Избранница богов

Глава 12

Саджилис, Украшенная, принцесса Хайдарабада, слушала пение медной трубы в храме. Жрец взывал к Вишне, прося позаботиться о бренном мире. Блаженная улыбка на мгновение тронула красивые черты молодой женщины и исчезла. Принцесса снова погрузилась в раздумья. Священная труба играла не для бога — хранителя всего сущего, чье огромное многорукое изваяние сияло в свете масляных ламп, не для жрецов, которые ему служили, не для верующих, смиренно возносивших ему молитвы в полутьме храмов. С присущим ей эгоизмом Саджилис придавала иное значение этим пронзительным, переворачивающим душу звукам. Труба возвещала скорое прибытие французского торговца Мишеля Казе–нова. Недавно к ее отцу, радже Кирату, прибыл от Казенова гонец сообщить о том, что тот со своим караваном пересек северную границу княжества Хайдарабад.

Мишель… Мишель… Принцесса приблизилась к статуе Вишну. За ней по пятам следовала ее служанка по имени Таника, Веревка. Жрецы с поклонами расступились. Саджилис, несмотря на ее молодость, они боялись и уважали. Она возложила серебряный цветок лотоса на алтарь и попросила бога сохранить жизнь французу, в которого она вот уже несколько лет была страстно влюблена.

Она долго плакала, когда узнала, что отец, могущественный Кират, решил выдать ее, двенадцатилетнюю девочку, замуж за благородного воина из царской семьи, потому что уже тогда она грезила о Мишеле. Ее замужество продлилось недолго — через год супруг умер от грудной болезни. Однако этого времени хватило, чтобы у рода хайдарабадских раджей появился наследник. Принцесса родила мальчика и в награду получила статус, сходный со статусом царицы.

Саджилис была вдовой, матерью теперь уже семилетнего принца. У нее не было ни братьев, ни сестер. Мать умерла много лет назад, когда в стране бушевали эпидемии чумы и холеры. У раджи было множество жен и наложниц, но, как ни странно, даже снадобья искусных лекарей, чары колдунов и щедрые жертвоприношения богам не помогли ему родить еще детей.

Саджилис была единственным ребенком раджи. Кират все свои надежды возложил на маленького внука, чье будущее, однако, было очень зыбким: в княжестве Андхра–Прадеш существовала многочисленная мусульманская община, и официальным правителем его считался султан.

Принцесса в скором времени приобрела вес в окружении своего отца и оказывала немалое влияние на проводимую им политику. Раджа Кират, изнуренный употреблением наркотических веществ, во всеуслышание объявил Саджилис своим первым советником. Высшие чиновники и брахманы искали ее внимания, а она использовала их в своих целях, а кроме того, стравливала друг с другом. Она задумывалась, не пойти ли ей по стопам рани–регентши Джундан, властительницы

3 Избранница богов

Пенджаба, непримиримого врага англичан? Но, чтобы достичь могущества Джундан, ей предстояло проделать долгий путь. Для этого принцессе был нужен командующий войсками, человек исключительной силы и ума, избранник богов.

И такой человек существовал. Мысли принцессы устремились к Мишелю Казенбву. Она обратилась с молитвой к Вишну, и ее двойник пустился на поиски того, кого она любила.

Мишель отдавал приказания остаткам своего отряда. Каждый год по возвращении в южные области страны, когда большая часть дорогостоящего товара уже была продана, он постепенно распускал людей. Своим помощникам он платил по–царски щедро и был уверен, что найдет их всех у ворот Танджавура, когда придет время отправиться в новый поход.

Караван насчитывал тридцать груженых верблюдов и мулов. Два крепких быка тащили повозку с тремя сундуками с золотом. Охранников же осталось всего восемь. Восемь… Так мало! Они были уже на подходе к Хайдарабаду. Охряно–желтый силуэт города–лабиринта вырисовывался на фоне неба цвета вороненой стали.

— Предпоследний переход! — крикнул Мишель Дхаме.

— Не могу дождаться, когда мы приедем в Танджавур, — откликнулся монах.

Дхама не любил бывать в Хайдарабаде. В этом городе он чувствовал себя не в своей тарелке. Буддисты здесь не обладали правами граждан, а отношения между местными жителями, большей частью мусульманами и индуистами, всегда были напряженными. Не нравилась ему и принцесса Саджи–лис. Дхама чувствовал исходящую от нее угрозу и про себя называл ее принцессой подземного мира, обители асуров1.

— Я тоже, — ответил Мишель.

1 В ведийской и индуистской мифологии небесные персонажи, обладающие колдовской силой. Асурами могут быть и боги, и демоны — противники богов.

— Если так, сделай все возможное, чтобы мы поскорей выехали из Хайдарабада.

— Думаю, раджа Кират пригласит нас несколько дней погостить в своем дворце.

— Так откажись! Найди предлог.

— Что с тобой, Дхама? Дурной сон?

— Нет, у меня не было вещих снов. Но я чувствую, что нам что–то угрожает, вернее, не столько нам, сколько тебе. Будь настороже, общаясь с принцессой Саджилис.

— Саджилис? В прошлом году, когда мы приехали к Ки–рату, ты говорил мне то же самое.

— Говорил и повторю — опасайся ее. Сейчас мои слова справедливы как никогда раньше, — настойчиво предостерегал друга монах.

Мишель кивнул. Он будет настороже: Дхама ошибался редко.

Внезапно Мишель прищурился. Расплывчатая картинка, которую он увидел задолго до того, как на горизонте появился город, обрела четкость. Дрожащая сероватая громада крепости высилась над равниной. Неприступная крепость… Мишель и Дхама смотрели в одну сторону.

— Голконда, — выдохнул Мишель.

— Голконда, — раздался рядом голос одного из его спутников.

В свое время каждый из них мечтал увидеть прославленную крепость. Все двести ее пушек смотрели в сторону города, приютившегося у подножия холма, на котором была построена крепость. Несметные сокровища укрывались за ее стенами. Веками сюда стекались алмазы из копий Пра–деша. Сотни тонн драгоценных камней из Голконды отправлялись в Азию и Европу, пока не были открыты копи Нового Света.

Но не только мечтами о сказочных драгоценностях притягивал умы мужчин Хайдарабад, где на зеленых берегах реки Муси красовались многочисленные роскошные дома.

В городе–лабиринте проживало двадцать тысяч куртизанок. По пятницам самые известные из них в составе торжественной процессии отправлялись в султанский дворец.

Голконда утонула в пыли, поднятой отрядом стражников, которых раджа выслал навстречу каравану. Наваждение рассеялось. Командовал солдатами военачальник в белом шелковом тюрбане, украшенном двумя павлиньими перьями. Офицер почтительно поприветствовал Мишеля и вместе со своими людьми присоединился к спутникам француза.

На дороге, тянущейся вдоль извилистого берега Муси, воды которой имели красноватый цвет, царило оживление — переговаривались путники в пестрой одежде, шли караваны. Наконец караван Мишеля вошел в многолюдный город, по узким улочкам и переулкам которого бродили священные коровы, одетые в белое брахманы и защитники пророка в черных одеждах.

Караван Мишеля провожали завистливые взгляды, однако никто не осмелился даже приблизиться к верблюдам или повозке — это было чревато потерей руки, а то и головы. Законы раджи и султана были жестокими, а суд — быстрым.

Дхама помрачнел. Перед ними возвышались стены дворца раджи Кирата.

Кират не мог уделить время своим гостям — накануне он принял слишком много бирманского наркотического зелья. Удостоверившись в том, что сундуки помещены в одну из царских сокровищниц, Мишель направился в покои, отведенные для почетных гостей правителя. Украшенные жемчугом и серебром двери, мраморные скульптуры, фарфоровые вазы, шедевры живописи оставили его равнодушным ■— в Танджавуре его жилище было еще роскошнее. Мишель умирал от усталости. Он упал на кровать, не обращая внимания на слуг, которые принесли охапки цветов, прохладительные напитки, лепешки и деликатесы, а также богатый выбор готового платья — знаки внимания раджи. В комнате, смежной со спальней

Мишеля, другие слуги наполняли ароматизированной водой круглый бассейн из голубого мрамора. Вскоре один из них пришел сказать, что все готово для омовения. Улыбаясь, Мишель подумал о Дхаме. Монах непременно присоединится к нему. Сейчас он, скорее всего, рыщет по дворцу в поисках несуществующей опасности. Он попросил, чтобы Дхаме отвели соседние покои, понимая, что тот может отказаться там спать и придет в комнату Мишеля, чтобы охранять его сон.

«К черту угрозы и заговоры», — сказал себе Мишель, раскидывая руки на широкой мягкой кровати, установленной прямо под высокими, выходящими в манговый сад окнами.

Жизнь была прекрасна. И она станет еще прекраснее через несколько дней, когда он, наконец, увидится с Хирал.

Он постоянно думал о ней, что бы ни делал и где бы ни находился. В данную минуту Мишель лежал в бассейне, с наслаждением ощущая тепло и аромат воды. Его окружали лепестки цветов — мириады разноцветных пятен в лужицах солнечного света. Мишель отдался во власть удовольствия, он чувствовал, как вода смывает следы долгого и тяжелого пути, протянувшегося от засушливых границ Персии до этого райского места. Самое трудное осталось позади. Он закрыл глаза и дал себя убаюкать жалобным мусульманским напевам на урду и любовным — на хинди, доносившимся с берегов Муси и улиц Хайдарабада.

Здесь можно забыть о грабителях, разбойниках, фанатиках, обо всех опасностях…

Тла в а 13

Настала ночь. Медленно текли минуты. Привидения и демоны кружились в пляске смерти. Ночь была полна опасностей, и Амия дрожала от страха. Она почти не спала с того самого момента, как укрылась от преследователей в руинах древней крепости, возведенной много веков назад к северу от Аунраи, в месте, где, по поверьям, собирались злые духи. Люди говорили, что воинственный бог по имени Александр Великий когда–то жил здесь. По совету своей подруги Хилы, которая каждый день приносила ей еду и питье, девочка пряталась в башне, устоявшей под разрушительным натиском людей и времени. Никто из деревенских жителей не решился бы подойти к заколдованному месту, но Амия была уверена, что Витру это не остановит.

Хила рассказала, что невестка предложила серебряную рупию тому, кто разыщет Амию.

«Витра считает, что по твоей милости она поранилась, из–за чего теперь хромает и не может сходить ни на рынок, ни к колодцу».

Витра и ее рана… Уязвлена не только ее плоть, но и самолюбие. Теперь она куда страшнее, чем населяющие крепость призраки. Амия ощущала постоянное присутствие не нашедших покоя душ. Они исчезали с рассветом. Чтобы обуздать страх, она стала молиться Вишну.

Хила сделала большой крюк, прежде чем через поля направилась к развалинам крепости. Она торопилась, потому что оставила своего малыша на попечение Мили. Девочка вскарабкалась по обвалившейся стене, примыкавшей к башне, где пряталась Амия. Кладка рассыпалась у нее под ногами. Крупный кусок отвалился и покатился вниз. Встревоженная, девочка замерла, потом обернулась к шедшей следом за ней старухе.

— Пришли, — сказала она, указывая на башню.

— Она прячется здесь? В греческой крепости? И у тебя хватает смелости приносить сюда ей еду? Да вы намного смелее наших деревенских мужчин!

Но Хила не восприняла эти слова как похвалу: смелая она или нет, муж побьет ее, если узнает, где она была.

— Амия! Амия! — позвала девочка.

Амия показалась в обсыпавшемся дверном проеме и застыла от неожиданности. Рядом с Хилой стояла Три–Глаза.

— Нет! — тихонько воскликнула она.

— Не бойся, — сказала Три–Глаза.

Амия отпрянула, всей душой желая, чтобы это кошмарное видение рассеялось. Но силуэт старой знахарки четко вырисовывался на фоне красноватого рассветного неба. Она была похожа на воплощение души этой населенной привидениями крепости — белые распущенные волосы покрывали ее, словно плащ, черты лица почти полностью растворились в морщинах… В правой руке старуха держала свой узловатый посох, в левой — ритуальную берцовую кость.

— Она пришла спасти тебя, — сказала Хила, подходя к подруге.

Амия отшатнулась.

— Ты меня выдала!

— Неправда! Клянусь глазом Кришны! Пусть пронзит мое сердце его стрела, если я тебя предала! Я боюсь, Амия. Боюсь. Витра приходила в наш дом. Отец и муж расспрашивали меня у нее на глазах, и я соврала. Если бы они узнали, что я хожу сюда, в это место, которое приносит несчастье, ради того, чтобы помочь тебе, они побили бы меня и выбросили на улицу. Я не хочу стать парией. Три–Глаза защитит тебя. Ее все боятся. Даже Витра. Три–Глаза всегда хотела взять тебя в услужение. Я верю, что она желает тебе добра.

Желает добра? Колдунья? Амия вперила взгляд в лицо седовласой старухи, желая отыскать на нем отражение хоть каких–нибудь чувств. И все–таки, что нужно от нее старой знахарке? Три–Глаза потрясла в воздухе костью. Вид у нее был довольный. Духи вернулись в недра земли. Солнце перестало казаться кроваво–красным. Птицы выводили радостные трели, по укрытой туманом зеленой равнине на поля с песнями шли женщины. Эти умиротворяющие звуки помогли Амии принять решение.

— Я пойду с тобой, — сказала она знахарке.

Та кивнула и твердым, уверенным шагом стала спускаться, ощупывая камни своим посохом. Амия последовала за ней. Теперь никто не станет между девочкой и ее судьбой. Участь Амии была решена.

Сначала Амия слышала только отдаленный гул пчелиного роя, потом его перекрыл крик голодных ворон, к нему добавилось пение реки, вдоль которой они шли. Никогда еще голоса деревни не казались девочке такими громкими и вселяющими беспокойство. Амия невольно сжалась и подумала о бедной Хиле, которая многим рисковала, чтобы ее спасти.

Хила, чтобы не вызвать у жителей Аунраи подозрений, пошла другим путем. Теперь она уже должна быть с Мили.

Амия представила, как ее подруги, прижимая к груди детей, идут к своим мужьям, послушные и покорные…

«Боги несправедливы!» — подумала девочка.

Со смятением в сердце вошла она в деревню, где отныне чувствовала себя чужой. Три–Глаза повела ее по улице Исламабад. Это была одна из самых оживленных улиц Аунраи. Здесь находились магазины пряностей, лавки портных, кожевенные и стекольные мастерские.

Амия с беспокойством посмотрела на колдунью.

— Иди с поднятой головой, — сказала ей Три–Глаза. — Все будет хорошо.

И она затрясла своей костью, отвлекая внимание любопытных.

Слова старухи успокоили девочку. Впервые в жизни она подняла голову, заявив всему миру о себе как о личности, и тут же осознала, что не похожа на людей, с которыми жила с рождения. Они предстали перед ней в новом свете — связанные по рукам и ногам воззрениями и верованиями, вечные узники своих каст. Трусливые, они исподтишка смотрели на нее, если были уверены, что колдунья этого не видит. Слова презрения готовы были сорваться с их уст. Дети, прячась за стены и кусты, бежали следом за старухой и девочкой.

Новость о возвращении Амии очень быстро распространилась по деревне, докатившись до храмов и мастерской Пайода.

В гончарную мастерскую влетел подросток. Видно было, что он долго бежал, — дыханье сбилось, лицо раскраснелось. Он остановился перед Пайодом, как раз трудившимся над большой вазой.

— Что тебе нужно? — не поднимая головы спросил хозяин мастерской.

— Дай мне рупию, твоя жена обещала.

Пайод остановил гончарный круг, который вращал ногой, и посмотрел на мальчика.

— Твоя сестра Амия вернулась, — сказал тот.

Пальцы Пайода вонзились в глину, исковеркав безупречные изгибы вазы.

— Где она?

— На улице Исламабад. И с ней Три–Глаза, — добавил мальчик боязливо.

Не один Пайод побледнел, услышав эту невероятную новость. Его братья, компаньоны и подмастерья разделяли его ужас. Работа в мастерской остановилась.

— И с ней Три–Глаза… — повторил Пайод.

Его маленькая сестра и колдунья… Как он скажет об этом жене? Но стечение обстоятельств избавило его от этой необходимости: Витра в сопровождении невесток, хромая, ворвалась в мастерскую — всклокоченная, злющая.

— Ты слышал новость? — пронзительно крикнула она.

— Да. Этот мальчик только что сказал мне.

Витра убийственным взглядом окинула мальчика, который имел неосторожность напомнить ей о рупии, обещанной тому, кто найдет Амию.

— Ты пообещала серебряную рупию…

— Убирайся прочь! — пролаяла она.

— Но…

— Не ты нашел эту дрянь! Она сама пришла! Вернулась с этой грязной колдуньей Три–Глаза, чтобы нас опозорить! Убирайся!

На Витру страшно было смотреть. Подросток не решился настаивать. Отойдя достаточно далеко от дома Мадхавов, он обернулся и крикнул:

— Ты не держишь слова, Витра! Никто не будет тебя оплакивать, когда Черная, Кали, придет взять твою жизнь!

Витра замерла на месте. Этот проклятый червяк напомнил ей о словах садху. Рана на бедре горела огнем, и ей пришлось опереться о руку Пайода, чтобы не упасть. Пайод воспользовался этим проявлением слабости, чтобы взять происходящее под контроль.

— Не расстраивайся из–за такой мелочи. Все устроится. Три–Глаза приведет Амию к нам, и мы сегодня же вечером отведем сестру к жениху.

— Ты и правда веришь, что колдунья вернет ее домой? — с сомнением спросила Витра.

— Верю. Три–Глаза — разумная женщина. Зачем ей наживать себе врагов, отнимая у нас Амию? Мы всегда щедро платили ей за снадобья и заклинания, и я готов дать ей сто рупий, если она согласится вернуть нам беглянку и вылечит твою ногу.

Витра не верила своим ушам. Неужели Пайод так сильно ее любит? Словно в подтверждение правильности ее догадки, тот бросился к сундучку, в котором хранились семейные сбережения, откинул крышку, достал два кожаных кошеля и стал отсчитывать сто рупий.

Но Три–Глаза так и не пришла — ни с Амией, ни без нее. Люди рассказали, что она ушла из деревни. У Пайода не оставалось выбора.

— Решено: я иду к Три–Глаза, — объявил он, беря с собой отложенную сумму.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Моя сестра испугается и снова убежит.

У выхода из мастерской Пайод прихватил веревку. Если понадобится, он свяжет Амию.