Йемрен
Моя девочка следует за мной по краю обрыва с испуганно бьющимся сердцем, старательно игнорируя собственный ужас.
Я хотел бы избавить ее от переживаний, да только без залежей таранита нам не обойтись. Короткий оборот для меня не проблема, но чем дольше нахожусь в ипостаси дракона, тем сильнее доминируют звериные инстинкты. Когда схлестнемся с Кейроном, главное, чтобы не пострадала ирэя, эта девочка-загадка, к которой теперь без остатка стекаются все мои мысли и вопросы.
Почему восемь лет назад, когда я уговаривал Нику бежать, она предпочла мне комфорт дворца, а сейчас вдруг передумала? Что изменилось?
Вспомнила данный мне обет?
Бред! Воспоминание о нашей помолвке с годами не становятся ярче.
Ей надоела роскошь?
За восемь лет она лишь привыкла к ней сильнее.
Опротивел Кейрон?
Не то. Брат всегда умел найти подход к женщинам.
Так в чем подвох?
Каким образом она, по словам Дариуса, поверхностная, недалекая эгоистка, сумела убедить мудрейшую Лийну из племени Пепельных Волкодавов стать союзником Севера? Как приручила волкодава, выходца диких лесов та, что никогда не умела заботиться о других?
Не стыкуется. Чем дольше думаю об истинной, тем сильнее ее образ смахивает на фантазию, бессвязный сон, что забывается поутру, стоит открыть глаза.
Я хотел бы отнести все несостыковки на загадочность женской души, но самообман всегда давался мне плохо. Есть в ирэе нечто, чего я не понимаю… Это факт. Надеюсь лишь, время расставит все по своим местам.
Под невеселые размышления и аккомпанемент дождя слушаю биение ее сердца — единственное, что осталось от оригинала. Все остальное чужое: внешность, запах, тактильные ощущения. До одури хочется сдернуть с нее нелепую, уродливую оболочку, чтобы прикоснуться к ней настоящей. Но рано. Я ведь даже не разобрался в своем к ней отношении.
Цепляюсь за ошметки здравого смысла ровно до той поры, пока ее вилса не падает в пропасть. Тогда в ход вступают инстинкты.
За секунду срываю ремни. За вторую спрыгиваю наземь, готовый к обороту. Дракону поймать ее будет легко, но ровно на третьей секунде вилса впивается в скалу, так что полет моей бедняжки обрывается, по сути не начавшись. Бешеный стук ее сердца рикошетит в моем. И, хотя каждый момент инцидента я держу под контролем, когда Ника, бледная, испуганная, оказывается наверху, привязываю ирэю к себе, а вилс отправляю домой. Так спокойнее.
Мы гуськом шагаем в пещеру, где я планирую под завязку зарядиться магией.
Там, во мраке пещеры развожу костер и на миг закрываю глаза. Дождь смыл все специи с ее кожи. Вдыхаю родной запах, перемешанный с нотками мокрой ткани, и внутри все сжимается. Моя. Моя насквозь замерзшая девочка, которую хочется стиснуть в охапку и не отпускать. Хотя бы, пока не отогреется.
Срываю прочь промокшую одежду. Игнорирую смешные попытки мне сопротивляться.
Зачем стесняться, глупышка?
Я ведь не вижу тебя! Старушечье тело — это не ты.
И вдруг ирэя со злостью бросает:
— Я н-не Д-дариника!
— Что ты несешь! — пытаюсь ее вразумить, а у самого сердце долбится об ребра, как бешеное. Потому что понимаю: она не врет. И все, что говорит дальше, — тоже правда.
— М-мою душу п-перенесли из другого мира в тело твоей невесты, — выговаривает сердито. — Я не Д-нариника, а В-вероника. Так что можешь и дальше звать меня Никой. А м-можешь никак не звать, если решишь… Ладно. Н-неважно.
— Что за смертник это сотворил? — рычу. — И какого кхара он к тебе полез…
Вопросы сыпятся из меня один за другим. Стоит мне умолкнуть, как она начинает торопливо, сбивчиво объяснять, видно, успев испугаться то ли моего тона, то ли собственной честности.
— Д-дариус хотел поменять нас с Дариникой местами на время, но не успел вернуть обратно. Я с-слишком быстро стала твоей ирэей. Он сказал, такова была воля Трехликого. Еще сказал, что я и есть твоя истинная, которая повидала другие миры…
Ника говорит, говорит, говорит.
О том, как она терялась в происходящем и боялась ошибиться. Как скучала по дому. Как удивлялась магии и странным дворцовым традициям. Как впервые увидела дракона. Как в ней проснулась магия при мысли обо мне.
Утыкаюсь носом в теплую макушку, снова вдыхаю родной аромат — и все внутри вибрирует от счастья и дикой благодарности за то, что она рядом.
Прижимаю ее к себе крепче.
Непостижима порою воля Трехликого, но этот ход с обменом мне прекрасно понятен.
Малышка никогда меня не предавала.
И то хорошее, что я в ней увидел, — настоящее.
Не фальшь.
С ней можно начать с нуля, а не с жирного минуса.
Это значит, настало время сдернуть с нее уродливую оболочку.
*****
Ника
Когда я начала откровенничать, то ужасно злилась. Мне было все равно, что он подумает. Хотелось лишь уязвить и оттолкнуть, а теперь…
Спереди полыхает костер, сзади обволакивает жар его тела. Чем дольше говорю, тем больше меня отпускает злость. Острые эмоции сглаживаются, тают, будто льдинки на солнце, оставляя вместо себя мягкую, ленивую истому.
— Ты же не злишься на Дариуса? — уточняю, когда поток моих признаний подходит к концу.
— Он увидит мою реакцию при личной встрече, — отрезает принц.
Не вижу его лица, но в голосе слышатся жесткие интонации, и я вздыхаю:
— Не злись на него, пожалуйста! Маг предан тебе от макушки до кончиков пальцев. Если бы не он, я бы так и жила в своем мире, и мы бы никогда не встретились.
При одной мысли об этом под ложечкой тоскливо сосет.
— Знаю. Но лгать мне недопустимо.
— Дариус всего лишь…
— Тш-ш, — ко мне на губы ложится его указательный палец. — Только ты и я. Другим здесь не место.
Я замолкаю под веселое потрескивание огня. Вместе с теплом грудь заполняет необычайное чувство защищенности. Казалось бы, меня только что насильно раздел мужчина, а теперь прижимает к себе совершенно голую. Тут бы впору паниковать, нервничать, а вместо этого… Мне спокойно.
Понимаю, наконец, то, что давно дошло до подсознания: Йемрен всего лишь пытается меня согреть. Естественно. Разве может мужчина в расцвете сил позариться на мою нынешнюю оболочку? В конечном итоге мне невероятно повезло, что я застряла в теле старухи. Эта мысль помогает окончательно успокоиться. Чуть поерзав, уютнее устраиваюсь в горячем кольце его рук. Будь я кошкой, уже вовсю урчала бы тихим моторчиком.
Видно, ощутив, как обмякли мои мышцы, принц отпускает кисти, обхватывает меня за талию и, склонившись к уху, бархатным голосом сообщает:
— Пора снимать морок, ирэя.
— Снимай, раз пора, — сонно шамкаю, прижавшись к его груди.
Не успеваю сообразить, что происходит, — расслабилась знатно, и бдительность притупилась! — как он шепчет мне в ухо непроходимую абракадабру.