Через неделю после конца войны отменили запуск шаттла на мысе Канаверал. Папа сказал, что все дело в каких-то трещинах на зажимных гайках, а еще в куче идиотов, которых наняли на работу в НАСА. Он злился, что ему придется отложить свой уикенд с Тэной до нового запуска, аж до апреля. Он говорил, что ему нужно восстановить душевные силы, подорванные Колином Пауэллом, который прошляпил войну.
Я тоже расстроилась, что папина поездка отменяется. Я-то надеялась провести те выходные так, как мне хочется, а именно с мистером Вуозо. Я мечтала, как мы с ним снова пойдем на ужин к Нинфе и отпразднуем то, что его не призвали. А потом мы пошли бы к нам домой и занялись бы любовью, прихватив один из презервативов мистера Вуозо. Мне казалось, что если он будет со мной нежен, это докажет раз и навсегда, что он не насильник. Что в тот день, когда он просунул в меня пальцы, он просто очень на меня разозлился.
Мама прислала папе письмо, в котором сообщила, что прочитала об отмене запуска в газете. Наверное, вы с Тэной очень расстроились, писала она. К письму она приложила фотографию, на которой снялась вместе с Ричардом, своим новым бойфрендом, на празднике маринованных огурцов. Ричард оказался негром. Наверное, поэтому она передумала насчет меня и Томаса.
— Эта женщина — самая невероятная ханжа на свете, — заявил папа, демонстрируя мне фотографию. Затем смял ее и выбросил в ведро.
Как только он ушел на кухню, я вытащила фото обратно. Насчет японцев моя мама не лукавила. На заднем плане снимка ими все просто кишело.
Я взяла фотографию в школу и показала ее Томасу. Он рассмеялся и сказал:
— Ну, это просто что-то с чем-то!
Я согласилась и на протяжении всего дня, встречая его в коридоре, видела, как он трясет головой и улыбается. Хотя они с Ричардом оба были негры, мне показалось, что Томас уверен: начав встречаться с Ричардом, моя мама совершила что-то ужасное для моей семьи. И его это радовало.
Скоро папа начал звать нового бойфренда мамы Колином Пауэллом. Он выдавал фразочки вроде: “Может, твоя мама выйдет за Колина Пауэлла” или: “Наверное, твоя мама и Колин Пауэлл просто обожают огурцы”. Я думала, что он и Томаса начнет так звать, но о Томасе мы говорили не так уж часто.
С того дня в доме Томаса мы с ним больше не занимались сексом. Он сказал, что не хочет со мной спать, пока я не расскажу ему, почему я не девственница. Когда я ответила, что говорю ему правду, он заявил, что не верит мне.
— Вот ведь козел, — возмутилась Дениз, когда я ей все рассказала.
— Да, — вздохнула я, хотя на самом-то деле он был прав — ведь я ему врала.
— Да кому он вообще нужен?
Я пожала плечами. Вообще-то я не возражала бы заняться с Томасом сексом. Я понимала: он думает, что теперь может меня шантажировать, и мне это безумно нравилось. Сначала мне было все равно, но когда до меня дошло, как именно он все это себе представляет, ну, верит, что лишает меня чего-то такого, чего мне до смерти хочется, я стала ему подыгрывать. Я стала совсем как девушки из “Плейбоя”, которые просто обожают секс. Иногда я прямо-таки умоляла его, говорила, ну пожалуйста, но он оставался тверд — пока не скажу правду, никакого секса. А потом я шла домой и кончала от мысли, как же я люблю секс и не могу его получить.
Школьная газета с моим интервью вышла уже после окончания войны, так что некоторые вопросы там явно устарели. Но все равно, мое имя напечатали в газете, и я жутко гордилась.
— Это еще что за хрен? — спросил Томас, открывая газету за обедом.
— Мой сосед.
— Что, папаша того парнишки? Ты брала у него интервью?
— Он резервист, — попыталась объяснить я. — А я как раз о них и хотела написать.
— Могла бы написать о чем-нибудь еще, — пробурчал Томас.
— Я — военный корреспондент в нашей газете.
— Нет. Военные корреспонденты на войне. А ты — в Техасе, — заявил он.
— Мне нужно было взять интервью у человека, который готовился идти на войну.
Томас разглядывал фотографию мистера Вуозо в форме.
— Выглядит точь-в-точь как его придурочный сынок.
— Я знаю.
— Ненавижу этого мальчишку.
Дениз моя статья понравилась. Она сказала, что, если бы мистера Вуозо призвали, я могла бы хранить ее как воспоминание о временах, когда мы были вместе. Правда, реакция мистера Джоффри на ее гороскоп Дениз расстроила. Она принесла ему газету и попросила прочитать секцию гороскопа, но он отмахнулся и сказал, что не верит в астрологию.
Я не отнесла мистеру Вуозо его экземпляр, но у Зака оказался друг, брат которого учился в средней школе, и он-то и притащил Заку номер газеты. Тот показал ее отцу, и как-то вечером мистер Вуозо явился ко мне для разговора.
— Я никогда такого не говорил, — сказал он, стоя в холле и тыкая пальцем в последнюю строчку в интервью, которая так понравилась нашему редактору Чарльзу. — Я бы такого ни за что в жизни не сказал.
Я не знала, что ему ответить. Я-то надеялась, ему понравится, что я вложила в его уста такие мужественные слова.
— Это какой-то бред, — заявил он, похлопывая по газете рукой. — Иди и принеси мне кассету. Я хочу ее послушать.
— Я не могу.
— Это почему это?
— Папа у меня ее забрал, — призналась я.
— Что?
— Он взбесился, что я взяла интервью у вас, и забрал кассету. Поэтому мне и пришлось все выдумывать.
Я думала, он пожалеет меня, ведь папа так грубо со мной обошелся, но ошиблась.
— Я просто в ярости, — сказал он. — Я представляю войска США, и ни один военный никогда не ляпнул бы ничего подобного.
— Извините.
— Извините? — переспросил он. — Ты что, думаешь, что все это детские игрушки?
— Я не знаю.
— Зато я знаю — это далеко не игрушки.
— Я уверена, что никто в армии не прочитает эту статью, — попыталась я его утешить.
— Откуда тебе знать? — спросил он. — Наверняка в этой школе у многих детей родители служат. Господи… Ты же выставила меня круглым идиотом!
— Я старалась вспомнить все ваши слова.
Он взглянул на меня.
— Память у тебя дерьмовая, ты в курсе? Даже не смей со мной теперь разговаривать, — заявил мистер Вуозо. — Не смей приходить ко мне в дом, вообще ко мне не подходи. Оставь меня в покое.
— Почему? — Я начала плакать.
— Потому что ты очень глупая маленькая девочка, — ответил он и ушел.
Я не знала, что мне делать. Я долго-долго стояла на одном месте, потом села на диван. Мистер Вуозо больше не будет со мной милым. И он больше не будет жалеть о том, что надо мной сделал. Вместо этого он хочет, чтобы я жалела о том, что сделала. Но ведь он поступил со мной гораздо хуже! Несправедливо. Согласно книжке, я все еще могла донести на него, у меня в запасе было целых три года, но я понимала, что все равно это бессмысленно. Он только еще больше разозлится.
Папа должен был прийти домой еще не скоро. Мистер Вуозо, конечно, велел мне оставить его в покое, но я не смогла удержаться и пошла к нему домой. Дверь открыл Зак.
— Твой папа дома? — спросила я.
— Твоя статья — полное дерьмо! — сказал он вместо ответа.
— Позови папу, — повторила я.
— Мой папа такого не говорил, ты все выдумала! — возмущался Зак.
— Я знаю, что он дома, — говорила я. — Он только что вошел.
— Он не хочет с тобой разговаривать.
— Всего на минуту, — попросила я.
— Вали домой, чурка.
— Не зови меня так.
— Верблюжатница. — Зак обернулся через плечо и, убедившись, что папы рядом нет, добавил: — Черномазая.
Тут внезапно сбежал котенок. Он пробрался через открытую дверь и через лужайку бросился к дому Мелины.
— Снежок! — заорал Зак.
Темнело, а на нем были только носки, без ботинок.
— Пусти! — закричал он мне и побежал во двор. — Снежок! — закричал он снова, пригибаясь к земле и протягивая правую руку, словно в ней была какая-нибудь еда.
Он причмокивал, кричал “Снежок, Снежок”, причем голос у него был гораздо выше, чем обычно.
Я наблюдала за ним с крыльца. Когда Зак прошел через двор Мелины и добрался до соседнего дома, я зашла внутрь и закрыла дверь. Скоро должна была прийти с работы миссис Вуозо, но я знала, что пара минут у меня в запасе есть. Я тихонько прошла через гостиную и кухню, но мистера Вуозо там не оказалось. Я поднялась наверх. Он лежал в спальне на кровати, прикрыв лоб рукой. На прикроватной тумбочке тускло горела лампа. Мне она напомнила книжку “Маленький домик в прерии”, там была такая старомодная масляная лампа, которую нужно было включать, поворачивая металлический ключ.
— Мистер Вуозо? — окликнула его я.
Он убрал руку со лба и приподнялся, чтобы рассмотреть меня.
— Что ты тут делаешь?
— Я хотела перед вами извиниться.
— Убирайся отсюда, — сказал он, усаживаясь на кровати. — Я же велел тебе никогда сюда не приходить.
— Но я же извинилась.
Мистер Вуозо уселся на краю кровати и начал на меня смотреть.
— Вы ведь сможете меня простить? — умоляюще спросила я.
— Ты перешла черту, — заявил он. — Выдумывать за меня интервью — это уж слишком.
— Я так больше никогда не буду.
Он зло рассмеялся:
— Конечно, не будешь! Я тебе никогда в жизни не позволю снова брать у меня интервью, это уж точно.
Хоть мне и не нужно было еще одно интервью, я расплакалась. Казалось, единственное, что он говорил, это слово “никогда”. Это звучало так… окончательно, так бесповоротно.
— Прекрати реветь, — сухо велел он. — На меня это не действует.
— Я не могу прекратить.
— Ну конечно, — сказал он, явно мне не поверив.
— Правда, не могу.
Мистер Вуозо посмотрел на меня долгим взглядом. Потом спросил:
— Ты знаешь, что ты делаешь?
Я покачала головой. Я боялась и не хотела слушать то, что он мне собирался сказать. Но, по крайней мере, он хотя бы со мной разговаривал.
— Ты ведешь себя так, словно не понимаешь, что ты делаешь, но на самом деле ты прекрасно понимаешь, что ты делаешь.
— Нет, не понимаю, — ответила я. Он, кажется, имел в виду что-то плохое.
— Все ты понимаешь. Ты знаешь, что ты делаешь с мужчинами, — сказал мистер Вуозо.
Я промолчала. С одной стороны, мне хотелось оправдываться, а с другой он, кажется, сделал мне комплимент.
— Но, — продолжил он, — меня ты больше этим не заманишь. С меня хватит.
— Я вас не заманивала, — возразила я. — Просто вы мне нравитесь.
— Я не хочу тебе нравиться, — отрезал он. — С тобой что-то не так.
— Не говорите так, — попросила я, стараясь снова не расплакаться.
— Я говорю, что хочу.
Тут позвонили в дверь.
— Это еще кто? — удивился мистер Вуозо.
— Это, наверное, Зак, — пробормотала я.
— Зак?
— Я, кажется, случайно заперла дверь.
— Ради всего святого, — произнес мистер Вуозо и вышел из комнаты. Я спустилась за ним по лестнице и прошла в гостиную. Когда он открыл входную дверь, там и правда оказался Зак, но без котенка.
— Снежок сбежал! — закричал он. — Эта чурка выпустила его, а потом и меня на улице заперла!
Я думала, что сейчас мистер Вуозо велит Заку так меня не называть, но вместо этого он повернулся и сказал:
— Кажется, тебе пора домой.
— Ты его не нашел? — спросила я у Зака.
— Ты слышала, что я сказал? — Мистер Вуозо больно схватил меня за руку и вытолкнул на улицу. Он захлопнул передо мной дверь, а я стояла, не в силах пошевелиться. Кружилась голова.
Через минуту дверь открылась, и на улицу вышли мистер Вуозо с Заком.
— Убирайся! — гаркнул мистер Вуозо, увидев, что я еще тут. — Пошла вон с моего двора!
Я сошла со ступенек, и они вдвоем удалились вглубь участка. Зак обулся и держал в руках пластиковый контейнер с сухим кормом, который иногда встряхивал и кричал: “Снежок, Снежок!” Мистер Вуозо тоже звал котенка. Я медленно пошла домой, надеясь, что где-нибудь увижу Снежка. Но улица была совершенно пуста.
В своей комнате я легла на кровать. Сердце билось как сумасшедшее. Я не знала, что я буду делать без мистера Вуозо. Он был самым близким мне человеком — даже ближе, чем Томас. Он делал со мной всякие вещи, которые взрослый мужчина не должен делать. А когда кто-нибудь проделывает с тобой запрещенные вещи, от которых становится хорошо, это значит, что ты — особенная. Вот почему нельзя этим разбрасываться. Как только такой человек уходит, ты перестаешь быть особенной. Становишься никем. А чтобы снова стать особенной, придется ждать, пока придет другой человек. Но раз то, чем вы занимаетесь, под запретом — шанс встретить второго такого человека стремится к нулю. А значит, придется признать, что теперь ты обречена на одиночество.
Тем же вечером папа, вернувшись с работы, сообщил, что только что сбил кошку.
Я взглянула на него. Я слезла с кровати и теперь сидела за столом и делала уроки.
— Что?
— Она прямо перед машиной пробежала, — сказал он. — Было темно, я ее не заметил.
— Где она?
— В смысле? На обочине. Она умерла.
— Ты ее не забрал? — удивилась я.
— А зачем она мне? Я позвоню в службу бездомных животных, — сообщил папа, — пусть приедут и заберут ее.
— А что это была за кошка?
Папа взял телефонный справочник и начал листать страницы.
— Маленькая такая, белая, — сказал он.
Я глубоко вздохнула:
— Это кошка Вуозо.
— Что? — оторвался от справочника папа.
— Ты сбил кошку Вуозо.
— С чего ты взяла?
— С того, — начала объяснять я, — я сегодня ходила к Заку, и, пока мы говорили, их котенок сбежал.
— Ты шутишь, — не поверил папа, откладывая справочник на стол.
Я покачала головой.
— А что это ты там делала? Ты же терпеть не можешь этого идиота.
— Не знаю.
— Врешь! — закричал папа. — Опять врешь! Никто не ходит и не стучит в дверь соседям неизвестно почему! Говори быстро, зачем ты туда ходила?
— Мне нужно было спросить кое-что у мистера Вуозо, — призналась я.
— Вуозо? — перепросил папа. — Что ты имеешь в виду?
— Мне надо было извиниться перед ним за статью.
— Какую еще статью?
— Мое интервью про резервистов. Для школьной газеты, — сказала я.
— Ты же его не писала, — сказал папа. — Я забрал у тебя кассету.
— Мне пришлось написать его по памяти.
— Ты сочинила фальшивое интервью с Вуозо? — поразился папа.
— Нет, — возразила я, — я почти все вспомнила правильно. Там только чуть-чуть было не так, но мистер Вуозо ужасно разозлился.
Папа замолчал на секунду, а потом спросил:
— У тебя есть с собой газета?
Я кивнула.
— Принеси, — велел он.
Я пошла за рюкзаком, достала газету и принесла папе.
— Вот ведь кретин, — сказал папа, тыкая пальцем в фотографию мистера Вуозо.
Потом он приступил к чтению и почти сразу же разразился хохотом.
— Это вот такого ты навспоминала? — спросил он. — У тебя просто отвратительная память!
Ответы, которые понравились ему больше всего, он зачитал вслух: “Нет, я не боюсь идти на войну. Это не так уж и страшно, я ведь буду просто возить еду” и “Нам всем нужна нефть для наших машин”. Закончив, папа заявил, что это была лучшая статья, которую он когда-либо читал, и как он был прав, отняв у меня кассету. Потом он сказал:
— Иди, возьми куртку.
Когда я вернулась, он копался под раковиной, вытаскивая оттуда старые футболки с желтыми пятнами пота под мышками — ими он обычно натирал ботинки.
— Держи, — сказал папа, отдавая мне одну из них.
Затем он передал мне желтые резиновые перчатки и, схватив куртку со стула, сказал:
— Ну, пошли!
Мы залезли в машину и проехали до конца улицы, потом повернули налево. Скоро в свете фар я увидела котенка. Он лежал скрючившись и походил на мертвого жука, — я давно заметила, что только присутствие жизни заставляет их держать спину прямо.
— Иди забери ее, — велел папа, и я открыла дверь.
Я нервничала. Впервые мне предстояло так близко рассмотреть кого-то мертвого. Я хотела забрать кошку как можно раньше. Я знала, что скоро она окоченеет, и мне страшно не хотелось ее такую трогать.
Глаза у нее были открыты, и на секунду мне показалось, что она до сих пор жива. Но когда я подошла поближе и увидела, что глаза у нее не двигаются, я поняла, что она мертвая, совершенно точно мертвая. По телевизору я видела, как умершим людям закрывают глаза, опуская веки. Нехорошо мертвецам лежать с открытыми глазами. В любом случае, котенку я ничем помочь не могла — у кошек же нет таких век, как у людей. Вместо этого я только прошептала: “Прости, Снежок”.
Папа снабдил меня резиновыми перчатками. Я тоже думала, что котенок будет весь в крови, но на самом деле только на левом ухе виднелась маленькая струйка. Но, как бы то ни было, прежде чем уложить его на середину папиной футболки, которую я расстелила на дороге, я надела перчатки.
Он еще не окоченел, но все равно был какой-то не такой — весь как одна большая напрягшаяся мышца. Я заметила, что, перенося его, я прикрываю глаза. Совсем как в кино, когда смотришь ужастик, — прикрываешь рукой глаза, но все равно смотришь.
Я уложила его на футболку, потом просто соединила все четыре конца и понесла ее как мешок. Папа открыл мне дверь и сказал:
— Положи его на колени.
Те минуты, что мы ехали до дома, прошли в тишине. Около гаража папа заглушил мотор и повернулся ко мне:
— Занеси его в дом.
— А мы разве не отнесем его Вуозо? — удивилась я.
— Ты издеваешься? — спросил в ответ папа. — Чтобы этот говнюк назвал меня убийцей? Забудь об этом.
Дома, на кухне, он стоял позади меня и говорил, что мне делать — сначала завернуть кошку в пищевую пленку, потом в несколько пластиковых пакетов. Затем он велел мне убрать ее в холодильник, чтобы через пару дней спокойно выбросить в мусор.
— Но тогда они никогда не узнают, что с ним случилось, — возразила я.
— Ну, — протянул папа, — об этом тебе следовало подумать до того, как ты выпустила его на верную смерть.
Вечером, лежа в кровати, я все думала о папиных словах. О том, что это я убила Снежка. Конечно, в чем-то он был прав, но в то же самое время я не понимала, как же это я могла быть виновата в смерти котенка. Я убила его, потому что пришла извиниться перед мистером Вуозо, но мне никогда не пришлось бы перед ним извиняться, если бы не папа, который забрал у меня кассету и вынудил выдумать все интервью. С какой стати папа обо всем берется судить? Почему он так уверен, что я одна во всем виновата? Я поняла: это все потому, что он считает, что сам-то никогда не поступает неправильно. Но это не так. Он расист, и он очень грубый… Мне вдруг подумалось, что однажды об этом узнает кто-нибудь и кроме меня.
На следующий день в школе я рассказала Томасу о Снежке.
— Я хочу на него посмотреть, — заявил он.
— Нельзя, — перепугалась я. — Мы его завернули в сто пакетов.
— Ну так мы развернем.
— Я даже не знаю, — сомневалась я.
— Я сам, не бойся. Тебе не придется снова его трогать.
Я промолчала. Больше всего меня беспокоило, что Вуозо могли увидеть нас с Томасом, разыскивая Снежка, и донести на меня папе.
— Ну, давай, — настаивал Томас, потом понизил голос и добавил: — Я займусь с тобой любовью.
— Правда?
Он кивнул.
— Я знаю, тебе этого не хватает, — важно заявил он.
Когда Томас говорил со мной так, вел себя так, словно я безумно обожаю заниматься сексом, я была счастлива. Папа злится, когда люди делают всякие предположения на его счет, а мне это нравится. Мне тогда кажется, что они хотят узнать меня поближе. И какая разница, правы они или ошибаются. Они ведь пытаются меня узнать, интересуются мной.
— У меня нет презервативов, — сообщила я.
— И что? — спросил Томас. — Я вытащу перед тем как кончить.
— А это сработает? — не поверила я.
— Ага.
— Ну ладно.
— Договорились, — сказал он и под столом коснулся моей ноги своей.
Когда позже днем мы с Томасом сошли с автобуса, Зак ходил по улице, выкрикивая имя Снежка.
— Эй, Зак! — позвал его Томас, словно они были старыми друзьями.
Зак его проигнорировал.
— Я слышал, у тебя кошка сбежала, — продолжил Томас.
— Отвали! — пробормотал Зак.
— Что-что? — переспросил Томас.
Зак не стал повторять. Вместо этого он закричал: “Снежок!” — чуть громче, чем до этого.
— Снежок! — заорал в ответ Томас.
— Не надо! — завопил Зак. — Он испугается! Он никогда не вернется, если поймет, что вы тут.
— А что, если он вообще никогда не вернется? — поинтересовался Томас.
— Пошли, — потянула я его, — пошли.
— Что, если он уже умер? — не унимался он.
— Пошел ты, — огрызнулся Зак. — Откуда тебе знать? — И он двинулся в другую сторону от нас.
Дома Томас сразу пошел к холодильнику.
— Это он? — спросил он, показывая на странной формы сверток в белом пластиковом пакете.
Я кивнула.
Он вытащил пакет из холодильника и положил на столешницу. Звук раздался такой же, как от куска льда. Да, впрочем, он уже и был обычным куском льда.
— Поверить не могу, что он заставил тебя его упаковывать, — сказал Томас, развязывая один из множества узелков, которые я вчера сделала из ручек пакета.
— Это мое наказание, — объяснила я. — Я же его убила.
— Брехня, — отозвался Томас. — Ты даже водить не умеешь.
Тогда я подошла к нему поближе и приклонила голову на плечо.
— Да, ну и пакетов тут, — бормотал он каждый раз, снимая пакет и обнаруживая под ним еще один.
— Папа хотел, чтобы все было гигиенично.
— Три это гигиенично. А пять — это уже дурдом.
Наконец он добрался до пищевой пленки. Так уже можно было рассмотреть Снежка довольно хорошо.
— Ох, боже, — вздохнул Томас. — Это так грустно.
— Хороший был котенок, — добавила я.
Он кивнул.
— У него глаза открыты?
— Угу, — подтвердила я.
— А чего ты их не закрыла?
Я пожала плечами.
— Нужно их закрыть, — решил Томас.
— Нельзя, он же заморожен.
— Да ничего, — ответил он. — Мы его немножко разморозим, и тогда все получится.
— Времени нет, — предостерегла я.
— Конечно, есть! — Он обнял меня и нежно поцеловал пару раз в щеку. — Мы пока пойдем к тебе в комнату, а когда вернемся, он уже станет помягче.
— А он вонять не начнет?
— Не начнет, не бойся, — отмахнулся Томас.
— Ты уверен? — спросила я.
— Да, — прошептал он, наклонившись к моему уху.
Мы прошли ко мне в комнату, и Томас велел мне раздеться. Он стоял и смотрел на меня.
— А ты не будешь раздеваться? — поинтересовалась я.
Он помотал головой.
— Я хочу, чтобы ты была голая, а я нет. Я только джинсы расстегну, и все.
— Почему? — не поняла я.
— Потому что это сексуально, — объяснил он. — Это показывает, насколько сильно ты меня хочешь.
Мне показалось, что определенный смысл в этом есть, так что я согласилась. Когда я сняла всю одежду, он попросил встать меня на кровать на четвереньки.
— Зачем это? — снова не поняла я.
— Мне так хочется.
— Но я же не буду тебя видеть.
— Ты меня почувствуешь, — пообещал он.
Я сделала, как он просил, хоть это меня и смущало. Больше всего меня беспокоило, что он сможет рассмотреть всю мою попу. Я обернулась было, чтобы посмотреть на Томаса, но он велел мне стоять смирно. Он сказал, чтобы я смотрела вперед и не волновалась ни о чем. Я услышала, как он расстегивает молнию, потом почувствовала кожей его член. Он тыкался в место, где вообще не было никакого отверстия.
— Не туда, — подсказала я.
— Погоди, сейчас.
Наконец он нашел нужное место. Я возбудилась, когда он еще целовал меня на кухне, так что член вошел легко.
— О Господи, — услышала я его шепот. — Тебе хорошо?
— Да, — ответила я, хотя не была в этом уверена.
Не плохо, это точно. Я чувствовала точно то, что происходило — Томас держал меня за бедра, входил и выходил из меня.
— Ты скоро кончишь? — спросил он через минуту.
— Не думаю, — призналась я.
— Девушка должна первой кончить, — сообщил он.
— Не думаю, что у меня вообще получится.
— Почему?
— Не знаю, — ответила я. — Я умею кончать, только когда сама с собой.
Тогда Томас провел свою руку вниз и прикоснулся ко мне между ног. Из меня сразу же вырвался длинный вздох, хоть я и не собиралась так стонать.
— А так кончишь? — спросил он у меня.
— Да, — решила я.
Через несколько секунд таких его ласк я кончила. Еще один стон вырвался из моего рта, такой, словно голос у меня дрожал. Как же было хорошо кончать не одной, а с кем-то еще. Просто невероятно — я не единственная, кто знает, как доставить мне же удовольствие.
— Я сейчас кончу, — прохрипел Томас.
— Давай.
Я почувствовала, как он вышел из меня.
— Перевернись, — попросил он.
Я послушалась. Вместо того чтобы войти в меня снова, Томас сел передо мной на колени, начал смотреть мне между ног и мастурбировать. Сразу перед тем как кончить, он подвел член к моему животу и затем весь его залил. Даже в пупок сперма попала.
Кончив, он повалился рядом со мной на кровать.
— Можно платок? — спросила я.
— Погоди секунду.
— Мне нужен платок, — сказала я. Сперма щекотала мне живот. — На постель попадет.
— Ладно, — сказал он и пошел в ванную.
Вернувшись, он сам вытер меня салфеткой.
— Тебе понравилось? — спросил он.
— Да, — ответила я.
На самом деле я так и не въехала, понравилось мне или нет. Но когда он так спросил, уверенный, что мне понравилось, мне сразу захотелось с ним согласиться.
— В следующий раз я кончу тебе на грудь, — сообщил он.
— Ладно.
Я попыталась не выдать своей радости. Он хочет снова заняться со мной сексом, и мне даже не придется объяснять ему, почему я не девственница!
Томас скомкал салфетки.
— Пошли посмотрим, растаял он или нет.
Он не растаял. Но начал вонять. Томас заявил, что ничего не чувствует, но я поняла, что он просто не хочет признать, что ошибся.
— Нужно завернуть его обратно, — решила я.
— Слушай, — предложил Томас, — мы же можем засунуть его в микроволновку, секунд на тридцать.
— Ни за что, — отказалась я.
Он начал напоминать мне мальчишек в школе, которые постоянно рассказывали тупые шутки про животных, которых засовывали в посудомоечные машины и сушилки.
— Оставлять его с открытыми глазами — непочтительно, — заявил он.
— Ага, вот только в микроволновку его совать — еще более непочтительно, — парировала я.
— Нет, если мы это делаем для того, чтобы закрыть ему глаза.
Я задумалась. Я не знала, как поступить.
— А что, если он еще больше развоняется? — спросила я.
— Не успеет, — уверил меня Томас. — Это же всего тридцать секунд.
Но он успел. Не слишком сильно, но и не слабо. Даже Томасу пришлось признать, что он чует запах. К тому же даже после тридцати секунд в микроволновке глаза у котенка все равно никак не желали закрываться.
— Надо убрать его обратно в холодильник, — повторила я, и на этот раз он меня послушал.
Я смотрела, как Томас заворачивает кошку в пакеты, совсем как папа вчера смотрел на меня. Когда он делал что-нибудь не так, я его поправляла, но только не так грубо, как папа. Томас не хотел снова заворачивать его во все эти пакеты, но я сказала, что, если он схалтурит, у меня будут неприятности.
— Какие от этого могут быть неприятности? — не понял Томас. — Неужели твой папаша полезет проверять, во сколько пакетов завернута кошка, прежде чем выбросить ее в мусорку?
— Не знаю, — призналась я. — С него станется.
— Знаешь, верится с трудом, — сказал Томас, и мне стало обидно, хотя папа и вправду вряд ли стал бы проверять пакеты. Я не знала, как объяснить Томасу, что не в этом дело. Просто я постоянно должна делать все таким образом, чтобы это нравилось папе.
Мы поцеловались на прощанье в гостиной, затем я открыла ему дверь. На улице мы увидели мистера Вуозо, спускающего флаг.
— А вот и герой твоей статьи, — сказал Томас и рассмеялся.
— Тссс, — зашипела я.
— Чего такое?
— Ему не понравилось интервью.
Томас пожал плечами.
— А по-моему, вполне ничего. Там описан вполне себе достоверный козел.
Тут мистер Вуозо нас увидел.
— О нет, — прошептала я.
— Я разберусь, — сказал Томас.
— Джасира, — поздоровался мистер Вуозо, заходя к нам на газон. Треугольный флаг торчал у него из-под мышки.
— Да? — отозвалась я.
— Что тут происходит? — поинтересовался он.
— Ничего.
— В каком смысле — что тут происходит? — отозвался Томас.
— Я что, с тобой разговариваю, сынок? — осведомился мистер Вуозо.
— Я вам не сынок, — огрызнулся Томас.
— Твой отец в курсе, что он тут? — спросил мистер Вуозо у меня.
Я промолчала.
— Оставьте ее в покое, — посоветовал Томас и переменил позу, чтобы казаться немного выше, чем он есть на самом деле.
Мистер Вуозо его проигнорировал.
— Можешь прийти ко мне поговорить, когда он уйдет, — сообщил он мне и пошел обратно к дому.
— Да кем он, черт возьми, себя возомнил? — сказал Томас так, чтобы мистер Вуозо его услышал.
Я пожала плечами.
— Даже не смей идти и разговаривать с ним, — предупредил он.
— Не пойду, — ответила я.
Я и правда не собиралась к нему идти. Почему-то сегодняшнее поведение мистера Вуозо напомнило мне о том дне, когда он засунул в меня пальцы.
— Иди в дом и запри дверь, — посоветовал Томас.
Я кивнула и прошла в дом. Заперев дверь, я отодвинула в гостиной штору и помахала Томасу на прощанье. Как только он скрылся из поля зрения, я задернула штору обратно и пошла на кухню все проверить. Все вроде бы было в порядке, за исключением этого запаха. В подсобке я достала из шкафа баллончик освежителя воздуха и попшикала им повсюду. В итоге к запаху мертвой кошки примешался запах гардений. Я прошла по всему дому, открывая окна. Когда я добралась до гостиной, раздался звонок в дверь. Я застыла на месте.
— Джасира! — услышала я голос мистера Вуозо.
Я не шелохнулась.
— Я знаю, ты дома! — сказал он.
— Да? — откликнулась я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно дружелюбнее.
— Открой дверь, — попросил он.
Я не сдвинулась с места.
— Живо! — заорал он.
В конце концов я отодвинула штору и взглянула на него через окно.
— Что вам надо?
— Открой мне дверь, — повторил он, немного вытягивая шею в сторону.
— Скажите, что вам нужно, оттуда.
— Черт побери! — выругался он. — Я же велел тебе прийти ко мне, как только этот парень уберется.
— А я не хочу, — заявила я.
— Неужели?
Я покачала головой. Еще секунду он постоял на ступеньках. Затем спустился и подошел прямо к окну. Он не обратил внимания на бархатцы, которые папа высадил под подоконником, и встал прямо на них.
— Чем ты занималась с этим ниггером? — спросил он.
— Ничем.
— Или ты скажешь, чем вы занимались, или я расскажу твоему папаше, что этот негрила был у тебя, и мне наплевать, изобьет он тебя до смерти или нет.
У меня аж дыхание сперло, когда он заговорил о папиных побоях.
— Пожалуйста, не говорите папе, что Томас тут был, — попросила я.
— Просто скажи, чем вы с ним занимались, вот и все.
Я промолчала.
— Ты что, позволила ему себя трахнуть?
Я все еще молчала.
— Господи Иисусе, — выговорил он.
— Вы пообещали, что не будете на меня доносить, — сказала я.
— Господи Иисусе, — повторил он снова.
Первым делом, войдя домой, папа поинтересовался:
— Чем это так пахнет?
— Пахнет? — Я глубоко вдохнула, демонстрируя, что не понимаю, о чем это он.
— Тут чем-то воняет, — повторил он, принюхиваясь повсюду.
— Я не чувствую.
— Может, из мусорки? — предположил папа и открыл дверцу под раковиной. Мешок был набит битком. — Вынеси мусор, Джасира.
Я кивнула и пошла завязывать на пакете узел.
— Если ты не будешь выполнять свои обязанности, у нас заведутся тараканы, — предупредил папа. — А если у нас заведутся тараканы, за услуги дезинсектора ты будешь платить из своего кармана.
— Ладно.
— А это очень дорого, — добавил он.
Я думала, что папа попросит заодно выбросить и Снежка, но он промолчал. Наверное, забыл. Но я не стала ему напоминать. Я понимала, что он мертв, но все равно выбрасывать его в мусорный контейнер мне совсем не хотелось.
Назавтра в школе Томас стал расспрашивать меня, что произошло с мистером Вуозо.
— Ничего, — ответила я. — Он потом приперся и хотел со мной поговорить, но я ему дверь не открыла.
— О чем это он хотел с тобой поговорить?
— Откуда я знаю, — соврала я.
Томас умолк на секунду.
— Он что, в тебя втюрился? — наконец спросил он.
— Что?
— Он тебя любит? — повторил он.
— Нет, — сказала я, хотя мысль о том, что Томасу так кажется, представилась мне интересной.
— Он с тобой разговаривает так, словно в тебя влюблен, — объяснил Томас. — Понимаешь, когда влюбляешься, всегда начинаешь так командовать, как он. Со стороны это особенно заметно.
— Не думаю, что он меня любит, — с сомнением произнесла я.
— Но это возможно.
— Вряд ли, — повторила я.
Но до конца этого дня я только и делала, что думала о словах Томаса. Мне-то всегда казалось, что я мистеру Вуозо не нравлюсь, что он просто так развлекается. Мне даже в голову никогда не приходило, что тут может быть что-нибудь еще.
В классе мы с Дениз стали обмениваться записками. Она написала: “У мистера Джоффри есть подружка. Поверить не могу” — и пририсовала грустную рожицу с крошечной слезинкой на щеке.
Я ответила: “Ты уверена?” — и она прислала новую записку: “Да. Он наконец прочел мой гороскоп и сказал, что для его девушки все полностью совпало”.
“А что там было?” — поинтересовалась я.
“Что Близнецы в этом месяце будут сверкать невообразимой красотой и обретут успех в работе. Ох. Он прямо меня лицом ткнул в это место”, — писала Дениз.
“Может, он просто хотел, чтобы ты остыла к нему?” — предположила я.
“Нет, он хотел меня отшить, и пожестче”, — ответила она.
“Сочувствую”, — написала я в ответ.
Потом Дениз спросила, как у меня дела с мистером Вуозо, и я сказала, что все хорошо. Я не стала ей говорить, что он разозлился из-за моего интервью, и что вчера он меня напугал, и что, возможно, он в меня влюблен.
Дениз в ответ написала, что она мне завидует. “Тебе так повезло, — гласила записка, — постарайся выяснить, когда у него день рождения, и тогда я напишу ему хороший гороскоп”.
Вернувшись из школы домой, я сделала уроки. Потом включила телевизор и начала гладить. С тех пор как я лишилась подработки у Вуозо, папа начал платить мне за глажку его рубашек. Теперь он не носил их в прачечную, а давал мне по полтора доллара за каждую. Он сказал, что, если я буду плохо гладить, он снова начнет отдавать их в прачечную.
Каждая рубашка занимала у меня где-то пятнадцать минут, и, когда около шести раздался звонок в дверь, я обработала уже пять штук. Я пошла к двери, но, вместо того чтобы сразу ее открыть, сначала посмотрела в маленькое окошко, кто там. Увидев мистера Вуозо, я открыла окно и поздоровалась.
— Привет, — поздоровался он в ответ. По сравнению со вчерашним днем он выглядел гораздо спокойнее. — Можно мне войти?
— Не знаю, — сказала я. — Папа должен скоро прийти.
Мистер Вуозо бросил взгляд на часы.
— Думаешь? — спросил он. — Вообще-то еще рано.
— Может, так поговорим? — предложила я.
— Конечно, — согласился мистер Вуозо. Тем не менее мне показалось, что он немного расстроился.
— Все в порядке? — спросила я.
— Ну, — начал он, — я вообще-то пришел извиниться за свое вчерашнее поведение. Мне очень жаль.
— Да ничего страшного.
— Нет, — возразил он, — это не так. Я не имел права так с тобой говорить.
Я промолчала. Для меня не было счастливее минут, когда мистер Вуозо раскаивался в своих поступках.
Он глубоко вздохнул.
— А еще я хотел попрощаться, — сказал он.
— Попрощаться?
— Меня призвали, — кивнул он.
Я посмотрела на него сквозь стекло. Сегодня он стоял на ступеньках и, пока мы говорили, склонялся ко мне все ближе и ближе.
— Но война же закончилась, — не понимала я.
Он усмехнулся.
— Война-то закончилась, — объяснил он, — но гуманитарная помощь им все равно нужна.
Я все равно ничего не понимала. Папа ведь сказал, что мистера Вуозо скорее всего не призовут. Правда, вполне возможно, папа сам не понимал толком, о чем говорит. Он почти всегда говорил о вещах, о которых не имел ни малейшего представления.
— Вас что, даже убить могут? — спросила я.
— Не думаю, — успокоил меня мистер Вуозо. — Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Я не думала, что вам придется уезжать, раз война уже кончилась.
— Для меня это тоже стало неожиданностью.
— Я не хочу, чтобы вы уезжали, — призналась я.
— Я вернусь, — пообещал он.
Я не знала, как мне на это ответить.
— Ну ладно, — решился он. — Пока.
Я смотрела, как он разворачивается и спускается по ступенькам. Когда он прошел уже половину дорожки, я закричала:
— Стойте! — и открыла дверь.
Он остановился и повернулся ко мне.
— Можете зайти, — сказала я.
Он подумал секунду, кивнул и пошел обратно к дому. За ним тянулся аромат его одеколона. Осмотревшись в гостиной, он плюхнулся в папино кресло.
— Иди сюда, — позвал он. — Посиди со мной.
Я не двинулась с места. Мне понадобилась где-то минута, чтобы привыкнуть к тому, что он снова стал со мной милым.
— Спасибо, что не рассказали папе про Томаса, — поблагодарила я.
— Томаса? — не понял он.
— Моего друга, который тут был вчера.
— О, — вымолвил он. — Я не очень хочу это обсуждать.
— Извините.
— Может, подойдешь поближе?
Я медленно сделала несколько шагов.
— Посиди со мной, — повторил он, похлопывая себя по коленям.
Как только я села, я почувствовала его член. Я понимала, что он снова хочет делать со мной всякое такое, и знала, что должна его слушаться, раз его призвали на войну. Правда, главным образом мне казалось, что я должна заняться с ним сексом, потому что уже проделывала это с Томасом, и мистер Вуозо был в курсе. Я боялась, если я откажусь, он спросит, почему же я с Томасом на это согласилась и чем он хуже его. А я не знала, как ответить на такой вопрос.
Я сидела у него на коленях, и скоро он начал гладить руками мою грудь. Сначала он задрал мне рубашку, потом лифчик. Затем он начал трогать грудь и ущипнул меня за сосок.
— Ой! — вскрикнула я, прикрывая рукой грудь. — Не делай так.
Он прекратил меня щипать, правда, очень странно при этом на меня посмотрел. Как будто я сказала что-то очень смешное.
— Ладно, — согласился он. — Буду делать что-нибудь еще.
Он велел мне встать на колени, потом расстегнул штаны и засунул член мне в рот. Сначала он сам двигал мою голову так, как ему нравилось, а потом убрал руки, и я уже делала все сама. Когда я начала сосать как-то не так, он взял меня за уши и еще раз показал, как надо делать правильно.
Через несколько минут он велел мне остановиться и встать. Затем он расстегнул на мне джинсы, и я сняла их, оставшись в одних трусиках. Потом он велел мне лечь животом на журнальный столик и вошел в меня сзади. Это было совсем как с Томасом вчера, когда я была голой, а он нет. Но только мистер Вуозо не ласкал меня, как Томас. Он только вдавливал мою голову в ковер.
Несколько минут мы двигались в такт, потом он вытащил член и приказал мне встать. Он уселся обратно в папино кресло и снова засунул член мне в рот. Я мужественно рассчитывала проглотить всю сперму, но в последний момент он вытащил член и направил его мне на лицо. Сперма попала мне на губы, немножко на щеку. — Как хорошо, — пробормотал он, убирая пенис в штаны.
— Как же мне было хорошо.
Потом он застегнул джинсы и сказал, что будет вспоминать обо мне в Ираке.
После того как он ушел, я прижала руки к лицу, чтобы сперма не капала на пол. Я чувствовала, как она стекает с моего лица. Голой я прошла в ванную, стараясь не запачкать ковер. Там я залезла в душ, избегая смотреть в зеркало. Я не хотела видеть себя такой.
В душе я страшно затосковала по Томасу. Мне хотелось сказать ему, что он был совершенно не прав насчет любви мистера Вуозо. Хотелось сказать, что надо было послушать его и не открывать мистеру Вуозо дверь.
Я вылезла из душа, обернула вокруг головы полотенце. Надела свежую одежду и засунула грязную в стиральную машину, где уже лежала папина. Он не одобрял, когда я запускала полупустую машину. Потом я снова начала гладить. До прихода папы я успела выгладить еще две рубашки. Когда он их увидел, то сказал, что я рубашки глажу гораздо лучше, чем в прачечной. Он достал кошелек, чтобы заплатить мне. Он был таким милым, что я с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.