Италия на рубеже веков

«ЧЕЛОВЕК ИЗ ДРОНЕРО»

«Эти деревенские персонажи — медлительные, тяжеловесные, рассудительные и лукавые, ширококостные и толстокожие, одетые в черное, усатые. Джолитти родом оттуда — неутомимый ходок, строгий, сухой, умеренный, скупой на слова, презирающий жесты…» — писал о Джолитти один из многочисленных его биографов. Однако лучше всего рассказал о себе сам Джованни Джолитти (1842–1928). Ему было 80 лет, когда он написал свои воспоминания. Сначала он упорно отказывался: ему казалось ненужным вновь мысленно возвращаться к людям и событиям далекого прошлого, к своим собственным поступкам. Но в конце концов согласился на уговоры, и получилась отличная книга.

Джолитти умно и точно, порой снисходительно, иногда саркастически рассказал о своих друзьях и о своих противниках. И о себе самом. В этих воспоминаниях есть одна ключевая фраза: «Разве государственный деятель действительно должен быть наивным?». Самого Джолитти в наивности упрекнуть никак нельзя: о некоторых вещах он вообще умалчивает, некоторые события истолковывает так, как ему удобно. По все чрезвычайно интересно, написано с уверенной ясностью суждений, в сухой и антириторической манере, которая как раз и придает блеск книге.

Роль, которую Джолитти сыграл в истории Италии, так велика, что общепринятым является термин «эра Джолитти». По масштабу Джолитти сравнивают с лидером и идеологом либеральной буржуазии, пришедшей к власти после объединения Италии в 1861 г., — графом Камплло Бензо ди Кавуром (1810–1861). Семья Джолитти, которую он называет «крестьяне-горцы», происходила из местности, расположенной в Западных Альпах. До 1427 г. это была крошечная независимая демократическая республика со своим статусом. Выше всего в горах находилась коммуна Аччельо. Там раз в год собирались главы семей и выбирали очередных двух судей и двух консулов. В 1427 г. эта мини-республика заключила договор с маркизами ди Салуццо, признав их сюзеренами, но сохранив свои права. Когда впоследствии маркизы поддержали савойскую династию, привилегии горцев были подтверждены. Но Савойя нарушила пакт, и в середине XVI в. началась настоящая война, закончившаяся победой горцев. Поэтому, с гордостью писал Джолитти, у горцев «никогда не было ни феодализма, ни церковной инквизиции».

Семейные предания, продолжал он, «доходили до деда моего деда». Этот предок Джолитти спустился в долину как раз из коммуны Аччельо. Отец Джованни, Джовенале Джолитти, служил в местном суде. Мать, Энрикетта, происходила из дворянской семьи, ее родные участвовали в революционном движении Рисорджименто. Джованни был единственным сыном. Он родился 27 октября 1841 г. в Дронеро (область Пьемонт). Ему было всего год, когда умер отец. Энрикетта сама воспитала сына, который был к ней глубоко привязан. О годах учения, сперва в деревенской школе, затем в туринском лицее, Джолитти пишет коротко. Учился он прилично, не любил ничего «абстрактного» (в эту категорию входили латынь, греческий и математика), был равнодушен к любовным и приключенческим романам, знал старую итальянскую поэзию и увлекался философией, но «раз и навсегда излечился от этой страсти, прочитав «Теорию сверхнатурального» Джоберти». Потом — юридический факультет, серьезное изучение права. За несколько недель Джолитти сдает экзамены за три курса и защищает диплом.

Ему 18 лет, его тянет к практической деятельности, он поступает на службу и начинает делать административную карьеру. Работает очень серьезно, занимается финансами, юриспруденцией, попадает в окружение крупного государственного деятеля Куинтино Селла (1827–1884), о котором вспоминает с величайшим уважением. В 1867 г. умирает мать; в 1869 г. Джолитти женится. Его жена, Роза Собреро, происходила из интеллигентной семьи, ее дядя — «знаменитый химик Асканио Собреро, который изобрел нитроглицерин». Роза — идеальная жена для большого политика: умная, тактичная, преданная, ролевая. Когда нелепо гибнет их маленький сын, провалившись во время игры в щель пола в заброшенном доме, Роза сама сообщает мужу о трагедии и находит в себе силы для утешения.

Впервые Джолитти предлагают выставить свою кандидатуру в парламент в 1876 г., но он отказывается: это могло бы помешать продвижению по службе. Но в 1882 г. он уже государственный советник и может стать парламентарием. Он отказывается проводить традиционную предвыборную кампанию: «Меня это мало интересовало». Здесь нет позы: таков был человек. Тем не менее Джолитти был избран подавляющим большинством голосов. В парламенте он сразу проявляет блестящие способности и компетентность в области финансов и права.

Парламентские нравы этого времени были своеобразны. Либеральная буржуазия, пришедшая к власти в результате объединения страны, имела две главные партии. Более консервативная называлась Историческая Правая, более демократическая — Историческая Левая. Это не были политические партии в современном понимании, а скорее течения, группы единомышленников, связанных также и личными отношениями. Процесс объединения страны под властью Пьемонта (савойская династия) длился с 1861 по 1871 г. В движении Рисорджименто, которое было одновременно и национальной, и буржуазно-демократической революцией, наряду с буржуазией, чье историческое время наступало, участвовали также некоторые группы феодальной аристократии, много интеллигентов и верхушечные слои так называемых низших классов, т. е. народных масс.

В течение первых 15 лет после объединения у власти находилась (с небольшими перерывами) Историческая Правая. Депутаты ее происходили преимущественно из среды аристократии, земельных собственников и финансистов, которые в годы Рисорджименто встали на позиции либерализма. Многие из них были высокообразованными людьми, но никто не обладал политическим гением Кавура. Либералы искренне считали самым важным из всех конституционных органов объединенного государства парламент. Существование правительства зависело от исхода парламентских голосований. Но правом избирать депутатов пользовалась ничтожная часть населения. Кроме того, верующие католики в соответствии с решением Ватикана могли избирать и быть избранными лишь в к органы местного самоуправления, но не в парламент. Права муниципалитетов ограничивались префектами, назначаемыми правительством.

Бенедетто Кроче (1866–1952), бесконечно восхищавшийся деятелями Исторической Правой, создал нечто вроде их коллективного портрета. Он отмечал их серьезность, достоинство, бескорыстие, патриотизм. Но Кроче перечислил также их недостатки и ошибки. Хотя «редко во главе какого-нибудь народа стояла группа людей, составлявших цвет общества, подобно старой итальянской Правой», они «слишком презирали компромиссы», думали только о «вещах» (больших общественных интересах) и не думали о «вещицах» (интересах отдельных групп и людей). Наконец, писал Кроче, нельзя было при населении страны в 28 млн. сузить число избирателей до полумиллиона. «Поступая так, они забыли о том, что было написано в книгах, которые они изучали, а именно, что пока не найдено другого средства приучать народ к свободе, т. е. вообще воспитывать его, кроме как предоставить этому народу свободу и дать ему возможность научиться ей на собственном опыте»^{4}.

Внутри Правой были разные течения. В исследовании, основанном на парламентских документах, современный исследователь Альдо Берселли анализирует все правительства Правой, находившиеся у власти после объединения, и воздает должное тем, у кого слова не расходились с делом и кто стремился поступать в соответствии с принципами либерализма. По мнению Берселли, в борьбе между различными группировками внутри Исторической Правой «верх взяли консервативные элементы. Порой возникало намерение дать стране более либеральные структуры, но это осуществлялось плохо, отчасти из-за отсталости страны»^{5}. В социально-экономическом отношении страна действительно была отсталой. Промышленность была развита слабо, система образования не отвечала требованиям времени. Экономическая политика Пьемонта привела к ухудшению положения масс Юга; возник так называемый «великий бандитизм», когда сторонники низложенной династии Бурбонов использовали крестьян и бывших солдат бурбонской армии в борьбе против правительства.

За время пребывания у власти Правая не сумела расширить социальную базу партии. Против блока торгово-промышленной и аграрной буржуазии Севера и некоторой части земельной буржуазии Юга была «действительная» («реальная») Италия: массы отсталых, неорганизованных, но недовольных крестьян, группы промышленных рабочих, разраставшиеся по мере развития индустрии, часть мелкой буржуазии и интеллигенции Юга. Попытки наиболее просвещенных деятелей Правой проводить серьезные реформы наталкивались на тупое сопротивление консервативных парламентских кругов. Они отказывались понять, что проведение реформ отвечало не только общенациональным интересам, но и интересам буржуазии.

И все-таки в середине 70-х годов перемены стали неотвратимыми. Надо было покончить с тормозящей развитие страны централизацией, реорганизовать систему управления, оздоровить государственные финансы, хоть как-то повысить жизненный уровень самых обездоленных слоев, заложить основы всеобщего обязательного и бесплатного начального образования. Берселли пишет, что, когда кончилась «эпоха героев» (Рисорджименто), наступила эпоха, требовавшая «позитивных деятелей». Новая эпоха требовала новых людей. Однако были ли такими новыми людьми деятели Исторической Левой?

Историческая Левая, как политическое течение оформившаяся также в 60-х годах, была более демократическим крылом тех же либералов. Расхождения программного порядка (в отношении налоговой практики и некоторых общедемократических реформ) носили частный характер. Кроме левой группы либералов, к Исторической Левой примыкали также некоторые бывшие сторонники Джузеппе Мадзини (1805–1872). Лидером Левой был Агостино Депретис (1813–1887). Формально он не входил в Партию действия Мадзини, но симпатизировал ей. (Кавур в свое время отзывался о Депретисе довольно иронически, хотя это было не очень справедливо.)

Для Джолитти понятия Правой и Левой были весьма условными. Он рассказывает, например, о том, что в какой-то момент внутри Правой происходили ожесточенные споры между консерваторами «старой школы» и людьми, более открытыми современным идеям, к которым принадлежал и Куинтипо Селла, один из лидеров Правой. Его настойчиво уговаривали перейти к Левой. «Если бы он послушался этого совета, то, возможно, стал бы главой всей Левой и это частично изменило бы весь последующий ход событий. Но, насколько известно, самые авторитетные деятели Правой убедили его не совершать этого шага»^{6}. Следовательно, лидером Левой остался Агостино Депретис.

Сам Джолитти принадлежал к Левой, но его оценки Правой очень интересны. Правую, по мнению Джолитти, сформировали люди, достойные всякого уважения, патриоты, чье поведение было «продиктовано благородными гражданскими чувствами и высшими мотивами». Они были серьезны и компетентны, но столкнулись с большими трудностями, в частности в попытке оздоровить государственные финансы (это Джолитти всегда считал первостепенной задачей). Среди руководителей Правой были преимущественно северяне, пьемонтцы, кое-кто из Ломбардии и Эмилии и очень мало южан. А если и были южане, то они до объединения много лет провели либо в тюрьмах Бурбонов, либо в изгнании. Все это крайне достойно, но они «потеряли контакт с живой действительностью». Еще один недостаток: «Все они были идеалистами, воспитанными на общеевропейской культуре, и уже по одному этому не могли представить себе реально степень материальной нищеты и духовной обездоленности Юга». Главным злом был их отрыв от действительности.

Джолитти пишет: «Когда я стал депутатом в 1882 г., у власти находился Депретис, который в то время уже начал осуществлять особую политическую операцию, получившую название трансформизм». И дальше: «Слово пользовалось дурной славой и это отразилось на Депретисе, которого обвинили в скептицизме и цинизме. Но трансформизм имел глубокие политические причины, и Депретис не заслуживал такой оценки. Он был человеком, обладавшим очень важным для государственного деятеля качеством: здравым смыслом». Трансформизмом называют процесс постепенного размывания граней между Правой и Левой, переход на новые, «надпартийные», казалось бы противоположные, позиции. Депретис, говоря о трансформизме, любил рассуждать о «новой великой национальной партии».

До последнего времени резкое противопоставление Исторической Правой и Исторической Левой было для итальянской историографии традиционным и бесспорным, но потом этот тезис стал подвергаться сомнениям. В частности, историк-марксист Эрнесто Раджоньери доказывал, что социальная база Правой и Левой, проводимая ими политика не были радикально различны. Раджоньери писал: «Единственной почвой, на которой итальянская буржуазия, со всеми раздиравшими ее внутренними противоречиями, могла обрести какую-то сплоченность, было жестокое соблюдение общественного порядка, понимаемого как исключение из политической игры альтернативных социальных сил»^{7}.

18 марта 1876 г. правительство Правой пало, не собрав в парламенте нужного числа голосов при обсуждении одного из законопроектов. Именно тогда к власти пришла Левая, и Депретис стал премьером. К этому моменту Историческая Левая разделилась на две фракции: Историческая Левая и Молодая (Конституционная) Левая. Принципиальные расхождения между ними были незначительными, главную роль играли личные взаимоотношения. День 18 марта 1876 г. провозгласили днем «парламентской революции», но Кроче называл его катастрофой. Он обвинял левых в неразборчивости, в беспринципности, в том, что они допускали в свою среду людей морально небезупречных, не обладавших высокой культурой. К трансформизму (он называл его также эклектизмом) Кроче относился с отвращением, и, конечно, сама легкость, с которой люди меняли политические привязанности, не могла не вызвать этого чувства. Раджоньери считает трансформизм не каким-то внезапно возникшим явлением, а продолжением давно происходившего процесса. (Примерно так же считал Джолитти.) Лидер социалистов Филиппо Турати (1857–1932) писал об «италийском нимбе», который состоял из «полукрасок, полупартий, полуидей и полуличностей».

Трезвый политик, Депретис вряд ли испытывал угрызения совести из-за трансформизма. Когда в период его пребывания у власти одна оппозиционная газета назвала итальянскую общественную жизнь болотом, Депретис заметил: «Но это совершенно верно, мы по уши погрязли в болоте». Депретис — лидер Левой — сам в своей практической политике неуклонно двигался вправо, и парламент, в общем, поддерживал это поправение. Будучи опытным тактиком, он безошибочно знал, когда ему угрожает неблагоприятное отношение парламента, и уходил в отставку до голосования, чтобы через некоторое время снова вернуться к власти. Это можно назвать трезвой политикой, но можно назвать и политиканством.

Джолитти считал Депретиса хорошим администратором, умевшим глубоко вникать в суть вопросов, ненавидевшим пустую декламацию, активным и лояльным человеком. «Он открыто сражался против своих оппонентов, но был доброжелательным, без тени злобности по отношению к кому бы то ни было. Когда я начал голосовать против него, он однажды спросил меня, почему я перешел в оппозицию. Я перечислил разные причины, а потом добавил, что меня не очень убеждает правительство опирающееся на некоторых весьма сомнительных людей. На это он возразил: «А вы уверены, что среди ваших друзей по оппозиции нет людей такого же типа?». «Наверное есть, — ответил я, — но мы в оппозиции лишь дружно говорим «нет», другое дело — как управлять страной»^{8}.

Джолитти сначала примыкал к большинству, поддерживавшему Депретиса. Однако позднее он во главе группы депутатов из Пьемонта перешел в оппозицию, главным образом из-за несогласия с бюджетной политикой кабинета Депретиса.

Таким образом, поскольку ни Правая, ни Левая в первые десятилетия после объединения, находясь у власти, не могли позволить себе более «открытой» политики по отношению к альтернативным политическим и социальным силам, буржуазия неизбежно прибегала к сложной тактике лавирования, маневрам и компромиссам.