— Через два часа с работы приехал я, — довольно улыбался Эксаль, — беседа у нас вышла… — он хмыкнул, — странная.
Я тоже не сдержала улыбки и смущения.
— Я стеснялась тебя и немного боялась, что меня выгонят, — опустила глаза к полу, — твоя мама умеет пугать.
Мужчина повернулся ко мне, игнорируя судью.
— Ты всегда была очень милой, Долли. Это подкупало, — он готов был подойти ко мне.
Его остановил голос судьи, холодный и немного злой:
— Уточнение, истцу тогда было шестнадцать, а вам…
— Почти двадцать шесть, — он поправил меня и собственную маму, которая в тот момент сказала мне именно так, — и сразу сообщу, что даже не беря во внимания возраст согласия, который она успела перешагнуть на тот момент, к-хм… между нами ничего не было до её совершеннолетия, — он не весело усмехнулся, — вообще ничего.
Её честь скривилась.
— Было бы и в самом деле неприятно, ведь вы ко всему прочему были женаты на… первой своей супруге, — женщина его явно невзлюбила.
Эксаль кивнул, задумчиво оглядел судью и добавил:
— По этой причине я не стремлюсь обсуждать нашу личную жизнь в чьём-либо присутствии — если оценивать всё произошедшее морально, то я поступал… грубо.
Он ещё сгладил углы. Его можно было назвать подлецом, если бы… тут я поняла, что так и было! Он настолько изменник и подлец, что я с ним развожусь! Надо же, почти начала его оправдывать.
— Господь помилуй, — закатила глаза женщина, — боюсь представить, что ещё более крайнее вы могли совершить, кроме как… воспылать чувствами к шестнадцатилетней девочке.
Вот теперь она его ненавидела.
— Всё было не так, — мотнула головой я, — он… в этом плане он хороший. И до моих восемнадцати мы были друзьями.
Судья явно хотела бросить в меня что-то тяжёлое. А я была бы рада, честное слово. Голова болела от всего этого.
— Как я поняла, вы будете рассказывать историю ваших взаимоотношений поэтапно, — старалась успокоиться она, — что ж, не буду более торопить. Хоть это и делает из заседания… спектакль, — она не дала ничего сказать открывшему рот Эксалю, — что же касается вас, то в зависимости от изложения фактов истцом, к вам возможно будет применено административное, если не уголовное наказание, ответчик. Возраст согласия не может считаться таковым с разницей в десять лет!
Эксаль ехидно улыбнулся. Видно было, что ему плевать.
— Девять, — поправил он, скрестив руки на груди, — и я и в самом деле абсолютно ничего не предпринял до ее совершеннолетия.
— Разница не велика, — поджала губы судья, — а ваши слова всё быстрее приближают факт развода, ответчик. Даже в прошлом диалоге можно было заметить ваше отношение к супруге. Вы не обратили внимания, истец? — на меня, — он назвал вас принцессой. А себе королем. Это грубое и простое замечание, однако оно вполне способно определить… ваше положение.
Я могла только понуро кивнуть. И с грустью вспомнить, что так было всегда.
— Вы совершенно не подкупны эмоциям, ваша честь, — иронизировал мужчина, — и судите, конечно же, не имея никаких предрассудков, — он усмехнулся, — мы ещё ничего не узнали и не можем делать выводы, ведь так? Тем более такие категоричные, как тот, что был определён мне секунду назад.
Судья поджала губы.
— Я лишь даю оценку вашему поведению в зале суда, — отвернулась к бумагам снова она, — и словам вашей супруги.
— Обиженной и обманутой супруги, — подтвердил Эксаль, — Долли, — он задумался, — знаешь, мне очень интересно узнать то, каким ты видела меня в день первого знакомства, — он улыбнулся мне, — я уже говорил, что ты была ужасно милой, скромной и испуганной. Однако на тот момент я рассматривал тебя только как няню для моего сына, а потому… как думаешь, чем ты подкупила меня?
Я фыркнула. Не сдержалась и закатила глаза. Он снова давил на меня, заставляя болтать с ним так, будто ничего не произошло, а мы сидим дома перед телевизором или на террасе. Как же я скучала по нашему первому дому!
— Не догадалась? Ты была единственной у кого Франко не плакал на руках, — ответил сам на свой вопрос мужчина, — если ты не помнишь, то Ненси приходилось исхитряться и кормить его в кроватке, что было не особо… компетентно.
Я кивнула.
— Я полюбила его с первого взгляда, — посмотрела на судью.
И только через секунду до меня дошло, что сказала я про них двоих — моего старшего сына Франко и его отца. Сложно было не увидеть в них свою любовь — они оба… были слишком похожи и прекрасны. Жаль, что Эксаль остался таким ненадолго.
— Не могу сказать того же, — расплылся в улыбке муж, — всё же тебе и в самом деле было слишком мало лет, Долли. До меня дошло, что ты женщина, только когда тебе стукнуло чуть больше семнадцати, — смешок, — месяцев на семь.
Я тяжело вздохнула.
— Ты всегда был изменником и сволочью, — прошептала я, — с самого начала.
Но я этого не замечала.
«— Я не поднимаюсь на второй этаж, — меня вела по лестнице Альба Еррера, — только в случае крайней необходимости.
Я не очень понимала её.
— Почему? — решила спросить.
Ей это снова не понравилось:
— Потому что мой сын следует просьбам этой… его жены, которая с умом, как и со здоровьем, не дружит! — звучало жестоко, — она настолько проела мне плешь, когда была беременна, что я, даже не видя её сейчас, презираю её! Мерзавка! Знаешь… — она почти задохнулась от злости, — я много чего могу рассказать, но… я сомневалась в том, что этот мальчик от моего сына. Все месяцы, когда эта ненормальная ходила здесь, как царица. А после! — она пальцем отсчитала двери в коридоре, — да, сюда. Эта комната. В той живет эта… женщина. Так вот, и на следующий же день после рождения я тайно сделала тест ДНК для малыша.
Она открыла передо мной дверь.
— И что? — было интересно мне.
— Не знаю, как именно ей повезло, но родила она от Эксаля, проклятая, — почти рычала Еррера.
А я разглядывала большую светлую комнату, с голубыми стенами, широким диваном и кроваткой почти посередине. А ещё длинный балкон-террасу с бассейном, лежаками и навесом.
— Как здесь красиво… — прошептала себе под нос.
Альба не обратила на меня внимания. Только медленно прошла до какой-то резной, видимо дорогущей колыбельки, заглянула туда и посмотрела на сидящую на диване женщину лет пятидесяти.
— Он спит, синьора, — отчиталась последняя.
— Здравствуйте, — улыбнулась ей я, — вы старая няня?
На меня сверкнули холодные глаза, пока тонкие губы не ответили неприятным тоном:
— Синьора Альба, вы уверены, что девчонка сможет управиться с младенцем? — я явно не понравилась прошлой няне.
— Ненси, сделай доброе дело — заткнись, — агрессивно зыркнула на неё Еррера, — Долли, детка, иди скорее, он будто специально хочет с тобой подружиться! Смотри, открыл свои глазки!
Словно по сигналу раздался младенческий странный крик. Он определённо отличался от детского.
— Можно мне? — обошла кроватку с другой стороны, решив не дать пройти старой няне.
Ненси, кажется. Она мне совсем не понравилась.
— Да-да, конечно, — сделала шаг назад хозяйка этого дома, — для этого мы здесь.
Я подняла хрупкое создание на руки, сняла грязный памперс, что немного подбесило, и решила всё же пробурчать:
— Он же маленький, зачем держать его в этой гадости? — про подгузник, — у вас есть пеленки?
Вторая няня стиснула зубы, но указала на пеленальный комод у стены.
— И менять его каждые полчаса? — рыкнула эта Ненси.
Я достала из ящика всё необходимое, перепеленала и… ребенок сразу же затих. С младшей сестрой всегда так было. Со всеми детьми. Его глазки закрылись уже у меня на руках.
— На улице жарко, но дверь вы открыли, — указала на балкон я, покачиваясь, — представьте если бы вас оставили в этой штуке, — на подгузник, — на несколько часов.
Еррера смотрела на меня с восхищением. Я этого и ждала. Мне чертовски нужна была эта работа. Даже если бы прошлую няню сейчас же уволили — мне было всё равно. Я справлюсь лучше, быстрее и правильнее.
— Здесь кондиционер, — указала на коробку под потолком ехидная Ненси.
Я округлила глаза.
— Давайте тогда отодвинем кроватку от… подальше. А-а вдруг его продует? Он же может заболеть! — я даже отошла от той стены, унеся малыша с собой.
Еррера была моя. Насколько зло она посмотрела на прошлую няню!
— Держи его на руках! — почти завопила Альба, — сейчас… — она взглянула на часы на своей руке, — ещё пять минут, и приедет мой сын и… господи, как же хорошо, что ты нашлась, Долли! — улыбка мне, — а с тобой я поговорю внизу, — зыркнула на Ненси, — так, что же…
— Что это за двери? — указала на одну из стен я.
Обе они были закрыты.
— Вот эта, — указала на ближнюю к выходу Еррера, — вход в спальню сына и… там сейчас спит жена моего сына, так что не тревожь её. Она… болеет. А вторая это ванная. Не переживай — она только для этой комнаты, потому что для… той стервы за стеной Эксаль велел сделать отдельный санузел. Как долго, интересно, она жрала его своими претензиями, чтобы он сотворил такое?
Её вопрос уже никого не интересовал. Всё потому, что дверь в комнату открылась, и в спальню вошёл мужчина. И если бы я могла сказать хоть что-нибудь в этот момент, то я бы рассказывала ему насколько он красивый, высокий и…
— Эксаль! — обрадовалась Еррера, — это Долорес — наша новая няня на первую половину дня! И я тебе сразу скажу, что скорее всего и на вторую, но… ты же сам сказал мне найти её, вот я и… я понимаю, что решать будешь ты сам, и проверять её можешь как угодно, но… я даю тебе огромные рекомендации и уверенность, что она нам подходит!
У него были тёмные карие глаза на совсем не таком смуглом лице, как у меня. Я вообще по сравнению с ним была выгоревшей, а он… длинные чёрные ресницы, какой-то уставший, но весёлый и добрый взгляд, родинка под правым глазом, тёмные брови, густые волосы, почти кудрявые и улыбка — от этой кривой ухмылки пели птички за окном, даже под палящим солнцем! Из-за неё шумело море и билось о скалы! От неё цвел этот дурацкий олеандр под окном в саду!
— И тебе доброго дня, мама, — он подошёл сперва ко мне, — и не плачет? — удивился мужчина, — можно мне?
Он забрал ребенка. Да, он подошел не ко мне, а к нему. Блин.
— Здравствуй…те, — прошептала я.
Дышать было тяжело. Как же красиво он улыбался!
— Привет, Франко, — его чётко очерченные губы коснулись лобика спящего малыша, — ты скучал без папы? К тебе даже бабушка сегодня поднялась, — смешок, — какая честь.
— Ох, отцовская кровь, — пробурчала Альба, — как же ты мне надоел со своими смешками! Где твоё воспитание, в конце концов? И… не нужно называть меня бабушкой.
Мужчине было всё равно — он уже сел на диван и принялся пристально меня разглядывать.
— Ты можешь сесть, Долорес, — кивнул на тот же диван он, — не будешь же ты стоять до ночи.
Он всё ещё улыбался. Но в этот раз для меня.
— Буду, — кивнула медленно я и покраснела, — стоять.
Эксаль усмехнулся.
— Мама, сколько ей лет? — и сразу же слова мне, — прости, Долорес, но ты будешь отвечать слишком долго. Мама?
— Шестнадцать, дорогой, — опустилась в кресло старшая Еррера, — однако, мне она показала профессионализм за пять минут до твоего приезда. Она — алмаз! Не огранённый, но уже… — её взгляд скользнул по мне, — блестящий!
Эксаль думал с минуту так точно, не забывая рассматривать меня.
— Почему ты решила работать, Долорес? — наконец спросил он.
Я боялась сказать что-то неправильно.
— Мама сломала руку и не может ничего делать, — решила не врать.
Но и рассказывать всего я точно не планировала.
— А папа? — теперь Альбе стало интересно.
Мой кивок.
— Он с нами не живет, — выдавила я, — а у меня трое младших в семье, поэтому с ними всегда водилась я и… потому всё умею. И знаю.
Старшая Еррера закивала и вспомнила:
— Она умеет пеленать, — указала на малыша она, — а ещё она единственная, кто подумала о том, что здесь кондиционер!
Все посмотрели на коробку под потолком.
— Колыбельку нужно передвинуть подальше, — сцепила руки за спиной.
Тёмный взгляд мужчины снова остановился на мне.
— У тебя есть проблемы с законом? — заставил меня быстро замотать головой он, — у родственников?
Снова мотание. Вот тут ложь — отец не говорил, но с ним точно было что-то не чисто.
— Хорошо, — Эксаль задумался, — здесь и в коридоре, а также на первом этаже стоят камеры видеонаблюдения. Как ты к этому относишься?
Я оглядела комнату под потолком по кругу. Нашла почти сразу.
— Ладно, — нахмурилась я.
Зачем это, интересно?
— Как относишься ко времени? — опять странный вопрос.
— Она опоздала на час, — ответила ему его мать.
— Я просто заблудилась, — оправдалась перед ними, — и не думала, что здесь так долго идти.
Мужчина посмотрел на Альбу.
— Я уже договорилась с Роберто насчёт того, что он будет её возить, — она заставила его удивиться, — ей шестнадцать. Она юная девушка, и ей точно не стоит ходить по пустому району в одиночку!
Я могла бы поспорить. Я смогу отбиться. Не раз проверено, хоть и не на улице, а от знакомых, но всё же.
— Пусть будет так, — откинулся на спинку дивана Эксаль, — подпишем договор на месяц — не сойдемся по какому-либо вопросу, и разойдёмся без увольнений. По рукам?
Я кивнула.
— Не разойдёмся, — ответила испугано, но с улыбкой.
Старшая Еррера звонко рассмеялась.
— Какая же ты милая, Долли! — она встала и пошла к выходу из комнаты, — знала бы ты, как я рада, что ты остаёшься! Спустишься со мной вниз? Или… хотя, лучше оставайся ещё немного с малышом — я отмечу сегодня первый рабочий день, если ты никуда не планируешь.
Я радостно кивнула ей.
В этот момент в дверь постучали, а на пороге возникла женщина с бутылочкой в руках.
— Синьора Еррера! — позвала Альбу я, — м-можно ещё один… совет? Насчёт ребенка.
— Это ко мне — к ней бессмысленно говорить о подобном, — Эксаль забрал бутылочку у кивнувшей мне с интересом женщины, — теперь все вопросы и пожелания решаются со мной.
Я смутилась, но…
— Синьор Еррера, так неправильно. Если вы будете кормить его по времени, то… так не нужно. Нужно только когда он сам попросит, — неуверенно, — так можно и перекормить или… наоборот.
На меня странно смотрели все четверо присутствующих. Спасла меня, как ни странно, Альба:
— Долли, спустись со мной на первый этаж. На пару слов.
Я кивнула ей, опустила глаза к полу и прошла следом в коридор.
— Я сказала что-то не то? — голос дрожал, пока я шла вперед.
— То есть, ты думаешь, что педиатр ошибается? — ждал, пока ребенок проснётся, Эксаль.
Я обернулась. Я многое хотела ему сказать, но… у него было такое выражение лица, что вывод пришёл сам — он меня не услышит. Вообще. Он скорее всего и того врача не слышал, а сам решил, что так нужно. Еррера сказала, что он упрямый, а значит…
Я зашла обратно в комнату и уверенно ответила:
— Сходите… точнее, вызовите другого врача, и он скажет, что я права.
Мужчина поджал губы. Я уже была готова к увольнению, но на этот раз меня спасла открывшаяся дверь из комнаты жены Эксаля.
— Голова раскалывается, — прошептала сухими белыми губами она.
Она была очень измученной — почти белой, с жидкими и короткими волосами, безразличным взглядом и очень худым телом. Красивая… когда-то.
Мужчина сразу же встал, подал ребенка той няне и пошёл вместе со своей женой в ту комнату, в которую вскоре закрыл дверь.
— Отдай ребенка ей, — вернулась за мной Альба, — Долли, пойдёмте вниз. Ты и малыш Франко.
Ненси очень не хотела отдавать мне захныкавшего младенца. Однако у неё не было выбора, и я ловко положила ребенка на руку, второй открыла комод и взяла ещё одну пеленку, а после пошла на первый этаж за старшей Еррерой.
— Чем болеет жена вашего сына? — называть её как-то по-другому я не стала.
— У неё была ужасная эклампсия при беременности и родах, — женщина почему-то улыбнулась, — что-то там с давлением, судорогами и… я не разбираюсь. Этим занимается Эксаль. Могу сказать, что случились ужасные осложнения, и она почти умерла, — тяжелый вздох, — последние месяцы она всё никак не может выздороветь. Будто ей не хватает внимания моего сына, и она… фу-х, да, не стоит ругаться. Врач сказал, что она будет трепать нам нервы не больше года, но что-то мне подсказывает… точнее, нам сказали, что год будет при плохом настрое и том поведении, которое она практикует сейчас. Вроде вечного лежания в кровати, капризов и создания образа постоянного недомогания, — она рассмеялась, — Эксаль сказал, что у неё послеродовая депрессия, а я скажу, что она симулянтка!
Спорить с ней я естественно не стала. Как и говорить то, что на той сорочке, в которой вышла жена синьора, была кровь.
— Надеюсь, он не станет снова вызывать ей врача! — ворчала Альба, — сколько трат и времени она просит… взрослая женщина, а притязания ребенка! Почему он плачет? — на малыша.
Я достала из кармана припрятанную в нём ещё на втором этаже бутылочку. На меня смотрели пока что свётлые глазки Франко. Надеюсь, они потемнеют, как у его папы. Тогда бы ему повезло.
— Он голодный, — положила мальчика правильно, — вы хотите сказать, что она… умрёт? — снова спросила про её невестку.
— Наде… к-хм… бог нас помилует, — выдавливала улыбку она и перевела тему, — он так хорошо у тебя кушает! Я так рада! Долли, почему ты не пьёшь чай?
Никто так и не убрал ту мою кружку.
— Спасибо, я не…
Она меня не слушала:
— Да, и еще несколько правил в отношении Эксаля, — женщина поджала губы, — не спорь с ним, он от этого становится раздражённым. Соглашайся, даже если он мелет чепуху, — она закатила глаза, — это в нём от его отца — тот тоже был человеком серьёзным и… словно каменным. Гены, что сказать! — ей это нравилось, — можешь делать как правильно, но только не при нём. Дальше… — она задумалась, — спрашивай всё у меня, потому что с ним разговаривать лучше… мне, а не тебе.
— Почему? — наклонила бутылочку сильнее я.
— Почему-почему! Сколько ты можешь спрашивать?! — фыркнула она, — потому что ему и моя болтовня не нравится! А мы с тобой обе любим посудачить, да?
Вот почему я ей нравилась. Я кивнула.
— Обращение к нему только «вы», «Эксаль». Ему не нравится, когда кто-то говорит «синьор», — она усмехнулась, — представь его лицо, когда ты сказала ему и первое, и второе! — она рассмеялась, — не стесняйся имени, так он потешит своё самолюбие, будто он не такой старый, — она всё ещё веселилась, — но никогда не говори «ты». Это точно будет … перебор. Поняла?
Я кивнула. Малыш на руках уснул ещё на середине бутылочки.
— Дай бог, что вы сойдётесь характерами, — пробурчала Альба, — и ты продержишься долго».