глупа! Нищие не могут быть гордыми. Ведь вы так собирались сказать мне? И сейчас, когда я так бедна, вы желаете согнуть меня. Не стоит продолжать это делать. Если вы унижаете меня, вы сами что-то теряете из человеческих качеств, и ваши книги теряют свою жизненную правду!

Софи даже задохнулась от своей храбрости. Макс выглядел растерянным, похоже, речь Софи проняла его.

— Тебе не следует смешивать меня с моими героями, — возразил он ей. Они могут стараться что-то исправить в жизни, но я никогда не делал вид, что обладаю их чертами характера. У меня масса отрицательных черт, но лицемером я не был никогда! Но я бы был лицемером, если бы не попытался объяснить тебе, почему я пришел к данному решению в отношении тебя. Я хочу сказать, не следует думать, что я намерен как-то воспользоваться своим преимуществом перед тобой. Ты же прекрасно знаешь, насколько ты привлекательна!

Он посмотрел на нее взглядом, как мясник смотрит на ягненка перед закланием. В нем не содержалось даже намека на комплимент.

— Я не понимаю, — заикаясь ответила Софи. Ей вдруг стало не по себе.

— Что бы ты ни думала, у меня нет намерения как-то унижать тебя из-за того, что у тебя нет денег. Подачки, если даже ты и привыкла к ним, только унижают человека. Если бы не слабость моего отца, ты бы уже что-то умела делать давным-давно. И смогла бы приносить пользу себе и людям. Но в настоящее время ты просто молоденькая, испорченная и избалованная богатенькая девица, не умеющая ничего делать. У тебя нет никаких перспектив в жизни, кроме одной — подцепить на удочку богатенького мужа, которого привлечет твоя внешность и выражение лица маленькой девочки, попавшей в беду. Но внешность и беспомощность не станут прочным фундаментом для хорошего брака. Я бы мог снять тебе квартирку в Челси, где бы жила ты и парочка твоих горластых подружек, пока какой-нибудь безусый юнец не возьмет тебя замуж и не освободит меня от опеки над тобой. Но я не стану делать этого. Я дам тебе хлеб и крышу, но тебе придется заработать их. Если ты хочешь зарабатывать деньги, как все остальные люди, что ж, тебе придется потрудиться! Может, не так много, как это приходится делать мне, или как это делают тысячи других людей, но восьмичасовой рабочий день тебя не погубит!

Софи проглотила вопросы, которые так и рвались с ее губ. Она приглушила любопытство и мрачно ждала дальнейшего развития темы.

— Я живу один… большинство времени, — загадочно продолжал Макс. — И очень много работаю — пишу и веду хозяйство в моем маленьком поместье в Корнуолле. Мне нравится физическая работа, я не могу жить без нее. Можно сказать, что я к ней привык за те годы, что я жил за границей. Мой мозг плохо функционирует без физической нагрузки. Но иногда мне приходится писать почти без перерыва, когда меня захватывает тема, я должен писать до самого конца. Так я работаю! До сих пор ко мне приходила старушка из деревни, чтобы готовить и убирать в доме. Сосед помогает мне с живностью… Ты…

Софи стало совсем не по себе.

— Так вот, ты сможешь заменить их обоих. Ты будешь вести дом, кормить птицу. Словом, делать все. Когда ты приучишься все делать правильно, ты даже сможешь помогать мне в подготовке материалов для книги, перепечатывать рукописи и т, д. Вся помощь с книгой будет оплачиваться по существующим расценкам. Домашнюю работу будешь делать за жилье и пищу.

— Иными словами, — укусила его Софи, — великий защитник прав человека и женщины хочет иметь прислугу за все, и еще в придачу «пятницу», но только женского рода! — Она просто уже не могла сдерживаться.

Странно, но факт: именно Макс был взбешен, а не Софи. Неожиданно он вскочил, схватил ее за плечи и начал трясти. Софи была настолько поражена его вспышкой, что даже не стала сопротивляться ему.

— Я не понимаю, для чего ты читала мои книги, — заорал он. — Ты же не поняла ни слова в них! Равенство полов не означает, что мужчина будет работать до кровавого пота, чтобы содержать женщину в качестве домашней кошечки! Черт возьми, я не прошу тебя, чтобы ты делала что-то, чего я и сам не могу сделать для себя, не делаю для себя и не стану и дальше делать для себя, если придет такая необходимость!

Но у меня работы на двоих, и я предлагаю тебе ровно половину из этой работы. Я бы сделал то же, если бы ты была избалованным парнем, а не избалованной девчонкой. Но парня я бы заставлял работать в два раза больше. Никогда не говори о работе так, словно делать ее ниже твоего достоинства. Работа, черт тебя побери, твоя единственная возможность как-то уважать себя саму. Унижение приходит от безделья, если ты не можешь приносить пользу. Ты что вообще ничего не понимаешь?

Софи ничего не могла ответить ему, загипнотизированная его яростью. Он резко отпустил ее. Потом взлохматил волосы жестом совершенного отчаяния.

— Помоги нам. Боже, — бормотал он, срывая очки и направляясь к столику с напитками. — Я не подхожу на роль няньки!

Выбор напитков на столике оказался скромнее, чем у Джеффри. Макс механически перебрал пару бутылок и снова обернулся к Софи. В его взгляде читался вызов.

— Ну? — потребовал он ответа. — Я все тебе объяснил. Если ты поймешь, что не сможешь со всем справляться, ты всегда можешь отказаться. Конечно, ты сможешь послать меня к дьяволу прямо сейчас, и если ты предпочитаешь идти по своей собственной дорожке — иди. Но я не собираюсь вести с тобой какие-либо переговоры, спорить и уговаривать тебя. Или ты соглашаешься, или нет. И если я хотя бы раз поймаю тебя на том, что ты изображаешь из себя мученицу, или пытаешься схалтурить, или как-то саботируешь работу, я сразу же вышвырну тебя вон. Хватит разговоров. Да или нет?

Тот факт, что он так сразу и бесповоротно угадал обычную тактику партизанской войны Софи, просто поразил ее. И еще то, что он сразу поставил все точки над «i». Раздраженная, она все же постаралась равнодушно пожать плечами, посмотрела прямо ему в глаза и спокойно сказала:

— Да.

— Хорошо, — вздохнул он, протягивая руку за бутылкой коньяка. — Давай выпьем за это.

Софи приняла от него бокал и заставила себя не делать недовольную гримасу, почувствовав во рту крепкую янтарного цвета жидкость. Она предпочитала смешивать бренди с кока-колой, а еще лучше с апельсиновым соком. Но чтобы не подвергаться его нападкам, Софи мудро оставила свои соображения при себе, попридержав свой язык. Глотнув коньяк, Софи сразу почувствовала мимолетный и приятный вкус взросления и свободы.