Как он похож на ангела

Глава 15

Путь Куинна в мотель лежал мимо здания, где размещалась редакция «Чикото ньюз». В ее окнах горел свет.

Он не горел желанием видеть Ронду, поскольку должен был скрывать от него слишком много. Но Ронда наверняка знал, что он снова в городе, и Куинн решил зайти, чтобы избежать подозрений.

Ронда был один и читал «Сан-Франциско кроникл», потягивая из жестянки пиво.

— Привет, Куинн, Садитесь, чувствуйте себя как дома. Пива хотите?

— Нет, спасибо.

— Мне уже донесли, что вы вернулись в наш славный город. Что поделывали на прошлой неделе? Пробивались к истине?

— Нет, — ответил Куинн. — Нянчил одного псевдоадмирала в Сан-Феличе.

— Новости есть?

— Какие?

— Вы прекрасно знаете какие. Есть что-нибудь новое об О'Гормане?

— Ничего, что можно было бы напечатать. Слухи, мнения, воспоминания и никаких конкретных доказательств. Я начинаю склоняться к вашей теории бродяги.

— Да? — польщенно и недоверчиво спросил Ронда.

— Она больше других соответствует фактам.

— Дело только в этом?

— Да. А что?

— Ничего. Проверяю вас на тот случай, если вы разузнали что-то, но предпочитаете держать в секрете. — Ронда швырнул пустую жестянку в мусорную корзину. — Поскольку все сведения вы получили от меня, с вашей стороны было бы нехорошо скрывать что-нибудь, согласны?

— Конечно, согласен, — сказал Куинн, честно глядя ему в глаза. — Я целиком и полностью за хорошее поведение.

— Я серьезно, Куинн.

— Я тоже.

— Тогда говорите серьезно!

— Ладно.

— Пойдем по второму кругу. Чем вы занимались всю неделю?

— Я уже ответил, подвизался у адмирала в Сан-Феличе. — Куинн понимал, что должен сообщить что-нибудь Ронде, чтобы тот успокоился. — Разговаривал один раз с сестрой Альберты Хейвуд Руфью и узнал кое-что если не об О'Гормане, то об Альберте Хейвуд. Но еще больше я о ней узнал, когда съездил в тюрьму Теколото.

— Вы виделись с Альбертой? С ней самой?

— Да.

— Черт побери, я столько лет пытаюсь к ней прорваться! Как вам это удалось?

— У меня есть лицензия, выданная в штате Невада, она всегда неплохо действует на стражей закона.

— Ну как Альберта? — возбужденно спросил Ронда. — Сказала что-нибудь интересное? О чем вы говорили?

— Об О'Гормане.

— Да вы что? Как раз это мне… — Не ликуйте. Она весьма своеобразно отзывалась о нем.

— То есть?

— У нее идея, что шум вокруг О'Гормана ее и погубил: она-де увлеклась вместе со всеми расследованием, стала невнимательна в работе и допустила в конце концов ту самую ошибку, которая стоила ей свободы. По ее словам, О'Горман исчез, чтобы отомстить ей за высокомерие или за то, что его уволил в свое время Джордж.

— Альберта во всем винит О'Гормана?

— Да.

— Но это безумие, — сказал Ронда. — Помимо прочего это означает, что О'Горман знал о ее проказах за месяц до того, как к ней пришли ревизоры, и рассчитал, какой эффект произведет на нее шум от его исчезновения. Она понимает, что это невозможно?

— Альберта думает не о возможностях, а о собственной судьбе, и, как я сказал, весьма своеобразно. Она отказывается верить, что О'Горман мертв, потому что, по ее словам, если его убили, ей некого винить в своем несчастье. Она должна верить в то, что О'Горман исчез, чтобы отомстить. Без О'Гормана ей придется предъявить счет себе, а к этому она пока не готова, да и не будет готова никогда.

— Значит, она спятила?

— Похоже на то.

— Почему?

— Пять лет в камере меня бы доконали, — сказал Куинн. — Ей, видимо, тоже хватило.

Он вспомнил зал свиданий в Теколото и почувствовал презрение и неприязнь, но не к Альберте Хейвуд, а к обществу, которое отторгает часть себя самого и удивляется потом, что с ним неладно.

Ронда ходил взад и вперед по комнате, будто в камере находился он.

— Этого я напечатать не могу. Слишком многим не понравится.

— Вот именно.

— Джордж Хейвуд в курсе?

— Наверняка. Он у нее бывает каждый месяц.

— Кто вам сказал?

— Разные люди, включая саму Альберту. Ей посещения Джорджа в тягость, да и ему нелегко, но он продолжает ездить.

— Значит, он притворялся, что порвал с ней, чтобы сбить с толку мать?

— Не исключено, что кого-нибудь еще.

— Джордж странный человек, — сказал Ронда, хмурясь и глядя в потолок. — Я его не понимаю. То он такой скрытный, что не скажет, какое сегодня число, а то вдруг хватает меня за пуговицу и рассказывает полчаса, как поедет на Гавайи. Зачем?

— Чтобы вы напечатали это в газете. Так я думаю.

— Но он никогда не давал нам материала для светской хроники, поднимал крик, если его имя упоминалось в списке гостей на званом обеде. Откуда этот поворот на сто восемьдесят градусов?

— Ему очень хочется, чтобы все знали о его поездке на Гавайи.

— «Наш плейбой» и все такое? Нет. Это не похоже на Джорджа.

— Многое из того, что Джордж сейчас делает, на него не похоже, — сказал Куинн. — Зачем-то ему это надо. Ну, мне пора. Я и так вас задержал.

Ронда открыл очередную жестянку пива.

— Куда спешить? Я повздорил с женой и отсиживаюсь, пока она не остынет. Составьте мне компанию. Как насчет пива?

— Так же, спасибо.

— Между прочим, вы после приезда видели Марту О'Горман?

— А в чем дело?

— Да так. Жена звонила ей в больницу днем, чтобы пригласить на ужин в воскресенье, и ей сказали, что Марта больна, а когда жена поехала к ней домой, чтобы помочь, ни Марты, ни детей, ни машины не было. Я думал, вы знаете, где она.

— Вы чересчур высокого мнения о моей проницательности. Пока, Ронда.

— Стойте! — Ронда вдумчиво глядел на пиво. — У меня предчувствие. Насчет вас, Куинн. И оно говорит мне, что вы кое о чем узнали. И скорее всего, о чем-то важном. Нехорошо скрывать это от меня после всего, что я для вас сделал. Я ведь ваш лучший друг. Я дал вам полное досье О'Гормана.

— Да, мы с вами друзья не разлить водой, — сказал Куинн. — И вот вам мой дружеский совет: ложитесь спать. А что касается предчувствия, то выпейте аспирин, может, пройдет.

— Вы так думаете?

— Иногда я ошибаюсь.

— Сейчас вы точно ошибаетесь. Думаете провести старого газетного волка? У меня интуиция!

Поднявшись, чтобы проводить Куинна, Ронда наткнулся на угол стола, и Куинн подумал, что сила его интуиции находится в прямой зависимости от количества выпитого.

Он был рад снова выйти на воздух. Дул свежий ветер, и пустынный днем город наполнился после захода солнца. Все магазины были открыты, перед кинотеатрами выстроились очереди. Машины, набитые подростками, колесили по улицам, оглушая прохожих гудками, визгом шин и криками радио.

В мотеле Куинн поставил машину в гараж и закрывал дверь, когда кто-то позвал его из-за куста жасмина:

— Мистер Куинн! Джо!

Он обернулся и увидел Вилли Кинг, прислонившуюся к стенке гаража, словно ей было нехорошо. Она смотрела на Куинна остекленевшими глазами, и лицо у нее было таким же белым, как цветы на кустах.

— Я вас жду. Давно, — сказала она, — целую вечность. Я не знаю, что делать.

— Устраиваете очередное представление, Вилли?

— Нет! Нет! Это правда.

— Настоящая правда?

— Бросьте! Всегда заметно, когда человек врет, а когда нет.

— В вашем случае — не всегда.

— Ну что ж, — сказала она, стараясь говорить с достоинством, — тогда не смею вас больше беспокоить.

— Как хотите.

— Она пошла прочь, и тут Куинн заметил, что на ногах у нее старые матерчатые тапочки. Вряд ли бы она надела их, если собиралась устроить представление. Он окликнул ее, и она после секундного колебания вернулась.

— В чем дело, Вилли?

— Во всем. Вся моя жизнь пошла прахом.

— Пойдемте ко мне в номер и поговорим спокойно.

— Нет.

— Вы не хотите говорить со мной?

— Я не хочу идти к вам в номер. Это неприлично.

— Может быть, — сказал Куинн, улыбаясь. — Тут есть еще внутренний двор, пойдемте туда.

Двор состоял из нескольких квадратных ярдов травы, окружавшей плавательный бассейн величиной с большую лохань. В нем никто не купался, но на бетонной дорожке видны были мокрые детские следы и на воде покачивался крохотный синий матрасик. От мотеля и улицы двор загораживали олеандры, усеянные розовыми и белыми цветами.

Шезлонги были убраны на ночь, и Куинн с Вилли уселись прямо на траву, еще теплую от солнца. Вилли подавленно и смущенно молчала.

— Хорошая трава, — услышал наконец Куинн. — Очень трудно добиться, чтобы она была такой в нашем климате. Распылитель приходится держать включенным чуть ли не круглые сутки, но и тогда из земли не вымывается достаточно щелочи…

— Значит, вам трава покоя не дает?

— Нет, — сказала она.

— А что?

— Джордж. Джордж уехал.

— Вы это и раньше знали.

— Да нет же! Он действительно уехал. И никто не знает куда.

— Вы уверены?

— Я уверена только в одном: ни на каких Гавайях его нет. — Она осеклась и прижала к горлу ладонь, словно стараясь унять боль. — Он соврал мне. Он мог сказать мне о себе любую правду, что угодно, и я бы все равно его любила, но он соврал, он сделал из меня дуру!

— Что случилось, Вилли?

— Когда вы ушли сегодня, мне стало не по себе. Подозрительность — как заразная болезнь. Я позвонила во все авиакомпании Лос-Анджелеса — сплела им историю про срочное семейное дело, по которому мне с Джорджем нужно связаться, а я не уверена, улетел он на Гавайи или нет. Они проверили все списки пассажиров за вторник и среду, и Джорджа Хейвуда ни в одном нет.

— Они могли ошибиться. Или Джордж улетел под другим именем.

— Нет, — с горечью сказала Вилли. — Он сбежал. Я уверена. От меня, от своей матери и от борьбы, которую мы с ней ведем из-за него. О, мы, разумеется, порядочные женщины, до драк у нас не доходит, но все равно это ужасно. Наверное, у него наступил предел, а поскольку принять решения он не мог ни в ее, ни в мою пользу, то сбежал от нас обеих.

— Это был бы поступок труса, а Джордж — по тому, что я о нем слышал, — храбрый человек.

— Может, это я превратила его в труса, сама того не замечая. Но, по крайней мере, ей он тоже не сказал! Если бы вы знали, как я рада! Надо было не звонить ей, а поехать прямо домой, чтобы посмотреть, какое у старой ведьмы будет выражение лица, когда она узнает, что ее дорогой Джордж уехал вовсе не на Гавайи.

— Вы ей звонили?

— Да.

— Зачем?

— Мне хотелось, мне ужасно хотелось, чтобы ей было так же плохо, как и мне, чтобы она тоже сидела и мучилась: вернется Джордж или нет, — хрипло сказала Вилли.

— По-моему, вы драматизируете события. С чего бы ему не вернуться?

Она беспомощно развела руками.

— Вы знаете больше, чем говорите, Вилли?

— Не слишком много. В последнее время его грызло что-то, о чем он предпочитал молчать.

— То есть с тех пор, как я приехал в Чикото?

— Нет, еще раньше, но когда появились вы со своими вопросами, он стал просто невыносим.

— Возможно, он боялся моих вопросов, — сказал Куинн, — и из города убежал от меня, а не от вас с матерью?

Она с минуту молчала.

— Почему он должен вас бояться? Ему нечего скрывать, кроме… кроме того случая, когда я подошла к вам в кафе.

— Так это была его затея?

— Да.

— Чем он ее объяснял?

— Он сказал, — последнее слово она выговорила с невольной горечью, — он сказал, что вы, скорее всего, вымогатель, и просил задержать вас, пока он будет обыскивать номер.

— Откуда он узнал, где мой номер и что я вообще существую?

— От меня. Я слышала, как вы говорили в редакции с Рондой. Когда вы упомянули об Альберте, я подумала, что надо немедленно сообщить Джорджу, и позвонила ему. Он велел ехать за вами и узнать, кто вы и где остановились.

— Значит, ваше внимание привлек не О'Горман, а Альберта?

— Ронда не называл ее по имени, но он говорил о растратчице из банка, а кто это, если не она?

— Вы всякий раз бежите к телефону, когда кто-нибудь вспоминает Альберту?

— Нет. Но в вас было что-то подозрительное. Что-то чересчур цепкое. К тому же, если честно, это был повод поднять себе цену в глазах Джорджа. У меня нечасто бывает такая возможность, — серьезно добавила она. — Я обыкновенная женщина. Куда мне тягаться с подвигами миссис Хейвуд, по сравнению с которой все вокруг кажутся заурядными!

— Вилли, у вас из-за нее самый настоящий комплекс!

— Ничего удивительного. Она — причина всех моих бед. Иногда мне кажется, что я и в Джорджа-то влюбилась потому, что она меня ненавидела. Страшно говорить такое, Джо, но она не человек, она монстр!

Я с каждым годом все лучше понимаю, почему Альберта пошла на преступление. Это был ее бунт против матери! Она знала, что в один прекрасный день попадется. Возможно, она специально все затеяла, чтобы уничтожить старуху, и для миссис Хейвуд это не секрет, она не так глупа — большего комплимента ей от меня не дождаться. Вот почему она отказалась от Альберты и потребовала от Джорджа того же.

Куинн с сомнением смотрел на Вилли.

— Но Альберта могла найти множество других способов наказать мать. К чему ей было садиться в тюрьму? К чему позорить Джорджа?

Вилли методично выдергивала из земли травинки, будто молоденькая девушка, гадающая на ромашке: любит — не любит.

— Как вы думаете, Джо, куда он уехал?

— Не знаю. И почему — тоже не знаю.

— Он уехал от матери и от меня.

— Но он это и раньше мог сделать.

Совпадение во времени — вот что интересовало Куинна. Марта О'Горман показывает Джорджу письмо и, хотя тот убеждает ее, что оно — всего лишь грубая шутка, Марта видит, что он чем-то взволнован. Вскоре он сообщает знакомым и малознакомым, что едет лечиться на Гавайи. Он даже делает так, чтобы об этом было упомянуто в местной газете.

— Скажите, Джордж обычно делится с окружающими своими планами?

— Нет. Он удивил меня в последний раз.

— Почему он изменил своему правилу, как вы думаете?

— Понятия не имею.

— А мне кажется, я знаю, в чем дело, но вам, Вилли, это не понравится.

— Вы считаете, что может быть хуже, чем сейчас?

— Гораздо хуже, — сказал Куинн. — Боюсь, что Гавайи это алиби на случай, если здесь, в Чикото, произойдет из ряда вон выходящее событие.

Она упрямо продолжала дергать травинки.

— Пока ничего не случилось.

Куинн видел, что ей страшно.

— Да, но я хочу, чтобы вы были осторожны, Вилли.

— Почему я?

— Он вам доверял. Возможно, он считает, что вы знаете лишнее.

— Джордж никому ничего не доверял, — с болью сказала Вилли. — Он всегда был сам по себе, как Альберта. Это две устрицы. Захлопнут створки — и все.

— Но иногда их створки приоткрываются. Друг для друга. Или вы все еще не верите, что Джордж видится с сестрой?

— Верю.

— Вспомните, Вилли, вы когда-нибудь заставали Джорджа врасплох? Скажем, когда он был очень взволнован, или выпивал лишнее, или принимал транквилизаторы?

— Джордж не обсуждал со мной своих проблем, и он редко пьет. Иногда, во время приступов астмы, ему приходится пить много лекарств, но…

— Вы когда-нибудь видели его в таком состоянии?

— Иногда. Но он мало чем отличался от себя обычного. — Вилли задумалась и оставила в покое траву, как бы сосредоточив все усилия на том, чтобы вспомнить. — Три года назад ему удалили аппендикс, и отвозила его в больницу я, потому что миссис Хейвуд отказалась. Она сидела дома и вопила, что если бы Джордж ел овес и коренья, аппендикс был бы в полном порядке. Так вот, я была с ним в палате, когда он приходил в себя после наркоза, и слышала, как он орал. И что. Позднее он отказывался верить, что мог такое сказать. Сестры были в шоке, потому что он требовал, чтобы они немедленно оделись, неприлично, мол, работать голыми.

— Он понимал, что вы рядом?

— Не совсем.

— То есть?

— Он считал, что рядом Альберта, — сказала Вилли. — Джордж называл меня ее именем и говорил, что я — впавшая в идиотизм старая дева, которой надо бы понимать…

— Что именно понимать?

— Не сказал. Но злился страшно.

— Почему?

— Она отдала какую-то его старую одежду нищему, который проходил мимо их дома. Он называл ее доверчивой, слезливой кретинкой, и правды в этом было не больше, чем в голых медсестрах. Если Альберта действительно отдала вещи Джорджа какому-то нищему, у нее были на то причины. Хейвуды — не добрые самаритяне. Они могут жертвовать в благотворительные фонды, но не подают тем, кто к ним стучится. Я думаю, что добрая Альберта и устроившие стриптиз сестры — из одной компании.

— Вы потом спрашивали Джорджа об этом?

— Я процитировала кое-какие его высказывания.

— И что он?

— Смеялся, хотя и смущенно. Он ужасно мнительный и больше всего на свете боится выставить себя дураком. Но чувство юмора у него есть, так что голые медсестры пришлись ему по вкусу.

— А как он реагировал на упоминания об Альберте? Тоже смеялся?

— Что вы! Ему было стыдно, что он так о ней говорил, даже и в бреду.

Окончательно потеряв интерес к игре в «любит не любит», Вилли перенесла внимание на дырку, проверченную в тапке большим пальцем, и принялась выдергивать из нее нитки, словно птица, собирающая подстилку для гнезда. Олеандры заглушали городской шум.

— Как у Джорджа с деньгами, Вилли?

Она недоуменно посмотрела на Куинна.

— Конечно, он не миллионер, и ему приходится много работать, но дела идут неплохо. Хуже, чем лет пять назад, но неплохо. На себя он почти не тратит, а вот на мать… Когда ей в прошлый раз делали подтяжку, Джордж выложил тысячу долларов. Ну и, ясное дело, ей пришлось полностью обновить гардероб, чтобы он соответствовал юному личику.

— Джордж тоже игрок, как Альберта?

— Нет.

— Вы уверены?

— Как я теперь могу быть в чем-то уверена? — беспомощно спросила Вилли. — Могу только сказать, что он никогда об этом не говорил и по натуре человек не азартный. Джордж планирует, а не доверяет случаю. Как он разозлился, когда я поставила на одну лошадь в прошлом году во время дерби! Но, с другой стороны, я проиграла, так что он, наверное, был прав.

«Джордж и Альберта, — думал Куинн. — Две улитки, планирующие каждый шаг, никогда полностью не закрывавшие створки друг для друга. Нет ли у них какого-нибудь общего плана? Странно, что Джордж исчез незадолго до того, как дело Альберты будет слушаться вновь. Если, конечно, это не часть плана».

Замысловатая прическа Вилли осела и сползла на сторону, отчего казалось, что она слегка подшофе. Ей это шло. Суждения Вилли тоже не отличались трезвостью.

— Джо.

— Да.

— Как вы думаете, где Джордж?

— Не исключено, что где-то поблизости, в Чикото.

— Вы хотите сказать, что он живет здесь, под чужим именем, в каком-нибудь пансионе или в гостинице? Это невозможно. Его все знают. И зачем ему прятаться?

— А если он чего-то ждет?

— Чего?

— Не знаю.

— Если бы он только посоветовался со мной! Если бы спросил у меня… — Ее голос снова прервался, но она быстро спохватилась: — Хотя, что я говорю? Джордж не спрашивает, он приказывает.

— И вы надеетесь изменить его, когда он на вас женится?

— А я не буду его менять. Я люблю слушаться. — Ее губы сжались в упрямую, тонкую полоску. — Очень люблю.

— Тогда вот вам мой приказ: отправляйтесь домой спать.

— Мне не это нужно.

— Вилли, посмотрим правде в глаза: не очень-то вы любите слушаться.

— Нет, люблю, когда мне приказывает тот, кто надо.

— Но его здесь нет. Так что довольствуйтесь заменителем.

— Тоже мне заменитель, — пробурчала она. — Вами самим помыкать можно. Вы и щенка не уговорите.

— Правда? А некоторые животные, особенно женского пола, воспринимают меня вполне серьезно.

Она покраснела.

— Хорошо, я поеду домой, но не потому, что вы мне велели. И не волнуйтесь за нас с Джорджем, я сумею его обломать — когда мы поженимся.

— Представляете, Вилли, какое количество женщин произносило эти слова под занавес?

— Представляю. Но мне нужно во что-то верить.

Он проводил ее до машины. Они шли молча, не касаясь друг друга, как двое посторонних, случайно оказавшихся рядом и поглощенных собственными проблемами. Когда она включила зажигание, он тронул ее за плечо, и она ответила быстрой, смущенной улыбкой.

— Езжайте осторожно, Вилли.

— Да.

— Все будет хорошо.

— Вы готовы дать мне письменную гарантию?

— Никто в этом мире не получает письменных гарантий, — сказал Куинн. — Хватит, вы ее достаточно долго ждали.

— Больше не буду.

— Спокойной ночи, Вилли.

В вестибюле мотеля Куинн застал не только клан Фрисби в полном составе, но и других людей, которых он тут прежде не видел. Они все говорили одновременно, и радио было включено на полную мощность. Шум стоял, как на встрече выпускников. Джазовая музыка, лившаяся из радио, дополняла картину.

Заметив Куинна, Фрисби поспешил к нему, запахивая купальный халат. Его лицо сияло от пота и возбуждения.

— Мистер Куинн! Подождите минуту!

Куинн остановился и почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Пол под его ногами качнулся, как от подземного толчка.

— Спасибо, мистер Фрисби, ключи у меня есть.

— Знаю, но я подумал, что радио у вас в комнате выключено и вы до утра не узнаете, что случилось. — Слова хлюпали во рту Фрисби, словно одежда в стиральной машине. — Это невероятно!

— Что?

— Такая тихая, незаметная женщина, никогда бы не подумал, что она на это способна!

«Марта, — подумал Куинн, — что-то случилось с Мартой». У него возникло желание протянуть руку и зажать Фрисби рот, чтобы тот ничего больше не сказал, но он сдержался.

— Я чуть не упал, когда услышал. Жена прибежала, потому что думала — мне плохо, так я вскрикнул. «Бесси, — говорю, — Бесси, ты себе представить не можешь, что произошло!» Она говорит: «Марсиане высадились?» — «Нет, — говорю, — Альберта Хейвуд сбежала из тюрьмы».

— Господи! — вырвалось у Куинна, но не от удивления, а от радости. Он испытал такое облегчение, что несколько мгновений ничего не понимал и мог думать только о Марте. С ней было все в порядке. Она по-прежнему сидела у костра, глядя на огонь. Она была в безопасности.

— Да, сэр, спряталась в грузовике, который привозит конфеты для автоматов в столовой, и была такова!

— Когда это случилось?

— Сегодня днем. Деталей тюремные власти не сообщили, но ее нет! Вернее, она есть, но не там, где надо! — Смех Фрисби больше напоминал нервную икоту. — Ее все еще не нашли, потому что грузовик по дороге несколько раз останавливался и она могла вылезти где угодно. Я думаю, она это заранее спланировала и ее в условленном месте ждал дружок с машиной.

«На сей раз он, кажется, прав, — подумал Куинн. — Только вместо дружка ее поджидал в зеленом „понтиаке“ братец».

Устрицы вылезли из раковин и привели свой план в действие.

— Она и сюда может заявиться, — сказал Фрисби.

— Почему?

— В кино преступники всегда возвращаются на место преступления, чтобы восстановить справедливость. Что, если она невиновна и собирается это доказать?

— Не знаю, что она собирается доказать, но в ее вине я не сомневаюсь. Спокойной ночи, мистер Фрисби.

Долгое время Куинн лежал без сна, слушая урчание кондиционера и злые голоса супружеской пары из соседнего номера, ссорившейся из-за денег.

«Деньги», — ударило вдруг его. Сестре Благодать деньги прислал ее сын, живущий в Чикаго, а письмо Марте О'Горман было опущено в Эванстоуне, штат Иллинойс.[10] Сын в Чикаго и письмо из Эванстоуна. Если между ними существует связь, то Сестра Благодать об этом знает.