Деленн сидела в сырой камере, уткнувшись подбородком в колени, и тихо читала молитву, покачиваясь вперед и назад, уверенная в том, что больше никогда не увидит мужа живым.
— Мы привели его обратно, — прорычал гвардеец. — Мы знаем, как вам хочется в последний раз увидеться с ним перед смертью.
По его голосу чувствовалось, что для нее готовится какой-то жестокий сюрприз, и она догадывалась, какой именно.
Когда дверь распахнулась, она была уверена в том, что они пришли за ней.
Сначала они бросят в камеру труп Джона, демонстрируя свою порочность, дабы позволить им «в последний раз увидеться». Или, быть может, они покажут ей голову, или еще какую-нибудь узнаваемую часть тела: просто чтобы увидеть ее реакцию. Возможно, они надеются, что она в отчаянии начнет кричать и рыдать, выкрикивая имя Шеридана и проклиная ее мучителей. Если они надеются на это, то их ждет сильнейшее разочарование.
Но тут, к ее изумлению, в камеру впихнули Шеридана и захлопнули за ним дверь. Сначала она с трудом могла поверить в то, что это действительно он. В камере было очень темно, освещал ее только бледный луч света, падавший из окошка под потолком. Шеридан, привалившись к стене, как в дурмане озирался по сторонам. Потом он покосился в темноту и произнес:
— Кто… кто здесь?
Ей было трудно говорить. Она боялась, что если что-нибудь скажет, то ее голос нарушит этот невероятный миг.
— Джон? — выдавила она.
Она вышла из тени, и Шеридан повернулся и взглянул на нее.
С каждым годом время, отведенное им, истекало. Она проклинала судьбу, которая дала им так мало времени. Теперь же… теперь эти три-четыре года, которые им остались, казались вечностью. Она продала бы душу, лишь бы только получить возможность прожить хотя бы один год из этих лет рядом с ним, вместо того, чтобы умереть в этой ужасной камере. Она бросилась к нему и обняла его, дрожа от страсти.
— Деленн? Что ты здесь делаешь?
Да, он был определенно растерялся. Возможно, удар по голове как-то отразился на его памяти. Но все, что она могла сделать, это напомнить ему о том, что случилось, и, возможно, ему все станет ясно.
— Я ничего им не сказала. Они пытались заставить меня… но я ничего не сказала. Они ничего не могут мне сделать. Теперь они это поняли. Они дали нам возможность провести вместе последний миг, прежде чем…
Она пыталась закончить фразу, но не смогла. Вместо этого, дабы показать, что ей вовсе не страшно, она выдавила улыбку.
— Все в порядке, Джон. Я давным-давно выбрала эту судьбу. Они ничего не могут мне сделать. Они не могут причинить мне вреда. Я не боюсь. Раз ты со мной, я не боюсь. Наш сын в безопасности. Это самое главное. Джон… я люблю тебя.
И она поцеловала его.
Он, казалось, был поражен этим, как будто она никогда не целовала его прежде. Но потом он поцеловал ее в ответ так, как будто всегда мечтал это сделать.
Потом Шеридан мягко отстранился от нее и заглянул ей в глаза.
— Деленн… выслушай меня, — настойчиво сказал он. — Возможно, это покажется тебе бессмысленным… но я не должен быть здесь… на самом деле я не здесь… Последнее, что я помню, это то, что я был на Вавилоне 4, и мой стабилизатор времени сломался, а потом я вдруг очутился здесь.
Она была ошеломлена. Могло ли быть такое? Она отошла в сторону, рассматривая его некоторое время, а потом ее осенило. Это было настолько абсурдно, и все же настолько очевидно, что она чуть не рассмеялась. Теперь она могла объяснить, почему он выглядел таким ошеломленным… и все-таки ей нужно было сразу об этом догадаться.
Во второй половине 2260 года исчезнувшая некогда станция Вавилон 4, словно гигантский призрак, вдруг появилась в космосе. Захваченные временным потоком и временными аномалиями, несколько человек отправились на эту таинственную и, по всей видимости, обреченную станцию и обнаружили, что перед ними разворачиваются причудливые видения будущего. Среди этих людей были Деленн, Шеридан… и Джеффри Синклер, первый командир Вавилона 5.
Однажды темной ночью, гораздо позднее, когда они уже были женаты, а Лондо уже стал императором, Шеридан поведал ей большую часть того, что тогда пережил. Но он не вдавался в детали. Теперь она понимала, почему. Как мог он сказать ей о том, что их заманят в ловушку и посадят в центаврианскую тюрьму, в которой их, вне всякого сомнения, ждала гибель?
Пораженная, она прошептала:
— Во имя Валена… так это правда, да? Я вижу это по твоим глазам. Ты говорил мне давным-давно, что видел этот момент раньше. Но до сих пор я не верила этому… — Она была ошеломлена. Ей так много хотелось ему сказать. Так много всего… и мысли запрыгали под впечатлением от представившейся возможности. Одно неверное слово, и вся эта реальность могла измениться.
Больше двадцати лет назад в ее руках находилась судьба всего человечества. Держа на руках тело своего любимого наставника, окруженная обломками от взрыва, она была той, кто выкрикнула, обезумев от боли:
«Животные! Нет им пощады!» И так началась война Земли с Минбаром. По ее вине.
Из-за нее.
Теперь судьбы миллионов снова зависели от того, что она пожелает.
Ей хотелось закричать: «Не летай на За'ха'дум!» Он бы не понял, о чем она говорила. «Ты погибнешь там! Ты вернешься, но другим, и твоя жизнь будет такой короткой!»
Но она остановила себя, зная, что не посмеет сказать такое.
— О, Джон… у тебя еще так много впереди, так много перемен, так много боли и печали… — Она покачала головой, все еще не в силах поверить. — Я смотрю в твои глаза и вижу чистоту, исчезнувшую так давно. Но тогда получается… ты не знаешь, что случилось, да?
Как человек, пытающийся понять пьесу, на которую попал в середине действия, Шеридан сказал:
— Со слов Лондо я понял, что мы победили в войне… Но победа была неполной.
Она покачала головой.
— Войну никогда нельзя выиграть полностью. Впереди всегда новые битвы с тьмой. Только имена меняются.
Она увидела, что на его лице промелькнула тень отчаяния. Она не могла допустить, чтобы он вернулся, думая, что все их усилия были тщетными.
— Мы достигли всего, к чему стремились… Созданное нами просуществует тысячу лет… — сказала она гордо. — Но цена, Джон, ужасная, ужасная цена…
«Не летай на За'ха'дум!»
Она прикусила язык, сдерживая эти слова.
— Не думала, что снова увижу тебя перед смертью.
В коридоре раздались шаги. Он прижал ее к себе и сказал с необычайной настойчивостью, став похожим на того человека, которым станет впоследствии.
— Деленн… может, есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы это предотвратить? Еще есть шанс…
— Нет, — решительно сказала она. — Нет. Будущее можно изменить, лишь сдавшись Теням, но это слишком высокая цена.
Дверь открылась. Она знала, что настал их час. Знала, что их сейчас поведут на казнь.
— Но у нас есть сын… — сказал Шеридан. В его голосе прозвучало удивление.
— Да. Дэвид…
— Выходите! — рявкнул гвардеец. — Живо!
Она прижалась к нему, а потом они повернулись к свету и вышли в коридор.
Шеридан крепче обнял ее… …и вздрогнул.
— Джон? — произнесла она, а потом повторила, встревожившись еще сильнее: — Джон!
Он упал, и в этот миг другой гвардеец — видимо, более высокого ранга, — вошел в коридор и произнес:
— Новый приказ. Император сказал: подождать еще час!
— Почему — час?
— Кто знает?
Раздалось невнятное бормотание, Деленн смогла расслышать только слова: «сумасшедший старик». Но в тот момент ее беспокоил только ее упавший муж.
— Пожалуйста… ему нужна помощь, — сказала она.
— Зачем? Все равно, так или иначе, вы оба умрете, — заметил один гвардеец, но все же они помогли Деленн и Шеридану вернуться в камеру.
И тут Шеридан внезапно вскрикнул:
— Нет!
Его дикий взгляд привел их в замешательство. На мгновение ей показалось, что она действительно увидела вокруг него какое-то сияние. Она сразу поняла, что случилось: это была какая-то временная вспышка. Шеридан из прошлого и Шеридан из настоящего каким-то образом столкнулись. Они боролись за обладание одним и тем же телом.
И это сражение почти завершилось.
Колени Шеридана подогнулись, и он упал на пол камеры. Деленн немедленно склонилась над ним, потянувшись к нему, но он уже приходил в себя.
— Джон… все будет в порядке… клянусь тебе, что все будет хорошо, — шептала она снова и снова. За ними захлопнулась дверь камеры, и судьба дала им короткую отсрочку. И, пока она постоянно заверяла его в том, что все будет хорошо, она отстранено подумала:
«Кто сказал, что минбарцы никогда не лгут?»