К низкому длинному строению, сложенному из разноформатного кирпича, мы дошли без происшествий. Островерхая крыша щеголяла заплатками разной величины и цвета. Красавчик нырнул внутрь, я последовал за ним. Наш эскорт остался снаружи.
Внутри было дымно. Пахло угольной пылью, жареным мясом и какими-то специями. У здоровенного мангала стоял высокий, широкоплечий мужик. Его мускулатура и фигура в целом уже начала заплывать жирком, но он все еще был в неплохой форме. Чернявый, горбоносый гладковолосый брюнет в майке «алкоголичке» и клеенчатом фартуке поверх нее. Он вращал шампуры и вглядывался в нанизанные на них куски мяса.
— Привет, Агаси. — Хлопнул мужика по плечу Красавчик. — Пушки сбросим у тебя с коллегой?
— Конечно, дорогой. Знаешь, куда нести. — Он достал из кармана спортивных штанов приличных размеров связку ключей и протянул Красавчику. — Отойти не могу, сам положи, а? Опять к Резвану? Ой дождёшься беды. Может, по шампуру вам с другом, ай, какое мясо нежное сегодня! — И все это практически на прерываясь на паузы.
— Потом. Сперва я с долгом рассчитаюсь, Агаси. Спасибо, как обычно, выручил. — И Красавчик сунул в карман, из которого были извлечены ключи, десятку.
Мы сложили свои пушки в продолговатый, объемный металлический сундук, стоявший в служебном помещении шашлычной. Красавчик запер ящик и дверь, вернул ключи хозяину, и мы вышли наружу в осеннюю слякоть.
До нужного места оказалось недалеко. Мы уперлись в импровизированную ограду вокруг подъезда одной из крайних пятиэтажек. Кто-то отлюбил в свое пользование целый подъезд на двадцать квартир, и прихватил к нему кусок двора. Над узкой металлической калиткой висела зеленая растяжка с лозунгом на арабском: «Ангелы смотрят». Ну надо же. Ангелы! Кажется, имя Резвана что-то такое значило. Ангел-надзиратель.
Красавчик стукнул в дверь, и нас немедленно запустили внутрь. Один из сопровождавших нас шнырей, заскочил за нами в калитку. Второй остался снаружи. Невысокий, коренастый кавказец, открывший вход, быстро оглядел нас. Сунулся было ощупать, но я тут же сказал:
— Руки убрал. Сломаю обе. — Красавчик одобрительно кивнул и добавил.
— Я долг Резвану принес. Если неинтересно, можем уйти. Но тогда проценты с сегодняшнего дня не начисляются.
Парнишка, который шел за нами всю дорогу, рванул в подъезд. Кавказец, пытавшийся нас обыскать оскалился, но продолжить не решился.
Ждать нам пришлось недолго. Скоро во двор из подъезда хлынула целая толпа черноголовых черноглазых парней. Всего семнадцать человек, вооруженных чем попало — от арматурины до милицейских коротышей. Один даже приперся со старинным длинноствольным автоматом с деревянным прикладом. Интересно, здесь всегда так должников встречают? То, что внутрь нас не пригласят, я понимал. У этих ребят было не принято звать в дом чужаков или решать там деловые вопросы.
Последним во двор вышел кряжистый мужчина в годах. Черная борода с проседью — лопатой. Покатый лоб, лохматые брови, из-под которых злобно глядели карие глаза. На голове невысокая, кучерявая, серая папаха. Торс облегал кафтан с газырями, из-под которого виднелась серая же рубаха. Под свободными шароваристыми штанами мягкие сапожки. Явно не для ходьбы по местным хлябям предназначенные. Из кобуры на поясе посверкивала золотая рукоять здоровенного пистолета. Золотая! Я глазам своим не поверил. Это, видимо, и был Резван.
Он вальяжно проследовал на середину двора, перекрыв линию обстрела как минимум трем своим бойцам.
— О! Кто пожаловал. Сам господин Прилепский нас посетил. — Говорил он с резким гортанным акцентом. — Говорят, ты долг принес. Правда, запоздал немного.
— Я не выбираю, когда нас сюда пошлют. Проценты за лишнее время я тоже принес. Шесть триста. — Ответил Красавчик, скулы которого окаменели, при появлении этого цирка. Очевидно, ситуация для него неожиданная.
— Да что ты такое говоришь? Шесть триста? А у меня другая арифметика. С тебя штраф за просрочку. Штраф за неуважение. Для ровного счета ты мне должен десять тысяч. И, если у тебя с собой нет этих денег, я прикажу парням сломать тебе руку.
Вот это расклады здесь. Которые я не очень понимаю. Красавчик не крестьянин из их аула, чтобы ему можно было руку безнаказанно сломать. Этот Резван, интересно, кем себя возомнил? На что рассчитывает? Словно услышав мои мысли, Красавчик ответил:
— Кажется, ты слишком много горячего чая выпил, не снимая папахи. Голова перегрелась? Что ты там мне ломать собрался? После такого твою шайку зачистят ты даже «ай, мама» сказать не успеешь.
— Кто зачистит-то, дурачок? Начальству жаловаться побежишь, что деньги у подпольных дельцов берешь на скупку нелегалова? Твою группу мы не боимся. Нападете, здесь вас и похоронят. И в дыру на третий сбросят. Я тебе, сучонок, покажу «перегрелся». Ты у меня вообще в поселок дорогу забудешь, пока с долгами не рассчитаешься. У тебя теперь совсем другой процент…
Мне все это надоело. Рубикон был перейден, после обещания сломать Красавчику руку, да еще и в моем присутствии. Такие шакалы, как Резван не могут напасть сразу лицом к лицу. Сперва облают, попробуют заставить почувствовать себя виноватым или униженным. В общем — классика жанра бандитских переговоров. Я просто не думал, что кто-то рискнет так разговаривать и действовать против ликвидатора. У нас служат люди совершенно безбашенные, я уже оценил.
— Красавчик. Чего стоим? — Спросил я. — Валим уродов? Что нам от властей поселка за это будет?
— Что ты тявкнул, пес? Кровью умоешься, шлюхин сын. — Резвана мгновенно сорвало с резьбы, и он стал бешено рвать свой компенсаторный пистоль с пояса, а тот, естественно, застрял. — Стреляйте ему по ногам, я с ним потом разберусь!
Пока все внимание благородного собрания было отвлеченно на меня, — Виталий ловко скользнул за спину привратнику и быстрым четким движением свернул ему шею, подхватив обрез с его плеча. Я же включил ви́денье еще до того, как закончил свою небольшую приветственную речь.
Клинки покинули ножны. Я, оставляя за собой послеобразы, за пару ударов сердца зарубил троих стоящих поблизости гостей со знойного юга, еще только поднимавших оружие.
Тесный двор, куча народа. Это то поле боя, на которое натаскивали в башне конкретно меня. За исход схватки я не переживал. Только за Красавчика немного. Его стиль драки как раз не сильно подходил под ситуацию.
Во дворике поднялась заполошная стрельба. Придурки палили в белый свет, как в копеечку, так что раненые начали появляться без нашего с Красавчиком участия.
Я действовал методично и бездумно, полностью отдавшись на волю рефлексов и ви́дения. Фонтаны крови, хлеставшие из вскрытых артерий моих оппонентов, в другой ситуации наводили бы ужас на оставшихся. Здесь же никто просто не успевал по-настоящему испугаться или осознать, что происходит.
Единственным, с моей стороны двора, кто среагировал на угрозу, был Резван. Он ускорился и рванул к входу в подъезд, расталкивая подчиненных.
Я настиг его уже возле самой двери и уколом перебил позвоночник в районе грудного отдела. За мной с шумом падали четверо его ближних охранников, фонтанируя драгоценной влагой из отрубленных конечностей.
Оттолкнувшись от двери, я прыгнул обратно к центру двора и вогнал клинок в район печени какому-то боевику, безуспешно дергавшему затвор своего пистолета-пулемета.
Кажется, все. Стрельба прекратилась. Все противники лежат. На все про все восемь секунд с небольшим. Я нейтрализовал одиннадцать боевиков. Красавчик шестерых. Говорил же, его стиль боя не подходит к обстановке.
— Боярин, ты монстр. — Сказал Красавчик, зажимая рану на ноге. Шальная пуля его все-таки догнала. — Просто какая-то адская мясорубка, мать твою.
— Кто на что учился. — Ответил я. — Дай, с перевязкой помогу.
— У тебя что, аптечка с собой? — Красавчик скривился и рванул продырявленную штанину, открывая рану.
— Экстра-набор. Всегда с собой. — Я подбежал к сослуживцу, по дороге ткнув клинком в висок сильно хитрого раненого горца, подбиравшегося к автомату. Быстро осмотрел рану напарника. — Сквозное. Кость вроде не задета, крупные сосуды тоже. Повезло. — Сейчас потерпи.
Я вколол ему регенератор прямо в бедро, после чего залепил рану с двух сторон заживляющим пластырем. Следом вколол обезболивающее.
— Не скажу, что как новенький будешь. Но до базы доберешься. Так что насчет местных властей? Мы здесь изрядно намусорили.
— Власти нам спасибо скажут, что мы такую опухоль вырезали. — Морщась, ответил Красавчик. — Здесь, в Счастье, закон силы работает. Не выжил, значит был недостаточно силен. И виноват. А уж нападение на ликвидаторов… Никто не пикнет. Последствий побоятся. Но ты реально бешеный. Я честно думал, ездец нам. Здесь и положат. Но ты и один бы справился, так же?
— Да с кем здесь воевать-то было. — Ответил я с некоторой досадой. — Обычные крестьяне. Спустились с гор, решили здесь свои порядки наводить. Имбецилы. На всю толпу три слабых физика с нулевой реакцией. Меня учили воевать именно в таких условиях, и против гораздо более опасных противников.
— Значит, хорошо что тебе чуйка подсказала со мной идти. Я бы отсюда не вернулся.
— Сломанная рука…
— Ты что думаешь, я бы им позволил себе руку за выдуманный долг сломать? — Крылья носа Виталия раздулись от сдерживаемой ярости. Не позволил бы, да. Красавчик у нас гордый. — Этот придурок Резван так все поставил, что я и без тебя бы здесь бойню устроил. Но сомневаюсь, что всех бы затащил.
Я пожал плечами. Если бы не ви́дение я может тоже бы не «затащил». Получить случайную пулю, как Красавчик, например, в такой толчее легче легкого. А пуля в голову меня остановит с гарантией.
— Пошли за пушками, пока их родичи или дружочки не набежали. И отмыть кровищу с себя, хоть немного бы неплохо. — Сказал я. Меня вообще залило кровью с ног до головы.
— Момент, Боярин.
Красавчик достал купюру в десять рублей. Нацарапал на ней химическим карандашом: «Долг Виталия Прилепского. 6 300». И завернув в получившийся фантик обезличенную банковскую карту, кинул ее на тело бешено пучащего глаза Резвана.
— В аул свой возвращайся, ишак драный. И тейп свой с собой забери. В следующий раз будем в Счастье, я проверю. И если найду тебя здесь, мы с ребятами просто из «шершня» пару раз в твой подъезд пульнем. Выжжем, так сказать, ослиное гнездо. — Повернувшись ко мне, добавил, — пошли, Боярин. Выглядишь ты и вправду жутко. Жутко-на, как сказал бы Ветер!
Люди на улицах от нас шарахались, как от прокаженных. Агаси, увидев нас, всплеснул руками и потащил отмываться, оставив мясо на племянника.
Кое-как смыв кровь с лица и рук, вытравил наиболее противные сгустки из прически. Форму я, конечно, почистил… Но спасти ее теперь могла только химчистка. Красавчик был поаккуратнее меня, поэтому он не выглядел, так, будто только что вернулся со скотобойни.
Мы вышли из шашлычки, отказавшись от шикарно выглядящих шашлыков. От вида мяса меня подташнивало. Мой самый масштабный реальный бой с людьми, до «Прошки», был полтора года назад. На «специальном» экзамене по фехтованию. Где на меня выпустили пятерых матерых уголовников и одного проштрафившегося физика. Физика я даже оставил в живых и относительно целым. На «Прошке» я, в основном, стрелял. Во время давешней драки я вообще не думал ни о чем. А сейчас накатил отходняк. То ли адреналин схлынул. То ли людей убивать не так просто, как мне казалось. Но меня слегка потряхивало. И подташнивало. После того первого боя я вообще блевал, дальше чем видел. Совесть меня не мучила. Рефлексиями на тему: «тварь я или право имел», — я тоже не заморачивался. Когда встает вопрос ты или тебя, ответ однозначный. Но все равно. В глубине души оставалось ощущение какой-то неправильности. Ну и физиология сбоила иногда.
— Ты зачем деньги оставил? — спросил я Красавчика, чтобы отвлечься. — Ты не выглядишь как человек, которому шесть тысяч легко достались.
— Я всегда отдаю долги. — Ответил он, задрав нос. — Если бы этот орангутанг кавказский наглеть не стал, получил бы свои деньги в лучшем виде.
— А если бы я его прикончил? — Уточнил, чтобы поддержать разговор.
— Бросил бы на труп. Мне чужого не нужно.
— Уважаемо. — Только и сказал я. А что? Вполне себе позиция. Нерациональная, но какая есть. — Но ты рану получил. Может, надо было как компенсацию себе забрать?
— Ага. Ты еще предложи вернуться, трупы обобрать, Боярин. Я взял деньги под процент. Я вернул долг. Остальное — издержки переговорного процесса.
Сержант ждал нас у выхода с Базара вместе с Занозой. Рядом с ними стоял давешний Иваныч и еще пара вооруженных местных охранников. За плечами охранников, как бы, отгородившись ими от Ветра с Занозой, стоял высокий старик в папахе и таком же кафтане с газырями, какой был на Резване.
Когда сержант заметил нас, он поманил обоих пальцем с таким выражением лица, что у меня невольно вырвалось:
— Бежим?
— Куда я побегу, с такой ногой? — Прошептал Красавчик. — А ты, пожалуй, давай. Поблуждаешь по уровню пару дней, вернешься на базу. Еще десять дней на «губе», глядишь, Ветер и отойдет.
Надо сказать, лингвистические познания сержанта в русском матерном просто поражали воображение. Для человека, с трудом выговаривающего простенькое слово «органолептический», он чересчур живо разбрасывался терминами типа: «пирдострахопроемище!». И сексуальная фантазия на высоте у командира.
Я привык, что старший группы в своем праве напихивать составу в панаму, будь ты наследник рода или пацан с улицы, поэтому внимал сержанту, опустив голову, и даже немного краснел ушами. Ну мы реально дел натворили неуставных. А вот Красавчик, похоже, довольно болезненно воспринимал сексуальные аллегории Рудницкого. Он сопел, смотрел сержанту прямо в глаза и всем видом показывал, что горячая речь последнего его вообще не касается.
Сержант закончил неожиданно мягким вопросом:
— Ну че, Красавчик. Сходил. Отдал долг-на?
— Сходил. Отдал. — Ответил тот с вызовом.
— Ладно этот упырь-на. — Также тихо и спокойно повернулся Ветер ко мне. — А тебя что туда понесло-на, горемыка? Ты в чем изговнялся весь?
— Осмелюсь доложить, господин унтер-офицер. — Я вытянулся в струнку и смотрел четко на край правого погона сержанта, как учил один из моих тренеров. — Стажер Орлов. Отправился вместе с младшим сержантом Прилепских сопровождающим. После получения угроз жизни и здоровью личного состава были вынуждены вступить в бой с превосходящими силами противника. Форма была залита кровью врага и не подлежит приведению к уставному виду в полевых условиях. Стажер Орлов доклад окончил.
— Ска! — высказался сержант на мою инвективу.
— Имею видеозапись происшествия, господин сержант.
«Кай. — Потребовал я. — Возьми видеозапись происшествия с момента выхода во двор толпы кавказцев и обрежь на моем последнем ударе. Потом дай кусок, где Красавчик долг отдает. Сбрось на мой смарт».
«Не вопрос, братух. Делаю».
У меня в оболочки глаза встроен имплант, который позволяет моему нейро вести видеозапись того, что я вижу. Звук, конечно тоже фиксируется. В начале «банковской операции» я включил запись.
Звякнул мой смарт, я перебросил видео на почту сержанта. Он открыл видеозапись на экране своего телефона и развернул его так, чтобы продемонстрировать изображение Иванычу.
Зазвучали отзвуки нашей «беседы» с Резваном, затем крики боли и хрип умирающих и запись закончилась.
— Чего там твой Резван хотел моему бойцу сломать-на, ска? — Сержант повернулся к старику в папахе. — Я тебе щас бороденку твою к херу примотаю-на!
— Мы разберемся, Олег Владимирович. — Официальным тоном заявил Иваныч. — К вашей группе у меня и у властей поселка Счастье претензий и вопросов нет. Видео не забудьте скинуть мне с официального профиля ликвидатора. С уважаемым Маликом Джабраиловым мы сами вопросы решим. Будем рады вас видеть в будущем, а пока что вам пора.
Сержант качнулся с пятки на носок. Мотнул головой, как лошадь отгоняющая слепня и бросив нам «Идем-на!», — направился к выходу из поселка.
Я пристроился в хвост отряда, с омерзением осматривая «изговняканную» форму. Сходили за хлебушком-на.