Избранные произведения. Том 2

5

…Он бежал, задыхаясь, по странному и сложному лабиринту, сворачивая в бесчисленные коридоры с черными стенами и светящимся потолком, полные жутких теней и танцующих призраков, слепленных из струй лилового тумана. Сзади все явственней доносился тяжелый топот, сотрясавший лабиринт: кто-то черный, бесформенный, страшный, без лица и без ног, догонял и жег спину угрожающим взглядом. Как же он бежит без ног?! — мелькнула мысль, но тут же была задавлена темным, слепым ужасом, поднявшимся из глубины души. Мальгин уперся в тупик и повернулся к преследователю лицом. «Черный человек» тоже остановился и начал менять форму, превращаться в невиданное существо, с туловищем тигра, орла, дракона и с человеческой головой…

Все исчезло. Мальгин шевельнулся и бессмысленным взором обвел комнату. Он лежал на кровати, мокрый от пота, одеяло валялось на полу, исчерченном голубыми полосами света. Тревога не проходила. Какие-то смутные ассоциации продолжали роиться в голове, чье-то лицо, бледное, странно знакомое и в то же время чужое, маячило на стене, притягивало взор, будило неуверенность и страх.

Мальгин рывком поднялся. Это был просто лунный блик на стене, высветивший кружевной узор старинной картины. И все же тревожное ощущение чьего-то присутствия не проходило. Клим вспомнил слабый шорох в гостиной, который он принял за звук упавшего одеяла, бесшумно встал и выглянул из спальни.

Дымящиеся столбы лунного света пробивали гостиную насквозь, придавая ей нереальную призрачность воздушного замка. Никого. Все на своих местах. Тишина. И запах…

Обоняние у Мальгина было как у собаки, поэтому, принюхавшись, он сразу выделил из спектра домашних запахов тонкий незнакомый аромат, чуждый этому дому. Так могла пахнуть лунная пыль… или марсианский лишайник…

Хирург включил свет, обошел все три комнаты, опустевшие после ухода Купавы.При ней в доме вечно торчали какие-то друзья и подруги, бросая свои и вещи хозяев где попало. Никого. М-да, не хватало только горячечных бредовых снов. Однако откуда в квартире этот слабый, но отчетливо чужой запах? Может быть, из сада? Ночные цветы?…

Мальгин выглянул в окно, постоял с минуту, прислушиваясь, потом выключил свет и вернулся в спальню. Левую ступню вдруг пронзил укол боли. Клим присел, пошарил рукой и поднял с пола миниатюрный значок, очень тяжелый, похожий на бокальчик с отбитой ножкой: диаметр чаши — около сантиметра, длина игловидной ножки — тоже около сантиметра, а цвет неопределенный, то ли стекла, то ли ракушечного перламутра, а весит, как будто сделан из осмия. Действительно, бокал в миниатюре, только внутри чаши застряла какая-то крошка…

Клим попытался вытряхнуть застрявший в бокальчике предмет, но не смог. Заинтересовавшись, поднес значок к глазам: точно такой же формы чаша, только чуть меньше, а в той еще чаша, и еще… словно набор матрешек, штук шесть-семь одна в одной. Хмыкнув, Мальгин задумчиво подкинул непонятный «значок» на ладони, весивший не менее килограмма, принюхался — запах был тот самый, «лунный». Как же он попал сюда? Сам Клим принести его не мог, а гостей у него давно не было, пожалуй, с момента начала внеземных путешествий. Тогда кто его принес? И когда?

Заныло под ложечкой. Мальгин вдруг ясно и четко представил, как в квартиру проникает неизвестный, скорее всего Шаламов — он знает мысленный код замка, — и роняет на пол значок… а потом уходит, удостоверившись, что хирург Клим Мальгин спит один, без Купавы…

— Один,- вслух пробормотал Мальгин, голос был хриплым.- Один, без Купавы…

Эта мысль объясняла все: в доме действительно побывал Даниил, чтобы убедиться, что Купавы здесь нет.

«Спокойно, — приказал себе Мальгин, — ничего еще не произошло, просто фантазия разыгралась, с чего бы Шаламову переться прямо ко мне, когда он мог бы сначала навестить свой собственный дом, не вяжется тут у тебя, мастер, перестань психовать…» Но мысль уже рисовала такие картины, с которыми не справлялись ни логика, ни воля; и хирург, не выдержав, набрал номер Купавы.

Нить виома развернулась в плоскость, но глубины не приобрела: с той стороны связь не включили. Прошла минута, другая, третья, на вызов никто не отвечал. И тогда Мальгин испугался по-настоящему. Бросив взгляд на часы в стене — три двадцать три утра, — набрал телекс Ромашина и стал поспешно одеваться. Ромашин ответил, когда он застегивал рубашку.

— Клим? Что случилось?

Выглядел Игнат так, словно спать и не ложился.

— По-моему, у меня только что побывал Шаламов.

Бывший начальник отдела безопасности внимательно рассмотрел лицо Мальгина, отметил его нервозность, кашлянул.

— Что значит «по-моему»? Вы его видели?

— Нет, но… ощущение, что в квартире кто-то был… странный запах… и еще вот это. — Клим показал «значок».

— Что это?

— Похож на значок с отломанной булавкой,но какой-то необычный и весит около килограмма.

— Из ваших гостей никто не мог обронить?

— Я обнаружил бы его раньше. Повторяю, у меня ощущение, что был именно Шаламов. И еще меня тревожит… — Клим заколебался. — Купава не отвечает на вызовы, дома ее нет. — Заметив взгляд Ромашина, с усилием заставил себя успокоиться, сказал с усмешкой: — Все-таки неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое.

В глазах Ромашина мигнули колючие огоньки.

— Вряд ли эту формулу можно применить к данной ситуации. Давайте сделаем вот что: проверьте, дома ли Купава, может быть, у нее просто не работает связь, а я кое-кого предупрежу. Встретимся возле ее дома. Идет?

Клим кивнул, уколол руку «значком» и, спрятав его в карман, вызвал такси к дому.

Начало уже светать, когда он, преодолев три сотни километров на метро, а остальные десять на такси, позвонил в дверь квартиры Шаламова, подождал, позвонил снова и вошел, мысленно приказав двери открыться.

В квартире стойко держался тот же самый запах, что появился и в его собственном доме, ошибиться было невозможно, а сама квартира была прибрана и пуста. Купава исчезла. Исчезла и колыбель с антиграв-подвеской. Мальгин со звонким туманом в голове сел на несмятую кровать Купавы и сидел так до тех пор, пока в квартиру не вошел Ромашин. Он сразу все понял.

— А не могла она поехать к вашему отцу?

— Он сразу бы позвонил.

— И все же я, с вашего позволения, проверю. — Игнат негромко продиктовал распоряжение в каплю микрофона, свисавшую с мочки уха; на нем уже была рация компьютерной связи, подобная той, что носил недавно Мальгин.- Идемте со мной. С вами хочет познакомиться мой преемник.

— А не рано?

Ромашин молча ждал.

Клим еще раз кивнул и встал.

Они спустились вниз, сели в белый скоростной куттер пограничной службы, из которого выпрыгнули двое крепких ребят в кокосах. Шел шестой час утра, и солнце уже встало, вызолотив вершины берез недалекой рощи.

В пути почти не разговаривали. Ромашин покрутил в пальцах тяжелый «значок», вопросительно посмотрел на соседа.

— Вы разрешите взять его на время?

Мальгин безмолвно пожал плечами, решая и в дальнейшем обходиться минимумом слов и жестов. Он все искал ответ на вопрос, где могла находиться Купава. Подруг ее новых он не знал, а из старых помнил только Наташу Верченко, проживавшую где-то в Днепропетровске. Но едва ли Купава ни с того ни с сего поедет к подруге, когда у нее есть люди ближе, сестра, например, под Курском, родители Дана в Бежице… Или она все-таки поехала к отцу? Зачем? Да и он сообщил бы…

— Не ломайте голову, Клим, — посоветовал проницательный Ромашин, — отыщется. К сожалению, мое предложение об установлении постоянного наблюдения за Купавой не прошло, СЭКОН добро не дал, поэтому я тоже не знаю, где она, однако по всем адресам, известным мне… и вам, уже пошли люди. Подождем.

Хирург не ответил. Тоска вползла в сердце струей холодного и зябкого тумана, и все время хотелось проснуться. Купава смотрела на него из памяти тревожно и с ожиданием, словно хотела о чем-то предупредить, и ничего с этим ощущением Клим поделать не мог. Правда, уже в здании СПАС-центра его усилия взять себя в руки наконец возымели действие, и в отдел безопасности он вошел, повторяя девиз Фихте: «Действовать! Действовать! — вот для чего мы существуем».

В знакомом кабинете, хозяином которого был недавно Ромашин, стоя разговаривали двое: средних лет мужчина, широкий, но болезненно рыхлый на первый взгляд (Мальгин вспомнил, что таких мужчин скорый на эпитеты Шаламов обычно называл «гроб с музыкой»), и невысокий, но крутой, весь накачанный, большерукий молодой человек. Лицо у него было овальное, широкоскулое, с широко расставленными серыми глазами под выпуклыми дугами бровей и с тяжелым подбородком; волевое, умное, серьезное лицо, чем-то неуловимо схожее с лицом Ромашина. Во всем облике этого человека проглядывала спокойная надежность. Мальгин понял, что это и есть новый начальник отдела.

— Знакомьтесь,-сказал Ромашин, поздоровавшись.- Клим Мальгин, нейрохирург.

— Майкл Лондон, — подал широкую сильную ладонь начальник отдела. — Очень приятно.

Мальгин молча пожал руку.

— А это Герхард Маттер, ксенолог, привлечен нами для работы с объектами в Горловине.

— Извините,- шевельнул двумя подбородками Маттер,наклонил голову с громадной лысиной,- слышал о вас много, но никак не удавалось познакомиться. Заходите в лабораторию, Клим, поговорим. Я сейчас вынужден вас покинуть, дефицит времени просто жесточайший. До встречи.

Он ушел.

Лондон поправил усик микрофона у губ, он тоже был включен в систему компьютерной связи, жестом указал на стулья:

— Располагайтесь, побеседуем, хотя Маттер прав: дефицит времени катастрофический. Клим, вы лучше знаете свою бывшую жену… простите…

— Ничего, — сказал Мальгин.

— Ее нет ни у вашего отца, ни у сестры, ни у подруг и друзей, известных нам. Куда она могла отправиться? Вполне вероятно, что панику мы затеяли зря, но Игнат опытней меня, и я доверяю его интуиции. К тому же выяснились новые обстоятельства. Пять часов назад обнаружена орилоунская станция метро.

Мальгин невольно вздрогнул, посмотрел на ничем не выдавшего свои чувства (уже знает?) Ромашина, перевел взгляд на Лондона, но от вопроса «где?» удержался. Начальник отдела снова поправил усик микрофона, кивнул.

— Ваша идея оправдалась, равно как и идея Джумы Хана, который первым ее предложил. Большой инк Геоинститута за несколько часов обнаружил три похожих образования, одно из них оказалось орилоунской транспортной машиной, вернее, ее «скелетом», таким же, как и «храмы» на Страже Горловины. Координаты: северная оконечность озера Таймыр.

— Таймыр? В тундре?

— «Скелет» прячется в слое вечной мерзлоты, видна только его «крыша», да и то лишь сверху, со спутников. По мнению ученых, орилоунские трансгресс-метро — бесконечно сложные объекты, чем больше их изучают, тем больше возникает проблем. Мало того, есть предположение, что эти машины — Страж Горловины и объекты Орилоуха — созданы или выращены пришельцами не из нашей Вселенной. По косвенным данным и расчетам эфаналитиков, это мир, где размерность дробная, а число координат изменяется с течением двух, а то и трех времен. Это совершенно иная физика, более сложная, чем наша, и более сложная геометрия, таким образом, открытие Шаламова — факт исключительного научного и социально-исторического значения! Вот как обстоят дела на самом деле. Теперь о насущных проблемах. Есть подозрение, что орилоунское метро все еще работает, хотя и заплыло торфом, водой и песком, а главное, что в нем обнаружены следы, позволяющие предположить: не далее вчерашнего вечера на Землю прибыли гости.

— Гости? Разве их было много?

— Скорее всего двое. Один, очевидно, человек.

— Шаламов!

— Возможно. А второй… здесь есть неясности. Повторяю вопрос: куда могла уехать Купава, да еще с ребенком?

Мальгину стало жарко. «Неужели Данька успел забрать Купаву и увезти ее с собой?» — подумал он. Куда? Зачем?… Вспомнил о Гзаронвале, но без колебаний решил: «К нему я схожу сам. Парень, похоже, давно ищет возможность и способ переступить границу сложившихся отношений, видит себя на месте Дана. Неужели Купава не ощущает низменных глубин души этого «супермена»?»

— Не знаю, — покачал головой Мальгин. — Я начинаю думать, что Шаламов успел раньше нас и забрал Купаву с собой. Она все же его… жена.

Лондон неожиданно улыбнулся, отчего его лицо преобразилось неузнаваемо. Прав Шатобриан,подумал Мальгин рассеянно, чем серьезней лицо, тем прекрасней улыбка. Правда, неизвестно, к чему относилась улыбка Майкла. Видимо, уровни информированности у него и у Ромашина одинаковы, и он тоже знает, что Купава ушла от него к Даниилу…

— Мы учитываем эту возможность, — сказал Лондон, погасив улыбку. — В этом случае Шаламову будет труднее остаться незамеченным, он потеряет свободу маневра и мобильность. Но прежде чем объявлять его розыск, необходимо выяснить главное — цель! Цель его действий, вектор устремлений, его желания. И тут нам без вашей помощи не обойтись. Судя по личному делу и послужному списку, Шаламов был личностью неординарной, в его жизни большую роль играло… скажем так, странствие сердца.

— Что вы хотите сказать? — осторожно проговорил хирург.

— Даниил был подвержен эмоциям чуть больше, чем позволяла ему специфика работы, любил рисковать, любил острые ощущения, а его бесшабашность даже вошла в поговорку, недаром его прозвали «сверхрисконавтом» СПАС-центра. Существуют открыватели проблем и их закрыватели, так вот Шаламов — из первых. Разве нет?

«Интересно, кто же тогда я, если следовать этой классификации, — подумал Клим, — закрыватель», а вслух сказал:

— Пожалуй! О характере Дана я уже говорил с… э-э… с Игнатом.

Ромашин не пошевелился, будто речь шла не о нем.

— Я знаю. — Лондон больше не улыбался. Он был здорово похож на своего предшественника, не внешне — внутренне, манерой поведения, способностью к оценке вещей, и это обстоятельство сбивало Мальгина с мысли.

— Последний вопрос. Вы уверены в том, что, если Даниил будет доставлен в клинику, вы его вылечите?

В кабинете стало тихо, как в пустой комнате. Мальгин задержал дыхание, не ожидая этого вопроса, он не был готов к нему, хотя давно уже в глубине души пытался ответить на него сам. Но ответа для других, равно как и для себя, у него не было.

— Не знаю, — честно сказал он, помедлив; подумал: «Кажется, прошли времена, когда я на все вопросы такого рода мог ответить «да».

— Это плохо.

— Почему? Какое отношение результат лечения имеет к службе безопасности?

— Прямое: пропадает смысл нашей «охоты» за этим человеком.

Ромашин встрепенулся, хотел что-то сказать, Лондон посмотрел на него, но не прервал речь:

— Игнат не согласен с этим, но у меня другое мнение. У СЭКОНа тоже. Не думаю, что Шаламов способен нанести кому-нибудь вред, поэтому искать его следует только как пациента, нуждающегося в лечении. А если излечить его невозможно, какой смысл в операции поиска и захвата? Понимаете?

— Вполне. Вообще я придерживался такой точки зрения давно. Извините, Игнат. — Мальгин поглядел на невозмутимого Ромашина, тот слегка развел руками. — Но отыскать Даниила все же необходимо, не обязательно надо встречаться с ним, поговорить, мы недоговорили в последний раз, а мне почему-то казалось, что ему плохо… Убежден, он скажет мне, чего хочет.

Ромашин с сомнением покачал головой.

— Клим, он мог убить вас…

— Не убил же? К тому же он мой друг… — Утверждение прозвучало неуверенно и беспомощно. Почувствовав это, Мальгин разозлился. — Не верю я в его полное интрапсихологическое перерождение, не верю! Задавить человеческое в человеке довольно просто, но лишь в том случае, когда он этого хочет и если применить внешнее психотропное давление, а у Даниила случай особый.

Ромашин вздохнул, встретил взгляд Лондона и пожал плечами.

— Расщепление личности Шаламова — факт, не подлежащий сомнению, я уже говорил, и не учитывать его нельзя. Вы это прекрасно понимаете, Майкл.

— Ноу коммент, — развел руками начальник отдела.

— Обещайте мне, — медленно сказал Мальгин, вставая, — обещайте, что, как только вы обнаружите Даниила, предоставите мне возможность поговорить с ним первому.

Лондон тоже встал, не колеблясь протянул руку.

— Договорились.

Оставив Ромашина в отделе, Мальгин вышел в парк, окружавший здание СПАС-центра, и, машинально огибая деревья, направился по склону холма к реке, раздумывая над всем, что услышал. Солнце уже стояло высоко и пригревало, день обещал быть жарким. Отец, наверное, свернул удочки и бродит по лесу, мимолетно подумал Клим, сожалея, что оставил старика одного. Что-то мешало ему, словно натирающий ногу мокасин или тесный ворот рубашки… нет, словно головной убор! Мальгин вспомнил о подарке Ромашина, потрогал дугу «защитника», спрятанного под волосами, и вдруг укол тревоги заставил его вздрогнуть и очнуться. Гзаронваль!… С визитом к Гзаронвалю следовало поторопиться. Если Купавы нет и у него, значит, Шаламов действительно забрал жену с собой. Данька, Данька, баловень судьбы, что же ты еще затеял?…

Спасатель из группы Жостова жил, как ни странно, под Рязанью, в Спас-Клепиках, в коттедже, стилизованном под старинную русскую избу из толстых бревен, с двускатной крышей и резными наличниками. Ошеломленный Мальгин даже не предполагал, что родина Гзаронваля не Руан или Марсель, а Рязанщина, как и матери Клима, — оставил такси у закрытой калитки и огляделся.

Солнце стояло в зените и пекло как по заказу. Улица в оба конца была почти безлюдна, две шеренги похожих друг на друга коттеджей проглядывали сквозь кружевную резьбу листвы плодовых деревьев, возле некоторых домов стояли машины индивидуального пользования- от одноместных пинассов типа «гном» до многоместных скоростных драккаров класса «семь самураев». У дома Гзаронваля машина не стояла, хотя по характеру спасатель должен был иметь какой-нибудь из престижных аппаратов подобного типа.

Мальгин прошелся вдоль штакетника, невысокого, символического забора из планок, калитка сама открылась перед ним — автоматика в порядке, — и вошел в сад, окружавший коттедж. Яблони — антоновка, золотой налив, штрифель; груши, экзотичный дуриан (на широте Рязани он вряд ли плодоносит, это уже явный снобизм хозяина), малинник, смородина, заросли крупноплодной земляники — все, как полагается. Но где же хозяин?

Что-то зашуршало в малиннике, у Мальгина екнуло сердце. Из кустов выползло страшилище, похожее на крокодила и древних динозавров, глянуло на гостя стеклянными глазами,стрельнуло длинным розовым языком. Дракон Коммодо! М-да…

Мальгин покачал головой, усмехаясь в душе. Все-таки Гзаронваль верен себе даже в таких мелочах, привычка выделяться,хотя бы внешне, у него в крови. Правильно, выходит, Клим вычислил его сущность во время первой встречи. Надо ж — притащить на древнерусские равнины заморского дракона! И посадить дуриан! Что он с этим драконом делает зимой? Отвозит домой, на остров? Или эти гигантские ящерицы зимой спят? А экземпляр неплох, метра три с половиной от морды до кончика хвоста…

Клим потрепал медлительное пресмыкающееся по отставшей на затылке коже.

— Что, зверь, холодно и скучно? Где твой хозяин?

Дракон мигнул, снова показал язык и уполз на солнцепек.

— Вы Сеню ищете? — раздался сзади женский голос.

Мальгин оглянулся. Из-за разросшихся кустов смородины на него смотрели две пары глаз, принадлежавших женщине средних лет с волосами, собранными на затылке в тяжелый узел, и мужчине на склоне жизни, одетому в белую майку и полосатые брюки. На их лицах читалось сдерживаемое любопытство.

Соседи, сообразил Мальгин. Только при чем тут Сеня? Неужто я ошибся адресом, а этот дом — не Гзаронваля?

— Добрый день,- поклонился хирург.- Я, кажется, немного промахнулся. Я ищу Марселя Гзаронваля.

Мужчина засмеялся, женщина тоже улыбнулась.

— Это его дом и есть, просто мы привыкли называть его крещеным именем.

— Сейчас модно иметь по два имени, — пояснил сосед. — Мальчишкой он был Семеном Руцким, а вырос — стал Марселем Гзаронвалем. — В голосе соседа прозвучало осуждение. — Он и вообще-то был слишком заносчив…

— Пантюша, — с укором сказала женщина, краснея, — ну что ты говоришь? Вы его не слушайте. Сеня — мальчик неплохой, просто немножко любит порисоваться, знаете, как это бывает у молодежи? А второе имя взял не из прихоти, просто спас какого-то француза и поменялся с ним именем…

— Он тебе не то еще наплетет… — Мужчина фыркнул. — Спас!… Знаем мы, кого и когда он спас… Неплохой… базло он луженое, позер и хвастун, к тому же злопамятный…

— Пантелей!

Мужчина махнул рукой.

— Вот на баб он влияет здорово, этого у него не отнять, раз уж даже ты его хвалишь… Извините, вырвалось, но уж очень хорошо я его знаю. Ну что, Пантелей, Пантелей? Вспомни, как он буквально облаял бабушку Улю? А его «шутки» вроде ям и капканов в саду? А что он учудил в прошлом году с компанией друзей? А сколько слез ты из-за него пролила? Хоть одно обещание свое он выполнил?…

— Пантелеймон! — Женщина смутилась, но держалась твердо, хотя и краснела при каждом слове.- Не надо об этом, молодой человек может подумать, что мы со зла…

— Можно подумать, они там в своей конторе ничего этого не знают. Я еще много чего могу вспомнить, если понадобится.

«Кажется, меня тоже приняли за другого»,- подумал Клим. Сюрприз за сюрпризом! Ай да Марсель Гзаронваль… Семен Руцкий! Кого же ты спас? Неужели было такое на самом деле? Ведь, судя по реакции соседей, зарекомендовал ты себя «хорошо». Оказывается, наклонности твои имеют глубокие корни в детстве. Куда же смотрели родители, особенно отец? Кто тебя воспитывал? И что нашла в тебе Купава, кроме мужественного профиля? Какой же слепой она бывает! И как часто ее доверчивость, вера в лучшее в человеке подводит и ее саму, и друзей.

— Так где же хозяин? — спросил Мальгин.

— Вы третий, кто об этом спрашивает, — буркнул склонный к прямоте Пантелеймон.

— Утром прилетал какой-то мужчина, — извиняющимся тоном пояснила соседка Гзаронваля.- Суровый такой,глаза такие у него… словно он видит все насквозь. Спрашивал про какую-то Купаву. Потом следом за ним пожаловал вежливый молодой человек. Теперь вы…

Шаламов! Первым, несомненно, был Даниил. А вторым — посыльный Лондона или Ромашина. Опоздал я со своими догадками. Впрочем, это не беда, главное, что Шаламов еще не нашел Купаву, а значит, есть шанс его опередить…

— Простите,а Марсель… э-э,Сеня один уехал? Не знаете, куда? Он не говорил?

Соседи переглянулись.

— Один.- Пантелеймон махнул рукой вдоль улицы.- Оседлал своего «носорога» и умчался. Вообще-то он редко здесь бывает, да и то с компанией.

— Сказал,что его ждут в раю,- добавила женщина, виновато и робко посмотрев на спутника. — Но что он имел в виду, извините, не знаю.

— И за то спасибо,- бодро сказал Мальгин.- Прошу прощения за беспокойство. Всего вам доброго.

— И вам того же! — дружно ответили соседи Гзаронваля-Руцкого.

У калитки Мальгин оглянулся. Все трое смотрели на него: Пантелеймон, задравши майку и почесывая бледный живот, его жена или, может, сестра и дракон с острова Коммодо.

В «раю», повторил про себя Мальгин, чувствуя в душе опустошающую горечь и бессилие. Ждут в «раю». Где он, этот «рай» по-гзаронвальски? Купава, ау!…

«Подожди, мастер, не суетись, — раздался вдруг внутри Мальгина трезвый голос. — Что тебе, собственно, надо? Чего ты так переживаешь за чужую жену? Ты же отрезал ее от себя, с кровью, болью и мукой, но отрезал! Какого ж рожна, спрашивается, тебе от нее надо? Пусть за нее беспокоятся те, кому это положено по службе». — «За нее больше некому беспокоиться, — возразил Мальгин-второй, — сестра не в счет, как и сам Шаламов, и его родичи».

«Есть отдел безопасности, это его работа. Брось свои сентиментальные замашки, игру в благородство, никого не поразишь, никто не оценит. Вчера ты, кажется, думал о другой женщине».

«Если б все было так просто…»

«Не оправдывайся хотя бы перед собой. Карой пришла не к кому-нибудь, а к тебе, и о Джуме ты в тот момент не вспомнил. Вступил на дорогу — иди до конца».

«А шел бы ты сам!» — сказал Мальгин себе-первому с отвращением, оглядываясь на дом Гзаронваля. Ему показалось, что из окна посмотрел ему в спину кто-то угрюмый и неприязненно-враждебный.