Избранные произведения. Том 2

5

Ромашин сорвал с головы эмкан и посмотрел на осоловелого Шевчука.

— Прошел?

— А дьявол его знает! Стопроцентной гарантии нет, но он в станции. Думаю, конфликтная ситуация внутри маатанского метро исключена, «черные люди» не самоубийцы, чтобы пытаться силой остановить гостя с такой энерговооруженностью, как Мальгин.

— И все же…

— Отбой прикрытию! — скомандовал Шевчук и тоже снял эмкан.

Пока отрабатывалась процедура свертки операции, возврата эшелонов, подстраховывающих поход Мальгина к станции маатанского метро, руководители операции молчали и вздохнули с облегчением лишь после того, как все аппараты десанта, кроме телезондов, покинули атмосферу планеты и вообще пространство системы. Но не успел Ромашин вызвать начальников служб и руководителей отрядов, как на спейсер пришел кодированный видеовызов. Развернувшийся виом кодовой связи отразил экспедиционный зал станции «Эдип-2», центральной резиденции комиссии по контактам в системе Маата.

— Что вы самовольничаете, Ромашин? — сказал из виома прозрачноглазый, седой, вечно чем-то опечаленный Уильям Уэрт, начальник экспедиции и он же заместитель председателя ВКС. — Мы только что получили ноту маатан: в течение часа покинуть систему во избежание «недоразумений». Что произошло? Почему ваши технари сидят на Маате?

— Уже не сидят, — вздохнул Ромашин. — Мы вынуждены были развернуть императив по пункту «срам». Кстати, мы вас предупреждали, что могут быть осложнения.

— Вы практически сорвали начавшийся было единственный возможный вариант неформального контакта с «черными людьми». Понимаете? Неужели не могли обойтись без этих ваших императивов?

— Не могли, — ровным голосом ответил Ромашин. — Альтернативных решений много, а верное, отвечающее оптимальным расчетам, одно. Но кто может без колебаний оперативно принять его в условиях дефицита времени? Уверен, что мы действовали правильно.

— Какова «размазка» вероятности?

— Эфаналитики дали семьдесят семь — достаточно для проведения любой операции.

— И все же ваши действия можно квалифицировать как намеренный срыв работы комиссии. Вы не можете не знать, что контактные отношения цивилизаций — это не только научные и культурные связи, но и все виды взаимодействия — от экономических, идеологических до политических и дипломатических, и если сорвать дипломатические…

— Я понимаю,- сказал Ромашин.

— Вряд ли,- отрезал Уэрт.- Иначе обеспечили бы себе квалитет ответственности.

— Председатель СЭКОНа предупрежден.

— Он должен был присутствовать на борту спейсера во время проведения вашей операции, вы же не мальчик, Ромашин. Я тоже не поборник официальных инструкций, но не в таком же деле. Единоличные решения операций столь крупного масштаба неправомочны и преступны, даже если они рассчитаны с дальним прицелом и намерения их благие. Чем вы замотивируете свои действия?

— С Земли в систему Маата бежал из Института нейропроблем Даниил Шаламов, находившийся на излечении с диагнозом…

— Я слышал,- кивнул Уэрт, в чертах которого было что-то от грустного бульдога.- Синдром «черного человека», так это, кажется, называется? Ну и из-за чего вы всполошились?

Ромашин помолчал, покосился на каменно застывшего Шевчука.

— Он… не всегда способен контролировать свои поступки. Более того, прогноз его будущей психической деятельности неблагоприятен настолько, что… вероятно даже полное раздвоение личности, а при его возможностях это может повлечь непредсказуемые тяжелые последствия. Его надо остановить и вернуть.

— Он что же — супермен-киборг?

— Ирония здесь неуместна. О его возможностях говорит уже тот факт, что против него работал весь технический и оперативный потенциал отдела и погранслужбы, а он все равно ушел!

Теперь замолчал председатель комиссии, грустно опустились уголки его губ; казалось, он вот-вот готов заплакать. Голос его стал тихим:

— Еще раз убеждаюсь, что древние философы знали жизнь не хуже нас, овладевших космосом. По закону Джилба любая система, зависящая от человеческой надежности, ненадежна. Мы просто не в состоянии всего предугадать в силу несовершенства логического аппарата, в силу психологического несовершенства, а может быть, и биологии. До связи на Земле, камрады.

— Все же попытайтесь объяснить маатанам, в чем дело, — попросил Ромашин. — По сути, мы пытались обезопасить в первую очередь не себя, а их.

Уэрт не ответил.

Виом свернулся в нить и погас.

Ромашин и Шевчук смотрели на глазок проектора, словно ждали, что он вспыхнет вновь и Уэрт весело прокричит: «Все в порядке, камрады, маатане все поняли и передают всем привет!»

— Если бы мы еще были уверены, что Мальгин отыщет беглеца… — произнес Шевчук. Ромашин встрепенулся.

— Не стоит думать о потерянных возможностях. Временная неудача лучше временной победы. Если у Мальгина все получится, как он задумал, и удастся выплыть вслед за Шаламовым или в Горловине, или на Орилоухе, это рационально. Что говорят наблюдатели?

— Молчат. Может быть, все же потревожим СЭКОН еще раз, объясним ситуацию? Пусть кто-нибудь прибудет для соблюдения квалитета.

— Поздно, — сухо сказал Ромашин. — Мы в цейтноте, и думать, как действовать, поздно, надо действовать. Зонды на Маате уцелели?

— Все пять, передачи вполне чисты… пока.

— В таком случае уходим в Горловину, здесь останется Лютый с обоймой прикрытия. Гони вызов на «Конунг».

Шевчук замешкался.

— В чем дело? — моментально отреагировал Ромашин, от внимания которого не ускользала ни одна мелочь.

— Есть сообщение с Земли, но я не знаю, настолько ли оно важно, чтобы заниматься им сейчас.

— Короче и по существу.

— Некто Марсель Гзаронваль самовольно, без подготовки и уведомления соответствующих служб, попытался пройти третий полигон.

— «Ад-3»?! Он что, сумасшедший? Что с ним?

— Сняли с трассы в состоянии грогги.

— В каком месте?

— В зоне информационно-топологической развертки.

— Для непосвященного он еще легко отделался. Кто он профессионально?

— Спасатель из группы курьеров Жостова.

— Что?! Ты понимаешь, о чем речь? Шаламов тоже из группы Жостова и, возможно, встречался с этим Гзаронвалем. Немедленно проверить и сообщить!

— Проверяется,- сказал Шевчук без тени самодовольства, он был умен и надежен как скала.

На борту спейсера «Конунг», которым командовал Хольгер Сваллинг, похожий на Шевчука как родной брат, Ромашина ждало сообщение об инциденте на острове Спасения, как его окрестили наблюдатели, где некогда произвел посадку верхом на маатанском корабле шаламовский «Кентавр».

Наблюдатели заметили Шаламова одновременно с маатанским «сторожем» и вынуждены были на своем когге, замаскированном под аппарат «черных людей», предпринять марш-бросок к «храму» вслед за маатанином. Они же смогли помешать «сторожу» в тот момент, когда тот пытался напасть на появившегося в поле зрения «черного человека», не сразу распознав под его видеокамуфляжем скафандр Мальгина. А когда наблюдатели, уничтожив «сторожа», достигли «храма», Мальгин уже проник в здание, не ответив на прямой вызов.

— Так. — Ромашин думал несколько мгновений, просматривая некоторые фрагменты записи еще раз, сел за пульт оперативного выхода. — И вы его, конечно, упустили.

Сваллинг, флегматичный и корректный, сел рядом.

— Не совсем так.Мальгин,как и Шаламов, проник в артефакт… извините, вы еще не знаете изменений в терминологии. Научниками исследовательской дружины с некоторыми оговорками доказано, что все эти «храмы», «башни», «здания» и прочие «постройки» не что иное, как скелеты живых существ.

— С гипотезой я знаком, что за оговорки?

— Похоже, это не совсем скелеты, вернее, по внешнему виду — да, именно скелеты, а внутри у них как будто еще тлеет жизнь. Странная, судя по всему, жизнь.

— А из чего видно, что «храмы» — это все-таки скелеты?

— Машинный анализ показал, что все их пропорции от больших до малых подчиняются закону золотого вурфа,как и все живое.Кстати, артефакты, как мы тут их называем, очень сильно «фонят» в пси-диапазоне. Жуть берет, как подумаешь, что это останки живых существ, строителей Стража Горловины, со встроенными в них механизмами мгновенного — «струнного»! — транспорта. Хотя кто знает, может, это и не останки вовсе.

— Научники считают, что они погибли? Или умерли от старости?

— Скорее всего вымерли,но по этому поводу, да и по другим тоже, идут жаркие споры.

— Но ведь многие, если не все, архитектурные сооружения на Земле также построены с учетом канона пропорций, в том числе и с учетом золотого вурфа, золотого сечения, иконографических норм. Даже древние зодчие тысячи лет назад знали эти законы и создавали потрясающие по красоте архитектурные комплексы, храмы, соборы, церкви. Разве не так?…

— Вы правы, но ни одно сооружение на Земле, какой бы сложности оно ни было, не построено еще и по закону фрактального кластера, это прерогатива только живой природы. Для создания эстетического эффекта человеку этот закон не понадобился, хватило законов более общих.

— Хорошо, оставим эту тему, пусть ею занимаются паучники и другие компетентные службы. Вы не ответили на вопрос, где Мальгин.

— Он в артефакте, имеющем, кстати, несколько прямых выходов на «струну» мембранного типа, а «струны» здесь соединяются наподобие сети метро, уходящей в глубь Горловины вплоть до объекта, который мы назвали форпостом Границы. Возможно, есть выходы и на межзвездные «струны».

— «Храм»… артефакт обследован? Куда делись Шаламов и Мальгин? Ушли по «струнной» сети в Горловину? Прячутся в глубине здания?

— Если ушли, то найти их практически невозможно, они могут появиться где угодно, в любой точке Горловины, а само здание еще исследуется. Что касается форпоста Границы, то автоматы из его глубин не возвращаются, а люди… глубже двух сотен метров от уровня входа, если судить по датчикам, пройти не удается, пси-фон возрастает до величин, расстраивающих нервную систему до сильнейших фантомных болей и галлюцинаций. Мы едва не потеряли двух разведчиков… Шаламов и Мальгин исчезли.

Ромашин молча натянул эмкан «спрута», включаясь в интегративную систему связи оперативной группы в Горловине, вылущивая из памяти базового компьютера те сведения, которыми располагал банк оперативных данных по «серой дыре».

С момента открытия «серой дыры» Шаламовым и его спасения ситуация в Горловине изменилась.Доказав с необходимой и достаточной достоверностью приоритет открытия «серой дыры» за двумя представителями разных цивилизаций одновременно- человеческой и маатанской (хотя социологи и ксенопсихологи отдавали предпочтение землянам «по очкам», потому что Шаламов пришел в себя раньше и обнаружил Стража Горловины), — люди с многократным дублированием передавали свои доказательства на Маат, а так как ответа не последовало, сочли возможным действовать по своему усмотрению.

Маяк маатан,вопивший на весь космос: «Владение Маата.Заходить,исследовать, пользоваться запрещено!» — был выключен, а вместо него установлен бакен с высветом на всех мыслимых диапазонах электромагнитного спектра фразы: «Заповедная зона! Применение в частных целях запрещено! Разрешены только исследовательские работы с чистой экологией». Аппараты маатан, прозванные «дикими сторожами» за их агрессивность в отношении к земной технике, сначала были несколько раз предупреждены, о чем немедленно передавались сведения на Маат, а потом уничтожены. Оставшиеся автоматы, а может быть, и управляемые живыми «черными людьми», стали избегать встреч с земными кораблями, испробовав на них свои излучатели и убедившись в тщетности попыток атак на уничтожение. Но поскольку они все равно оставались опасными соседями с непредсказуемым поведением, земные наблюдатели глаз с них не спускали.

Встречались в Горловине и другие аппараты, не похожие на маатанские и предположительно относящиеся к орилоунским. Были они странными, иррационально неконтактными, неуловимыми и так же, как и аппараты «черных людей», не отвечали на запросы землян. Как правило, они уходили из-под наблюдения, едва люди обращали на них внимание, и не подпускали к себе никого ближе чем на несколько километров, за редким исключением типа того, что случилось во время проникновения Мальгина в «храм». Исчезали и появлялись в пространстве они бесшумно,как призраки, то есть не оставляли после себя ни ударных ТФ-волн, сотрясающих вакуум, ни «суперструнного тайм-фагового» эха или «шипения», ни электромагнитного излучения, за что их прозвали «фантомами», хотя были они не менее материальны, чем земные спейсеры и когги или маатанские «дикие сторожа».

Выслушав мысленные рапорты командиров ведомых станций и постов, исследовательских баз, разбросанных по узкому пространству Горловины, Ромашин сделал вывод, что его присутствие на борту лидера погранслужбы «Конунг» необязательно, да и на Земле ждало много нерешенных проблем. Пробыв на «Конунге» еще несколько часов и убедившись, что Шаламов и Мальгин действительно затерялись в таинственных недрах форпоста Границы, начальник отдела безопасности вернулся в управление. Первым, кто встретил его в зале метро, был Джума Хан.

— Что с Климом? — спросил врач, как всегда собранный и как-то особенно серьезный.

Ромашин в двух словах обрисовал ситуацию, добавив, что рад видеть Джуму живым и здоровым. В своем кабинете он усадил гостя в кресло, поколдовал над столом, пробуждая ото сна киб-секретаря, сказал негромко:

— Джума, у меня к вам два вопроса, от точности ответов на которые будет зависеть многое.

У глаз врача СПАС-службы собрались в ироничном прищуре морщинки, но он только молча поклонился. Ромашин искоса посмотрел на его спокойно лежащие на коленях руки.

— Вопрос первый: что случилось между вами и Шаламовым, когда он выбрался из реанимакамеры?

Джума ничем не выдал своего состояния.

— Ничего. Практически ничего.

Ромашин безмолвно смотрел на него.

— Я до него не добежал,- продолжал врач, нахмурившись, вспоминая, и нехотя добавил:- Можете смеяться надо мной,но перед тем, как я… мне показалось, что я вижу внутри Даниила хищного зверя.

— Какого именно? — быстро спросил Ромашин.

— Д-да… в общем-то…- Джума ошеломленно взглянул в его изменившееся на мгновение лицо. — Мне показалось, что это была… странная помесь тигра и крокодила… или варана.

— Продолжайте.

— Это все. «Тигрокрокодил» прыгнул на меня, и… я потерял сознание.

— Спасибо. — Ромашин откинулся в кресле, не сводя взгляда с лица врача. — Это коррелируется с впечатлениями экипажа «Скифа», хотя их видения несколько отличаются от ваших. Второй вопрос: вы хорошо знаете Мальгина?

Джума Хан оторопел, затем усмехнулся, покачал головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, выражение затаенной иронии в его лице стало заметней.

— Вряд ли. Хотя суть его характера, по-моему, постиг. Знаете, как его прозвали товарищи по работе и друзья? Человек-да. Он весь в этом определении. Хотя, с другой стороны, если он скажет «нет» — значит, так оно и будет.

— И мне так показалось. — Взгляд Ромашина смягчился, стал задумчивым. — Как говорил Бернард Шоу: «Существует пятьдесят способов сказать слово «да» и «нет» и только один способ написать его». Это изречение в известной мере можно отнести и к Мальгину, его «да» и «нет» словно отлиты в металле.

— То есть? Поясните, пожалуйста.

— Его «да» и «нет» почти не имеют оттенков, они словно написаны, впечатаны в металл раз и навсегда. Недаром он одинок.

Врач покачал головой, колеблясь, будто силясь что-то сказать, но так и не заговорил. Встал, собираясь уйти.

— С какой целью вы спросили о нем?

— Просто хочу знать, чего от него можно ждать. Как вы думаете, что он предпримет, догнав Шаламова?

— Не знаю. Простите, но действительно не знаю.

— И я не знаю, а должен. Едва ли он воспользуется «василиском».

— Вы снабдили его гипнотизатором?!

— Да, а что?

— Если Клим включит его, он погиб! Черт бы вас побрал! — Хан круто повернулся и пошел к двери.

— Вернитесь, Джума, — сказал Ромашин, не повышая голоса.

Врач остановился, бросил через плечо:

— Извините…

— Почему вы считаете, что он погибнет? «Василиск» — не обычный гипнотизатор, он способен усыпить любое живое существо, с любым соматическим и генетическим аппаратом.

— И «черного человека» тоже?

— При чем тут «черный человек»? Шаламов биологически и физиологически — человек, гуманоид, несмотря на усиление некоторых качеств и засевшую в генах память маатанского компьютера.

— Дремлющую до поры до времени.

— Пусть дремлющую, но, даже если память пробудилась, она не способна разрушить органы чувств Шаламова.

— Шаламов — оборотень, вы это прекрасно знаете, иначе не поднимали бы панику по поводу его бегства. А если, усыпив в Шаламове человека, вы тем самым разбудите в нем «черного»? Что произойдет? Я уповаю только на то, что Клим удержится от выстрела из «василиска». До свидания.

Джума вышел.

Ромашин опустил голову на кулаки,глубоко задумавшись…

Во второй половине дня он вспомнил заинтересовавшее его сообщение Шевчука о спасателе по имени Марсель Гзаронваль, который проник на полигон «Ад-3» ради острых ощущений, и что случилось это вскоре после бегства Шаламова из клиники. Связи между этими событиями могло и не быть, но Ромашин обязан был проверить, тем более что Гзаронваль и Шаламов работали когда-то в одной упряжке. Узнав, где находится пострадавший начальник отдела, он за несколько минут добрался до клиники «Скорой помощи» СПАС-центра, занимавшей левое крыло управления.

Гзаронваль лежал в отдельной палате, вернее, сидел перед виомом и смотрел какую-то комедию. Сопровождавший Ромашина врач выслушал доклад автомеда и вышел. Гзаронваль — красивый, мускулистый и загорелый парень с капризным изгибом губ и острым хищным носом — покосился на Ромашина, потом понял, что это не врач, и повернулся к нему лицом.

— У меня один вопрос,- сказал Ромашин стоя.- Извините, я не представился: Игнат Ромашин.

— Я вас знаю, — кивнул спасатель хмуро. — Не хватало, чтобы мной еще занималась безопасность. Чем могу быть полезен? Или вас интересует, кто меня пропустил на полигон?

— Это я уже знаю,-спокойно ответил Ромашин.- Вопрос такой:что вас толкнуло на этот странный поступок? Ведь для того, чтобы пройти третий полигон, необходимо закончить курс спецподготовки, в который входит не только оптимайзинг, но и социотренинг, неформальное эс-моделирование, интепэальный пилотаж, тень-маскировка, а после этого необходимо еще и пройти проверку на сюрприз-сопротивляемость и стрессовую закалку. Вы понимаете, что могли погибнуть? С чего вдруг у вас возникло столь дикое желание?

— Ничуть не дикое… Мальгин смог пройти «Ад-3», и я смогу.

— При чем тут Мальгин? — Ромашин озадаченно погладил левую бровь.

— Был у меня с ним… разговор.

— Так это с его подачи вы кинулись в омут? — догадался начальник отдела.

— Да, — нехотя ответил Гзаронваль, помолчав.

— А откуда вы знаете, что Мальгин проходил третий?

Спасатель кривовато улыбнулся.

— Слухом земля полнится… Разве узнать об этом сложно?

— Понятно. А с Шаламовым вы давно виделись?

— Да, почитай, с момента его последнего «кенгуру». Вообще-то по графику идти курьером на Орион-6 должен был я, но у меня были… свои… в общем, я попросил Дана, и он согласился.

«М-да, насколько все было бы проще,- подумал Ромашин, оставаясь с виду бесстрастным,- вряд ли этот красавчик стал бы спасать маатанина столь изобретательно, как Шаламов. И не получилось бы этого кавардака с бегством и вынужденными нештатными режимами. Как говорили в старину, sublata causa, tollitur effectus».

— Спасибо.- Ромашин откланялся.- Желаю скорейшего выздоровления. Извините за беспокойство.

Он почувствовал облегчение и одновременно странное сожаление, что случай с Гзаронвалем не связан с Шаламовым. Правда, не совсем ясной была роль Мальгина в этом деле, но то была уже другая опера, неподвластная партитуре отдела безопасности. Ай да Мальгин! Вот тебе и тихоня хирург, упустивший жену из рук. Пройти «Ад-3» надо умудриться!

По пути в управление Ромашин зашел в бар, выпив брусничного соку, поговорил с коллегами из погранслужбы, забежавшими в бар «перехватить по капле смысла», и вернулся в отдел. В кабинете его ждала женщина с тонким красивым лицом, бровями вразлет и лучистыми серыми глазами. Он узнал ее сразу — Купава, жена Шаламова. Она встала при появлении Ромашина, молча ожидая его реакции.

Начальник отдела остановился на пороге, глядя женщине в глаза, потом поздоровался, усадил ее в «личном» углу кабинета и сел напротив. Он редко ошибался в оценке собеседника, поэтому, не ожидая ее вопроса, заговорил сам:

— Будем откровенны,Купава.Вы сильная натура,насколько я знаю,и в разговоре с вами не нужно искать путей обхода острых углов. Ничего утешительного сообщить не могу: он жив, но исчез.

— Кто? — шепотом спросила Купава; глаза ее наполнились слезами.

Ромашин опешил, оставаясь с виду спокойным и доброжелательным. Подумал: кажется, она одинаково беспокоится за судьбу обоих. Во всяком случае, ее вопрос явно не о муже… хотя такой паритет мне абсолютно непонятен. Зачем в таком случае надо было уходить от одного к другому? Захотелось проверить свою силу? Чувства? Впрочем, как говорят философы, единственная действительно непрогнозируемая вещь — женская логика.

— Мальгин исчез тоже,- сказал он ровным голосом.

Купава судорожно вздохнула, погладила живот — машинально, прислушиваясь к себе, потом глаза ее затуманило облачко недоумения.

— Клим? Как… исчез? Почему?

— Он участвовал в операции по перехв… поиску вашего мужа. Подробности вам ни к чему. Оба замечены в Горловине… редчайшем астрофизическом объекте, оставшемся от эпохи инфляционного расширения нашей Вселенной… и открытом вашим мужем. Дальнейшее местопребывание их неизвестно, хотя уверен, что они оба живы.

Купава с заметным усилием справилась с собой, улыбнулась сквозь тоску и внутреннюю боль.

— Простите… думаете, я всегда такая… рева?

— Не думаю, — как можно мягче ответил Ромашин. — Все дело в маленьком, так? — Он кивнул на ее живот.

— Вы проницательны. Но я жду не мальчика — девочку.

— Уже есть имя?

— Нет.

— Хотите, предложу?

Купава недоверчиво посмотрела в глаза Ромашину, мудрые и всепонимающие, и вдруг поняла, что он далеко не молод, хотя с виду выглядит не более чем на тридцать пять — сорок лет. И еще она поняла, что ее успокаивают — ее, всегда гордившуюся своим самообладанием, с насмешкой относившуюся к любому проявлению женской, равно как и мужской, слабости.

— Спасибо, но все же пусть имя дают ей те, от кого это зависит.

— Резонно, — кивнул Ромашин, скрывая улыбку.

— А хотите в ответ выслушать мою историю? Вы не торопитесь?

Ромашин встал, наклонился над столом, негромко произнес:

— Я занят, беспокоить только в ЧП-режиме.

Сел снова.

И Купава вдруг, неожиданно для себя самой, рассказала ему все о себе и о своих отношениях с Мальгиным и Шаламовым…

Несколько минут он молчал, постукивая по столу указательным пальцем, потом поднял голову. Женщина виновато улыбнулась.

— Никогда не думала, что когда-нибудь вот так… ни с того ни с сего разоткровенничаюсь перед незнакомым человеком о наболевшем… но мне больше не с кем делиться… хотя вру, есть такой человек, отец Клима. Но так уж получилось… извините. Клим как-то сказал, уже после… после нашего разрыва: все проходит,но мы остаемся.Я не верила, что эта простая фраза способна мучить больней,чем физическое страдание, особенно когда понимаешь, что во многом была не права… Что-то словно погасло во мне и вспыхнуло вновь, когда я увидела его глаза и поняла, что он все еще любит и страдает, как никто другой, потому что больше всего мучаются и страдают именно сильные люди, просто это мало кто видит. И у меня появился… есть такой термин в медицине: синдром стресса ожидания, — у меня внутри все заледенело и не тает. А самое страшное- я жду их обоих! И люблю обоих…- Последние слова Купава произнесла шепотом, с изумлением и страхом.- Или так не бывает?

— Бывает,- сказал Ромашин.- Но недолго. Рано или поздно выбор делать придется, а сейчас они в равном положении… для вас.

— Не знаю…Марс говорит,что оба они любители острых ощущений и не способны… думать о других.

— Кто это- Марс?

— Марсель Гзаронваль, друг Дана, они вместе работали.

«Вот это сюрприз,- подумал Ромашин изумленно.- Снова Гзаронваль! Теперь только в качестве «друга семьи»… Что же это он отзывается о своем друге так нехорошо? Ладно бы о Мальгине, как-никак «списанный» муж, но о Дане?… Интересная ситуация, надо бы с ним повстречаться еще раз…»

— Что молчите? — не выдержала Купава.

— По-моему, ваш Марс не прав, Мальгина никак нельзя отнести к любителям острых ощущений. И относить его в разряд людей, мало заботящихся о других, я бы тоже не стал.

— Разве он не может измениться?

— Он- нет,- покачал головой Ромашин. — Хотя я могу и ошибаться. Вам судить о нем, несомненно, легче.

Тишина повисла в комнате, тонкая и хрупкая, как льдинка на стекле. Ромашин сидел, полузакрыв глаза, и Купаве даже показалось, что он задремал, но губы собеседника вдруг шевельнулись:

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Ромашин читал Есенина!…

Дочитал. Купава сидела не шевелясь. По лицу ее трудно было определить, о чем она думает.

— Клим однажды произнес интересную фразу,- проговорил начальник отдела словно про себя.- В душе каждого из нас сидит свой «черный человек». Понимаете? Не тот, не маатанин- есенинский «черный человек». У него, у меня… у вас тоже. И знаете, какой я сделал вывод? Мальгин, легендарный человек-да, спасший многие десятки жизней,сильный,властный и решительный человек,- раним и беззащитен, как никто из нас! И как никто из нас нуждается в поддержке. Но в чем я уверен на сто процентов — он никогда, ни при каких обстоятельствах не даст себе сорваться, какой бы «черный человек» внутри его ни сидел! Он всегда верен себе и, наверное, поэтому так одинок.

Купава покачала головой, порываясь что-то сказать, скорее всего возразить, но так ничего и не ответила.

Они посидели молча еще несколько минут, потом женщина встала. На пороге оглянулась.

— Простите меня еще раз за этот визит и спасибо за терпение, вы мне очень помогли. Я почему-то верю, что вы вернете их… Что касается Клима… до сих пор я была уверена, что сильным натурам не требуется ничья поддержка, вы поколебали во мне эту уверенность. Но я уверена и в другом: Дан тоже сильный человек и не позволит себе нанести вред другим. Марс здесь не прав. Просто Дан болен, вот и все. Клим вылечит его, вы только найдите. До свидания.

«Мне бы твою веру, девочка! — с неожиданной тоской подумал Ромашин. — Когда личность ломается — это одно, последствия такой ломки предсказуемы и поступки человека легко предугадать, а когда личность раздваивается и не знаешь, маатанин с тобой контактирует, динозавр или человек, — это совсем другое дело. Тогда дело из рук вон плохо! Потому что приходится не только страховаться, но и перестраховываться, шарахаться из крайности в крайность и совершать ошибки, не поддающиеся формализации и расчету…»

Над столом всплыло алое кольцо аварийного вызова, пронзительно свистнул сигнал интеркома. Ромашин дотянулся и снял блокировку сенсора ответа.

— Они появились на Орилоухе, — доложил возникший из воздуха дежурный по отделу. — Все трое: Шаламов, Мальгин и «черный человек».

— Где именно?

— Квадрат аш-сорок один-юг, «дефиле духов». Самое загадочное место на планете, по-моему, — добавил дежурный. — Ландшафт там никогда не держится более суток, то и дело плывет и трансформируется.

— Готовьте «струну» на Орилоух. Шевчуку с обоймой усиления прибыть туда же. Тренажу отбой «три девятки» в эфир! От меня только что ушла Купава, жена Шаламова, прошу взять ее под наблюдение. Кто знает, вдруг ее супруг неожиданно объявится на Земле, возможности у него имеются. А для этого случая включите в постоянную готовность тревожную обойму. Все!

— «Три девятки» проиндексированы?

— АА.

— Может быть, «Шторм»?

— Нет, — отрезал Ромашин. — Выполняйте.

Дежурный кивнул, исчезая.

— Держись, Мальгин! — вслух сказал Ромашин, делая шаг к двери. — Все теперь зависит от тебя.

Когда-то состязание в силе и ловкости, открытая схватка с силами зла, кто бы их ни олицетворял- природа или человек, стремительный темп событий были его стихией, способствующей вскрывать резервы организма и полнее почувствовать вкус бытия; теперь же, на шестидесятом году жизни, на «пороге мудрости», как говорили философы, такие схватки расценивались уже как акты отчаяния после проигранной дуэли умов. Безопасник обязан выигрывать бой до его начала, только тогда он специалист своего дела. Правда, если приходится вступать в борьбу с опозданием, как в случае с Шаламовым, когда принципы и правила игры навязываются извне, ультимативно, то времени на обдумывание адекватного ответа почти не остается…