Изображая жертву

{ В полупустом зале ресторана японской кухни «Японская кухня» сидели за чрезвычайно низким столиком в позе лотоса Сева и Валя. Как обычно, к Севе был прикован подследственный. На этот раз это был парень в красном спортивном костюме, такого же возраста, как Сева и Валя, только с абсолютно глупым лицом. В центре зала капитан и милиционер-прапорщица с видеокамерой разговаривали о чём-то с менеджером ресторана и с пожилой женщиной в кимоно.

— Нет, ну как они так едят? — Сева открыл пакетик, лежащий на столе, и достал из него бамбуковые палочки. — Вот ты, Валя, ты ешь палочками?

Парень в костюме ухмыльнулся и хотел было что-то сказать, но Валя его опередил:

— Да... ем... дома... чтобы не мыть посуду. Пока я поем, всё уже вымоют... ни у кого терпения не хватает смотреть на грязную посуду, пока я спокойно жую... Палочками очень неудобно есть, даже когда наловчишься, — всё равно нет гарантии, что какой-нибудь кусок не соскочит с них... Мне они искренне противны, и вообще, всё, что связано с Японией, с Китаем, вызывает у меня недоверие... Явно ведь, что у них что-то не то... в плане отношения с действительностью, а в Японии стопудово, особенно после атомного взрыва... Я слышал, у них очень сильна идея великой мести, великой мести Америке за атомную бомбардировку в сорок пятом... Они машины делают, компьютеры, — всё, чтобы отомстить... потом сделают кучу роботов и пошлют их на Америку, и каждый робот будет начинён ядерным мини-зарядом! Вся страна на это работает... без выходных и с шестидневным отпуском...

— Это смешно, Валя... Как так... терпеть и есть палочками, только ради того, чтобы не мыть посуду?

— Понимаешь, Севик, чтобы чего-то избежать, надо что-то делать... что-то делать, и тогда чего-то избежишь... Если хочешь избежать чего-то неприятного, то и делать надо тоже что-нибудь такое, что тебе не нравится, но что поможет тебе избежать ещё более неприятного... Не совсем просто, да? Особенно на слух... запутанно, но если не задумываться и даже не проговаривать... не проговариваться, — просто делать, делать и не задумываться... если делать и не задумываться, то всё получается...

Валя не заметил, что в их компанию уже давно подключился капитан. Он внимательно слушал Валю, и когда тот договорил, капитан произнёс:

— Всё? Закончил?

— Да...

— То есть можно начинать?

Валя промолчал, чтобы совсем не вывести капитана из себя. Капитан осмотрелся, увидел на стене большое чучело рыбы и подошёл к нему. Пожилая японка засеменила за капитаном.

— И что, и такую рыбу готовите?

— Да... — на чисто русском произнесла японка.

— А ещё я слышал, что живую готовите... по-японски...

— Да...

— И заказывют?

— Да...

— И едят?..

— Да...

— Зае... зашибись... и что, и сколько стоит...

— По-разному, у нас же одних суси — пятнадцать разновидностей, одна порция от шестидесяти рублей...

— Так, а, ну да, нет... я глистов боюсь... от сырой рыбы глисты! А потом они живут в человеке! У меня в одном знакомом глист живёт...

Тут Сева зло зыркнул на капитана, капитан поймал взгляд сержанта, осёкся, но продолжил:

— В животе, большой... Так он с ним так сдружился, — кефир когда пьёт, говорит, — покормлю моего червячка...

Пожилая японка замотала головой, отчего парик на её голове заходил в разные стороны.

— Глисты от свежей рыбы, если её не морозить...

— Так у вас написано же, что в этой суси свежая... — Капитан ткнул пальцем в рекламный плакат, висящий на стене. На плакате были нарисованы рисовые катышки, рыбные лепёшки и большими буквами анонсировано, что всё это благолепие из свежих продуктов.

— Свежая... но мороженая... — скрытно пробубнила японка.

Валя поднялся из-за стола, его ноги затекли, и он стал подпрыгивать на месте, обращаясь к японке:

— А в Японии, как выловят её из воды, так сразу и в ресторан!

Японка навела свои подрисованные японские глаза на парня в бейсболке.

— Вот когда в Москве-реке будет лосось плавать, тогда и опасайтесь глистов, а к нам рыба такая поступает, что в ней не то что глистов, в ней уже ничего нет, в смысле, всё стерильно...

— Так, ладно, начнём... — скомандовал капитан.

Сева подскочил из-за стола и притянул за собой парня в спортивном костюме, который всё это время жевал в своём рту пустоту и зыркал на всех маленькими мышиными глазами. Капитан окинул взглядом парней и поморщился. Ему совсем не хотелось... не то что работать, нет, работу свою капитан любил, просто ему совсем не хотелось обращаться к Севе и Вале и к этому парню в спортивном костюме. Он устал, и в его глазах все они выглядели как подследственные с той лишь разницей, что наручники были только на одном. Капитан перевёл взгляд на Люду. Но и она не вызвала в нём желания начать проводить следственный эксперимент. У капитана зачесалась подлопатка, и он сделал усилие — загнул руку за спину и почесался, но вдруг понял, что чешется у него что-то внутри, в районе сердца и почесать это никак невозможно.

— А в кимоно вы, вы из Японии? — Капитан решил потянуть время и опять обратился к японке.

— Да нет, это управляющий придумал, сейчас повально этих ресторанов в Москве, — пока не травятся, все только и успевают зарабатывать на экзотике, до первого ЧП, так сказать... — Японка обернулась на дверь, за которой только что скрылся менеджер, обсудив с капитаном нюансы проведения следственного мероприятия. — Дело-то, если честно... опасное, там же учиться надо долго, чтобы эту всю хрень готовить уметь, там даже есть рыба — не так её нарежешь, она яд выделяет...

— Да ну? — Капитан дотронулся до чучела рыбы одним пальчиком и тут же отпрянул от неё, как будто она ужалила его.

— Самая дорогая. — Японка тоже прикоснулась к чучелу, но без всякого страха, как к своей старой знакомой. — У нас она тоже в меню... Вася, повар наш, недавно готовил её, принял для храбрости, нарезал эту рыбину, зеленью обложил... подали, — всем персоналом стояли смотрели, чё будет...

— И как?..

— Вроде обошлось, может, спасло, что у нас саке кончилось и мы в тот день обычную водку, нашу подавали, может, из-за этого обошлось... Ой, как все напряглись, ужас...

— Да... Так, а что в кимоно-то, я спрашивал...

— Так говорю же — управляющий наш, говорит, на каждом углу в ресторанах теперь у нас самураи стоят, в таких, он имел в виду, как у нас, в ресторанах, да... самураи, а ты, говорит, будешь пожилая японка с судьбой, чтобы не как у всех, догоняете? Чтоб цепляло!..

Неожиданно пожилая женщина кинулась к небольшому подиуму, нагнулась и нажала какую-то потайную кнопку. По залу начала растекаться волшебная японская музыка. Капитан, прапорщица, Сева и даже Валя с парнем в спортивном костюме — все начали крутить головами, чтобы понять, откуда конкретно доносится эта музыка. В ресторане погас свет, и по стенам начали мелькать разноцветные точки, как в самом настоящем лазерном представлении. Все участники следственного эксперимента почувствовали, что попали в сказку. Японка скривила лицо, как будто решила заплакать, сузила глаза, потянула нижнюю губу к кончику носа и начала петь:

Вдруг японка задумалась, как будто забыла текст, но тут же продолжила:

В зал вышел менеджер ресторана. Он отключил музыку и световые эффекты специальным пультом дистанционного управления и направился к капитану.

— Я прошу прощения. — Менеджер обратился ко всем, как бы извиняясь, что ему пришлось отключить сказку, а потом продолжил, повернувшись уже только к капитану. — Я прошу прощения, но нам надо открываться через пятнадцать минут, я вас очень попрошу... если у вас получится, если не петь, не отвлекаться...

— Да... ладно... — Капитан ещё не совсем понял, в какой реальности он находится. Он посмотрел на Люду — может, она бы смогла ему помочь, но Люда вытирала слезу и сама была в замешательстве.

Менеджер повернулся к японке и строго произнёс:

— Василина Рихардовна, я уже давно должен видеть вас никак не здесь...

Японка вышла из образа и рявкнула на менеджера:

— Я даю показания, я свидетель...

За женщину вступился капитан:

— Она нам ещё нужна...

Менеджер посмотрел на капитана, но говорить продолжил со своей подчинённой:

— Василина Рихардовна, вы когда закончите, подойдите ко мне... Пятнадцать минут, да?

— Ну, как пойдёт, тут знаете... тоже вам! — ответил за японку капитан.

Менеджер ещё раз зыркнул на капитана, но опять отвернулся к японке:

— Так, хорошо... да, пожалуйста...

— Вот именно, — громко произнёс капитан, но менеджер уже шёл в свой кабинет и совсем не слушал его.

— Так, Люда, включила?

— Уже... — Люда успокоилась и направила камеру на капитана. Кстати, всю песню японки она сняла втихаря — Канны... Канны не давали Люде покоя.

— Так, значит, Верхушкин, ещё раз, вы пришли в ресторан... с какой целью?

— Десять лет... юбилей выпуска...

— Так конкретно, какого выпуска? Из Звёздного городка или откуда, конкретно?!

— Десять лет окончания школы, мы собрались здесь юби...

— Так, кто «мы»?

— Наш класс, бывший класс...

— Так, потерпевший тоже из вашего класса?

— Да... мы сидели с Конём за одной партой...

— С конём?

— Ну, это кличка его... Кинёв... Конь... мы дружили...

— Так, ладно, вы дружили...

Капитан подмигнул японке с судьбой, женщина наклонилась к капитану.

— Принеси мне... это... меню... давай и сюда обратно... — прошептал капитан.

Женщина посеменила в своих деревянных гейшевских сабо на кухню так быстро, насколько могла. Капитан продолжил:

— Так, сидели вместе... это в школе, а здесь вы где сели?

— Тоже вместе...

— Так, Валя, садись с ним вместе... Будешь сегодня за коня, — пошутил капитан.

Все засмеялись... конечно, кроме Вали. Ну и кроме Верхушкина. Валя сел с ним за один столик. Сева же, пристёгнутый к Верхушкину, остался стоять, чуть наклонившись к Верхушкину одним боком, потому что в этом ресторане столики были маленькими, а сидеть надо было на полу. Походило на то, что это не Верхушкин сейчас подсудимый, а Сева, который не может ни присесть, ни встать, как ему хочется.

— Так, сидели, о чём говорили... и сразу к тому, за что, во что, из чего и откуда вы стреляли в Коня... тьфу, то есть в потерпевшего...

Капитан запутался, потому что как раз в этот момент пожилая японка наконец принесла меню. Капитан занялся изучением японской кулинарии, Верхушкин начал свой сказ:

— Ну, чё, ну, он мне, когда выпили уже, при всех так начал поддевать, у меня автомойка своя, «Монтана», он стал говорить, чтобы я быстрее доедал, а то он щас поедет свою машину мыть, и чтобы именно я мыл, а у самого, чё, ну, он отсидел после школы, и чё, у него из-за этого всё и покатило, там просто связи и всё, с кем надо сошёлся, а где тут мне-то было?! Зато у меня всё чисто! Я и налоги плачу, и кому надо плачу, и ничего не нарушаю, а у этого, у потерпевшего вашего, вы проверьте, у него фирма! Да! Я же знаю, как они работают! На севера вахтовиков отправляют, по пятисотке берут за оформление на работу! Ага?! Видел я как-то, стоит дурачков человек сто, с рюкзаками, термосами, — ждут, когда придёт начальник группы и повезёт их на работу, на север, за большими деньгами! Жёны, дети — прощаются с папками! Только через три часа допирают, что их наебали!..

Капитан оторвался от меню и, не понижая голос, спросил у японки, которая стала засыпать на его плече:

— А чем роллы отличаются от суси?

Японка проснулась и пролепетала:

— Да та же херь, — там только присыпочка из икры на роллах...

Возникла пауза. Японка опять заснула, а капитан продолжил чтение меню. Валя посмотрел на капитана и понял, что ему сейчас совсем нет дела до того, о чём говорит Верхушкин. Валя решил взять ситуацию под контроль, потому что ему на самом деле было интересно, как всё произошло:

— Так, давай, показывай, как всё было...

Верхушкин оживился, он почувствовал в Вале настоящего слушателя и теперь уже совсем отвернулся от капитана и продолжил рассказывать:

— Ну, чё, — он опять начал меня подначивать, с машиной там, у нас даже Ольга не выпендривается, — а она, у неё салон, она подстрижки депутатам делает, перед выборами, имидж там, как-то это называется, то есть не только там причёски, но и там, даже до цвета галстука доходит, что советует, а Конь даже к ней стал цепляться, говорит, — а, говорит, — трусы ты им какие советуешь...

В этот момент капитан дочитал меню и задал Верхушкину конкретный вопрос:

— Так, то есть каким образом всё произошло?

— Ну, я ему говорю, перестань ржать, а он ржёт, я ему говорю, перестань ржать, а он...

— Ну, дальше, давай дальше! — заторопил Верхушкина капитан.

— Я ему говорю, пойдём, выйдем...

— Так...

— Он говорит, пошли...

— Так...

— Мы встали...

— Так, вставайте...

Верхушкин встал. Сева наконец выпрямился и вздохнул с облегчением.

— Так, потерпевший тоже встал?

— Да...

— Валя, вставай!

Валя тоже поднялся с пола и стал ждать дальнейших указаний капитана.

— Так, как вы пошли, кто за кем?

— Ну, сначала он, потом я, он пошёл к барной стойке, к этой кукле...

Верхушкин кивнул на японку с судьбой. Капитан толкнул её плечом. Женщина прикусила язык, проснулась и тут же подключилась к разговору, как будто он ей снился, или она вообще не спала, а просто изображала спящую японку:

— Да, он до меня только дошёл, этот сразу же в него и выстрелил!.. Я причём сразу почувствовала — сейчас что-то произойдёт! Я такое каждый день чувствую, особенно когда здесь школьные балы устраивают, выпускники...

— Так, подождите! — прервал японку капитан. — Так, он пошёл... а вы где?! Вы уже там!

Капитан римским жестом приветствия указал женщине в кимоно место. Японка метнулась к барной стойке, приговаривая:

— Ой, точно... сейчас, в ту же самую позу... сейчас...

Японка с судьбой, устроившись за барной стойкой, приняла, видимо, ту же самую позу, как и в момент убийства.

— Я ведь последнее, что он в этой жизни увидел!

Капитан окинул недобрым взглядом японку, внутренне сопереживая Коню, увидевшему напоследок не самую лучшую картинку жизни.

— Да... Так, Валя, иди к ней!..

Валя направился к японке, прапорщица стала семенить вслед за ним, снимая всё это, как-то странно подёргиваясь, как динамичный видеоклип. Валя дошёл до японки и посмотрел на неё, как сын на мать, хотя как сын смотрит на мать? Наверное, как и на любую другую женщину, только без вожделения...

— Он к ней подошёл, что-то сказал, я достал пистолет и ему в затылок... пульнул пару раз...

Вдруг Валя дёрнулся, как будто и вправду в его затылок влетела пара пулек. Он сполз сначала на барную стойку, там его поймала японка, но он выскользнул из её рук и рухнул на пол ресторана. Японка запрыгнула на барную стойку, перегнулась через неё, чтобы посмотреть, всё ли с парнем в порядке. Капитан какое-то время помолчал и вдруг взорвался:

— Пульнул! Пульнул... не присосками же, пулями, как дети, мать вашу! Блядь, напокупают себе всего, пидарасы! А нам ходи всё это разгребай! Ебонат! Откуда у тебя пистолет?! Откуда у вас вообще всё?! Вы откуда, на хуй, прилетели сюда?! Я сколько жил, никак не думал, что в такое ебанатство попаду! Вы откуда все прилетели, вы же, я не знаю, в тех же школах учились, у тех же учителей, у тебя же, блядь, родители — почти мои ровесники, на хуй! Как ты-то получился, из чего?! Вы все?! Этот, блядь, трусы забывает, в бассейн идёт, этот пидарас пуляет, блядь, в соседа по парте... вам чё надо-то в жизни, на хуй?! Вы, вообще, как её прожить хотите?! Этот ещё, на хуй!

Неожиданно разнервничавшийся капитан подлетел к сержанту:

— Вчера что вы сделали?!

— Ну, товарищ капитан... — Сева готов был запрыгнуть в рыбину, которая висела на стене, лишь бы капитан не спрашивал его о том, что он сделал вчера.

— Нет, ну, как, я вас ни хуя не понимаю, хотя ведь я не старый, а я вас не понимаю, ну, что, какие у вас шутки, на хуй?! Ну, как так, напоить рядового, как его...

— Заварова... — прошептал Сева.

— Напоить, нарядить в женское, под проститутку и бросить пьяного в обезьянник! Нет, ну, как, я не понимаю, и ведь вы же, слушай, ведь не такие сопляки все, вам ведь под тридцать лет всем! У меня в ваши годы уже был ребёнок с женой!.. Где вы набрали-то женской одежды?! Колготки такие блядские...

— Я за мамиными съездил...

— За мамиными... — Капитан вылупил глаза, как будто кто-то уколол его в самое сердце. — И не в ломы было?!

— Мы напротив отделения живём... — попытался оправдаться Севик. Но капитан уже его не слушал.

— Нет, ну, я ну, на крайний случай, ну, жене на первый апрель, в день юмора, вместо зубной пасты, горчицы в тюбик пхаю, ну, вот же, — нормальная шутка, ну а у вас же что?! И главное, по хую! И по хую то, что по хую, — а ведь вы же, ваше же поколение, вы же и поезда водите, самолёты, адвокаты, на атомных станциях работаете?! И, главное, на хуя вы работать-то идёте?! Всё по хую, и идут на такие работы ответственные, а потом везде пиздец наступает, в обществе!..

— Успокойся, Стасик... — Люда подбежала к капитану, но он оттолкнул её от себя.

— Да ладно... пульнул, бл-л-лядь!.. Пульнул... — Капитан обернулся, поймал своим цепким взглядом японку. — Давай тащи эту рыбу вашу, и саке, щас не попробую — уже никогда не соберусь...

— В смысле, ту?.. — Капитан очень напугал японку, но ещё больше женщина боялась ошибиться, поэтому и переспросила.

Капитан поднял палец и тыкнул им в чучело:

— Вот эту!

— Так, сейчас... — Женщина ничего, конечно, не поняла, но переспрашивать второй раз не стала, дабы не быть посланной куда-нибудь дальше кухни. Она полетела в своих сабо, как Гермес с Олимпа в своих крылатых сандалиях.

Капитан сел за столик, снял фуражку и замолчал. Люда, прикованный к Верхушкину Сева и Валя, все стали подползать к капитану поближе, но он замахал на них:

— Идите в жопу, куда-нибудь за соседний столик, чтоб я вас не видел...

Всей компанией провинившееся поколение уселось за соседний от капитана столик.

— Так, пока я сижу и ем, показывай всё, как было!.. Только быстро и без остановок на воспоминания о школьной жизни, кто чем занимается, вопрос если зададут тебе, тогда говори, а так — только по делу! Быстро, а то уебу на хуй!

Сева и Верхушкин встали, Люда и Валя вскочили и побежали к барной стойке, Люда на ходу включила видеокамеру, которую отключила на середине монолога капитана.

— Ну, он встал, пошёл к стойке... — Верхушкин вышел из-за стола и прицелился из пальцев в Валю, который принялся изображать роковые шаги к стойке. — Пока он шёл, я достал пистолет, у меня есть разрешение, то есть это мой законный пистолет, вот, он подошёл к стойке, о чём-то буквально пару слов сказал этой тётке в кимоно, а потом я пуль... выстрельнул... выстрелил в него... два раза в затылок...

Верхушкин окончил свой рассказ, и все посмотрели на капитана. Капитан уставился куда-то в одну точку и, похоже, совсем не слушал, о чём ему рассказывал и показывал Верхушкин. Никто не решался прервать коннект капитана с макрокосмом, поэтому все стали молча ждать, когда он выйдет из забытья.

— Сколько ж это, — четыре, восемь... болеть я начал с четырнадцати лет, — двадцать шесть лет! Двадцать шесть лет меня наёбывает эта сборная по футболу! Ну, раньше ещё ладно — были успехи, пробивались в финалы, но сейчас, блядь, что ни чемпионат, то пиздец, — четыре года ждёшь, и что?! Потому что такие же долбоёбы играют, вот как вы, — ничего не надо, причём, главное, притворяться умеют! Вот же как! Ведь раньше же, там, бунтовали, — это была общественная позиция, что нам ни хуя не надо и мы протестуем, а сейчас по-тихому, без протестов, кем надо притворяются, влезают куда хотят, на любую работу, и ни хуя не делают, играются!.. Вы играетесь в жизнь, а те, кто к этому серьёзно относится, те с ума сходят, страдают... В футбол, блядь, играть надо, нет, блядь, они визажистов с собой берут, стилистов, и всё в итоге проёбывают! Там же, блядь, надо думать, как гол забить, а он в дождь, блядь, свой промелированный лобок зачёсывает, чтобы он в дождь стоял! Парикмахер его расчёсывает в перерыв, — он не тренера слушает, а причёску восстанавливает в перерыв!..

Японка с судьбой выскользнула из кухни, влетела в зал и поставила на стол перед капитаном маленькую бутылочку с саке и тарелку с экзотической полусырой рыбой. Из той же кухни стали выползать тени работников ресторана понаблюдать за происходящим в зале.

— А-а-а... ладно, наливай, мать...

Японка с судьбой налила капитану саке, он посмотрел на неё, выпил и сразу захотел заесть рыбой, но не понял, как это сделать, потому что вместо вилки рядом с тарелкой лежали запакованные в аккуратный мешочек бамбуковые палочки. Во рту капитана становилось все жарче и жарче, психуя, он порвал пакетик, достал палочки и, как ему представлялось на этот момент, принялся есть палочками, протыкая рыбу насквозь одной палочкой и помогая донести до рта другой.

— Блядь, не еда, а мозгоёбство... И главное, да, молча, всё молча, и всё по своим понятиям, по детским, — «пульнул», «догнал»... поняли, что, чтобы от них отъебались, надо притвориться... Глобальное наебательство, глобальное... на всех ступенях общества...

— Так, а что вы хотите, — подключилась к взбунтовавшемуся сознанию капитана японка, — вон, я вчера по двадцать шестому маршруту еду, на трамвае, у водителя спрашиваю — по Малышева по улице идёт трамвай, а он мне — а я ебу! Представляете, водитель — и не знает, по каким улицам его трамвай ходит!..

Капитан перестал жевать, задумался, налил саке, выпил и перекатил свои глаза на японку:

— Что он тебе сказал?..

— Кто? — удивилась японка.

— Ну, этот, в кого пульнули?

— А, так это, он, главное, на меня смотрит, я-то не видела, что у него за спиной, а он смотрит и говорит, — «плева...», и этот в него выстрелил... «плева»... и упал...

— Плева... — загадочно повторил капитан.

— Вот такая загадка, и что он хотел сказать... плева...

— Так какая загадка, понятно что, — плева это он...

Тут капитан почувствовал, как уже знакомая пустота подкатила к его горлу изнутри, из желудка. Он перестал дышать, но абсолютно не паниковал, он надеялся, что вот-вот эта пустота отступит, как уже было раньше. Но вдруг в этот же самый момент у капитана зачесалось сердце... он как-то необычно вскинул голову наверх, посинел, посмотрел на Люду, на всех, кто стоял в ресторане, и, наконец, на рыбу, которая висела на стене. Рыба тоже посмотрела на капитана, и он умер. }