Измена. (не) удобная жена (СИ)

Глава 45

СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА

Стук в дверь отрывает меня от разговора с дочерью. Мы с Ладой всегда созваниваемся утром после того, как он отводит внучку в детский сад. Это наш маленький каждодневный ритуал.

Странно, я никого не жду. Начинаю волноваться, словно чувствуя, что за дверью стоит кто-то, кого я совсем не хочу видеть. По моей спине пробегает холодок, и я непроизвольно ёжусь.

— Одну минутку! — говорю громко для того, кто за дверью. — Кажется, кто-то пришёл, — теперь тихо говорю я в трубку, стараясь, казаться спокойной. — Доченька, мне нужно открыть дверь. Давай позже поговорим?

— Конечно, мама.

Завершаю вызов и медленно направляюсь к двери, чувствуя, как волнение нарастает с каждым шагом. Открываю дверь, и… да, моё чутьё меня не подвело. Передо мной стоит он, Курбатов.

Стоим молча, разделённые порогом этого номера. Он смотрит на меня, а я на него. Он также с тростью, но выглядит уже совсем иначе, чем два месяца назад.

Исчез спортивный костюм, который он носил дома, небрежная причёска, лёгкая щетина — ничего этого больше нет. Сейчас передо мной стоит прежний Михаил, тот самый, которого я знала много лет: элегантный, подтянутый, хотя и заметно похудевший. Его лицо гладко выбрито, волосы аккуратно зачёсаны назад, костюм сидит на нём идеально. Неожиданно ловлю себя на мысли, что уже отвыкла от такого Курбатова. От этого человека, который когда-то был частью моей жизни. Огромной части!

— Здравствуй, Альбина, — начинает первым, и его голос звучит так, будто ничего не произошло между нами и не было этих двух месяцев с того дня, как я ушла из нашего дома.

— Здравствуй, — отвечаю, стараясь сохранить спокойствие.

— Не пригласишь в номер?

— Нет, — стараюсь отвечать твёрдо.

Замирает на мгновение, видимо, не ожидая от меня такого прямого и категоричного отказа. Его лицо слегка меняется, но он быстро берёт себя в руки.

— Ладно… я поговорить хотел, — словно оправдывается.

— Мы говорили не раз уже, Миш. Хватит.

— Мне всё ещё тяжело стоять, — он показывает глазами на трость и улыбается натянуто. — Тогда будь добра, спустись в холл. Я не задержу.

— Миш… Зачем всё это? Ничего не изменится. Мы всё сказали друг другу два месяца назад в нашей спальне, — начинаю убеждать его в ненужности этого общения, но он перебивает меня.

— Альбин, один разговор. Один! И всё!

— Хорошо, жди, я спущусь, — уступаю, хотя внутри меня всё кричит, чтобы я захлопнула дверь и не слушала его. — Один разговор. Только один. И всё.

Спускаюсь вниз через несколько минут и замечаю, что на столике, за которым он сидит, уже стоят две чашки: одна с моим любимым латте, другая с чёрным кофе, который так любит Михаил.

Рядом с чашками лежит огромный букет роз. Мои любимые цветы.

Снова молчим. Михаил смотрит на меня спокойно, но даже от этого спокойного взгляда мне не по себе. Я отвыкла от того, как он умеет давить своей энергетикой. Даже простым молчанием он может практически любого человека почувствовать себя некомфортно.

Он кажется мне сейчас чужим, но в том же время остаётся родным. Никуда от этого не деться.

Пытаюсь понять, что я чувствую к нему сейчас? Ответ сразу же приходит сам собой: ничего. Абсолютно ничего! Ни любви, ни ненависти, ни даже презрения.

Два месяца назад, когда я сказала ему всё, когда наконец-то открылась вся правда, и закрыла эту главу нашей жизни, я будто освободилась от груза, который так тяжело несла. Надорвалась, практически неся его. И морально, и на удивление, казалось, словно и физически.

В отеле, куда я сразу же приехала, желая побыть одной, у меня, по моим ощущениям словно всё тело болело, ныло, страдало. А душа… про душу я вообще молчу.

— Как ты живёшь? — его голос прерывает тяжёлое молчание, которое повисло между нами.

— Ты приехал узнать, как я живу? — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри всё клокочет от волнения. — Хорошо. Теперь хорошо.

— Без меня хорошо… — улыбается, и я замечаю его разочарование в моём ответе.

— Ты перестал быть моей вселенной после своих поступков. Странно, что ты этого так и не понял.

— Альбина, я не могу без тебя… — Признаётся, выдыхая тяжело это признание. Михаил всегда умел говорить прямо, без сантиментов и лишних слов. — Всё полетело в задницу с твоим уходом, — добавляет он, и в его голосе отчётливо слышится горечь. — Как мне жить теперь, я не знаю. Никак не могу восстановиться.

— Странно. Выглядишь хорошо…

— Нет, я не об этом. Головой, душой никак не могу.

— Надо было думать об этом раньше, когда ты решил пуститься во все тяжкие. О последствиях, Миш, как правило, нормальные люди думают заранее. Теперь-то чего посыпать голову пеплом? Это не принесёт нужного тебе результата.

— Да, но что мне делать, Альбин? Как дальше восстанавливаться, если… всё утратило смысл.

— Как много в тебе лиц, Курбатов… Страшно даже. Одной рукой бьёшь, другой гладишь. Не понимаю, зачем ты пришёл. Тебе душу, что ли, надо излить о своих страданиях?

— А это поможет?

— Нет, конечно! — усмехаюсь, не скрывая удивления. — Как просто у основной массы мужиков, я посмотрю. Погулял, обманул, предал, потом через несколько недель или месяцев пришёл, рассказал, как вам плохо, и жена должна пустить слезу и простить. Так и в твоём представлении о наших отношениях было на случай если я узнаю?

— Ну а если и так, то что? У друзей же работало. Помнишь Ирину и Григория Лисовских? Они же смогли справиться с изменой. Почему мы не можем? Возьми пример с них.

— Я живу только по своим ориентирам.

— Альбин, — тянет ко мне руку, пытаясь взять мою. Но я одёргиваю, не позволяю. Совершенно точно больше никогда не хочу его объятий. — Я просто прошу тебя вернуться.

— Интересно. А Анна? Как ты с ней поступишь? Она ведь так и живёт с тобой, — не скрываю своего удивления.

— Сегодня живёт, завтра нахрен идёт. Она не ты и никогда ей не станет, — отвечает он, и его голос звучит холодно, расчётливо. — Я готов её выгнать, только если ты скажешь это сделать.

— Какой же ты урод, Миша, — говорю тихо, но он слышит каждое слово. — Неблагодарный, подлый и жестокий урод! — Он хмурит брови, губы вытягиваются в тонкую полоску, желваки на скулах ходят ходуном в злости и обиде от моего оскорбления. Но он терпит. Он всегда умел терпеть, когда это было нужно. А сейчас, видимо, ему нужно.

— Сколько возмущения… Тебе её, что ли, жалко? — теперь он улыбается, но эта улыбка не несёт в себе ничего, кроме цинизма.

— По-женски представляешь, жалко! — признаюсь, чувствуя, как возмущение переполняет меня. — Я не настолько бесчувственна, как ты. Кто позволил тебе так играть жизнями людей, а, Курбатов? Она же любит тебя, помогала тебе столько времени. Пожалей её, скажи, что не любишь.

— Вернёшься, скажу. А нет, значит, всё останется как есть. Мне нужна помощница.

— Это подло, — говорю я, вставая с кресла. — Очень надеюсь, что она тебя бросит и ты останешься совсем один! Такие, как ты даже таких, как она не заслуживают. Дура, зря я согласилась на этот разговор. Больше никогда не появляйся в моей жизни. Ты мне противен.

— Я не отстану, не остановлюсь! — слышу рык Михаила мне вслед уходя. — Я не позволю тебе жить счастливо! Если я буду страдать, то ты тоже тогда будешь страдать! Я сделаю твою жизнь невыносимой ровно в тот момент, когда полностью оклемаюсь!

— Не надорвись! — ухмыляюсь.

Ухожу быстрым шагом, сердце бешено колотится в возмущении.

Всё, потому что я знаю главное: скорее всего, так и будет, как он говорит. Он будет портить мне жизнь, как только встанет на ноги окончательно. А такой, как он обязательно оклемается, он всегда поднимался с колен.

В этот момент понимаю, что надо быстрее заканчивать дела и уезжать. Да, это будет лучшее решение — уехать. Уехать туда, куда я всегда мечтала, но откладывала, боялась, сомневалась.

Туда, где его руки, его слова, действия не смогут навредить мне.

Туда, где он не будет знать, где я. Где я смогу начать всё заново в своей жизни без его тени.

Лада ему не скажет. Она никогда не станет на его сторону, они не общаются, и я знаю, что могу на неё положиться. А больше и некому. Никто другой не знает моих планов, никто не сможет выдать меня. Я уеду так, что следов не останется. Ни адреса, ни номера телефона, ни даже намёка на то, куда я направляюсь.

Моя идея вдохновляет меня, но мысли прерывает новый стук в дверь. Но он не такой уверенный и настойчивый, как час назад.

Не хочу думать, что это снова он вернулся. А если не он, то кто ещё? Дочь ко мне не собиралась, Михаил только что был. Больше некому.

Открываю дверь и застываю от новой неожиданности.