Изумрудный трон

Глава 11. Пронзённый

Цок-цок-цок. Этот звук отдавался в голове назойливой болью. Вторая неделя путешествия подходила к концу. Пыльная просёлочная дорога, ведущая от Геррана, вливалась в широкую ленту тракта, который горизонтально рассекал обширную Миргордскую равнину, доходил до Забрасина и там разделялся на множество других дорог. Те, в свою очередь, вели на юг, к прибрежным городам залива Ваэльвос, на север — к густым лесам полуострова Каседрум, и на запад — к бассейнам Англерса, Лиары и столице Элеур.

Миргордская равнина занимала едва ли не четверть всей Изры. Вдали, за зелёным лугом, по правую руку высились гряды поросших смешанным лесом холмов. Оканчивались они лишь у холодных предгорий сурового Каседрума. В тамошних тёмных закутках, поросших ельником и бурым лишайником, редко ступала нога человека. Гулявшие слухи о ковенах одержимых и неведомых зверях заставляли охотников и лесорубов заниматься своими делами на южной половине равнины.

По левую руку леса были преимущественно лиственными. Многочисленные дубовые, солнцедавные и грабовые кущи перемежались светлыми среброзовыми рощами и служили кровом для всевозможной живности и зверья по-крупнее. Жемчужиной этих зелёных пространств был Забрасин, город-приют для ремесленников, фермеров и торговцев всех мастей. Впрочем, главная его особенность заключалась не в этом.

Всадники неторопливо двигались посреди зелёных лугов. В миле от них из-под тёмного лесного полога вытекала тонкая ниточка реки, на берегах которой ютились десятки деревянных изб. Юго-восточный ветер доносил отдалённый лай собак и смутно угадывавшийся запах дыма.

Горячий июльский воздух полнился щебетаньем полевых пташек и слитным жужжанием мошек. Звон цикад въедался в голову подобно тупому зубилу. Гирем обливался потом, пока не последовал примеру Джарката и не сбросил с плеч плащ, оставшись в лёгкой рубахе. Вишнёвые Оковы были приторочены к седлу, слева болтался походный мешок. Гарапас сносил походные невзгоды со всей присущей бадакайским скакунам стойкостью и гордостью.

— Ничего, родной, ещё неделя-другая — и ты как следует отдохнёшь, — юноша погладил животное по шее. — В Забрасине тебя ждёт огромная бадья с овсом.

Выпрямившись, Гирем поймал взгляд Джарката, который покачивался на спине рыжего коня по кличке Тепралан. Историк, казалось, переносил жару гораздо легче них. Он неутомимо шутил, поддерживая затухавшие разговоры, рассказывал разные истории о Бьялви и людях, населявших тамошнее плоскогорье, пытался вступать в полемику с Остисом, что каждый раз заканчивалось презрительным джаркатовым «Я умываю руки». С артарианцем Джаркат нашёл язык в первый же день, когда помог тому выследить зайца, которого выдали торчавшие из травы уши. У историка оказались очень зоркие глаза. Вместе с солдатом они приготовили вкусную мясную похлёбку, которую похвалил даже отец.

К Сиверту, который оставался скрытным и нелюдимым в первую неделю, Джаркат нашёл подход не сразу. Гирем случайно обернулся и успел увидеть, как историк закончил что-то тихо ему говорить и хлопнул его по плечу. В последующие дни Сиверт стал постепенно приходить в себя, хотя смотреть ему в глаза Гирем всё равно не решался.

Сложнее всего Джаркату приходилось с Рензамом. Не то, чтобы отец явно выказывал неуважение к своему спутнику. Нет, он порой отвечал на его вопросы или задавал свои. Однако при этом в выражении лица Рензама всегда сквозило холодное недоверие. Владыку Ректагеррана историк явно сторонился.

Гирем прекрасно понимал новообретённого товарища. Отец всегда отталкивал от себя людей, даже близких. Порой юноше казалось, что в этом виноват он сам. Все крохи заботливости, что остались у Рензама, он оставил ему, приёмному сыну.

«Именно из-за этого Джензен покинул дом и отправился в Элеур», — когда Гирем думал так, ему становилось стыдно. Как будто он забрал у младшего брата то, что ему не принадлежало.

Тем временем река и селение остались за спиной. Солнце начало клониться к горизонту. Небо на западе стало цвета запёкшейся крови. До Гирема донёсся запах гари. Сначала он подумал, что это игра его чересчур распалённого воображения, но вскоре впереди показалось трепещущее серое марево.

«Дорога Пепла».

— Дорога Пепла, — сказал Джаркат, с неподдельным интересом всматриваясь перед собой, словно надеясь заглянуть за горизонт.

— До неё полдня пути, — заметил Остис. — Поедем дальше?

— Предлагаю вернуться в Геляпию и заночевать там, — Гирем кивнул себе за плечо, где час назад скрылось речное селение. — До Забрасина день пути, и на ночлег нам бы пришлось устраиваться в любом случае. Кто-нибудь хочет спать с видом на виселицы и костры?

— Я с Гиремом, — сказал Джаркат.

Сиверт пожал плечами, Остис переглянулся с Рензамом.

— Сын прав, — последний кивнул. — Остановимся в Геляпии. Заодно и потолкуем.

Когда они добрались до Геляпии, уже начало смеркаться. В селении имелся свой трактир, который носил название «Храбрый лис». Проехав к нему главной дорогой, Гирем заметил нескольких солдат, правда, без доспехов, лишь в кожаных стёганках и мечами в ножнах, прогуливавшихся по круглой площади в центре селения. Солдаты проводили их долгими взглядами, но потом опять вернулись к своей беседе.

— Я помню, здесь раньше был крупный гарнизон регулярной армии, — сказал Остис. — Они перешли в другое место?

— Узнаем у местных, — сказал Рензам и бросил поводья Джаркату. — Заведи коней, историк. Мы позаботимся о еде и ночлеге.

Джаркат пожевал губами, спрыгнул с Тепралана и взял под уздцы Гарапаса. Гирем наклонился и прошептал:

— Я тебе помогу.

— Хорошо, Гири.

Не обратив внимания на недовольный взгляд отца, юноша принял поводья у Сиверта и Остиса. К ним подбежал конюх и, перекинувшись парой слов с Рензамом, повёл в стойла запасных коней. Когда трое спутников скрылись за дверями трактира, Гирем ускорил шаг, что бы догнать историка.

— Не обращай внимания на отца. Он так относится ко всем.

— Я читал его биографию, Гири. Не скажу, что это оправдывает его поведение, но судьба жестоко издевалась над дивайном Рензамом. Ты ведь знаешь эту историю?

Гирем кивнул. Он прочёл последний том «Теургиатского цикла» относительно недавно. До этого он не решался спрашивать у отца или дяди о том, что случилось с Саммасом Ректом. Боялся узнать что-то такое, что сделает его жизнь бессмысленной и полной вины.

— И что ты об этом думаешь? — спросил Джаркат, заводя Тепралана в стойла.

— Стечение обстоятельств. То, что произошло, было ужасно, но не это сделало отца таким, какой он есть. Ось характера закалилась у него ещё до этого. И она не внушает ни капли уважения или жалости. История ведь не вдавалась в детали всей его жизни, как и, наверняка, не описала все события, которые произошли в Треаттисе. Рензам совершил много такого, от чего у меня становились дыбом волосы.

Юноша умолк. Джаркат выжидающе посмотрел на него. Гирем заметил это и покачал головой.

— Не думаю, что это заслуживает пера историка. Это дело семьи.

— Когда ты будешь готов, расскажешь, — сказал Джаркат и похлопал его поплечу. — Пойдем, посмотрим, так ли хорошо кормят в изритских заведениях, как об этом пишут Бъялвийские книги.

— Только давай сначала спрячем наши рефракторы в мешки. Пусть отец светится, если хочет, а мы постараемся не выдавать в себе рефрамантов.

— Я смотрю, отцовская склонность к риску тебе не досталась.

— Нет. Слишком много людей лишилось жизни из-за безрассудства и легкомыслия. Я не хочу закончить, как они.

Джаркат улыбнулся и, придерживая его за плечо, повёл к крыльцу. Юноша не стал отстраняться. За две недели историк стал ему кем-то вроде товарища, с которым можно было разделить мысли. Таким товарищем для него когда-то давным-давно был Алан.

«Храбрый лис» выглядел весьма солидно. В чистых стенах и ровном крыльце чувствовался достаток его хозяина. Переступив порог зала, Гирем огляделся. Просторное помещение было светлым и шумным. Стоял гул голосов, звенела посуда, раздавался стук кружек и скрежет скамей. В помещение забился разношерстый люд. Здесь были и просто одетые селяне, пришедшие отдохнуть после работы в поле, и оставшиеся на ночлег торговцы. За одним из длинных столов веселились солдаты местного ренеда.

А вот по углам сидели в основном одиночки или парочки, которые не хотели привлекать к себе внимание. Гирему почему-то сразу бросился в глаза один из таких посетителей — длинноволосый, с курчавой чёрной бородкой. Чем-то он напоминал Джарката. Услышав стук входных дверей, человек устремил взгляд на Гирема, который сразу проследовал к стойке.

Разговор с хозяином, крепким плечистым мужчиной лет за пятьдесят, вышел коротким. По манере говорить скупыми и чёткими фразами, а также движениям в нём угадывался человек военной закалки. Узнав, что они спутники дивайна Рензама, он любезно проводил их на второй этаж и показал отведённый им номер.

Предоставленная путникам комната была проста, но достаточно удобна. Джаркат уселся перед камином, сняв с себя сапоги, и принялся растирать тёмные ступни. Остис и Сиверт уже облюбовали кровати, стоявшие у противоположных стен — второй лёг на кровать и отвернулся ото всех. Рензам повесил плащ на одну из скоб, торчавших в стене, и развалился на постели. Гирему досталось место у окна. Из-за закрытых ставен ощутимо поддувало, хотя воздух и был тёплым.

— Дивайн Рензам, — хозяин трактира тихо прикрыл за собой дверь. — Я хочу вас предупредить, что позавчера здесь были странные люди. Они выходили на главную улицу и восславляли своего божка. Не помню его имени…

— Хнум, — Рензам подбрасывал свой рефрактор в воздух, наблюдая за его кувырками, и ловил у самого края кровати. — Так что там?

— В общем, когда мы разговаривали, я заметил, как один человек, который сидел в углу, постоянно на вас пялился. Дело в том, что именно он проповедовал позавчера на главной улице. Он так делает уже не первый раз.

— Хорошо. А страже ты о нём говорил?

— Говорил, сэр. Они его дважды выпроваживали за пределы деревни, но через неделю тот всё равно возвращался.

— А что представители Церкви? Как они относятся к ереси?

— Старший клирик Парверс уже слишком старый, чтобы ругаться с толпой здоровенных мужиков. К тому же, кто их знает, этих еретиков. Может, они девоны.

— Что ж, если завтра они вздумают вещать, то мы с ними разберёмся. Спасибо, что предупредил, солдат.

Хозяин двора поклонился и вышел, закрыв за собой дверь. Гирем уселся на свою кровать, снял натёршие стопы сапоги, извлёк из мешка доску с чистым листом пергамента и карандашом, и принялся зарисовывать обстановку.

— Так что вы узнали о гарнизоне? — спросил он, намечая силуэты спутников.

— В армии произошло сокращение, — прорычал Рензам. — Причём совсем недавно. Говорят, в столице произошёл конфликт между Гверном Конкрутом и Кархарием. Мол, после смерти Мирата Гверн отказался признавать прилизанного ублюдка Пророком, и потому не пошевелит и пальцем, пока не изберут нового Пророка.

— Глупо, — заметил Гирем. — Его ведь можно сместить?

— Можно. Только за Гверна Конкрута стоит вся армия. Никто не посмеет отправить его в отставку или убить. Именно поэтому Кархарий приказал урезать бюджет. Сокращения состава и урезания довольствия произошли именно поэтому. Ублюдок хочет, чтобы солдаты отреклись от своего «отца».

— А почему они вообще враждуют? — Остис взял со стола, уставленного яствами, кусок жареного мяса. — Гири прав, глупо устраивать забастовку в такое время. Я думал, Гверн умнее.

— Для Гверна Мират был вместо отца. А с Кархарием они разошлись после битвы у Кебеи, десять лет назад. Тогда Нурвины с Мендрагусами поссорились из-за куска земли между Лиарой и Кебеей, и Гверн командовал миротворческой армией. В общем, Кархарий тогда подставил ему знатную подножку и в итоге получил титул первого советника Пророка. Наверное, Конкрут до сих пор не может простить ему этого поступка.

— И что мы будем с этим делать? — спросил Остис. — Если они с Гверном продолжат вести себя, как дети, нашему плану придёт конец.

— Да, Кархарий в очередной раз становится головной болью.

— Какому плану? — нахмурился Гирем, резко водя карандашом по поверхности листа. Краем уха он услышал, как Рензам сделал глубокий вдох. Мужчина обвёл взглядом спутников — Джаркат встал на ноги, Сиверт повернулся, приподнявшись на локте, Остис беззаботно поедал рагу из катрейла и овощей. Юноша перестал рисовать и встретил взгляд отца — уже торжествующий.

— На собрании Теургиата я вынесу предложение о масштабном наступлении на Алсалон.

Остис похлопал в ладоши, даже Сиверт присвистнул. Джаркат ничего не произнёс, глядя на Рензама с оценивающим прищуром. Но старший Рект смотрел лишь на Гирема.

— Что ты думаешь, сын?

— Я? — изумился юноша. Отец никогда не спрашивал чужого мнения. Отец всегда считал, что его собственное мнение единственно верное. — Хм. У тебя есть информация о силах, которыми располагает Моисей…?

— Это легко узнать с помощью Ветровидцев.

Гирем помотал головой. Сначала он решил, что отец шутит, потом — что он потерял разум. Сама идея нападения на Алсалон была несусветной глупостью. В поисках поддержки, он посмотрел на Джарката. Тот улыбался.

— Отличная идея, дивайн Рензам. Не думал, что услышу от вас такое. Браво, — сказал он. — Так в чём же конкретно заключается ваш план?

— Когда Теургиат одобрит предложение, мы объявим всеобщую мобилизацию войск. Мы привлечём рефрамантов к сотрудничеству. Если понадобится, купим их верность сциллитумом. Кроме того, у нас есть шестеро Теургов.

— Семеро, — поправил его Гирем.

— Я не учитываю Синваля Маэльдуна — старик давным-давно спятил.

— Тогда пятеро, — молвил Остис. — Миклавуша Мендрагуса не видели боги знают сколько месяцев. Да и Ювалия Дастейн….

Рензам опустил глаза.

— С ней я как-нибудь разберусь…. Итак, Ювалия Дастейн, Кархарий Велантис, Беррун Нурвин, Арстапор Тез и Камелия Ревасс. Пятеро магов, благословленных богами, против какого-то там алсалонского божка и Моисея. Что касается армии, то мы переведём солдат с флота в сухопутные войска. Я знаю Гверна — человек он с буйным норовом и странным понятием чести, но повоевать с нашим извечным врагом он согласится. У него больше пятидесяти тысяч солдат. Прибавим сюда ещё сорок тысяч солдат флота.

— Можно привлечь дружины ренедов, — подсказал Джаркат.

— Верно.

— Кархарий Велантис будет против, — заметил Остис. — А ведь он Пророк.

— Нет, он исполняющий обязанности Пророка, и в Теургиате он нравится далеко не всем. Например, новому протоургу. Кто, как не Триединая Церковь, любит гоняться за еретиками и проповедниками алсалонской религии? Мы обратимся и к Каррансу.

Гирем понял, что отец явно подготовился к этой речи, выглядя очень уверенным в своих аргументах и контр-аргументах.

— Кроме того, — продолжал Рензам; глаза его горели недобрым огнём. — Если новый Пророк окажется толковым, то он прекрасно меня поймёт. Мы соберём ополчение, расскажем людям о зверствах, которые чинили алсалонцы во время своих прошлых нападений. Мы воспользуемся оружием Моисея и выставим этих проповедников Хнума свидетельством того, что он уже готовит своё последнее вторжение.

— Отец, а как насчёт Джихалаев? — осторожно поинтересовался Гирем.

— Это большие горы.

Гирем поморщился и продолжил.

— Там почти нет проходимых троп. Там холодно и полно всяких тварей, которые жаждут полакомиться мясом. Через Джихалаи не пройти осадным орудиям. Армия войдёт туда сухой, а выйдет — если выйдет — уменьшившейся вдвое, мокрой, голодной и испуганной.

Рензам с некоторой досадой посмотрел на него.

— Для всего этого нам и понадобятся Теурги и остальные рефраманты.

— Но и у Ссесуша Мендрагуса были маги. У Бальтеуша Мендрагуса были. У Михэя Мендрагуса они были. Никто из них не продвинулся дальше жёлтой долины по ту сторону Джихалаев. К тому же у них всех были драконы. И не один, как у Тадеуша, а десятки. Никто не продвинулся дальше долины по ту сторону Джихалаев. Что такого тебе известно, что компенсирует их отсутствие, не говоря уже о получении преимущества?

Все выжидающе посмотрели на Рензама. Взгляд мужчины потух. Он лёг на свою кровать и закрыл глаза.

— Ты прав, сын. Давайте спать. Вставать рано.

Гирем недоумённо посмотрел на Остиса, затем на Джарката. Артарианец грустно и беззвучно усмехнулся и, махнув рукой, тоже развалился на кровати. Джаркат как ни в чём ни бывало вновь уселся перед камином. Юноша посмотрел на собственный рисунок с ощущением, что именно он был тем, кто всадил нож в спину Рензама. И, несмотря на то, что ему всегда хотелось и нравилось противопоставлять себя отцу, сейчас он чувствовал себя последним предателем. Он представил себе, как долго тот вынашивал свою идею, обдумывал речь и какого успеха надеялся добиться у ближайших соратников и сына.

«А я разбил всё это за несколько минут. Не того сына ты видишь своим наследником, отец, ох не того».

Чувствуя горечь, Гирем не нашёл ничего лучше, чем улечься и попытаться уснуть. Может быть, утренний туман унесёт за собой вину и стыд. Может быть, заря позволит ему взглянуть на план отца по-новому. Юноша воспроизвёл в памяти весь разговор. Столь быстрое свёртывание темы было также нетипично для Рензама, как и вера в невиновность Сиверта. Может быть, ему действительно известно что-то важное? Что-то, о чём он не может сказать сейчас.

«Но Джаркату он точно не доверяет».

Юноша посмотрел на историка, который разложил перед собой чистый лист пергамента и принялся что-то записывать.

«А может, он не доверяет нам всем».

Его разбудили визги под окнами, стук дверей и незнакомый сильный голос, громогласно выдававший какие-то сентенции. Из-за щелей в ставнях проглядывали солнечные лучи, которые играли на противоположной стене и лысине спавшего Сиверта. Гирем застонал и встал на колени, распахнув ставни. Ему открылась главная улица поселения, заполненная народом. Толпа образовала в центре пустое место, в котором стоял человек.

Это был тот самый мужчина с курчавой бородкой и длинными волосами, что наблюдал за ним вчера. Ростом он оказался ниже ожидаемого, что компенсировалось сильным и звучным голосом. Было бы сложно перебить его или даже захотеть это сделать. Слова лились изящным, но мощным водопадом. Человек вещал, видимо представляя себя пророком, просветлявшим тёмную толпу.

— … трёх богов мы почитали и не мудрено, почему.

Ум» ос оберегал вас во время великого плавания через враждебный океан, что простирается на западе. Ориду отпугивает вредителей и удобряет почву, а Кебея посылает тёплые ветра и живительный дождь.

Но разве нынешняя Церковь имеет к ним отношение? Она уже давно не защищает и не помогает нам, простым людям. Вместо этого клирики обирают нас и раздают благословения, которые не приносят никакой пользы! Протоург спит в диастрийских шелках, ест сливы и абрикосы, его пальцы блестят от нацепленных на них золотых перстней. Думаете, на то воля трёх Богов? Так ведь их дело — оберегать нас, а не обогащать одного человека!

Задумайтесь, а стоит ли рассчитывать на Церковь? Может быть, правильным будет обратить свой взор на того, кто по-настоящему заботится о людях? Да, я говорю о Хнуме, нашем отце!

Именно Хнум приказал Трём Богам оберегать нас, пока он сам защищает весь наш мир от куда более страшных врагов, нежели демоны! Да, вы скажете, что Хнум — вера богомерзких алсалонцев, но задумайтесь, почему они живут лучше нас? Их земля родит лучше, а вода даёт больше рыбы. Хнум отвечает им соразмерно их вере. А наши Боги отвечают нам? Посмотрите на наши убогие поля и хирые стада! Хнум бы такого не попустил!

— Расступись! — крикнул Рензам. Он разрезал толпу грудью и остановился напротив пророка, нисколько не смутившись ни тем, что перебил такую величественную речь, ни тем, каким взглядом тот на него посмотрел. — Кто ты такой?

— Я Аарон, пилигрим, побывавший на востоке и познавший его блага, — нимало не смущаясь, ответил человек.

— Ещё один с востока, — вздохнул Рензам. — И по чьему же наущению ты распространяешь среди этих добрых людей свою ложь?

— Это не ложь! — возмутился пилигрим. — Хнум мне свидетель!

— Ясно, — Рензам повернулся к волновавшейся толпе. — Братья, подумайте вот о чём! Если у них в Алсалоне живётся так хорошо, то за какими демонами они бегут оттуда, как крысы во время чумы?! Какого чёрта вот уже тысячу лет они пытаются завоевать силой нашу страну?! И если Хнум им помогает, то почему мы всё ещё свободны от их гнёта, который они столько раз пытались нам насадить?!

— Потому что Хнум… — начал, было, пилигрим.

— Потому что Хнум лишь выдумка, созданная для таких доверчивых глупцов, как ты! — рявкнул Рензам и достал из-за пояса жезл. — И сейчас я тебе это докажу.

Гирем видел лишь затылок отца, но был уверен, что лицо Рензама исказила гримаса отвращения и ненависти. Чёрный жезл выплюнул из себя багровый сгусток пламени, который охватил пилигрима, словно тот был сухим хворостом. Кожа человека быстро сморщилась и покрылась пузырями. А потом почерневшие ноги подкосились, и он рассыпался пеплом. Толпа завыла, откатившись назад.

— Похоже, Хнум поленился перейти через горы, чтобы спасти своего последователя! — с издёвкой заметил Рензам. — Никудышный из него защитник!

Рядом с Гиремом встал Джаркат и выглянул в окно.

— Ну что, ты всё ещё считаешь его идею отличной? — спросил у него юноша.

— Знаешь, — поморщился историк. — Когда ты сжёг Элли по его приказу, я чувствовал себя любопытным мальчишкой, который приоткрыл дверь тёмного подвала в надежде увидеть, что в нём прячется. Сейчас я увидел.

— Я видел это раньше. Много раз. Мне страшно представить, что будет, если его идею о вторжении поддержат в Теургиате, — в тон ему произнёс Гирем. — Гореть будут многие.

Они понимающе переглянулись.