Изумруды Кортеса

Глава VIII,

в которой рассказывается о том, как Кортес тайно беседовал с Сикотепеком и как этот последний раскрыл тайну происхождения изумрудов и рассказал кое-что о заговоре, который замышляли некоторые испанцы, причем в числе этих заговорщиков были и весьма знатные особы

Дон Эрнан вошел в подземелье, где в кандалах содержали Сикотепека, и, после того как они остались наедине, если не считать переводчицы доньи Марины, специально приглашенной Кортесом ради такого случая, стал расспрашивать заключенного о происхождении изумруда в форме рыбы, который нашли у него при пленении.

Сикотепек удивился тому, что губернатор вновь проявляет интерес к этому камню, о котором уже шла речь на первом допросе, и вообразил, что испанцем движет просто-напросто алчность.

— Не понимаю, почему вас так интересует этот камень, который вы прежде рассматривали с таким пренебрежением, — произнес индеец, сопроводив свои слова высокомерным жестом, одним из тех, которые столь свойственны туземцам, особенно знатным и особенно когда они подвергаются унижениям.

— У меня есть на то причины. Обстоятельства складываются так, что мне необходимо знать об этом как можно больше, и если вы расскажете все, что вам известно, то окажете мне огромную услугу, — любезно отвечал ему Кортес.

— Я не собираюсь оказывать вам никаких услуг, потому что я для вас злодей и преступник, хуже того — дикий зверь, закованный в цепи, которые, впрочем, ранят не столько мое тело, сколько мою гордость, — заявил Сикотепек.

— Я могу освободить вас от цепей, что совсем не трудно, — сказал Кортес, направляясь к двери, чтобы позвать тюремщика, — но не от обязанностей перед его императорским величеством, который теперь является владыкой этих земель. И завоевал он их не силой оружия, но силой истинной веры в Господа нашего Иисуса Христа, хранимой Папой Римским. Не кто иной, как сам Господь, сделал Индии энкомьендой испанской короны.

Сикотепек ограничился презрительным жестом, не утруждая себя ответом губернатору, который меж тем освободил от колодок его руки и ноги. Тогда огромный, рослый индеец встал лицом к лицу с Кортесом, едва достававшим ему до плеча. Было похоже, что туземец вот-вот ухватит испанца за грудки.

— У меня нет другого господина, кроме Куаутемока, мексиканского короля, и только ему я всегда буду предан, хотя сейчас меня и весь мой народ держат в плену. Что касается вас, то лучше возвращайтесь к своим награбленным богатствам, а от меня вы больше не услышите ни слова.

Дон Эрнан был восхищен такой несгибаемой стойкостью. Он попытался возобновить разговор, но Сикотепек как будто воды в рот набрал и больше не удостоил губернатора ни единым взглядом.

Кортес почувствовал, что проиграл, к тому же обстановка мрачного узилища совсем не располагала к откровенности. Итак, губернатор удалился вместе с доньей Мариной и отправился на поиски Куаутемока, который один мог повлиять на Сикотепека. Но, прежде чем покинуть тюрьму, он отдал приказание, чтобы на Сикотепека больше не надевали кандалы.

Кортес всегда окружал низверженного короля знаками внимания, относился к нему как к гранд-сеньору и предоставил в его распоряжение значительную часть дворца Койоакана. Мексиканский король принял Кортеса радушно и предложил ему напитки и угощение.

Куаутемок, тяжело переживавший горечь своего поражения, вначале умолял Кортеса, чтобы тот казнил его и тем избавил от позора и унижения. Он был не в силах смириться с тем, что лишился своего королевства. Однако вскоре природная живость и веселость его характера взяли верх, и даже перенесенные пытки, которым его подверг Альдерете, не омрачили его дружеских отношений с Кортесом.

Губернатор изложил свое дело. Он пояснил, что существует связь между смертью его супруги и гибелью родных Сикотепека, хотя пока остается неясным, как именно эти события переплетаются между собой, и что пленный индеец мог бы помочь пролить свет на эту загадку. Куаутемок был рад оказать услугу Кортесу и пообещал поговорить с Сикотепеком. Однако, прежде чем попрощаться, Куаутемок предупредил:

— При всем том, мой дорогой друг, не забывайте, что авторитет мексиканского короля сильно подорван поражением в войне и нынешним зависимым положением, так что среди его подданных много непокорных, которые не желают подчиняться своему королю, даже если на них самих уже надеты кандалы. Я постараюсь помочь, но я совсем не уверен, что Сикотепек станет меня слушать.

— Примите мою искреннюю благодарность за ваше участие и дружескую помощь, — отвечал Кортес. — Я уверен, что ваши усилия принесут плоды, ибо Сикотепек никого другого не желает признавать своим господином. Что же касается вас, то поверьте, мне очень больно видеть, что поистине великий король, имеющий столько вассалов, оказался в таком печальном положении. Я обещаю сделать все, что от меня зависит, чтобы вы не чувствовали себя пленником в собственном дворце.

После этих слов, произнесенных с большим чувством, собеседники простились, весьма довольные друг другом.

На следующий день посланник мексиканского короля явился к Кортесу и объявил ему, что Сикотепек готов говорить с ним и обещает оказать посильную помощь в деле об убийстве доньи Каталины, касика Куаутекле и его сына Окитенкатля.

Губернатор тут же отправился в темницу к Сикотепеку, который встретил его стоя и с гораздо более дружелюбным выражением лица, что, несомненно, было результатом благотворного влияния Куаутемока. На индейце не было оков, их сняли по распоряжению Кортеса. Губернатор, войдя в подземелье, был поражен тем, что индеец приветствовал его на чистейшем кастильском наречии.

— Добро пожаловать, сеньор, в мое убогое жилище. К великому моему сожалению, я не могу оказать вашей милости достойный прием, какого, без сомнения, заслуживает человек столь выдающийся, — уважительно и с расстановкой проговорил Сикотепек.

— Я счастлив слышать, что вы заговорили как добрый христианин, — ответствовал Кортес, обняв индейца, — и надеюсь, что скоро вы решитесь принять святое крещение.

Сикотепек в ответ лишь пожал плечами:

— Уж слишком вы торопитесь с такими заключениями, дон Эрнан. Хотя, впрочем, в жизни все может случиться.

Кортес был несказанно рад обнаружить такую перемену в Сикотепеке, который благодаря ходатайству Куаутемока заговорил совсем по-другому, не только сменив язык, но и изменив свое отношение к делу.

— Однако, если вы будете и впредь заставлять меня отрекаться от моих богов, то далеко вперед мы не продвинемся, — продолжал индеец. — Разве я заставляю вас отказываться от своей веры? А мои боги — это боги моих предков, и, надеюсь, они будут и богами моих потомков. Более того, я не против принять в мой пантеон и вашего Христа вместе с Девой Марией, о которых столько мне рассказывали, я даже готов, если нужно, признать власть императора дона Карлоса. У меня большое сердце, и в нем хватит места для всех. Потому-то мне совершенно нет необходимости отрекаться от Уйчилобоса, Тецкатепуки и Тлатлока. Пусть мирно соседствуют друг с другом все боги, и мексиканские и испанские, — на нашей земле всем хватит места.

Дон Эрнан слушал, умиляясь простодушию и искренности индейца, с которыми тот упорствовал в своем идолопоклонстве. Эти заблуждения, конечно же, говорили о доверчивости наивных туземцев. Впрочем, губернатор вовсе не собирался вступать с индейцем в долгую беседу о христианской вере, во-первых, понимая, что это бесполезно, а во-вторых, будучи убежден, что миссия обращения мексиканских язычников и спасения их душ — дело святых братьев-монахов. Итак, Кортес обратился к Сикотепеку с такими словами:

— Я вижу, вы человек разумный и решили сменить гнев на милость, чтобы помочь мне расследовать убийство наших родных. Я к тому же очень рад, что нам не нужно прибегать к переводу, который только замедляет и усложняет беседу.

Сказав это, Кортес попросил донью Марину оставить их наедине, что она исполнила с видимой неохотой, поскольку ее любопытство было сильно возбуждено; но, разумеется, она не осмелилась перечить Кортесу.

— Итак, — продолжал губернатор, — что вы можете рассказать об этих камнях?

Сикотепек, который уже понял, что, в отличие от большинства испанцев, Кортесом двигала вовсе не алчность, с готовностью ответствовал ему:

— Мне не так уж много остается добавить к тому, что я сказал во время допроса, учиненного мне после ареста.

Этих изумрудов было пять, и все они принадлежали моему отцу. Он хранил их в своем домашнем святилище. Один из них имеет форму рыбы, и его я смог отыскать. Прочие были сделаны в виде чаши, горна, розы и колокола. Их украли испанцы, которые убили моих родных, но, впрочем, я думаю, они унесли их не из жадности, а чтобы скрыть истинные причины своего преступления.

— Каковы же были эти причины? — поинтересовался Кортес.

— Это мне неизвестно. Мой отец, умирая у меня на руках, успел сказать мне, что он смог разглядеть только троих преступников, которые, ринувшись грабить дом, открыли свои лица, прежде скрытые плащами. Наверное, они были уверены, что все обитатели дома уже мертвы. Он назвал мне имя только одного из убийц — некто Красавчик, других я не знаю, потому что отец скончался, не успев их описать.

— Красавчик уже поплатился сполна за то, что совершил, так что ваши идолы могут быть довольны, — заметил Кортес. — Но вы убили еще двоих и наверняка, расправляясь с ними, не позаботились уточнить, были ли именно они виновны в гибели вашей семьи.

— Да, верно, может быть, те испанцы, что попали к нам в руки вместе с Красавчиком, были неповинны в убийстве моих родных. Кстати, все трое были сильно пьяны, но при этом храбро сражались…

— А разве вы не выведали у Красавчика имена его сообщников, прежде чем обречь его на страшную смерть?

— Он погиб во время схватки, — пояснил Сикотепек. — Мы взяли в плен тех двоих и забрали с собой труп Красавчика. Несмотря на жестокие пытки, пленники не сказали ни слова, так что я думаю, они ничего не знали об убийстве моей семьи, потому что у них, конечно, не хватило бы сил запираться. Мы пытали их очень хорошо. Ну, а потом мы решили отдать их жрецу, который принес их в жертву богу Уйчилобосу, чтобы он помог нам отыскать остальных убийц.

— Ну что ж, теперь вам остается только довериться правосудию христиан, которое займется их поисками.

— Если вы меня освободите, я помогу вам их найти, — заявил индеец.

— Как же я могу освободить человека, который принес в жертву идолам трех христиан? — воскликнул Кортес и поспешил сменить тему: — Так вы говорите, что из вашего дома украли пять изумрудов?

— Именно так.

— А есть ли похожие камни в других провинциях или у других касиков? — пытливо спрашивал губернатор.

— Нет, такого не может быть, — уверенно отвечал индеец. — Эти пять изумрудов подарил моему отцу Куитлауак в благодарность за ту помощь, которую ему оказал отец во время войны с вами, испанцами. Эти камни неповторимы, подобных им нет нигде.

Куитлауак был правителем, воцарившимся в Мексике после гибели Монтесумы, но очень ненадолго: спустя всего несколько недель он умер от оспы, и на престол взошел Куаутемок.

Дон Эрнан достал из складок своего плаща изумруд в форме розы, который он обнаружил на ложе доньи Каталины, и показал его индейцу. Тот нахмурил брови: он был неприятно поражен тем, что в руки губернатора попал еще один из этих камней.

— Неужели и вы как-то связаны с этим преступлением?

— Нет. Этот изумруд я нашел на постели моей жены наутро после ее смерти, и для меня загадка, как он очутился там.

— В таком случае этому есть только три объяснения. Либо ваша жена имела отношение к гибели моей семьи, и потому у нее оказался один из этих изумрудов; либо те люди, которые убили моего отца и брата, потом лишили жизни и вашу супругу, потеряв камень на месте преступления. Или же, наконец, один из этих убийц знал ее и подарил ей эту драгоценность.

— Я убежден, что донья Каталина не могла быть замешана в убийстве индейцев. Я также совершенно уверен, что ни с одним мужчиной она не находилась в столь близких отношениях, чтобы принимать от него подобные подарки. Хотя, конечно, чужая душа — потемки, и для одного только Господа сердце человека — открытая книга.

— В таком случае и вы и я хотим отыскать одних и тех же людей. Выпустите меня отсюда, и я помогу вам, — снова попросил индеец.

— Я не могу удовлетворить вашу просьбу, — повторил Кортес с глубоким сожалением в голосе, поскольку он был очень благодарен Сикотепеку за его содействие. — Но обещаю, что сделаю все возможное, чтобы уберечь вас от виселицы.

— Вы напрасно отказываетесь от моей помощи, потому что меня знают и уважают во всех городах и селениях этого края и даже за его пределами, и мне нетрудно будет выйти на след преступников.

— Законы, установленные Всевышним и хранимые его величеством императором и мной, Эрнаном Кортесом, губернатором Мексики, предоставляют нам все возможности отыскать виновных. Не беспокойтесь, око правосудия не дремлет, и преступникам не укрыться от кары. Мы сумели поймать вас, мы изловим и этих убийц.

Сказав это, Кортес спрятал изумруд и направился к выходу. Но индеец, который вовсе не хотел и дальше оставаться в заточении, преградил ему путь.

— Я еще не все рассказал вам, дон Эрнан, — произнес он, взяв Кортеса за руку.

— Как не все? — удивился губернатор.

— Я не сказал самого главного.

— Так говорите же! — потребовал Кортес.

— Я ничего не скажу, пока вы не пообещаете выпустить меня отсюда.

— Вы требуете освобождения, хотя совершили ужаснейшее преступление. И что же вы предлагаете в обмен на свою свободу? — поинтересовался Кортес. — Должно быть, вам известна какая-то поистине страшная и великая тайна, если вы решились предложить мне такую сделку.

— Я сказал вам, что умолчал о самом главном. О том, что прямо касается вас.

— Меня? Каким образом? — удивился дон Эрнан. Его беседа с Сикотепеком и впрямь становилась все интереснее.

— Сначала дайте обещание, что выпустите меня.

— Прежде чем мы придем к такому соглашению, которое касается правосудия и законов его императорского величества, вы должны предоставить мне доказательства того, что это и впрямь дело чрезвычайной важности.

— Так вот, речь идет о великой измене, о страшном заговоре против вас, против императора и против все тех, кто правит этими землями, — произнес Сикотепек, понизив голос.

— Ну хорошо, — сдался губернатор, — я обещаю принять во внимание вашу просьбу, если действительно все так серьезно, как вы утверждаете.

— Я доверяю вашему слову и считаю вас настоящим кабальеро, который никогда не нарушает своих обещаний.

— Говорите.

— Мой отец, умирая, поведал кое-что из того, о чем они перед смертью говорили с моим братом Окитенкатлем. Впрочем, брат успел рассказать отцу не так много, потому что вскоре в дом ворвались убийцы. Окитенкатль подслушал разговор трех испанцев, которые тайно составляли заговор против вас и против императора.

— Кто же были эти предатели? — спросил Кортес.

— Во-первых, тот самый Красавчик, а что касается двоих других, то отец умер, не успел назвать мне их имена. Знаю только, что по крайней мере один из них очень знатный человек. Заговорщики заметили, что мой брат все слышал, и бросились за ним вдогонку. Они шли за ним до самого дома и в конце концов убили его и моего отца, так что я застал брата уже мертвым. Да, они убили его, чтобы он не раскрыл их замыслы, а потом перевернули весь дом, сделав вид, будто в нем побывали грабители, искавшие золото и драгоценности. Впрочем, взяли они совсем немного.

— Их лучшей добычей стали изумруды?

— Да. Но убийцы не заметили, что мой отец еще жив и даже запомнил кое-кого из них. Отец шепнул мне, что одного звали Красавчик, и это как раз один из тех изменников, чьи разговоры подслушал мой брат. Потому-то я и уверен, что эти заговорщики и есть убийцы моих родных.

— А потом они расправились с моей супругой, — добавил Кортес, — хотя я не понимаю, почему.

— Те испанцы-предатели говорили о какой-то крупной краже, которая должна будет повредить губернатору и нанести ущерб императорской казне.

— О крупной краже? Не знаю, о чем могла идти речь, — произнес Кортес, в задумчивости поглаживая рукой бороду и размышляя, что имели в виду заговорщики. Первое, что пришло ему в голову, была предстоящая отправка золота в Испанию, хотя индеец не сказал об этом ни слова.

— К сожалению, отец больше ничего не успел рассказать, — вздохнул Сикотепек.

— Так про других двоих он ничего не говорил? — настойчиво переспросил губернатор.

— Он не назвал больше имен. Сказал только, что один из них был очень важный сеньор, — повторил индеец. — А теперь, пожалуйста, освободите меня, и я помогу вам найти преступников.

Кортес внимательно посмотрел на индейца. Он старался прочесть по его лицу, сказал ли он правду, или то была хитрая уловка, пушенная в ход, чтобы спастись от виселицы. Сикотепек выдержал его взгляд, и дон Эрнан, который всегда гордился своей проницательностью, пришел к выводу, что индеец не обманывает его, и решился освободить пленника, которого он уже успел узнать как человека честного и верного своему слову.

— Я отпущу вас с одним условием, — заявил Кортес.

— Что это за условие?

— Вы должны пообещать, что будете слушаться меня во всем, что касается этого дела, и делать все, о чем я вас попрошу. Обещайте мне, что мы будем союзниками в нашем расследовании, и еще дайте слово, что больше вы не посмеете принести в жертву вашим идолам ни одного испанца, даже если он будет повинен в смерти ваших родных и близких. Преступников следует доставлять мне, а я буду передавать их в руки правосудия.

— Обещаю, — торжественно произнес Сикотепек.