Мы прогуливались с Элли вокруг нашего поместья в Хаддингтоне, когда она увидела цветочек. Её беременность проходила более-менее терпимо и для меня и для неё. Токсикоз почти не мучил… Опять же ни её, ни меня, но бывало…
— Ой, цветочек, — сказала она, ткнув пальцем куда-то вверх.
Я подумал, что она показывает на окно, но на окнах в домах усадьбы цветов не держали. Я шарил глазами по стене.
— Да вот же вот! — Элли стукнула ножкой о дорожку. — На углу дома.
Я увидел. На высоте примерно пяти метров на угловом выступе прижился маленький росток чертополоха. Каким ветром туда занесло семя, бог весть, но оно проросло. Хиленький стебелёк держал маленький цветок.
— Ему там плохо, — плаксиво сказала Элли. — Он там умрёт.
«До сих пор не умер», — подумал я, подозревая истерику.
— Э-э-э… А может заберём его с собой, — решил я предвосхитить события, — или пересадим его на полянку. Хотя, нет… Там его может сжевать коровка.
На территории усадьбы паслись коровы какой-то супер особой породы, ведущие свой род едва не от предка шестнадцатого века. У коров даже имелся свой герб. Стейки из них продавались туристам за бешеные деньги. Мы этих коровок не ели. Они приходились едва ли не роднёй герцогу. Шучу.
Я, вспомнив эту шутку, естественно, никогда не произнесённую вслух, улыбнулся, но вспомнив, что время работает не на меня и в любой момент может раздаться плач, предложил:
— Я сейчас заберусь по стене, заберу цветок прямо с землёй, и мы высадим его в оранжерею.
— А ты сможешь? — Испуганно спросила Элли.
— Попробую, — пожал плечами я. — Но надо подготовиться. Мне же нужно не просто взобраться наверх, но и как-то осторожно «выкопать» его, чтобы не повредить. Я в мастерской видел железки и верёвку. Пошли?
Элли захлопала в ладоши, и мы почти побежали в сторону коровника и подсобных помещений.
Надо сказать, что усадьба была действительно королевская. Когда-то давно в ней жил госсекретарь Марии Стюарт — Уильям Мейтленд, потом здесь встречалась с королём Шотландии, Англии и Ирландии Карлом Вторым герцогиня Ленокса Тереза Стюарт, которая и потребовала после её смерти переименовать поместье в память королевской любви.
В мастерской я нашёл необходимое: монтажный страховочный пояс, верёвку и пару крепких крючьев, собрал из всего этого нужную мне «систему» и мы вернулись к цветочку. Прихватив, кстати, небольшую коробку на поясе, с которой наш садовник ходит на рыбалку.
Надев пояс, я стал карабкаться вверх. Сложность подъёма была нулевая. Угол трёхэтажного дома рельефно выступал почти на ширину кирпича. Почти, потому что был сделан из тёсанного камня. И я поднялся до нужной высоты, практически взбежав по стене.
А вот тут я применил своё приспособление из крючьев и верёвки, которые я привязал к поясу. Я прикрепил один крючок с правой стороны угла за выступ и освободил руки. Я висел, как и положено на трёх точках: на двух ногах и верёвке с крючком.
Руками я аккуратно снял растение вместе с корнем и тонким слоем земли, завернул его во влажную салфетку, положил в коробку, висевшую на плече и спустился вниз.
Элли была в восторге, прыгала вокруг меня, как зайчиха на сносях.
— Не растряси парня, — предостерёг я, нежно взяв её за руку.
Мы перенесли чертополох в оранжерею и высадили в кадку, установив памятную табличку для садовника.
Элли так была возбуждена за ленчем, что папа-лорд, обычно невозмутимо поглощавший свой омлет и салаты, спросил:
— Что-то произошло?
— Джон спас цветок, — тут же выпалила Элли. — Он залез на стену и спас его.
— Цветок на стене?
— Да, цветок чертополоха!
— Цветок чертополоха?! — Переспросил герцог. — И где он сейчас?
— Мы высадили его в оранжерею, — уже тише сказала Элли, почувствовав, напряжение в голосе отца.
— Пойдёмте, покажете…
Герцог встал из-за стола, не закончив омлет и направился из обеденного зала, даже не сомневаясь, что мы не последуем за ним.
— Это было вот здесь, — тихо произнесла Элли.
— Где конкретно? — Переспросил отец предельно спокойно.
— На десятом сочленении… Напротив углового окна второго этажа. Почти под ним.
— Почти под ним…
Герцог Гамильтон смотрел на окно и мне показалось, что на его глаза навернулись слёзы. Но, наверное, показалось, потому что герцог не смотря на его «простецкое» почти курносое лицо с припухлыми губами, не позволял себе проявления чувств и излишних эмоций.
— Это окно спальни моей матери… Чертополох стоял на окне когда она носила меня в своём чреве. Его семечко могло сохраниться и прорасти. Это не очень хороший знак для твоих братьев, что чертополох сейчас у вас. Чертополох — один из символов на гербе Шотландии. Это наш хранитель. Вы должны знать ту историю…
— Мы знаем, па, — сказала Элли. — Почему это плохо для Алекса и Ульяма?
— Это растение имеет династический символ. Отец ждал наследника и я появился.
— Мы не претендуем, — пошептала Элли.
Герцог вздохнул.
— Это просто знак, Элли. Но тебе придётся беречь растение. На всякий случай. Зато я теперь точно знаю, что у меня скоро появится внук. Может этот знак о том?
Вечером того же тёплого июльского дня после ужина мы прогуливались в парке вчетвером. Элли с матерью Сарой Джейн выгуливали двух редриверов, а мы с Аланом смотрели, как они веселятся.
— Хотел попросить тебя, Алан, об одолжении, — начал я.
— Что хочешь? — Спросил Гамильтон.
— Хочу построить дом.
— Построить? — Удивился лорд. — Зачем строить? Вы с годик поживёт здесь, мы же договаривались Алан Ангус напрягся.
— Годик — да, но когда-то же надо будет съезжать…
— Ну и купите потом. Или здесь места всем хватит… Мы все здесь жили…
— Но потом же разъезжались?
— Ты только не вздумай увозить Элли в свою Автралию.
Он не сказал: «Авсралия», а использовал иные менее приличные эпитеты. Причём, по-английски это прозвучало ещё менее эстетично.
— Элли там понравилось… Там тепло…
— Нечего ей там делать, — жёстко сказал герцог. — Твоя Джесика связалась с турецкими террористами. Как ты ещё сумел от них сбежать?!
— Я хорошо лазаю по стенам.
— До сих пор не понимаю, как ты смог спуститься с двадцатого этажа?!
— Я же показывал… Кстати… Я сегодня понял, что теряю форму. Надо где-то поползать. Позволь полазать по деревьям, хотя бы.
— Я забыл, что ты скалолаз, — вздохнул Алан. — Смотри не расшибись. Она любит тебя… А я люблю её. Помни это, Джон. Она первая. Я так ждал мальчишку, но родилась она, и во мне, словно вспыхнул огонь. Она весёлая и смешливая… Не дай зачахнуть моему цветку.
Последняя фраза прозвучала многозначительно, и я уточнил.
— Это ты об Элле сейчас, или о спасённом нами сегодня чертополохе?
— Сейчас это равнозначные объекты.
Вообще-то он произнёс «entities» — сущности.
— Мы, шотландцы, полны мистицизма и древних традиций. Но хватит об этом на ночь глядя.
Мы прошли по аллее ещё немного. Действительно включились небольшие фонари. Я не заметил, как наступила ночь. Я частично отключал свою внутреннюю систему безопасности, что бы хоть на что-то реагировать на окружающие раздражители адекватно. А то, как-то Алан решил пострелять по мишеням и тарелочкам, и я едва снова не попался… Он позвал и двух своих сыновей, Алекса и Уильям, которые хоть и были подростками, но имели свои личные мелкокалиберные ружья.
У Алана имелся их целый арсенал, и он с удовольствием выпускал заряд за зарядом, очередь за очередью. А я стоял рядом, у стола с оружием и даже не реагировал на канонаду, так увлёкшись осмотром великолепных образцов смертоубийства.
Я заметил его удивление поздно, когда он нарочно выпустил очередь почти у моей головы. Я поморщился и почесал пальцем в ухе.
— А я уж думал, что ты оглох… — Сказал тогда Алан.
— Засмотрелся на такую красоту, — сказал я. — Люблю оружие. Мы с парнями много времени проводили в тирах. В Австралии без оружия из дома и на милю не уходят. У меня дома, вот такая есть, показал я на автоматический карабин.
— Ну покажи, на что горазд?
— Да ты уже стволы пережёг, — пошутил я, но пострелять пострелял.
Вот после этого мне и пришлось частично снять психологические «зажимы». Да и Элли не однократно называла меня «роботом», когда она шла чуть позади меня, а я шёл, шагая «от бедра» на полусогнутых.
Герцог, заметил как-то:
— Ты напоминаешь мне дикого кота, попавшего в незнакомую обстановку.
Вот и пришлась потрудиться, перестраивая организм. Хорошо хоть можно было сослаться на опыт жизни в Австралийской саване. Когда я так сказал, Алан удивился:
— В Австралии же нет хищников!
— Красные волки, это тебе не хищники? — «Обиделся» я. — А змей там знаешь сколько?! И всякой другой дряни. А крокодилы. Эти вообще себя, как дома ведут. Но они хоть на севере…
Мы шли по аллее и герцог сказал:
— Твои результаты в пилотировании очень хорошие. Заводской инструктор очень хорошего о тебе мнения. Однако тебе нужно получить лицензию гражданской авиации, а для этого сдать экзамены в Университете Брунеля. Лучше это сделать сейчас, экстерном. Потом времени не будет, поверь мне.
Он засмеялся.
— Я вырастил четверых… И я их сильно любил, чтобы отдавать нянькам. Можно было бы отдать тебя в Британские ВВС, но оно тебе надо? Ты уже женат… Это я позволил себе повоевать с русскими во Вьетнаме, пока не женился. Не рассказывал?
Я мотнул отрицательно головой.
— Я там был с самого начала вторжения янки в 1965 и до 1972, когда отец насильно женил меня на Саре Джейн, дочери майора сэра Уолтера Скотта. Я получил достойный опыт… Меня два раза сбивали. Хорошо, что я смог в обоих случаях дотянуть до нашей земли. Один раз я катапультировался, второй тянул до последнего и сел в болотах Меконга. Где-то до сих пор лежит моя вторая кошечка. Я летал на прототипах Ягуара.
— Ну и как русские самолёты?
— Самолёты — так себе, а пилоты хорошие. Бесстрашные… И выдумщики… Типа тебя… Они летали, постоянно ломая схему боя. Их «фрески» имели больший потолок, а наши большую скорость. Они забирались на сорок шесть тысяч футов и падали вниз, разгоняясь так, что у них, порой, отлетали крылья и хвост. Да-а-а… Весело было… Мы тогда были молоды и бесстрашны. Но не женаты, — погрозил он пальцем. — Завтра же поедешь в Лондон.
— Можно я возьму Элли? С друзьями встретимся…
— У неё сейчас опасный период… Седьмой месяц… Пусть побудет дома… Я уговорю её. Тем более, что у тебя вряд ли останется время на прогулки по «друзьям» и подругам…
— У меня нет там подруг.
— Это тебе пока так кажется… Но дело не в этом. Тебя будут тестировать. Может быть что-то тебе покажется неуместным, но не переживай, так надо…
— Что за тесты? Какие у пилотов неуместные тесты? На гомосексуализм? — Пошутил я.
Лорд Гамильтон, чуть подумав, сказал:
— Ты, извини, но, ты случайно попал в мою семью. Случайно, Джон. Так получилось, что я не смог переубедить свою любимую дочь. Наверное, зря…
Он снова помолчал.
— Я извиняюсь перед тобой, хотя не должен. Наша ответственность перед этой страной слишком велика. Поэтому, я должен быть абсолютно уверен в членах моей семьи. Понимаешь, моей.
— Я понимаю, Алан. Спасибо, что принял в свою семью.
Гамильтон остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
— Не принял, Джон… Ещё не принял…
— А почему сразу не проверили?! — Развеселился я.
— А почему ты думаешь, что не проверили? — Вопросом на вопрос ответил «папа-лорд».
— Понятно, — сказал я. — Странно, но даже не обидно.
— И это правильно, — рассмеялся Алан.
Тестирования в институте Поляковой я проходил многократно: и на технических устройствах тоже. Я никогда не видел их. Я имею ввиду устройства. На меня надевали и крепили датчики, снимающие реакции моего организма на раздражающие факторы, а, как и где сигналы обрабатывались, я не видел. Не увидел и здесь, в университете.
Сидя в кресле самолёта, я вспомнил, что и в Эдинбургском университете на меня надевали подобную атрибутику, и вроде как прогоняли через осциллограф, но, теперь я понимал, что не только через него.
«Грамотно они меня провели», — думал я. — «Отвлекли на ложный посыл. Я старался тогда, а они задавали мне вопросы: где жил, в каких условиях рос, что ел, что курил?».
И я не почувствовал опасности, вот ведь в чём беда… Отключил рецепторы, млин.
Полиграфа я не боялся. Я так переключал сознание, что сам верил в свою легенду. Оно получалось у меня и в той жизни… Это сродни перевоплощению актёра. Правда, долго в таком состоянии мозг не выдерживает. Почему и уходят из жизни актёры, слишком убедительно играющие свои роли. Перемыкает сознание. Перегорают пробки. Система Станиславского, млин.
Сначала я сдал экзамены на гражданского пилота. Университетские симуляторы не давали иллюзии и визуализации полёта, но реагировали на мои манипуляции своевременно. Стрелки приборов показывали то, что надо, а кабина даже шевелилась, движимая поршнями гидроцилиндров, имитируя подъёмы или спуски. В общем, мне понравилось. Для 1985 года — вполне прилично, учитывая, что только-только вышел процессор интел 80386, с тактовой частотой аж до сорока мегагерц.
Я, откровенно говоря, рассчитывал на какой-нибудь ноутбук и симулятор, типа F-15. На нём бы я им показал. Я, в своём времени, ночами не спал летая на нём и ему подобных игрушках… Но не срослось, и наверное слава Богу…
Эти симуляторы охренительная вещь. Сейчас, имея практические лётные навыки, я мог управлять чем угодно. И гражданским самолётом и военным, практически любой модели.
Видеоигры двухтысячных годов приблизили виртуальную реальность к реальности очень близко. Стыдно признаться, но и в свои годы я продолжал увлекаться леталками и стрелялками. А сейчас, это могло мне пригодиться. Значит я всё правильно делал!