Избранная для северного дракона (СИ)

Глава 11

— И самое главное условие, — продолжает мужчина. — Дар останется твоим, пока о нем никому не известно. Поняла?

— Да.

— Ни одной живой душе.

— Я поняла.

— Если поняла, то где твоя благодарность? — холодно интересуется даритель кота в мешке.

— Благодарю вас, мой принц, — произношу, склонив голову. Он явно ожидает большего, поэтому добавляю: — Вы очень добры!

О каком даре говорит Кейрон, не представляю. Предлагает побрякушку носить тайком? Или кружевное белье? Не нужны мне от него подарки, если это не обратный билет в мой мир!

Пользуюсь его молчанием, чтобы приложить ладошку к выемке и юркнуть в разъехавшиеся створки.

Когда оказываюсь в запертой изнутри спальне, долго стою, прижимаясь к гладкой, прохладной стене, а потом сползаю на мраморный пол и обхватываю себя руками, не в силах пошевелиться.

Надо бы искупаться в ванной комнате, переодеться. Кажется, я насквозь пропиталась запахом жениха: тяжелым, ярко выраженным, агрессивным — таким же, как хозяин. Сильно, аж до трясучки хочется смыть запах с кожи, а принца — из своей жизни!

Раздраженная, переполненная до краев эмоциями, я не сразу замечаю, что в спальне пахнет по-другому. Всего несколько часов назад изо всех углов веяло чем-то сладеньким, девчачьим, а сейчас я то и дело вспоминаю операционную в приюте для животных, потому что откуда-то разит кровью и псиной.

Кровь и псина… Вот черт!

Надежду на тихий, расслабленный вечер как ветром сдувает.

Вскакиваю с пола и осматриваюсь. Откуда запах?

Посреди комнаты высится огромная кровать на длинных ножках с полупрозрачным балдахином и резной спинкой.

Только сейчас замечаю перед ней бурую мазню поверх белого мрамора. Точно кто-то пролил соус и щеткой «замел» его под кровать.

Опускаюсь на колени, подползаю поближе и осторожно приподнимаю светло-розовое покрывало, спущенное до пола. В густом полумраке едва различаю огромное серо-бурное нечто с лапами и хвостом.

Меня вмиг переполняет возмущение, от злости трясет так, что еще чуть-чуть и заору! Как Кейрон мог… нет, как он посмел притащить мне труп собаки в качестве подарка? Это хуже, чем самое изощренное издевательство!

Я не буду спать с мертвым псом по соседству! Верну дарителю, даже если придется до посинения бродить по дворцу в поисках принца!

Заползаю под кровать, аккуратно берусь за заднюю лапу и… замираю. Лапа теплая и мягкая! У погибших животных, с которыми не раз приходилось сталкиваться в приюте, тело быстро остывало.

Может, в этом мире биологические законы действуют по-другому?

С трудом вытягиваю из-под кровати пса, ужасно тяжелого и большого. Пару раз неслабо бьюсь головой об каркас и под конец покрываюсь потом от волнения и усилий. Когда тело собаки оказывается целиком открыто взгляду, медленно потираю набитые шишки и силюсь переварить увиденное.

На когда-то серую, а теперь окровавленную морду надет необычной формы намордник, на шее — кожаный ошейник, перевязь от которого тянется к кроватной ножке.

А главное — грудь цела и тяжело вздымается. И сердце, на моих глазах недавно съеденное, слабо, но бьется. Он жив, хотя радоваться нет причины. Ведь с такими ранами долго не живут.

Разве это возможно? Если сердце бьется внутри, то что я видела на сегодняшнем ужине? Иллюзию? Обман? Гипноз? Магию?

Прикасаюсь к бедной собаке, которая даже дышит с трудом. У нее порезаны мышцы, а в передней лапе кости раздроблены в фарш. Наверно, и ребра сломаны, и внутренние органы задеты, только как я это узнаю без оборудования? И к чему узнавать, когда у меня нет лекарств?

Острое желание помочь разрывает душу, а как это сделать, не представляю! Я бы бросилась в лабиринты дворца, чтобы позвать на помощь, но в памяти всплывает предупреждение Кейрона. О собаке никто не должен узнать.

Правой рукой поглаживаю пса по серым кусочкам шкуры, левой стираю с щек теплые капли. Под ребрами печет, глаза застилает пелена слез. Больно за несчастное животное, и этой боли тесно внутри. Острые чувства распирают грудь, отчаянно просят выхода, и я, не вполне понимая, что происходит, выпускаю их наружу.

Внезапно в кончиках пальцев начинается знакомое жжение, медленно, будто нехотя, загорается зеленая подсветка с неоновыми искорками. На сей раз вместо того, чтобы ползти вверх по руке, зеленая дымка и искорки льются на псину.

Попав на шерсть, они не гаснут, а струятся дальше, точно медленный, вдумчивый ручеек, кое-где останавливаясь и сгущаясь, а кое-где ускоряя течение. Постепенно зеленая магия охватывают все тело собаки, от носа до кончика хвоста.

Переднюю лапу, что была неестественно вывернута, дымка окутывает плотнее всего. Сквозь нее едва видно, как собачья конечность понемногу выпрямляется, принимая здоровые очертания.

Приговариваю ласково:

— Поправляйся, маленький, поправляйся!

Вскоре дымка на псе угасает, а он сам начинает проявлять все более очевидные признаки жизни. Лапы дергаются, хвост швелится. Уши дрожат, морда щерится, будто силясь зарычать. Бедненький…

Глажу его по морде, размером с большущий утюг, и вдруг он молниеносно дергает пастью и коротко клацает зубами, ударившись намордником об мою руку.

Я резко отскакиваю. Не будь намордника, осталась бы без пальцев.

Одним движением зверь вспрыгивает на четвереньки, припадает на передние лапы и свирепо рычит, словно готовясь меня атаковать.

Поспешно отползаю от него подальше. Становится не по себе. В приюте я не раз сталкивалась с животными, вспыльчивыми, агрессивными, как следствие травмы, но таких больших псов не встречала.

Одно дело, когда на тебя тявкает дворняга чуть выше колен, и совсем другое, когда собака агрессор достигает в холке твоей талии.

— Ну ты даешь! — с губ слетает упрек, как только оказываюсь на безопасном расстоянии. — Я тебя, значит, вылечила, а ты меня пытаешься съесть?! Понятно, конечно, что ты мог проголодаться, но я тебе не еда! Заруби это на своём холодном, влажном носу! — строго машу ему указательным пальцем.

Пес смотрит враждебно, скаля зубы и явно не разделяя мое мнение про «не еду».

— Покормить мне тебя пока нечем, — продолжаю, немного подумав. — Надеюсь, в кране течет питьевая вода. Но, даже если не питьевая и ты нахлебаешься вредных бактерий, я тебя снова подлечу, не волнуйся! — вскакиваю на ноги и, сделав крюк, чтобы обойти зубастую махину, мчусь в ванну под грозное рычание.

Он с силой дергает поводок, пытаясь освободиться.

Только сейчас до меня доходит, что имел в виду Кейрон, говоря, что моя магия не всесильна. Если волкодав сорвется с привязи или сдерет намордник, он меня загрызет. Я не то, что себя исцелить, а даже пикнуть не успею!

В ванной комнате нахожу металлический тазик, ополаскиваю, набираю туда воды, и несу собаке. Ставлю таз на пол и осторожно двигаю в сторону животного. Рычание усиливается.

Какой же пес огромный!

Как я его буду теперь кормить, поить, выгуливать?

Спальня у меня, конечно, просторная, но для такой собаки — это всего лишь очередная клетка. Ему нужен бескрайний лесной простор, а не жалкие шестьдесят квадратов.

И самый насущный вопрос — как его спрятать от окружающих? Допустим, ко мне заявится служанка. Пес начнет на нее кидаться. И даже если будет паинькой и согласится полежать под кроватью, ни один человек не сможет пропустить характерный запах псины в этом помещении.

Подхожу к небольшому оконцу без намека на ручку. Как его открыть не представляю. В одиночку я даже помещение не сумею проветрить!

— Чего же ты ждешь? Пей! — снова поворачиваюсь к питомцу. — Ничего другого пока предложить не могу. Я здесь новенькая. Чуть позже попробую разыскать кухню и раздобыть тебе что-нибудь съедобное.

Пес медленно склоняет голову к воде, одновременно рыча и не выпуская меня из поля зрения. Весь его вид говорит: «Я тебе не доверяю. Дернешься — пощады не жди!»

Намордник достаточно просторный, чтобы позволить ему лакать воду, хотя, конечно, процесс утоления жажды становится сложнее.

Когда пес заканчивает пить, он пытается, следуя инстинктам, себя зализать, но намордник не позволяет. Затем пробует соскрести с себя кожаную сетку лапами, а, когда и это не получается, с упреком косится на меня. Я лишь развожу руками:

— Прости, дружок. Я бы тебя освободила, но не готова послужить тебе обедом. Давай-ка лучше посмотрим, что у нас тут в шкафах! Вдруг печенюшка завалялись?

Пес с интересом склоняет голову набок, наблюдая за тем, как я подхожу к шкафу и принимаюсь осматривать полки, забитые всякой девчачьей дребеденью. На некоторых лежат ленты и шляпки, на других — духи, крема и украшения.

Я настолько увлекаюсь разбором украшений, что не сразу различаю тихий стук в дверь. А когда его слышу, сердце от ужаса ухает в пятки.

— Песик, миленький! — молю его шепотом и аккуратненько тяну за поводок под кровать. — Прячься! Если тебя найдут, то… боюсь, убьют уже по-настоящему!

Стук становится громче и настойчивее.

Так стучат люди, уверенные в своем праве на чужое время и пространство.

— Это точно королева! А ну марш под кровать, пока нас не спалили! — призывно хлопаю ему по полу, но наглая морда никак не реагирует.

Если это королева, то ее стук — пустая формальность. Она входила в эту комнату в мое отсутствие, а значит, сумеет войти и сейчас. Счет идет на секунды!