…в результате боевых действий, и, соответственно, по окончанию войны, а иногда и еще раньше, некоторые страны закрыли свои границы, став независимыми от остального мира крепостями-государствами. Например, НРГ и Япония. Ну, как. Знаете, это те страны, в которые все же можно было где-то пролезть, проскочить. А были и другие — Малайзия, как вариант. Я думаю, она и по сей день является самым непруступным местом в мире.
Ричард Шахд, интервью каналу JDM
— Двести пятьдесят рублей за капучино ноль три, — возмущению Деда не было предела. — Да чтоб в моё время отдавали такие деньги за кофе! То ли дело у нас, раньше: оно совсем по другому было. Вспомнить, к примеру, две тыщи четвертый…
Мы находились в пабе неподалёку от Крестьянской заставы. На дворе стоял тёплый июньский вечер, солнце уже заходило за вершины многочисленных серых и ничем непримечательных зданий. Прошёл месяц с тех пор, как мы познакомились с Огоньком. Он оказался более чем нормальным парнем, в чём мы и не сомневались, проблем никаких от него не было, потому Петрович разрешил ему жить на квартире столько, сколько тому понадобится. Я ничего против не имел. Рыжий поддерживал чистоту, наводил порядок, но достаточно редко находился дома, из-за чего Петрович его практически и не видел. Я же с ним в принципе не встречался с момента нашей первой встречи. Впрочем, в ближайшее время этому факту предстояло изменится.
— Нет, ты представляешь, — разглагольствовал Дед, сидя напротив меня со здоровенным бокалом пива. — И это даже без сиропа! А видел, сколько добавка сиропа стоит? Сорок рублей! Сорок! Даже не тридцать.
— Ты б и тридцати возмущался, — я отпил из бутылки своей любимой медовухи.
— Важен не факт наличии эмоции, а факт яростного экономического превосходства кофейных корпораций!
— Господи!
— Именно!
В пабе было шумно. Все столики были забиты людьми, а на некоторых из них тоже сидели люди, в частности девушки. Шел чемпионат мира по футболу, бармены еле успевали готовить напитки, кричали через шум и грохот, спрашивая паспорта у тех, кто выглядел помоложе. Алкоголь лился рекой. Мы с же с Дедом были из той удивительной категории людей, которых футбол не интересовал. По крайней мере меня. Мой товарищ всё же поглядывал на телевизоры, иногда фыркая и качая головой. Он говорил: "сейчас в футболе одни дебилы. То ли дело раньше".
Тут кто-то забил гол, и паб радостно и единогласно взревел, едва ли не заходив ходуном. Какого-то мужика при толкучке отшвырнуло на наш столик, стоящий прямо у стены, но мы отпихнули его обратно.
— Ладно, — Дед закончил словесно уничтожать ту кафешку, о которой рассказывал мне до этого. — Я всё, по фактам ту отрыгаловку для буржуев раскидал, теперь доволен. Вы собирались куда-нибудь поехать летом отдохнуть?
— Собирались к её родителям в деревню на недельку, — я снова сделал глоток. — Сам знаешь, в деревне отдых — это работа, но всё равно там отдыхаешь, когда работаешь.
Дед кивнул и поправил пучок своих чёрных волос.
— В принципе, приемлемо. Заодно со свежими продуктами в город вернётесь. Ляпота.
— Точно.
— Слушай, Малыш, — он наклонился через весь стол по мне и зыркнул прямо в глаза. — Я у тебя спросить хотел. Ты слыхал про бойцовские клубы?
Я удивился.
— Да, допустим.
Дед оглянулся по сторонам, проверяя, не подслушивает ли нас кто, но все были увлечены футболом.
— Ты, случайно, не хочешь сгонять со мной в один? Я знаю одного бойца, он тот ещё зверь. Просто лютый! Сделаем ставки, деньгу поднимем.
— Нет, сам знаешь. Я не любитель такого.
— Знать-то я знаю, да ты подумай! Я-то понимаю: спокойная жизнь. Но сходить хоть позыркать разочек можно. Я ж тебе не говорю самому на ринг лезть. Раз: и копейка другая в кармане. Ну?
Я вздохнул, сверля взглядом бутылку.
— Посмотрим. Когда это будет?
— В вечер пятницы.
Через два дня.
— Завтра тебе скажу.
Дед кивнул.
— Договорились.
Тут зал снова взревел, только на этот раз разочарованно. Посыпались маты и возмущения. Дед взглянул на телевизор.
— Эти придурки забили гол сами себе. Ладно, Малыш, — он допил своё пиво и поставил бокал на стол. Я сделал тоже самое. — Пойдем отсюда, только покурим сначала. Пошли через чёрный ход.
Еле протиснувшись через орущую, напряжённую толпу, мы вылезли к пустому пространству у выхода и вышли через задний выход из паба. На улице было тепло и практически стемнело. Тот участок неба, где догорал закат, мы не видели, а над головами уже растеклась чёрная ночь.
Мы находились в небольшом переулке, которых в этом районе города было хоть отбавляй. Вывеска паба, который назывался «Ирландский дом», горела в темноте сине-красными светодиодами, едва ли не затмевая свет единственной лампочки, горевшей над дверью. Под порывами лёгкого, тёплого ветра, она покачивалась взад-вперёд. Я задался про себя вопросом, как часто её меняют.
Дед сунул в рот сигарету и чиркнул зажигалкой. Дед курил «Кент 8» и ничего, кроме «Кент 8», признавать не хотел — за исключением синего «Честера». Но это, впрочем, было логично. Синего «Честера» любили все, как и «Уинстона». Отличие было в том, что последний, как выражался тот же Дед, был для «буржуев с деньгами». Несмотря на то, что я неплохо зарабатывал в кофейне, а у Деда была своя небольшая сеть в общепите, денег у нас почти никогда не было. Так уж оно работало — спроси у бедного, сколько ему нужно денег в месяц на прожить, он назовет минимум, спроси то же у богатого, тому и миллиона не хватит. Деньги — штука, постоянно куда-то уходящая, а самое глупое, что уходят они зачастую на то, что нам и вовсе не нужно. Тут снова подул лёгкий ветерок, от сигареты в зубах Деда пошел дым, кончик загорелся в пламени, превращая табак в пепел. Я молча глядел на это. Сам не курил. Совсем.
Дед зыркнул на меня серыми глазами. Хотел было что-то сказать, как тут дверь в паб распахнулась и из неё в переулок хлынули пятеро парней. Все лысые, тот, что шёл спереди — видимо, главный, как обычно, здоровяк. Через несколько секунд они образовали вокруг нас полукольцо. Тут я понял, что смотрели они не на меня, а на Деда.
Мой товарищ выпустил дым изо рта и вопросительно глянул на бритоголового здоровяка. Тот смотрел на него спокойно.
— Помнишь меня?
Голос у него был максимально сиплый.
— Нет, — Дед глядел на оппонента не менее спокойно.
— Тогда объясню кратко, — лысый скривил губы. — Год назад я пришёл в свою квартиру, захожу в комнату, смотрю — моя голая баба сидит на кровати, а ты в одних трусах выскакиваешь на балкон и прыгаешь с первого этажа вниз. Дошло?
Тут дошло даже до меня. У Деда действительно было такая история. Только рассказывал он её так, будто спрыгнул не с первого этажа, а с пятого, причём на дерево, а когда с него слез, сел на коня и голопом ушёл в закат. Да, нормально, мы влипли.
— Дошло.
— И что скажешь?
— Во-первых, я не знал, что у неё есть шкаф-купе, причём лысый, — Дед кинул окурок на землю и придавил туфлей. — А, во-вторых, если б и знал, то я предпочитаю всё-таки распашную мебель.
— Ах ты, придурок!
— Малыш, спина к спине!
Если бы я начал вспоминать, как часто мы бывали с Дедом в передрягах, то, наверное, рассказа там вышло б не на одну страницу. И эта передряга ничем не отличалась от остальных — вечер, лето, задний двор бара, недоделанные «скины» и кулаки, рассекающие со свистом теплый воздух.
В этот раз нам здорово повезло. Не смотря на численное превосходство противника, они не могли противостоять нашему опыту. Вышло так, что на Деда пошло трое — одному он тут же прописал мощный хук с правой. Невысокий и худющий противник отлетел к мусорному баку и больше не вставал. Дальше я уже не следил, был занят моими двумя. Один из кулаков пролетел в сантиметрах от моего уха. Я выкинул вперёд ногу и оттолкнул противника к стене, не забывая при этом про второго, уже летевшего на меня. В отличии от первого, он был куда быстрее и неплохо зарядил мне по лицу — челюсть обожгло, из глаз посыпались искры, меня толкнуло к противоположной стене. Помог адреналин. Через мгновение я сделал в сторону противника два выпада. Один цели не достиг, а второй превратился в прекрасный апперкот. «Скин» оторвался от земли и врезался прямо в первого, уже идущего на меня. Медлить не стал. Набросился, зарядил ему в челюсть, чтобы не поднялся точно, а затем кинулся к Деду.
У него дела обстояли не очень. Здоровяк мощно засадил ему под дых, а его напарник, уже с разбитым носом, схватил Деда за руки сзади. Главный ударил ему по лицу, после чего повторил. С разбега я схватил его за торс и вместе с ним полетел к стене. Кубарем мы скатились на валяющиеся повсюду картонки и коробки. Огромной ладонью он крепко зарядил мне по уху, отчего моментально зазвенело в голове. Причем так громко, что я подумал, что сейчас потеряю сознание. Замахнувшись головой, я со всей силы ударил ей здоровяка по лицу. «Скин» тут же дернулся и сполз с меня, плюхнувшись рядом.
В глазах ещё некоторые время было темно. Потом звуки начали возвращаться, и я ощутил ладонь на плече.
— Малыш, живой?
— Да, — я сплюнул кровью на землю и с помощью Деда поднялся. Тот, что недавно держал его за руки, валялся под стеной в отключке. — Сам как?
— Пойдёт, но этот верзила нормально мне тыкву к Хэллоуину приукрасил.
— Да, видел.
Дед похлопал меня по плечу и достал из кармана влажные салфетки, которые носил с собой как раз на такие случаи.
— Держи. Приводим себя в порядок и уходим отсюда. На сегодня приключений хватит.
Мы двинулись по переулку. Снова подул ветер, бросая нам под ноги кипы каких-то бумаг и фантиков. Пройдя так несколько улочек, мы остановились неподалеку от спуска в метро. Деду туда было не нужно — он жил неподалеку.
— Ты всё-таки подумай насчёт бойцовского клуба, ладно?
— Ладно.
— Только ставки, не больше.
— Хорошо.
— Давай, Малыш.
— Давай, Дед.
***
— Я с тобой.
— Ну уж нет.
— Возражения не принимаются.
— Родная, нет.
Тут мою рассеченную бровь сильно защипало, и я охнул от боли. Зоя, наклонившись надо мной с ваткой и перекисью, сидя при этом рядом, глянула на меня своими зелеными глазами. Иногда в них можно было утонуть, что я и с радостью делал. Но только не сейчас.
— Константин Штиль, ты являешься домой с физиономией, которую словно бы набил Майк Тайсон и заявляешь, что собираешься с Дедом в какой-то подпольный бойцовский клуб. Неужели ты и в правду думаешь, что я отпущу вас одних?
Я вздохнул и закрыл глаза. Можно, наверное, было бы сказать, что я слабый человек, мужчина без своей воли, или вовсе подкаблучник, но так уж повелось у нас с женой — мы никогда ничего друг от друга не скрывали, тем более процедуры, которые могли быть потенциально опасными. И всё же я был против того, чтобы она с нами шла. Но Зоя была невероятно упёртой женщиной. А если уж начиналась какая-нибудь заваруха — она была тут как тут. Сразу на месте со своими сверкающими глазами.
— Милая, мы просто сделаем пару ставок, посмотрим на бой и свалим.
— Дорогой, у вас с Дедом «просто» не бывает.
— А вот это не правда.
Она просмотрела на мое лицо и изогнула тонкую бровь едва ли не круче Дуэйна Джонсона.
— Ага.
Я снова вздохнул.
— Давай-ка, — я перегнулся на постели через неё и взял в руки пульт. — Посмотрим какой-нибудь фильм. Ладно? — Я направил пульт на телевизор.
— Я иду с вами.
— Детка, если вдруг мы с Дедом отхватим, я не хочу, чтобы прилетело ещё и тебе. В конце концов, я должен всегда защищать тебя. И не смотри на меня так. Оберегать свою женщину — обязанность каждого мужчины. Он хранит её, а она хранит его. Всё просто.
— Вот именно. Обязанность каждой женщины — оберегать своего мужчину. И как я буду это делать, если ты только и делаешь, что подвергаешь себя опасным авантюрам, так ещё и без меня? — Она снова принялась обрабатывать мое лицо. Когда я открыл рот, чтобы возразить, Зоя положила указательный палец мне на губы. — Не спорь. Я всегда знаю что делаю.
Я промолчал. Через несколько минут она закончила и поднялась с постели.
— Я иду на кухню. В холодильнике стоит огромный салат, на плите — громадная сковородка жареной картошки. Но пришел ты поздновато, нужно разогреть, — она двинулась в сторону кухни.
— Смотреть-то что будем? — крикнул я вслед. Была её очередь выбирать.
— «Звёздные Войны»!
— Ладно!
Тут я был всеми руками за. Вечер обещал быть хорошим.
***
— Не толкайся, молодняк!
— Это твоя старая жопа туда-сюда виляет.
— Согласна.
— Господи, и почему современное поколение такое буйное?
— Дед, ты старше всего на десяток лет.
— Десяток! Целая вечность и всего лишь миг одновременно.
— Понеслась…
Наступил день, когда мы отправлялись в бойцовский клуб. Зою переубедить я так и не смог, позвонил Деду. Тот сказал что он сто раз бывал в таких местах, главное в них — держаться от арены подальше. А так, говорит, вполне себе безопасно. Цивильно, добавляет. Закончил он фразой «Чё ты ссышь? Мы два величайших воина в истории! Она с нами не пропадёт». На том и порешили, хоть я от такого решения в большом восторге и не был.
Спустились в метро, встретились на одной из станций с Дедом. Оттуда рванули дальше грохочущими вагонами. Было достаточно жарко, потому мы с Зоей распахнули наши толстовки, а Дед растегнул верхние пуговицы рубашки. Куда бы этот старый волк не направлялся, почти всегда он выглядел так, будто ехал на свадьбу. Но, наверное, это было одним из его плюсов.
Ехали мы недолго, почти не разговаривали: в метро нормально и не поговоришь. Сошли на одной из юго-восточных станций и поднялись на поверхность.
На улице было хорошо. В этом районе города даже в час пик людей было немного — не смотря на широкие улицы и не менее объемные площади, старые дома прятались в гуще зелёных деревьев, покачивающих своими ветвями под порывами летнего ветра. Я любил такое время, такую погоду. Это было чем-то особенным, тем мгновением, которое мог ощутить лишь человек, родившийся на постимперском пространстве — тишина и гармония среди спокойных старых панельных домов, в каждом окне которого пряталась своя история, уходящая в глубину и легенду этих самых зданий. Стоит приглядеться — и вот ты подростком идёшь домой, а чуть дальше твой друг, но уже спустя пару лет, зовёт тебя курить первые сигареты за обветшалые, ржавые гаражи, по которым вы бегали в четвертом классе. О! А это же панелька Аньки. Именно с ней произошел первый секс — в её квартире, пока родителей не было, со смущёнными лицами и несчастными попытками надеть нормально презерватив. А за её домом когда-то располагался синий ларёк, в котором можно было купить карточки «Человека-Паука», или пару вкусных леденцов. А еще лучше — семечки от бабушки, сидящей слева. Да, хорошее было время.
Хорошее было время, несмотря на то, что многого из этого уже давно нет. Ни ларька, ни карточек, ни тех гаражей, ни Ани. Только панельки стоят по прежнему в объятиях деревьев. Но и им предстояло когда-то исчезнуть, хоть и не скоро. Когда нас самих, наверное, уже и не станет. Я вздохнул и провел ладонью по спине жены. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Оставалось лишь жить настоящим. И я был этому рад.
— Молодежь, мы почти пришли, — подал голос Дед. Мы свернули в дворы, укрывшись от света вечернего солнца под кронами деревьев, бросающих повсюду солнечных зайчиков. — Я напоминаю, это место нелегальное. У входа будет стоять охранник. Мы называем пароль, заходим, платим за вход, потом идём в главный зал. Внутри от меня ни на шаг. Людей там будет уйма и потеряться проще простого, так что держимся вместе. Поняли?
— Поняли, — ответили мы синхронно.
— Отлично. Тогда готовьтесь, ибо будет жарко. Мы почти на месте.
Пройдя ещё один двор, мы оказались напротив длинного и невысокого здания, напоминающего большой ангар. Если идти быстрым шагом, будучи погруженным в свои мысли, его можно было и не заметить. Рядом стоял ряд гаражей и старая детская площадка с чередой кустов, облепивших здание со всех сторон. Оглянувшись по сторонам, Дед подошёл к железной двери и дважды в неё постучал по два раза с коротким интервалом. Изнутри раздался голос:
— Что сказал Бродский на слова судьи про стихосложение?
— «Я думал, это от Бога».
Послышался звук снимаемых железных засовов и дверь отворилась вовнутрь. Перед нами стоял огромный охранник, лица которого мы не видели в сумраке помещения.
— Проходите.
Внутри всё оказалось не совсем так, как мы представляли. Вместо огромного пространства ангара мы попали в маленький закуток, в углу которого вниз уходила крутая, винтовая лестница. Остальную часть здания перегораживала огромная стена. Сам закуток освещала иногда мерцающая, жёлтая лампа. Я видел, как от неё вверх уходили нити паутины. Самого паука видно не было.
— Подвигали, — Дед двинулся по лестнице вниз, а мы за ним. Шли удивительно долго — примерно полторы-две минуты, пока не услышали крики и громкую музыку. Ещё через минуту наш путь, освещаемый такими же жёлтыми лампами, завершился, и мы вышли в небольшой холл. Перед двустворчатыми дверьми стоял, судя по цвету, кедровый стол, а за ним сидела пышная женщина. Оглядев нас равнодушными, жабьими глазами, она сказала:
— Поздновато вы, бои давно начались.
— Пламя тлеющего табака — последний свет, — Дед подмигнул ей.
Она посмотрела на него ещё более равнодушно, если это было возможно.
— Девятьсот рублей.
Дед выложил деньги.
— Идите.
Едва мы отворили дверь, раздался такой рёв, что мне показалось, будто мы попали в ад. Но я ещё не подозревал, что так оно в действительности и было.
Пространство, которое мы увидели, ошеломило нас. То есть нас с Зоей, Дед-то тут уже бывал. Огромное помещение, словно зал для чемпионата мира по боксу, только всё-таки в более скромных масштабах. Несколько рядов трибун, и, по меньшей мере, три сотни человек. В центре и находилась та самая арена. Роль канатов, ограждающих ринг, играли обычные веревки, привязанные к железным столбам. И внутри было двое. Два бойца. Пройдя чуть дальше вглубь толпы, мы остановились рядом с мужиком смахивающем на какого-то мексиканского торговца наркотиками. Дед хлопнул его по плечу.
— А, мой добрый друг, это ты! — сказал он с лёгким акцентом. Точно мексиканец. — Привёл друзей?
— Точно. Это Штиль и Волна, а это — Мерокко.
— Рад знакомству, — мы пожали руки. — В первый раз здесь? — Тут один из бойцов упал и толпа оглушительно взревела.
— Да, — я глянул на упавшего человека. Из носа на подбородок у него текли две кровавые струи.
— Ну, добро пожаловать в «Преисподнюю», — мексиканец улыбнулся и почесал свою типичную мексиканскую эспаньолку. — Это Первый Бойцовский Клуб Москвы.
— Вот как…
— Друг мой, ты пришел делать ставки? — Наш новый знакомец обернулся к Деду.
— Верно. Следующий бой между Датчем и Элленом?
— Именно.
— Я хочу поставить семь пятьсот на Эллена, — Дед повернулся ко мне и многозначительно поднял брови.
— Мы ставим пятнадцать тысяч на Эллена, — сказал я Мерокко.
Мексиканец присвистнул.
— Вы, видно, доверяете своему другу. Что же — доверие штука ценная, хоть и редкая. Уверены? Это будет очень интересный бой. Датч сильный боец.
— Сильный, но всё-таки Эллен даст ему пизды, — встрял Дед. — Эти два парня дерутся почти как Гатти и Уорд. Но мы уверены в выборе.
— Хорошо, — барыга вытащил из кармана рубашки папиросу и задымил. Мы отдали ему деньги. — Тогда ждём боя, недолго уже осталось. Походу Лепина сегодня порвут в клочья…
Лепин, парень, у которого из носа текла кровь, повис на верёвках. Его противник, здоровяк с эспаньолкой, схожей на бородку Мерокко, нанёс ему оглушительный и мощный удар в челюсть. Молодой человек грохнулся на пол и больше не шевелился.
— А он злой, — заметил я.
— Очень злой, — согласился мексиканец. — Злость хороший источник энергии.
— Но не всегда надёжный, — подала голос Зоя.
Мерокко посмотрел на неё уважительно.
— Да, миледи, это точно.
Бой был завершён. Толпа начала расходиться, снова сходиться, менять свое положение. Мы протиснулись чуть ближе к рингу и сели, Дед с нашим новым знакомым чуть ближе, мы с Зоей прямо над ними, в шаге позади. Был своего рода перерыв между боями. Кто-то ходил покупать алкоголь к бару, который мы заметили лишь сейчас — в другом углу зала находилась достаточно широкая барная стойка с длинным рядом стульев. А ещё неподалеку от неё находились несколько дверей, но куда они вели мы не знали, хотя предположения и были. Вообще, только теперь, наконец, мы внимательнее осмотрели помещение. Над самим рингом была огромная лампа-прожектор, светившая бледным, жёлтым светом вниз, по форме она напоминала огромную солнечную батарею. Стены Преисподней были забиты бесчисленным количеством плакатов с изображениям различных бойцов, среди которых нашли свое место Брюс Ли, Рокки Марчиано, Жан-Клод ван Дамм и многие другие люди, так или иначе имеющие отношение к боевым искусствам. Где-то висели боксёрские груши. Видимо для того, чтобы во время поединков болельщики могли выпустить пар. Освещалось всё это миллионом тусклых лампочек, горящих в темноте как звёзды в туманную ночь — их свет был слаб, но всё же этого было достаточно, чтобы видеть куда идти. Невольно я вспомнил одну из ночей на фронте, которую мы с сослуживцами провели неподалёку от моря, но тут же выбросил эти мысли из головы. Я не хотел об этом вспоминать.
Но всё же время от времени вспоминал.
Тут неожиданно, непонятно откуда, на весь зал проиграло мощное гитарное соло.
— Это сигнал к бою новых бойцов, — объяснил нам Мерокко. Люди начали сходиться в ожидании появления своих фаворитов. — Сейчас будет самое интересное, господа и дама. Это один из самых ожидаемых боёв последних месяцев.
— Если не самый ожидаемый, — пробурчал Дед и нервно сунул в рот сигарету. Чиркнул спичками — забыл зажигалку — и дым маленькими клубочками начал уходить к потолку. Тут мы с Зоей заметили, что закурил сейчас не только наш друг, а несколько десятков человек вокруг. Не мы одни боялись потерять деньги.
На арену вышел человек в деловом костюме. На вид ему было около сорока, одет был в серую рубашку с закатанными рукавами и черную жилетку. Красный галстук почти полностью опускался до чёрных брюк. Внешне он чем-то походил на Джоша Хэмилтона, только несколько дней не бритого.
— Итак… — начал он достаточно звонким, медийным голосом. — Вечер сегодня был что надо, все участники были великолепны. Но впереди нас ожидает главный бой — Эллен против Датча!
Толпа взорвалась аплодисментами.
— Я напоминаю, — сказал он, сверкнув белоснежной улыбкой. — Что этот бой покажет нам предстоящего чемпиона Турнира Бойцовского Клуба. А тот, кто станет Чемпионом, будет иметь честь попытаться стать уже Чемпионом Смертельной Битвы!
Толпа снова разорвалась криками и хлопаньем в ладони.
— Что ещё за Смертельная битва? — прокричал я, стараясь быть громче чем люди вокруг.
— Чемпионат всех Бойцовских клубов столицы! — крикнул Мерокко. — Часто с летальным исходом. Победитель получает титул Гладиатора, высшей награды, какую может получить боец. А ещё сто тысяч долларов в придачу.
— Нехило, — пробормотала Зоя, но услышал её только я.
— Итак, — человек в костюме поднял вверх левую руку. — Вашему представлению… Неустрашимый Эллен!
Только тут я увидел две двери, спрятавшиеся по обе стороны от ринга. Одна из них распахнулась и появился человек, обернутый вокруг шеи синий полотенцем. У него были кудрявые, длинные волосы. Торс был оголен, обуви не было, лишь черные штаны. Он поднял руку также, как сделал до него белозубый, и улыбнулся. Этот боец выглядел дружелюбно. Поднявшись к арене, он перемахнул через веревки и скинул с себя полотенце. Рядом уже находился ещё один человек — некрупного телосложения, гладко выбритый. Видимо, его тренер.
Человек в костюме улыбнулся во всю ширь своих белоснежных зубов.
— Слово нашему славному бойцу, — сказал он и передал микрофон Эллену.
— Буду краток, — тихим, мягким голосом произнес кудрявый. — Для меня это не столько коммерческое шоу ради денег, сколько приключение — и сейчас, как и вы, я ощущаю этот дух. Дух Бойцовского Клуба. Дух первооткрывателей. Я рад, что могу попытаться стать лучшим. И сделаю всё, что в моих силах, чтобы таковым стать, — он отдал микрофон.
Толпа ответила возбуждёнными аплодисментами.
— Прекрасные слова, — прокомментировал человек в костюме. — А теперь вашему вниманию хочу представить… — Он сделал паузу, внимательно оглядывая зал. — Железного Датча!
Толпа снова взорвалась аплодисментами. Мы с Зоей тоже похлопали. Дед не шевельнул и пальцем. Дверь по другую сторону ринга распахнулась и из неё вышел коротко стриженный здоровяк. Вокруг шеи он был обернут тёмным полотенцем и, также как его противник, одет был лишь в черные штаны. Масса его мускул впечатляла — мне самому становилось интересно, кто же из двух бойцов победит. Когда он поднялся на арену, их можно было сравнить лучше. Датч был немного выше Эллена, но гораздо крупнее и мощнее. Эллен на его фоне выглядел хоть и не берёзой, но уж явно ушёл не далеко. Кудрявый боец, вероятно, был очень быстрым.
По итогу на ринге собралось пять человек: тип с микрофоном, двое соперников, их тренера, которые, в свою очередь, были едва ли не копиями друг друга. У меня пронеслась дурацкая мысль, что на небесах тренеров, наверное, делают на специальном заводе и отправляют в материнские утробы в специальных капсулах. А как ещё можно было объяснить их одинаковость?
Небритый Джош Хэмилтон вручил микрофон мускулистому здоровяку.
— Буду краток, — он скривил губы и уставился на Эллена тёмными глазами. — Я изобью его так сильно, что он больше не сможет ходить в бойцовские клубы в принципе.
Толпа взорвалась криками, как восхищенными, так и возмущенными. Дед фыркнул.
— Краткость — сестра таланта. Тренеры, можете дать последнее напутствие.
Бойцы наклонились к своим учителям, после чего вновь выпрямились. Мы, конечно, ничего из их слов не услышали.
— Бойцы, можете пожать друг другу руки.
Эллен с Датчем стукнулись кулаками, обмотанными белыми бинтами. Ведущий удалился со сцены на безопасное расстояние и его место занял другой человек — высокий и пожилой, гладко выбритый. Видимо, рефери.
— Итак… Начали!
И началось.
Так начиналась история — история не самая веселая и не самая длинная, но, хочется думать, действительно интересная. Я, Зоя, Дед и Мерокко, огромный зал, бой между Датчем и Элленом, свет тусклых ламп, прогорклый и лезущий в глаза дым сигарет, крики толпы. Живой интерес. Интерес не столько из-за поставленных денег на кудрявого парня — интерес к бою, к механике, к ударам и поворотам, к правилам. Все это было чем-то, что уходило за серость будней, чем-то интересным и необычным, хотя и не сказать, что в новинку. И нам это нравилось. Это действительно завлекало.
Датч не стал церемонился. Огромной громадой он бросился на Эллена, дважды выкинув вперёд кулаки, оба — кверху. Не смотря на то, что и первый и второй раз он промазал, его это ничуть не волновало. Громовыми шагами, буквально налётами, он нападал на соперника, разрывая воздух огромными кулаками. Страшно было представить мощь его удара. Но Эллен действительно был быстрым. Боец уклонялся каждый раз, и каждый раз, когда он это делал, толпа вздыхала и выдыхала, настолько близкими оказывались выпады Датча. И тут он ударил сам — ударил неожиданно и хлёстко, ударил до тех пор, пока здоровяк не выжрал всю его энергию бегом. Кулак Эллена пришёлся аккурат в челюсть верзилы. Тот, не ожидавший удара, на мгновение отпрянул, странно дёрнув головой. И разозлился ещё больше. И снова налетел, ещё яростнее и быстрее. Эллен убегать не стал и тоже начал бить, так и начался первый мордобой между двумя бойцами.
Иногда не нужно принимать участие в самом событии, чтобы ощущать, как твое сердце бьётся быстрее, на коже выступает пот, вены горят огнём. Я был, как и Дед, не из робкого десятка, но драка действительно возбуждала. Я сжал ладонь жены и почувствовал, что она сделала тоже самое. Мы искренне болели за Эллена.
А ему, в свою очередь, нещадно прилетало от Датча. Удар, удар, укрылся, удар, укрылся. В плечо, в грудь, в другое плечо. Кудрявый парень берёг свою голову. Его противнику на свою было плевать. Как и оппонент, он регулярно уходил в защиту, но делал акцент на атаке, а не укрытии. Белые бинты обоих давно пропитались кровью. Тут неожиданно проиграло гитарное соло, но на этот раз немного другое. Бойцы отскочили друг от друга.
— Что происходит? — спросила Зоя.
— Время, — ответил Дед. — Каждый раунд длится не больше двух минут. Как и во многих классических боях.
Эллен и Датч отошли в разные углы. Оба пили воду. Тренера протирали их лбы платками, о чём-то говорили и яростно жестикулировали. Толпа возбуждённо гудела и напоминала своей подвижностью волны во время прилива на озере. Люди откатывались вперёд и назад, обсуждая поединок. Тут я понял, что что-то не так.
— Дед, а где комментатор?
— Люди — главные комментаторы! — Ответил на вопрос Мерокко. — В легальных боях, в том же боксе, комментаторы озвучивают происходящее на ринге во многом для тех, кто не особо понимает, как всё устроено. В подземных аренах девяносто процентов людей разбираются в драках, хотя бы теоретически.
— Ещё, — добавил Дед, — проигрывающий боец все же чувствует какую-никакую опору в комментирующем, хоть и не всегда. Тут же твой моральный дух зависит от народа. А хорошо это или плохо, решать уже бойцу.
Мне это показалось не особо логичным, но спорить я не стал. Эллен и Датч снова встали на позиции. Вокруг опять начали вспыхивать огоньки поджигаемых сигарет. Табачный дым, казалось, застилал свет лампочек, хотя курило не так много людей, пускай и не мало. Рефери поднял одну руку. Резко опустил. Бой продолжился.
Датч опять атаковал и в этот раз удачно. Было непонятно, ожидал ли Эллен второй яростной атаки здоровяка, но кудрявый боец дважды сильно получил по лицу и едва не запутался в собственных ногах. Тем не менее, ему удалось взять свое тело под контроль. Отступив к верёвкам, он начал успешно защищаться от мощных ударов противника. Ещё через некоторое время он ударил сам. И попал точно в цель.
Риск в драках, как бы логично это ни было, дело действительно рисковое. Если он не достигает своих результатов, расплата, как правило, бывает очень горькой. Риск Эллена окупился. Боец, перестав защищаться, рванулся вперёд и врезал Датчу в переносицу. Громила, не ожидавший такой выходки, зажмурился и отступил. Этого оказалось достаточно, чтобы кудрявый перешёл в контрнаступление и провёл серию крепких ударов в корпус врага. Голову Датч умудрялся защищать — что не стало проблемой для Эллена.
После сильного удара в печень накаченный боец согнулся, на мгновение показав лицо. И парень, за которого болели мы, тут же ударил его в подбородок. Датч повис на верёвках. Толпа взорвалась криками. Но это был ещё не конец.
Рефери объявил раунд в победу Эллена, после чего было проведено ещё шесть раундов. Три из них забрал Датч, четыре Эллен, один ушёл в ничью. В последнем оба были уже на исходе сил: бинты на руках с разбитыми костяшками пришлось менять несколько раз. Лица опухли и кровоточили. В конечном счёте Эллен придушил Датча сзади и тот уже не смог сопротивляться. Здоровяк потерял сознание и Эллен победил. Наша троица вместе с Мерокко сама стала частью шторма, охватившее озеро зрителей. Мы чувствовали кровь, бьющую в нас ключём, мы чувствовали саму жизнь и радовались победе. А ещё мы начисто забыли о деньгах, кроме, конечно, Деда. Он, в свою очередь, был невероятно доволен выигрышем.
На ринге снова появился мужчина с микрофоном. Он, видимо, все время находился где-то неподалеку — деловая одежда на нём была немного в неряшливом виде, глаза горели, а на лице сверкала белоснежная улыбка. Тут я понял, что он и сам болел за Эллена. По крайней мере, наверное.
Он объявил, что это был невероятный бой, с гордостью назвал победителя Чемпионом Турнира Бойцовского Клуба. Эллен с распухшей физиономией и усталыми глазами улыбнулся и поднял руки — в правой ладони он держал маленький, золотой кубок в форме чаши. Толпа встретила его овациями. Он коротко поблагодарил всех, а потом исчез в той же двери, откуда пришёл. Датча, так и не пришедшего в сознание, вынесли на носилках.
— Мои поздравления, Березовский, — сказал Мерокко, когда мы вчетвером переместились к барной стойке. Мексиканец достал огромную стопку денег и отсчитал семь с половиной тысяч Деду, после чего сунул по такой же стопке мне и Зое. — Сегодня вам повезло, ребята.
— Дело не в везении, дело в трезвой оценке ситуации, — Дед сунул деньги куда-то за пазуху.
— Говори как знаешь, — Мерокко развёл руками. — В любом случае, сегодня ваш день. Ну, рад был познакомиться! А мне пора.
Мы попрощались с носителем эспаньолки и он тут же растворился в толпе. Дед покачал головой.
— Вечно он так, бабки отдаст и свалит. А раньше хотя бы потусоваться успевали.
— Ты никогда про него не рассказывал, — сказала Зоя.
— Я и про арены никогда не рассказывал.
— Справедливо.
— Ну, малята, — Дед допил своё пиво и поставил пустой бокал на стол. Мы с женой сделали тоже самое. — Пойдем отсюда потихоньку?
— А во сколько это место закрывается? — спросила Зоя, когда мы направились к выходу.
— К шести утра тут никого нет. А после боёв, особенно крупных, народ всегда остаётся развлекаться. Само место открыто с семи до семи.
Мы протиснулись через толпу людей и пошли обратно вверх по лестнице с тусклыми лампочками. Сложилось впечатление, будто мы по ней спускались не несколько часов назад, а как минимум несколько дней. Иногда мы проходили мимо людей, остановившихся покурить. Одна парочка, встав в одном из тёмных углов, слилась в поцелуе. Ещё через пару минут, пройдя мимо того же огромного охранника, лицо которого тонуло в темноте, мы выбрались на улицу.
Снаружи было хорошо. Ночь дохнула на нас бодрым, чуть прохладным ветром. Мы набрали полные лёгкие летнего воздуха и медленно двинулись по тропинкам и аллеям дворов — летом в этой части Москвы, если хорошенько приглядеться, можно было рассмотреть и звёзды. Небо сегодня как раз было безоблачным. Кроны деревьев, свисающие над нашими головами, нисколько не мешали. В конце концов тот, кому надо посмотреть на звёзды, обязательно найдет способ на них посмотреть.
— Ну чё вы, как процессоры? — спросил Дед.
— Отлично, — Зоя была очень довольна. — Но очень много табачного дыма. Курильщики вонючие!
— И не говори! — от души согласился Дед. — Курить — это плохо.
— Сам бы бросал!
Друг отмахнулся.
— Я в этой жизни уже всё видел, малышка, к чему-то особому не стремлюсь. Если вдруг помру — не так уж страшно будет, жизнь я прожил славную.
Зоя замахнулась. Дед отбежал в сторону.
— Как стукну щас!
— Своего вон стукни! Идёт, молчит, хмурится, — Березовский вернулся на позицию и зашагал с нами дальше. — Малыш, как оно?
— Нормально, Дед, — задумчиво протянул я. — Хороший вечер получился.
— Согласен.
Зоя поцеловала меня в щеку и взяла за руку.
— Ну что, куда вы щас? Метро уже закрыто, смекаете ли.
— Прогуляемся ещё немного, а там такси вызовем, — я посмотрел на жену и она кивнула. — А ты?
Дед махнул.
— Мне надо ещё с некоторыми вопросами перетереть, — мы остановились и пожали друг другу руки.
— Ночью? — ехидно спросила Зоя.
Дед важно посмотрел на неё, затем на меня.
— Самые важные дела, как раз таки, и решаются ночью! Всему вас учить надо.
— Бывай, Дед.
— До встречи, малыши.
— Пока!
Березовский быстрым шагом пошёл в противоположную нашему направлению сторону и растворился в зелёных кустах.
— Жаркий вечер сегодня, правда? — тихо спросил я, аккуратно коснувшись носом щеки жены и обняв её. Она улыбнулась и попыталась высвободиться, тут же засопев.
— Ты колючий! Когда брился последний раз, ну?
— Ну…
— Ну-ну! — она щёлкнула меня по носу. — Всему тебя учить надо.
Я рассмеялся. На душе стало очень хорошо.
— Учи-учи. Уверен, твой процессор сообразительней моего.
Тут мы рассмеялись оба и двинулись дальше.
— Знаешь, — вдруг сказала она. — Нам надо почаще так выбираться. Не только в какие-то такие места, а ещё уезжать из города.
— Да. Прости, что не хотел говорить тебе. Я думал, это может быть опасно.
— Это, наверное, и есть опасно. Но, думаю, большая часть людей, которые туда ходят, имеют какой-то кодекс чести. Вряд ли бы они сделали что-то женщине.
— Да, пожалуй, ты права.
Мы шли по зелёной аллее, всюду пахло распустившимися цветами, жёлтые фонари выстроились в ряд по обе стороны, освещая дорогу. Кроме нас двоих не было ни души. Мы сели на одну из скамеек. Жена положила голову мне на плечо.
— Неплохое начало лета, правда? — сонно спросила она.
— Правда.
— Пойдем туда ещё раз?
— Не думаю, милая, что это лучшая идея.
— Выходит, пойдём?
— Выходит, пойдём.
Я почувствовал, что Зоя засыпает.
— Я вызову такси, — шепнул я и коснулся губами её виска.
Она кивнула.
Такси приехало достаточно быстро. Через минут двадцать пять мы уже были дома. Таксист во время поездки не проронил ни слова.
Когда жена улеглась в постели, свернувшись клубочком под одеялом, я отошёл в ванную, готовясь лечь вместе с ней. Снял футболку. Не сказать, что я обладал совершенным телом — лишь потихоньку занимался спортом, от чего был немного подкаченным. На левой стороне груди виднелся длинный, бледный шрам. На мгновение я ушел в свои мысли, вспоминая, как получил его. Затем умылся и собрался лечь в постель, как тут завибрировал телефон.
Я посмотрел на экран и взял трубку.
— Алло.
— Арыч, — раздался голос Петровича. — Здорово.
— Здорово, Петрович. Ты чего так поздно?
— Да, извини. Помощь твоя нужна. Не так, чтобы срочно, но если завтра вечерком подъедешь, было б хорошо. А то мало ли, планы какие.
— Я приеду.
— Буду ждать. Давай, Арыч.
— Давай, Петрович.