В крепости в этот день было очень тихо. Утром не прозвучало привычного зычного крика Остиса, означавшего смену караула. Горничная, принёсшая в постель еду, показалась Гирему очень грустной. И до самого полудня мальчика не покидало ощущение, что что-то случилось.
Идя по коридору жилого комплекса, он заметил в дальнем конце хрупкую фигурку Создин. Она стояла возле двери, и, задрав подбородок, слушала выговор старшей сестры. Подойдя ближе, Гирем разглядел в руках девочки доску для рисования и лист с карандашом.
— А сейчас иди и помоги маме. Она весь день в одиночку таскает воду для клириков.
Но она просила только прибраться во дворе, — сказала Создин. — А мы это уже сделали. Можно мне теперь порисовать?
Сестра уже было открыла рот, чтобы ответить на возражение, и Гирем ускорил шаг.
— Добрый день, тётя Сеттен!
Две сестры повернулись к нему. Сеттен изменилась в лице, Создин тоже.
— Доброе утро, Дивайн. Вы что-то хотели?
— Пожалуйста, тётя, разрешите Создин пойти со мной. Мне нужна её помощь.
— А куда вы собрались? — насторожилась девушка.
— В библиотеку. Нужно найти одну книгу.
— Да? И какую?
Гирем виновато улыбнулся и почувствовал, что Создин тянет его за собой к лестнице.
— Сеттен, у нас же могут быть свои невинные тайны!
— Ну, хорошо, — служанка обескураженно посмотрела на Гирема, который виновато улыбался до тех пор, пока та не скрылась из виду. — Только будьте осторожны!
— Не волнуйтесь, тётя. Со мной Создин в безопасности!
Едва сдерживая смех, они сбежали по лестнице, попутно увиливая от снующих туда-сюда слуг, и вышли в приёмный зал.
— А что это был за спектакль? — спросила Создин.
— Ты о чём?
— Ты вёл себя как Сеттен, когда она в чём-нибудь провинится перед мамой. А ведь ты здесь главный. Мог бы приказать ей отпустить меня, и она бы подчинилась.
Гирем покачал головой. Ему очень не нравилась идея приказывать.
— Знаешь, я заметил, что если быть вежливым и улыбаться, то остальные легче разрешают мне делать то, что я хочу.
— Да? Тогда мне нужно этому научиться.
Они вышли на улицу.
— А куда мы идём? — поинтересовался Гирем, наблюдая за тем, как дорогу им величественно переходит отряд куриц.
— Не знаю. Сначала я хотела срисовать кувшин в нашей комнате, но раз мы вышли на улицу, то можно найти что-нибудь здесь.
Они пересекли внутренний двор крепости и вышли к мосту, который был как обычно опущен.
— Здоров, Гирем! — окликнул его один из стражников. — Ты в порядке?
В мужчине он узнал Остиса, нового начальника охраны Ректагеррана. И немного удивился — обычно чернобородый дядька не спрашивал, в порядке ли он.
— Всё хорошо!
Решив не брать в голову странность Остиса, Гирем помахал ему рукой и догнал Создин, которая смотрела на море из белых цветов, усеявших склоны окрестных холмов. Вид подобной красоты заставил его с широкой улыбкой пробежать вокруг девочки.
— Остис сегодня весёлый, — сказала та. — Как будто с ним случилось сразу много всего хорошего.
— Папа вчера сделал его начальником охраны.
— Я не знала. Но мне он показался не очень искренним.
Гирем пожал плечами, подобрал с обочины палку и начал размахивать ею направо и налево, словно мечом.
— Что ты делаешь?
— Колдую. Я рефрамант, Создин.
— Ты дурак, Гирем.
Мальчик не слышал. Он представлял себя великим воином, облачённым в большие доспехи и с рефрактором в руке, при виде которого все враги падают на колени и просят пощады.
— Когда-нибудь я стану, как папа, — пообещал он. — Буду защищать людей от засранцев вроде Моисея.
Создин огрела его по голове доской для рисования.
— Не ругайся.
Гирем хмыкнул и успокоился.
— А ты бы хотела стать рефрамантом?
— Нет, — порозовев, ответила девочка.
— Врёшь-врёшь. Я знаю, что ты проходила обряд экзоркуции, а значит на тебя могло снизойти благословение богов. Когда тебе исполнится десять, ты сможешь купить собственный рефрактор… — он осёкся и почувствовал, как начинают гореть уши.
У Создин конечно же не было ни шанса стать рефрамантом. Её семья служила отцу, и на те монеты, что он им платил, не купить и кусочка кристалла сциллитума, не говоря уже о рефракторе. Гирему вдруг стало очень неловко в присутствии девочки. Некоторое время они шли молча.
— Пошли к реке?
— К Веснеле?
— Я у нас только одну реку знаю, — пожала плечами Создин.
— Она слишком далеко отсюда.
— Могу сбегать обратно в крепость за пони для тебя.
— Не смешно. Я обещал, что со мной ты будешь в безопасности, а у реки может оказаться какой-нибудь гад, вроде Керса.
Девочка храбро улыбнулась.
— Если он будет приставать, вместе мы его одолеем. Просто держи эту палку рядом.
Ободрённый её словами, Гирем кивнул.
Когда они добрались до реки, солнце переползло зенит. Создин прямо в брючках и аккуратной, по хрупкой фигуре, тунике уселась на невысоком холме в тени одинокого дуба. Гирем стал рядом — трава по колено — и, сложив ладони козырьком, начал обозревать берег, который находился в сотне метров от них.
— Смотри, тут Джензен!
Создин равнодушно посмотрела в сторону берега.
— Я вижу. И с ним дядя Сиверт и тётя Элли.
Гирем изумлённо покосился на девочку.
— Вот это зрение.
— Ничего особенного, — Создин уже рисовала узкую ленту реки. Она спускалась с холмистой гряды, где стояла крепость, проходила по полям вдоль селения Герран, и исчезала в тёмном Герранском лесу. Гирем склонился над рисунком. Одна из линий показалась ему неестественно плавной. Он ткнул в неё пальцем.
— Вот эту сделай резче.
— Так, если хочешь рисовать, то я могу найти тебе другую доску. С карандашом, листом и всем остальным. Хочешь?
— Нет. Рисование для девчонок, — фыркнув, сказал Гирем.
— А махание палкой для мальчишек, да? Знаешь, оно не очень отличается от движений карандашом.
Гирем фыркнул снова и лёг спиной на мягкую высокую траву.
— Создин.
— Что?
— Что происходит дома? — ему не понадобилось даже уточнять. Он знал, что она поймёт.
Девочка подсела ближе.
— Говорят, твоей маме плохо.
Гирем отвернул от неё голову и закрыл глаза. Он любил Акрюзу, хоть отец как-то и сказал, что она ему не настоящая мать. Он попытался придать голосу безразличие.
— А что ещё говорят?
Создин опустила взгляд на голубую змею Веснели, диагонально рассёкшую лист пергамента.
— Ничего особенного.
— Понятно.
Вздохнув, Гирем поднялся на ноги и посмотрел на берег. Джензен плескался вместе с сельскими ребятами, а Сиверт и Элли сидели на песчаном берегу и держались за руки.
— Мне кажется, они скоро поженятся.
— Конечно, поженятся, — хихикнула девочка. — Сеттан молчит, но я вижу, что с каждым днём она становится всё мрачнее.
— А что случилось?
Создин посмотрела на него с укоризной.
— Сиверт. Не понял что ли?
— Нет. Да мне и не интересно.
— Что не интересно? — донёсся из-за спины мужской голос.
К ним приблизился высокий мужчина в коричневой тунике до колен, и брюках, заправленных в коричневые же сапоги из кожи.
— Привет, дядя. А почему ты здесь?
— Хочу забрать тебя в столицу. Прямо сейчас.
— Правда?!
Алан улыбнулся.
— Нет.
Мальчик хмыкнул, а Создин прыснула от смеха. Сердито засопев, Гирем посмотрел на неё.
— Что?
— Видел бы ты сейчас своё лицо.
— Да, оно немного замызганное, — Алан наклонился и потёр краем широкого рукава его щёки. — Братец будет недоволен.
— Так тебя послал папа?
— Не совсем. Я за Джензеном.
— Что-то случилось?
Алан погладил аккуратную русую бородку.
— Ваша мать хочет с ним поговорить.
Гирем вопросительно посмотрел дяде в глаза. Тот глянул в ответ и понял.
— Прости, только с Джензеном.
— Всё в порядке, — деланно спокойным голосом отозвался мальчик. — Джензен вон там, купается с остальными. Там ещё дядя Сиверт и Элли.
— Отлично. Шейла сказала, что они вместе пошли на речку. Повезло, что я нашёл и вас. Не задерживайтесь допоздна, хорошо?
Потрепав их по головам, мужчина начал спускаться к реке. Создин мечтательно смотрела ему вслед. Гирему это не понравилось.
— Ладно, давай сюда свою доску. Попробую рисовать….
Начали сгущаться сумерки, когда они вернулись в крепость. Гирем насторожился, заметив, что стражники глядели на него как-то странно. Во внутреннем дворе было слишком тихо, и оттого даже привычный клёкот, доносившийся из курятника, казался зловещим. Дверь административного корпуса громко треснула, на крыльцо вышло три человека в бело-зелёных рясах.
— Клирики, — шепнула мальчику Создин. — Они приехали пару дней назад к твоему отцу.
— Я знаю, — резко сказал Гирем, двинувшись к лестнице. Клирики сошли по ступенькам и направились в сторону жилых помещений. Мальчик навострил уши, и ветерок помог ему уловить фразу:
— Ничего удивительного. С таким-то ублюдком любой бы помер.
Гирем ускорил шаг, но Создин придержала его, схватив за руку.
— Пожалуйста, тише.
— Не приказывай… — огрызнулся Гирем и тут же заставил себя прикусить язык. Создин ничего ему не сделала. Она лишь хотела помочь. Однако что-то случилось, и желание узнать что, подгоняло его вперёд. Он взбежал по лестнице, рванул на себя дверь. В зале оказалась толпа людей. Слуги и клирики. Никто не обратил внимания на двух детей. Они с трудом поднялись по лестнице в коридор, где находился кабинет Рензама.
Гирем вошёл в кабинет и увидел отца, сидевшего на стуле у стены. Мужчина смотрел в пол, и взгляд его напоминал взгляд загнанного и сдавшегося зверя. Длинные чёрные волосы и борода были мокрыми, вода несколькими струйками падала в расставленное между ног ведро. Отец поднял взгляд, увидел Гирема.
— Саммас, — прошептал он.
— Что? — не понял Гирем, шагнув ещё ближе. Внезапно ему на плечо легла сильная мужская рука и развернула спиной к Рензаму.
— Пойдём отсюда, — сказал Алан. На его лице не было и тени улыбки.
— Куда ты хочешь его забрать?! — донёсся из-за спины дяди отцовский голос.
— Мальчику тут не место, брат! — ответил мужчина; Гирем никогда не слышал в голосе Алана мольбы.
— Ты уже забрал у меня одного сына! — Рензам попытался подняться на ноги. Только потом Гирем понял, что отец был пьян. — Этого я не позволю!
Алан посмотрел на брата и, не сказав ни слова, вывел мальчика в коридор. Присев на корточки, мужчина обхватил руками его щёки.
— Джензен сейчас в своей комнате. Побудь с ним, хорошо? Потом я всё тебе расскажу.
Он пошарил взглядом по толпе.
— Эй, Шейла, уведи этих двоих к Джензену!
Грустно улыбнувшись Гирему, Алан вернулся в кабинет, где раздавались громкие голоса. К детям подошла Шейла, и Содзин взяла его за руку.
— Господин, ваша мать только что умерла.
Гирем покорно двинулся следом за девочкой. Всё, что он ощущал, — это тепло ладони и бешеный стук сердца.