Глава 39 Бесполезные ответы

— Проблема в том, Алексей Григорьевич, что полного доверия к вашим словам нет и быть не может. — Мягко проговорил контрразведчик. — По крайней мере, пока вы скрываете от нас часть информации. Повторю вопрос Юрия Ивановича. Кто вас заказал?

И что ответить?


Полного доверия вообще не бывает. И уж точно между допрашиваемым и допросчиком такая хрупкая вещь, как «доверие» обычно разбивается вдребезги. Если Айсман рассчитывает на то, что мне девятнадцать и поэтому я куплюсь на эти его гнилые заходы с доверием и на интонации доброго дядюшки, то он жестоко просчитался. Не знает, что такое наследник старшей боярской семьи и как нас готовят. И не только в теории. Я прошел целый цикл допросов, начиная от обычных и заканчивая медикаментозными, в пятнадцать лет. С разбором каждого. С повторами, пока я не научился определять использованные следователем методики. Профессионалом я не стал. Не было тысячи повторений. Но уж уловки обычного армейского контрразведчика я вижу как на ладони. Следователь он, кажется, неплохой. Всю информацию собрал и проанализировал, опросил свидетелей за сколько времени? В любом случае — быстро.

Сейчас речь идет не о доверии. А о том, что получу я, если выложу им подноготную моих «семейных отношений» с дорогими родственниками. Скрывать информацию смысла нет. Она всплывет так или иначе. Уверен, опричники, наши воронежские, теперь землю носом рыть будут, после такой пощечины. И дурацкие связи Виссариона с этим отравителем обнаружатся, в лучшем виде. Генералу сообщат. Он ведь теперь с шеи следствия не слезет, пока не найдет виновных. Ну или тех, кого можно назначить виновными.

А что я могу получить? Начало неких отношений с Истоминым-старшим. Не доверие, конечно, но контакт. Для моего нынешнего статуса это нереально высокий уровень. Заместитель командующего ВВС? Дайте два. От отношений с Марией мне это было не нужно. Я все-таки не совсем боярин, — в смысле совесть и честь из меня не до конца вытравили. Вернее, немного бракованный боярин, наверное.

И все? И все, на самом деле. Вариант: «вернуться на базу без переломов ног», — как лучший для себя я уже не рассматриваю. Не та атмосфера установилась.


Я вздохнул, сделал немного растерянное лицо, взлохматил волосы, будто на что-то решаясь. Надеюсь, натурально получилось. Курсы актерского мастерства я не посещал.

— Поклянитесь, ваше сиятельство, что это останется между нами. Если вы убедитесь, что мои «заказчики» непричастны к покушению на Марию, эта информация дальше вас не уйдет.

— С какой стати я должен это делать. — Неприязненно вопросил Истомин.

— Это дела рода. В которых замешаны и дела моей семьи. Пусть я изгнан, но это не значит, что семья стала мне чужой! — Добавил в голос эмоций — ну как смог. Я сейчас реально паршиво себя чувствую из-за ситуации с Марией. Вот и дал чувствам выйти на поверхность.

— Понимаю. — Истомин немного притушил свой гнев. — Семья — это святое. Что же, даю слово, если твои родичи непричастны к нападению на мою семью, все, что скажешь — между нами останется. Иван, отключи запись.

Тот слегка скривил лицо, но провел какие-то манипуляции в ВР. Будем считать, что отключил.

— Нападение на меня заказал мой двоюродный брат. Виссарион Орлов. Он молод, на год меня старше. Но, как бы это сказать… Не всегда может соизмерять желания с реальностью. Служба безопасности рода его раскрыла. Доложили его отцу, главе и текущему главе моей семьи. Случай достаточно расследован, чтобы понимать, Виссарион все решил самостоятельно, и ни с кем больше не связан. Он просто нанял человека, за которым уже охотился «Кузнецов», вернее, его хозяева. Вы, конечно, можете попытаться связаться с главой рода, Георгием Орловым, чтобы уточнить информацию…


Оба скривились, как будто чистого халапеньо в рот закинули. Вот-вот. Это вам не маленьких бесправных ликвидаторов запугивать! Идите, разведите на информацию главу рода. Да еще и без права ссылаться на источник.

— Вот и вся история. Я убежден, что заказчик моего убийства никак не связан с новым покушением. Нет мотива. Да и использовать для дела ракетную установку… Это прямо даже для Викентия чересчур.

Генерал и контразведчик сидели с кислыми физиономиями. Вот вам, господа абсолютно честный и бесполезный ответ. Понятно, — одно дело прижать провинциальный боярский род. И совсем другое, если выяснится, что история растет корнями, например, из хотелок «могучей кучки» (это пять сильнейших княжеских родов в Империи). Каких-нибудь Вельяминовых, Лопухиных или Морозовых. Или еще хуже из интриг Великокняжеских башен. Будь ты сто раз Истомин, граф и заместитель командующего, тебе такая вражда просто не по зубам.

— Чтобы я тебя близ моей дочери больше не видел, Орлов. — Повторился генерал. — Удали ее контакты. Просто забудь про нее.

— При всем уважении, ваше сиятельство, вы, по меткому выражению вашей дочери, входите на территорию с названием «не твое дело». — Слово «собачье» я опустил. Собеседник граф все-таки и генерал-лейтенант. — Мы с Марией взрослые люди. Сами решим, как нам строить наши отношения. Происхождением я ей равен. Хотя нынешний социальный статус, конечно, не внушает.

— Ах ты!.. — Он вскинулся и вдруг обмяк. Я прямо услышал, как с перебоем стукнуло сердце. Генерал потер грудь и посмотрел на меня уже без прежнего пыла. — Даже интересно было бы посмотреть, как вы поженитесь и народите детишек с говённым характером, как у доченьки и у тебя. Пятьдесят на пятьдесят. Тогда вспомнил бы меня, «взрослый человек» Орлов. Но этому не бывать. Плевать мне, кто ты такой. Я никогда дочери в делах сердечных не указывал. Она… Мария искалечена. Врачи вчера даже на жизнь ей положительный прогноз не давали. Вот выйдет она из госпиталя вся перекореженная, что делать-то будешь? Самостоятельный Орлов? А? Сбежишь в ужасе, молокосос, вот что. Иди уже. Я распоряжусь, чтобы тебя вниз отправили.

— Что сделаю? Ну для начала целителя найду, экстра-класса. Бросать друга ли, девушку ли оттого, что с ней случилось несчастье не в моем стиле. Я же говорю, мы сами разберемся. Главное, чтобы она живая была. — Последняя фраза вырвалась у меня помимо воли. И эти слова были, наверное, самыми искренними, что я произнес за весь наш разговор.

Я встал и обратился к генералу, опять игнорируя контрразведчика, опередив того буквально на секунду.

— Ваше сиятельство. Позвольте оставить вам мой прямой контакт. На всякий случай. — По идее контакт у меня должен был сейчас взять ротмистр. Но зачем он мне сдался-то?

Истомин потер серые от усталости веки и молча протянул мне свой телефон. Я коснулся его своим, и наши нейро сконнектились. Истомин, как и положено аристократу, свой контакт в ответ тоже дал. Ну все. Единственный бонус от этого дурацкого разговора я получил. Пора уходить.

— Да, ваше сиятельство. Вы наверняка у палаты свою охрану оставите. Пожалуйста, во избежание недоразумений, предупредите их, что я друг вашей дочери и у меня есть доступ.

— Или что? — Со слабым интересом спросил Истомин. Ему бы таблетки принять, а он, очевидно, при мне не хочет.

— Или я их всех в окошко повыбрасываю. — Ответил я спокойно. — Хотелось бы в больнице обойтись без насилия.

— Наглец. — Генерал вяло улыбнулся. — Иван?

— Я распоряжусь. — Ответил контрразведчик. — А то судя по тому, как молодой человек нашего Нечипоренко об плац грохнул, у охраны и вправду могут проблемы возникнуть.

* * *

Когда я вернулся в казарму, компания по обмывке наград уже почти разошлась. И хорошо. У меня уже не было никаких сил продолжать этот импровизированный праздник. Отвечать на вопросы, где я был и что делал, все же пришлось. Самой популярной версией было: меня прилетели забрать на фронт, чтобы я помог десантникам справиться с Ордой, но потом решили, что такое применение Орлова негуманно по отношению к противнику. И меня отпустили обратно монстров «пятерок» резать.

Я вяло отшучивался. И скоро ко мне перестали приставать.

Хотя, конечно, прилет «Донского» вытеснил из разговоров даже обсуждение нашего с «гаммовцами» подвига. Мою стычку с десантником раздули до масштабов эпичного сражения. Кажется, у меня появляется дешевая популярность.

Ребята из группы, видя мое настроение, тоже старались меня не тормошить.


Только Заноза подсела поближе и спросила:

— Что-то паршивое случилось, Боярин?

— Да уж. Ничего хорошего. Как отметили?

— Да нормально отметили. Ты это. Классный ты парень. Если какая помощь нужна будет, скажи. Мне объяснять ниче не надо. Просто скажи, если че.

— Спасибо. Если надо будет, обращусь. Сейчас не тот случай.

— Я ж говорю. Не надо объяснять. — Она немного неловко приобняла меня, чмокнула в щеку, порывисто вскочила и отошла к своей койке.

И что это было, сейчас? А? Я вас спрашиваю? Женщины!

Этот длинный день закончился. Свет в казарме отключили. Я лежал, рассматривая энергетическую проекцию печати — моего потенциального убийцы. И думал.


Например, а зачем ее вообще поставили с таким жестким внешним условием? Не приближаться к башням. Одно дело изгнать члена рода. За проступок мнимый или истинный. Это практикуется. Обычно, как самое суровое наказание в боярских родах. Время публичных казней давно миновало. Теперь достаточно изгнать человека, чтобы почти вычеркнуть его из жизни. И на палача тратиться не надо, и дерьмо потом за казненным убирать. Но фактически запретить изгнаннику иметь дела с другими боярскими родами? Такое случается крайне редко. В чем был план? И чей это план, а? Или, как обычно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги? Дед помер, все планы пошли по бороде?

В любом случае от печати надо избавляться. Мало того, что я не хочу носить клеймо, как какой-то преступник, так еще ее наличие просто опасно для меня! Решат меня к Соколовым доставить без моего согласия, оглушат и довезут до башни хладный труп.

Но легко сказать: «не хочу носить». У меня есть под рукой алхимик запредельного уровня. А вот ни одного гранда-ритуалиста рядом не наблюдается.

Интересно. Башня Синицыных, например, — это все еще башня, с точки зрения печати? Или уже нет? Защитные чары-то с нее сбили. Да, там сейчас вообще всякой-разной магии намешано. Вопрос интересный, и надо бы проверить, пока мы отсюда не уехали. По идее, нас должны отправить по домам уже завтра. Слухи такие ходили среди сослуживцев.

О чем только не будешь думать, чтобы не думать о главном. Что там с Марией. Покалечена, говорите? Насколько? Чем и как ей помочь? Что я вообще могу, на моем теперешнем уровне социализации и при моем статусе? Вот в такой недобрый ночной час еще и жалеть себя начнешь ненароком. Не-не-не. Это не мое. На самом деле я многое могу. И сам. И через знакомства. Тем более, что Вика тоже часть моей социализации, пока она не решила иначе. Если что — обращусь к ней. Хотя копить долги очень не хочется, даже перед родной сестрой.

Я подумаю об этом завтра. А сейчас надо замедлить дыхание. Почувствовать пульсацию праны. Выкинуть бестолковые мысли из головы. И заснуть. Баю-бай, Алексей Григорьевич.

* * *

Спал я паршиво. Всю оставшуюся ночь мне снились кошмары, которые я к тому же не запомнил. Утром мне достались слабая головная боль и круговерть мутных, словно отразившихся в грязном зеркале, образов.

Снился дед с окровавленным ножом в руке. Снился отец, со слезающей с тела кожей, который при этом продолжал улыбаться и приговаривал: «Какой интересный эксперимент». Снился дядя Викентий, стоящий на табуретке с проволочной петлей на шее. Ласково улыбаясь, он говорил: «Падающего, толкни».

Я чувствовал связь этих снов со своим видением, но четкого понимания, что это вообще такое было, так и не обрел.


После умывалки я подошел к Ветру, насвистывающему какой-то веселый мотивчик.

— Сержант, когда мы отправляемся, неизвестно?

— Нет. Но точно не раньше обеда, теперь. Говорят, мы смену ждем. Сюда собираются еще одну сотню ребят пригнать. Из тех, кто в этот квартал здесь не был. Вродь как есть подозрение-на, что мы не все зачистили. Оказывается, было два крупных нападения на Базу и на Счастье. Нас сюда пригнали из-за этого. Умники в управлении все посчитали-на. И у них чего-то там не сошлось. Но это так. Сам понимаешь, Боярин, нам не докладывают-на.

— А могу я попросить об одолжении? — Спросил я, немного помявшись. Не люблю просить, дрянь!

— Что надо сделать-то. Если рыло кому начистить, то вон Кабан есть. Он от тебя в восторге-на. Но с таким-то делом ты и сам справишься, Боярин, не хуже нашего. Да говори уже, чем мнешься, как целка перед свадьбой?

— Мне надо к башне Синицыных попасть. Хочу получить ответы на кое-какие вопросы. А пешком…

— С ума съехал пешком? Бери Занозу и броневик и езжайте. Лимита на горючку у нас здесь нет, слава яйцам.

— Спасибо.

— Ты, Боярин, странный. Мы, считай всей группой тебе жизнью обязаны. Ведь я уже почти отдал приказ отступать. Думаешь, мы того не понимаем-на? Или что думаешь, долги отдавать только ваши эти благородные господа умеют?

— Да ничего я такого не думаю. Броневик имущество казенное же, не твое личное, Ветер. Откуда я знаю, насколько тебе трудно дать его мне на дурацкие покатушки.

— Ай, ты умный-умный, а дурной. Езжай давай, пока я не передумал и в наряд по казарме тебя не поставил.


Я разыскал Занозу, которая опять крутилась вокруг мехов и любезничала с одним из пилотов. Тот весьма недобро на меня посмотрел, когда я отозвал Занозу в сторону, но мне такие взгляды давно по барабану. Заноза почти безо всякого сожаления уселась за штурвал БТРа, и мы поехали в сторону того, что осталось от синицинского родового гнезда.



Обломок башни вырос из уровня как-то весь сразу. Выделился на общем фоне разрухи. Вырос из кучи мусора, в который Воронцовы превратили жилые кварталы домена Синицыных. Он был похож на уродливый гриб, выросший на кладбище. Навис над нами укором и напоминанием: «падение неизбежно».

— Ну и люто здесь. Не люблю окрестности башни, тута как будто тебе в спину кто-то смотрит. — Пробормотала Заноза. — Как будто мертвые с района здесь тусуются. Давай побыстрее ответы свои ищи, Боярин. Зябко мне.

Я понимал, о чем она говорит. Остаточный фон от массового применения магии до сих пор был чудовищным. С падения Синицыных пятнадцать лет прошло, но место это менее жутким не стало.

— Здесь мосты какие-нибудь остались? — Спросил я ее.

— Да, мы к ним и рулим. Скока хочешь мостов, Боярин. Увидишь сейчас.

— Метров за сто пятьдесят тормозни, подруга. Дальше мне надо пройтись пешком. Если упаду, не пугайся. Просто оттащи меня подальше от башни.

Заноза молча остановила броневик, я вылез наружу и медленно, с некоторой опаской отправился к башне. Она следовала за мной, безмолвной тенью. Я, честно говоря, ожидал вопросов: «что это ты упадешь, да что творится, да поехали обратно». Но Заноза — девчонка-кремень. Сказала: «Не надо объяснять». И не надо.

Когда я вышел на край уровня, я понял, о каких мостах говорила Заноза. Сплавленные в месиво окружающие башню строения были превращены магами Воронцовых в штурмовые мосты. Часть из них защищающиеся обрушили. Но несколько сохранилось до сегодняшнего дня. Я вступил на один из них и двинулся вперед.

Через три минуты я стоял у первого комплекса зданий башни, вернее, среди развалин от него оставшихся. И задумчиво смотрел на тщательно запечатанные проломы, окна и дверные проемы. Печать безмолвствовала, и я был уверен, что и внутрь башни смогу пройти безбоязненно. Если найду вход. И если оно мне понадобится.

— Ну чего. Нашел свои ответы, Боярин? — Спросила меня Заноза, когда мы возвращались к броневику.

— Нашел, Заноза. Только они какие-то… бесполезные.

Она хмыкнула и неожиданно добавила:

— А оно всегда так. Не знал?

Загрузка...