Глава 30

В Аунраи, как и в других крупных регионах Индии, распорядок жизни менялся в зависимости от сезона. Крестьяне различали два сезона — кхариф, длившийся с мая по середину октября, и раби — соответственно, с октября по апрель включительно. Раби недавно вступил в свои права, и крестьяне занимались севом ячменя, зерновых, гороха, льна и горчицы.

Амии никогда не доводилось работать в поле, но она знала крестьянские обычаи, которым следовали многие тысячи лет, и любила наблюдать за неспешным движением сеяльщиков по вспаханной земле. Это зрелище будило в ее душе неясную тоску по ушедшему. Как бы то ни было, о возвращении в Аунраи можно было забыть. Иногда она в сопровождении двух неразлучных прислужниц Три–Глаза подходила к деревне, но неизменно была начеку: семья возненавидела ее,

и кто–то из родни при случае мог попытаться ее убить. Поэтому Амия редко выходила из дома колдуньи.

Три–Глаза тоже была занята посевом: она сеяла семена своей науки в пытливый разум девочки, и, по ее ожиданиям, урожай обещал быть обильным. Колдунья хотела как можно лучше обучить девочку. Но Амии эти бесконечные занятия нравились. Она старательно внимала своей наставнице, хотя и не догадывалась, какие цели та преследует. Ее жажда познания росла по мере того, как лакуны в знаниях восполнялись. Зыбкая надежда на то, что жизнь ее может волшебным образом перемениться, была для девочки наилучшим стимулом.

Она не забыла о встрече с принцем Рангой в Золотом храме. С того дня прошло много недель, и Амия без конца спрашивала себя, что должно случиться, чтобы она стала «принцессой». Она поняла, что Три–Глаза готова исполнить любой каприз принца, поскольку заниматься своим ремеслом она могла только с его позволения.

— Как называется промежуточный сезон? — спросила Три–Глаза, протягивая девочке листок бумаги, на котором письменами нагари было начертано два слова.

В этой местности люди говорили на хинди, но писали на нагари.

— Зайд кхариф, — с трудом выговорила Амия.

Заид кхариф приходился на декабрь–январь. В эти месяцы собирали рис, хлопок и масличные культуры, посеянные в сентябре. У крестьян было множество другой работы, и девочка перечислила все их занятия. Она усваивала большой объем новых знаний за один урок. Ее память и живость ума во много раз превосходили возможности наставницы, а способность схватывать суть и делать выводы была и вовсе необыкновенной. Тот факт, что ученица обнаруживала недюжинный ум и силу характера, беспокоил Три–Глаза. Колдунья рассчитывала выдрессировать идеальную домашнюю зверушку, но никак не выковать кинжал.

Три–Глаза взяла свиток пергамента и положила его на колени Амии, наблюдая за ее реакцией. Она ожидала испуга или отвращения. Но ни один мускул на лице девочки не дрогнул, не залились краской щеки.

Пергамент содержал две миниатюры и два текстовых фрагмента.

На первом рисунке три упитанных обнаженных женщины, разведя ноги, сидели на бортике бассейна, в котором плавали цветы лотоса. Они мылись и ласкали себя.

— Читай вслух, — приказала Три–Глаза, продолжая внимательно смотреть в лицо девочке.

В ответном взгляде она увидела вызов.

На этот раз Амия прочла без запинки:

— «Пусть поэтому он стремится к девушке, узнав, что она благородного происхождения, имеет мать и отца, младше его не меньше чем на три года; рождена в достойной, богатой, окруженной друзьями семье, любимой родичами и изобилующей родичами; насчитывает много друзей со стороны матери и отца; наделена красотой, добрым нравом и счастливыми признаками; имеет не слишком маленькие, не слишком большие и неиспорченные зубы, ногти, уши, волосы, глаза, грудь и здоровое от природы тело. Взяв такую в жены, он может считать себя достигшим цели и не встретит порицаний у близких за то, что выбрал ее»1.

Второй рисунок был откровенен и однозначен. Большинство юных девственниц отвернулись бы, увидев его. Но не Амия.

Две женщины и мужчина, сидя на ковре, предавались любовным утехам. Одна из женщин сидела чуть поодаль совокупляющейся пары. Похоже, она давала им советы. Вторая женщина, с чувственным лицом и распущенными волосами, сидела, обняв бедрами талию пронзившего ее своим членом мужчины.

1 Цитата из Камасутры в переводе А. Я. Сыркина, раздел третий, часть первая, глава двадцать третья.

— Читай!

— «Другую жену берут, когда первая жена глупа, дурного нрава, несчастлива, не рожает детей, рожает одних лишь девочек или когда муж непостоянен. Пусть поэтому она с самого начала стремится избежать этого, выказывая преданность, добрый нрав и ум. Если же она не рожает детей, то пусть сама побуждает его взять другую жену. И, будучи замещена другою, пусть по мере сил старается доставить новой жене высшее положение по сравнению с собой. При ее приближении пусть обращается с нею, как с сестрой»1.

Вторая миниатюра иллюстрировала этот отрывок. Амия перевела взгляд на Три–Глаза, приведя последнюю в замешательство.

— Я стараюсь научить тебя всему, что ты должна узнать до того, как начать жить жизнью женщины. Это нелегко…

— Ты хочешь выдать меня замуж?

— Нет. Не то чтобы…

— Это принц попросил тебя обучить меня?

— Нет. Я так решила сама, и очень давно, когда ты была еще маленькой девочкой, не способной вытянуть ведро воды из колодца.

— Почему меня?

— Потому что ты — единственная в своем роде. Потому что ты не должна была родиться в этой касте.

— Кем же тогда я была в предыдущей жизни?

— Точно я не знаю. Кем–то важным. Мужчиной или женщиной, которые своими деяниями разгневали богов. Я пробовала узнать, в чьем облике и когда ты рождалась, но у меня ничего не вышло. Да и не стоит пытаться узнать, что с тобой было когда–то. Карма — единственное, о чем следует думать. Постарайся улучшить ее в этой жизни.

Цитата из Камасутры в переводе А. Я. Сыркина, раздел четвертый, часть вторая, глава тридцать четвертая.

Три–Глаза понимала: скоро наступит день, когда им с Амией придется расстаться. Она взяла из кучки отложенных заранее свитков следующий пергамент. Процесс инициации продолжался.

Безостановочно.

Церемония бракосочетания состоялась в малопосещаемом крыле храма Шивы. Все было предельно просто, как того желали новобрачные. Брахманы, приняв великолепные подарки и значительную сумму, согласились со всеми требованиями храмовой танцовщицы. V

Хирал и Мишель вернулись во дворец после традиционной праздничной трапезы, которую разделили с несколькими ближайшими друзьями, и уединились в комнате, украшенной цветами.

Дхама смотрел, как они уходят рука об руку, и думал: «До чего все–таки странные у индусов традиции!» На этот раз Хирал и Мишель будут спать не на кровати, а на циновках — они решили соблюсти все древнейшие свадебные обычаи. В течение трех ночей они будут лежать рядышком, не прикасаясь друг к другу.

Дхама развернул свою циновку в коридоре, ведущем к спальне друзей, вынул из ножен сабли и положил их на пол на расстоянии вытянутой руки. Потом лег и стал слушать ночь.

Он будет охранять их любовь…

Загрузка...