Глава 9

В центре внутреннего двора стоял каменный алтарь, чем-то напомнивший Куинну пляжный лежак. Его окружали грубо обтесанные деревянные скамейки. У алтаря, скрестив на груди руки и опустив голову, стоял Учитель.

— Ну что, мистер Куинн? — спросил он, не поворачиваясь. — Убедились, что Сестра Благодать жива и здорова?

— Убедился, что жива.

— И все-таки вы не удовлетворены?

— Нет, — сказал Куинн. — Я хотел бы знать об этом месте и людях, живущих здесь, гораздо больше. Кто они, как их зовут, откуда приехали, чем занимались?

— А позвольте поинтересоваться, что бы вы делали с этой информацией?

— Она помогла бы мне узнать правду об О'Гормане.

— Вы мне никто, мистер Куинн, и я ничего вам не должен, но, так и быть, скажу: имя О'Гормана здесь никому не известно.

— Сестра Благодать его просто выдумала?

— Услыхала во сне, — спокойно ответил Учитель. — Во всяком случае, вы назвали бы это сном. Я знаю, что дух Патрика О'Гормана ищет спасения, мучась в аду. Он воззвал к Сестре, он обратился к ней, потому что ее имя Благодать Спасения, иначе он искал бы помощи у меня, потому что я Учитель.

Куинн не спускал с него глаз. Учитель явно верил в то, что говорил. Спорить с ним было бесполезно, а может, и опасно.

— Почему О'Горман в аду, Учитель? Он всю жизнь был пай-мальчиком.

— Он не был Истинно Верующим. Теперь, конечно, он раскаивается, хочет искупить свой грех. Он взывает к Сестре Благодать, когда она спит и ее мозг доступен его вибрациям. Наша добрая Сестра боится и жалеет его, но страх и жалость — плохие советчики, и она совершила очень глупый поступок.

— Обратилась ко мне?

— Да. — Учитель смотрел на него с грустным упреком. — Теперь вы понимаете, мистер Куинн, что взялись искать человека, который носится по кругам ада? Задание сложное даже для такого дерзкого молодого человека, как вы. Согласны?

— Да, если принять за исходную точку ваши рассуждения.

— А у вас, конечно, есть своя исходная точка?

— Я думаю, Сестра Благодать знала О'Гормана до того, как очутилась здесь.

— Ошибаетесь, — твердо сказал Учитель. — Бедная Сестра не слышала о нем до тех пор, пока он не воззвал к ней из адской бездны. Мое сердце истекает кровью, когда я думаю об этом несчастном, но помочь ему трудно. Он раскаялся слишком поздно и будет вечно страдать из-за своей гордыни и невежества. Внемлите, мистер Куинн, внемлите. Такая же судьба уготована и вам, если вы не откажетесь от мира злобы и суеты, плотских удовольствий и порока.

— Спасибо за предупреждение, Учитель.

— Это не предупреждение. Это пророчество. Откажитесь — и спасетесь. Покайтесь — и возрадуетесь… Вы считаете, что Мать Пуреса всего лишь старая, пораженная недугом женщина, а для меня она — Божье создание, одна из Избранных.

— И обобранных, — вставил Куинн. — Интересно, во что ей обошлась эта Башня?

— Вы больше не рассердите меня, мистер Куинн. Мне жаль вас. Я протянул вам руку помощи, ответил на вопросы, позволил увидеть Сестру Благодать. Вам мало этого? Вы жадный человек.

— Я хочу узнать, что случилось с Патриком О'Горманом, чтобы рассказать его жене правду.

— Скажите ей, что Патрик О'Горман принимает вечные страдания в аду. Это и есть правда.

Выйдя из Башни, Куинн надел туфли и поправил галстук. Учитель следил за ним, стоя под аркой. Солнце садилось, и из трубы дома, где размещалась столовая, поднималась в безветренном воздухе струйка дыма. Два маленьких члена общины — дети Сестры Смирение — съезжали на картонках по скользкому от сосновых иголок склону холма. Из-за деревьев показался Брат Голос Пророков, в руках у него была клетка с птицей. За ним, отдуваясь, спешил раскрасневшийся Брат Верное Сердце, бривший Куинна накануне.

Братья приветствовали Учителя, коснувшись пальцами лба и поклонившись, затем вежливо кивнули Куинну.

— Мир вам, Братья, — сказал Учитель.

— Мир тебе, — отозвался Брат Сердце.

— Что привело вас сюда?

— Брат Голос считает, что попугай заболел. Он хочет показать его Сестре Благодать Спасения.

— Сестра Благодать уединилась от всех.

— Но с попугаем действительно что-то неладное, — сказал извиняющимся тоном Брат Сердце. — Объясни Учителю, Брат Голос!

Брат Голос положил голову на плечо и прижал к губам руку.

— Попугай молчит, и голова у него все время опущена, — перевел Брат Сердце.

Брат Голос ткнул себя пальцем в грудь и замахал рукой.

— У него очень быстро бьется сердце, он дрожит. Брат Голос беспокоится и хочет, чтобы Сестра Благодать…

— Сестра Благодать в Уединении, — оборвал его Учитель. — По-моему, птица вполне здорова. Возможно, она, как и я, устала от разговоров. Набросьте на клетку покрывало, дайте ей отдохнуть. У всех птиц сердце бьется быстро, это не повод для беспокойства.

У Брата Голос задрожали губы, Брат Сердце тяжко вздохнул, но спорить они не стали и удалились, поднимая при каждом шаге маленькую пыльную бурю.

Эта короткая сцена озадачила Куинна. Ему тоже птица показалась здоровой. Зачем Братьям понадобилось приходить в Башню? «Чтобы попытаться увидеть Сестру Благодать? Или чтобы еще раз взглянуть на меня? — подумал он. — Нет, я становлюсь чересчур мнительным. Еще час-другой, и я начну принимать вибрации О'Гормана из ада. Пора уезжать».

Очевидно, та же идея возникла одновременно у Учителя.

— Не могу больше тратить на вас силы, мистер Куинн. Уезжайте.

— Ладно.

— Передайте миссис О'Горман, что я молюсь за ее мужа и это облегчает его страдания.

— Не думаю, что это ее сильно утешит.

— Я не виноват, что он в аду. Если бы он вовремя пришел ко мне, я бы его спас… Мир вам, мистер Куинн. И возвращайтесь сюда, только если прозреете и раскаетесь.

— Я, пожалуй, дождусь официального приглашения от Каприота, — сказал Куинн, но Учитель уже закрыл дверь.

Куинн пошел к дороге. Перед столовой стояло несколько Братьев и Сестер, но с ним никто не поздоровался. Только один бросил исподтишка любопытный взгляд, и Куинн узнал Брата Свет Вечности, который приходил в кладовку спасать его от блох. Очевидно, членам общины запрещено было говорить с опасным посетителем. Миновав столовую, он почувствовал, как в спину ему впилось множество глаз.

Это чувство не покинуло его и после того, как он спустился к машине. Казалось, за каждым деревом притаилось по Брату или Сестре. Он вырулил на дорогу и покатил по направлению к основному шоссе, вспоминая, как уезжал из Башни в прошлый раз на допотопном грузовике Брата Венец. Тогда им важно было уехать как можно раньше, до восхода солнца, чтобы Карма, старшая дочь Сестры Раскаяние, не увязалась за ними.

Куинна прошиб пот. Он физически ощутил на шее чужой взгляд, будто маленькое цепкое насекомое, но, подняв руку, дотронулся всего лишь до собственной липкой, холодной кожи.

— Карма! — громко позвал он.

Ответа не последовало.

К тому времени он уже выехал на шоссе. Остановив машину, Куинн выключил зажигание, вышел и открыл заднюю дверцу.

— Все, девочка, приехали.

Серый мешок на полу шевельнулся и захныкал.

— Вылезай, — сказал Куинн, — успеешь вернуться в Башню засветло.

Сначала появились длинные, темные волосы Кармы, потом обиженное, рдеющее прыщиками лицо.

— Не вернусь.

— А птичка на ветке говорит, что вернешься.

— Я ненавижу птичек. Ненавижу Брата Голос. Ненавижу Учителя, и Мать Пуресу, и Брата Венец, и Сестру Блаженство. Но больше всех я ненавижу свою мать и этих орущих детей. Я даже Сестру Благодать ненавижу.

— Да ты просто ракета с боеголовкой из ненависти!

— Это еще не все. Я ненавижу Брата Узри Видение, потому что он стучит зубами, когда ест, Брата Свет, за то, что он ругает меня лентяйкой, ненавижу…

— Хватит, хватит, я уже понял, что твоя ненависть не знает предела. А теперь вылезай и отправляйся назад.

— Пожалуйста, возьмите меня с собой. Ну пожалуйста! Я буду сидеть тихо. Считайте, что меня нет. Только довезите до города, я найду там себе работу, я вовсе не лентяйка… Но вы меня не возьмете, я вижу.

— Не возьму.

— Потому что считаете, что я ребенок?

— Не только. Есть и другие причины, Карма. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Они могут быть не только у меня, но и у вас, — спокойно сказала она и, усевшись на заднем сиденье, пригладила волосы. — Я кое-что знаю.

— Что именно?

— Многое. Они при мне обо всем говорят — считают, что я еще маленькая и ничего не понимаю.

— И Сестра Благодать тоже?

— Все.

— Меня интересует Сестра Благодать.

— Она говорит больше других.

— Обо мне?

— Да.

— Что она тебе говорила?

— Разное.

— Карма, перестань, — свирепо сказал он. — Ты просто тянешь время. Зря стараешься, я сейчас вытащу тебя из машины.

— А я закричу! Я кричу очень пронзительно, а эхо здесь гулкое. Они услышат, прибегут и подумают, что вы хотели меня украсть. Учитель страшно разозлится, он даже может вас убить! Вы не представляете, какой он, когда злится.

— Он и тебя может убить.

— Пожалуйста! Мне тут все опостылело.

— Ну, пеняй на себя.

Куинн потащил ее из машины. Она сделала глубокий вдох, открыла рот, и Куинн еле успел зажать его ладонью.

— Слушай, ты, безумная девчонка! Ты нас обоих погубишь! Я не могу взять тебя в Сан-Феличе. Тебе нужны деньги, одежда, дом, семья. Здесь ты, по крайней море, в безопасности. Подожди немного, скоро ты сможешь уехать отсюда, не спрашивая разрешения. Ты меня слушаешь, Карма?

Она кивнула.

— Обещаешь не кричать, если я уберу руку? Будем говорить серьезно?

Она снова кивнула.

— Хорошо.

Он отпустил ее и в изнеможении привалился к сиденью.

— Больно было?

— Нет.

— Сколько тебе лет, Карма?

— Скоро двадцать один.

— Понимаю, но как скоро?

— Сейчас мне шестнадцать, — сказала она, помолчав. — Но я уверена, что найду работу и заработаю на мазь для лица. Тогда я буду выглядеть не хуже других.

— Ты очень хорошенькая.

— Да? А эти ужасные прыщи? Все говорят, что они пройдут, когда я вырасту, но они никогда не пройдут! Мне нужны деньги на мазь. В прошлом году, когда я ходила в школу, одна учительница сказала, что есть такая мазь, антиугрин. Эта учительница говорила, что у нее в детстве тоже были угри и что она понимает, каково мне. Какая она была хорошая!

— Вот почему ты рвешься в город? Чтобы купить мазь?

— Ее я купила бы первым делом, — сказала Карма, трогая руками щеки. — Она мне очень нужна.

— А если я пообещаю, что куплю антиугрин и передам его тебе? Отложишь тогда отъезд в город до тех пор, пока не сможешь жить самостоятельно?

Она долго думала, наматывая на палец прядь волос.

— Вы просто хотите от меня отделаться.

— Правильно, но помочь тебе я тоже хочу.

— А когда вы ее купите?

— Очень скоро.

— А как вы узнаете, что это та самая мазь?

— Спрошу у аптекаря.

Она повернулась и серьезно взглянула на него.

— Вы думаете, я буду такой же красивой, как другие девочки в школе?

— Конечно, будешь!

Уже совсем стемнело, но Карма продолжала сидеть в машине.

— Тут все такие уродливые, — сказала она. — И грязные. Полы чище, чем мы. В школе был душ с горячей водой и настоящее мыло, и каждому давали большое белое полотенце.

— Ты давно живешь в Башне, Карма?

— Четыре года.

— А до этого?

— Мы жили в горах Сан-Габриэль на юге. Там у нас были дома хуже сараев. А потом появилась Мать Пуреса и построила Башню.

— Она вступила в общину?

— Да. Мать Пуреса очень богатая. Других таких у нас нет. Я думаю, богатые слишком озабочены тем, как потратить деньги на земле, им не до вечной жизни.

— Ты боишься, Карма?

— Когда Учитель на меня смотрит — да. Но Сестру Благодать не боюсь. На самом деле я ее не так уж ненавижу. Она каждый день молится, чтобы у меня прошли угри.

— Ты знаешь, где она сейчас?

— Да, все знают — в Уединении.

— Сколько она там пробудет?

— Пять дней. Наказание всегда длится пять дней.

— Ты знаешь, за что ее наказали?

Карма покачала головой.

— Она говорила о чем-то с Учителем и Братом Венец, но очень тихо. Потом мы с мамой пошли готовить обед, а когда вернулись, Сестры Благодать уже не было, а Брат Голос сидел у печки, согнувшись, и плакал. Он без Сестры Благодать шагу ступить не может, она с ним нянчится, как с ребенком, особенно когда он болеет. А Брат Венец ужасно радовался, потому что он злее сатаны.

— Брат Венец давно к вам пришел?

— Примерно через год после того, как построили Башню. Года три назад.

— А Сестра Благодать?

— Она жила с нами еще в горах Сан-Габриэль. Почти все, кто сейчас здесь, там жили, не считая других, которые ушли, потому что поссорились с Учителем. Как мой отец.

— Где сейчас твой отец, Карма?

— Не знаю, — прошептала она. — И спрашивать об этом нельзя. Когда кого-то исключают из общины, даже имя его нельзя употреблять.

— Ты когда-нибудь слышала о человеке, которого зовут Патрик О'Горман?

— Нет.

— Можешь запомнить это имя — Патрик О'Горман?

— Да, а что?

— Ты мне очень поможешь, если будешь слушать, не произнесет ли его кто-нибудь. И пусть это будет нашей тайной, как мазь. Договорились?

— Да. — Она потрогала щеки, лоб, подбородок.

— Вы правда думаете, что я буду красивой, когда пройдут угри?

— Не сомневаюсь.

— Как вы перешлете мазь? Учитель вскрывает всю почту и выбрасывает лекарства. Он считает, что помогает только вера, а не доктора и лекарства.

— Я ее сам тебе привезу.

Было темно, и Куинн скорее почувствовал, чем увидел, как она то ли протестующе, то ли испуганно вытянула вперед руку.

— Не надо, мистер Куинн, они против того, чтобы вы приезжали. Они говорят, что вы хотите причинить нам зло.

— Это не так. Сама по себе община меня не интересует.

— Почему же вы приезжаете?

— Первый раз — случайно, второй — чтобы повидаться с Сестрой Благодать. Она просила меня узнать кое о чем.

— Честное слово?

— Да… Карма, уже поздно. Если ты сейчас не вернешься, нас линчуют.

— Меня еще не успели хватиться. Я сказала, что ложусь спать, а мама будет допоздна занята на кухне. Я думала, — с горечью добавила Карма, — что через час буду на полдороги к городу. Но, видно, мне тут придется торчать всю жизнь, и я стану такой же грязной, уродливой и старой, как они. Я хоть сейчас готова умереть. Тогда я попаду в рай, потому что не успела совершить ни одного греха — не носила красивых платьев и туфель, не пререкалась с Учителем, не мыла каждый день голову душистым шампунем.

Куинн вышел из машины и открыл перед Кармой дверцу. Она неуклюже и медленно выбралась наружу.

— Найдешь дорогу в темноте? — спросил Куинн.

— Я по ней миллион раз ходила.

— Тогда пока!

— Вы правда вернетесь?

— Да.

— И привезете мазь? Не забудете?

— Нет, — сказал Куинн. — А ты не забывай, о чем я тебя попросил.

— Вы насчет Патрика О'Гормана? Я, конечно, буду прислушиваться, но вряд ли что-нибудь услышу.

— Почему?

— Нам запрещено говорить о людях, которых мы знали в прежней жизни, а среди Братьев Патрика О'Гормана нет. Когда я ухаживаю за Матерью Пуресой, то часто читаю тетрадь, в которую Учитель записывает прежние имена. Там нет О'Гормана. У меня очень хорошая память.

— Ты помнишь имя Сестры Благодать?

— Конечно! Мария Алиса Фезерстоун. Она жила в Чикаго.

Куинн спросил о других, но их имена тоже ничего ему не говорили.

В свете луны он видел, как Карма идет обратно. Она шла широким, энергичным шагом, как будто раздумала умирать, догадавшись, что недалек тот час, когда можно будет грешить напропалую.

Куинн доехал до Сан-Феличе, снял номер в мотеле и заснул под звуки прибоя, бьющего о мол.

Загрузка...