Календарные обычаи и обряды народов Передней Азии

Многие десятки книг и самых различных исследований по культуре Ирана начинаются словами: «Иран — страна древней и высокоразвитой цивилизации». И снова хочется повторить: «Иран — страна древней и высокоразвитой цивилизации». Жители Иранского нагорья уже в начале III тысячелетия до н. э. создали свою письменность и государственные объединения. Народ Ирана на протяжении тысячелетий сохранял и непрерывно извивал свою культуру; в силу своего географического положения, связывая Восток и Запад, оказывал большое влияние на соседние и далекие страны и народы и заимствовал, в свою очередь, их достижения. Как отмечали ученые, изучавшие историю и культуру Ирана, несмотря на заимствования различных элементов культуры у других народов, для него характерна устойчивая преемственность в развитии «начиная со времени заселения иранцами нагорья и до полной победы ислама в стране в X в. н. э. Даже в более поздние периоды (вплоть до наших дней), которые известны гораздо лучше, чем ранняя история Персии, мы ощущаем стойкость древних традиций» [Фрай, 1972, с. 15].

Продолжая эту мысль Р. Фрая, необходимо отметить, что в сознании перса «традиция» отождествляется со словом «канон» и, как отметил В.Г. Луконин, канон господствует во всех областях искусства древнего Ирана и во все эпохи его развития [Луконин, 1977, с. 4]. Канон (закон, традиция) настолько строго регламентирует все создаваемое и существующее, весь образ жизни, что, несмотря на сменяемые эпохи и политические структуры, религиозные представления — от древнеиранской религии зороастризма до ислама, традиция диктовала планы дворцов и храмов, колонны или орнамент, образы богов, людей, животных, их позы, типы, композиции, стиль. Каноны могли иногда меняться быстро, но инициаторами этих перемен были только цари или маги. А со времени победы ислама в Иране, естественно, традиции продолжались под воздействием Корана и шариата.

Со времени Ахеменидов (VI–IV вв. до н. э.) для Ирана характерно терпимое отношение к верованиям и ритуальной практике многих народов, вошедших в состав их державы. «Вряд ли следует полагать, что ахеменидские цари проводили при этом различия между неиранскими и частично ассимилированными иранцами народами, которые обитали на территории Западного Ирана» [Там же, с. 184].

Позднейшие династии — Сасаниды (224–651 гг.), Сефевиды (1502–1722 гг.) хотя и утверждали государственные религии — зороастризм, ислам шиитского направления, но не могли игнорировать бытовавшие у народов страны многочисленные обряды и ритуалы, восходящие к древности, а также связанные с годовым циклом сельскохозяйственных работ. Следует отметить, что иранцы сохранили традиционность с глубокой древности. Этому способствовало также восприятие древней культуры других народов, с которыми со времен античности они тесно общались. Происходило как бы взаимовлияние культур и традиций многих народов. По замечанию В.М. Жирмунского, чем культурнее народ, тем интенсивнее его связи и взаимодействия с другими народами независимо от того, входят ли они в данный цивилизационный мир или нет. Исследователи отмечают влияние или распространение с помощью иранцев переднеазиатского (арамейского) письма на огромной территории — до западных областей Китая включительно. На китайскую культуру оказало воздействие и так называемое гандхарское искусство (сплав греческих и индийских/буддистских традиций); переселившиеся во II в. до н. э. — VII в. н. э. в Китай многочисленные певцы, музыканты, танцовщики, скоморохи способствовали возникновению театра. Н.И. Конрад высказал предположение, что иранские области, приобщаемые к греческому искусству, начиная со времен Александра Македонского и кончая периодом III–II вв. до н. э., сыграли важную роль в передаче театра масок от греков китайцам, а затем и японцам [Никитина, 1970, с. 8].

Среди так называемых арабоязычных ученых, изобретателей, философов — иранцы Авиценна, Омар Хайям и другие, труды которых упомянуты Ф. Энгельсом в числе предшественников европейского Возрождения — араба Ибн-Рушда, тюрка ал-Фараби [Никитина, 1970, с. 9]. В университетах Франции, Италии, Испании, Англии изучались математика, медицина, физика, унаследованные от арабоязычной науки; с философией Аристотеля и Платона знакомились из «вторых рук» арабоязычных философов; китайское искусство изготовления бумаги было заимствовано в Европе также через иранцев. Существует предание, что в середине VIII в. несколько китайских ремесленников были захвачены в плен арабами, но «заработали» себе свободу, изобретя бумагу. Уже около 800 г. в Багдаде была построена первая бумажная мельница Йахйа Барма Кидом везиром Харуна-ал-Рашида. В Европе, а именно в Италии и Германии, первые бумажные мельницы появились лишь в XV в. Благодаря культурным связям иранцев на Западе стали известны такие произведения Индии, как «Панчатантра», «Книга Синдбада», «Повесть о Варлааме и Иосафе» и др.

Английский исследователь влияния, ислама на средневековую Европу У. Монтгомери Уотт подтвердил уже высказанное ранее Э.Г. Грюнебаумом положение о том, что есть нечто невероятное — и потому захватывающее — в том, как древняя культура Ближнего Востока трансформировалась в мусульманскую культуру. Особое место среди деятелей мусульманской культуры принадлежит иранцам. Например, У. Монтгомери Уотт среди наиболее известных в средневековье медиков называет Рази, или Абу Бакр Мухаммед ибн Закарийа ар-Рази (род. в 865 г. в Рее, недалеко от Тегерана), который возглавлял первую больницу в Багдаде и был автором более пятидесяти сочинений по всем направлениям науки, философии и медицины, и Ибн-Сину, или Авиценну (ум. в 1037 г.), «Канон медицины» которого считают «высшим достижением, шедевром арабской систематики». «Канон» был переведен на латынь в XII в. и преподавание его медицины доминировало в Европе почти до конца XVI в. В XV в. он выдержал шестнадцать изданий (одно было на древнеевропейском языке), в XVI в. — двадцать, в XVII в. — еще несколько. К «Канону» составлялись многочисленные комментарии на различных языках [Уотт, 1976, с. 58–59]. Ислам не просто делился с Западной Европой многими достижениями своей материальной культуры и техническими открытиями, он не только стимулировал развитие науки и философии в Европе, он подвел Европу к созданию нового представления самой себе [Уотт, 1876, с. 110].

Запад для себя открывал мусульманский мир, знакомился с традициями и разнообразием быта народа Востока. Описание традиционных праздников и обрядов, связанных с религиозными представлениями и хозяйственной деятельностью народов, содержится в арабских хрониках, трудах и персидских географов, а также, с XV в., в сообщениях европейских путешественников.

Из истории изучения

Самым древним источником для изучения истории календарных праздников и обрядов древних персов, исповедовавших зороастризм, основателем которого был Зороастр, является «Авеста» (I тысячелетие до н. э.).

В изучение «Авесты» большой вклад внесли западноевропейские ученые — историки, ориенталисты, лингвисты. Французские, английские и итальянские путешественники познакомили Европу с основными чертами верований и нравами исследователей религии Зороастра.

Первый перевод «Авесты» на французский язык осуществил с помощью ученых-парсов Анкетиль Дю Перрон (1771 г.).

В научное познание зороастризма, «Авесты» и «Заратушт-наме» (XII в.) — среднеперсидской переработки древних легенд о Заратушре (Зороастре) — внесли свой вклад русские ученые В.В. Бартольд, К.Д. Залеман, А.Л. Погодин, К.А. Иностранцев и советские историки и востоковеды В.В. Струве, А.А. Фрейман, И.М. Дьяконов, Б.Г. Гафуров, И.Г. Алиев, А.О. Маковельский, И.М. Стеблин-Каменский. «Авеста» насчитывала двадцать одну книгу (наск), но до нашего времени дошла только четвертая часть составленного текста авестийского канона.

Известно, что зороастрийцы поклонялись четырем стихиям; особое внимание они уделяли развитию скотоводства и земледелия.

Так, например, на вопрос Зороастра, какой самый важный закон, Ахура-Мазда ответил: «Это — сеять на земле хорошие, крепкие семена». Выполнение этого закона равносильно десяти тысячам молитв, равноценно сотне жертвоприношений. Получению хороших урожаев должны были способствовать многочисленные обряды, в которых главными являются огонь, вода, различные символы плодородия и т. д. Канонические примеры таких обрядов приводятся в «Авесте». Многие из них история донесла и до наших дней.

К античным свидетельствам истории древних персов, их обычаев и традиций относятся сообщения (логосы) «отца истории» Геродота (V в. до н. э.). Греко-персидские войны представлялись современникам важнейшими событиями, поэтому даже мельчайшие детали быта, поведенческой культуры, военного искусства, религии не ускользали от внимания логографов. В Геродотовых логосах подробно описываются события, связанные с личностью Кира — основателя персидского государства, с завоевательными походами Дария, а также ритуалы, которые совершались персами для успешной победы над греками.

Древние персы поклонялись воде как живому существу, и маги приносили водам реки жертву закланием белых коней, однако иногда и наказывали воды реки, если задуманное, например, Киром, не осуществлялось. Так, однажды священный конь Кира утонул в реке Гинд, за это Кир повелел сделать ее такой мелкой, чтобы даже женщины могли переходить ее, не замочив колена. Царь Ксеркс за то, что во время бури на Геллеспонте погибли все корабли персов, наказал море 300 ударами бича; затем персы погрузили в море пару оков и послали палачей заклеймить его. Но в другой раз, готовясь к переправе, в ожидании восхода солнца персы возжигали на мостах различные жертвенные благовония и устилали путь миртовыми ветками. После восхода солнца Ксеркс совершил возлияние в море из золотой чаши, вознося молитвы солнцу, затем бросил чашу в Геллеспонт, а также золотой кубок и персидский меч, называемый «акинаки» [Геродот, 1989, с. 136, 143 и др.].

Невозможно переоценить значение труда «Аль-Асар аль-Бакия» — «Памятники минувших поколений» — Абурейхана Бируни (973-1048), блестящего астронома, географа и геолога, историка и этнографа, филолога, философа, поэта. В центре этого сочинения — генеалогия и хронология иранских династий, связывавших себя с этим миром на фоне событий Ближнего и Среднего Востока. По определению И.Ю. Крачковского, «„Памятники минувших поколений“ — это свод гражданской хронологии, дающий описание всех эр и праздников известных Бируни народов и религий — римлян, персов, согдийцев, хорезмийцев, харранцев, коптов, христиан, евреев, доисламских арабов, мусульман» [Крачковский, 1950, с. 55]. Не представляется возможным охарактеризовать подробно то, что пишет А. Бируни о системах летосчисления, качестве годов и месяцев, выведении одних эр из других и о многом другом, отметим лишь, что для нас особенно важно описание празднеств и значительных дней в месяцах персов в X–XI вв. Немаловажное значение имеет для изучения поведенческой культуры и различных обычаев так называемая этико-дидактическая литература. Унсуралмаали Кайковус, автор «Кабус-наме», в назиданиях сыну рассказывает о том, как подобает вести себя в различных жизненных ситуациях, во время празднеств, веселья по торжественным и памятным датам, при решении обычных бытовых проблем. В 44 главах книги «Кабус-наме» практически содержится кодекс поведения того времени, но в силу сохраняющейся у персов традиции многое из того, что советовалось в XI в., актуально и действенно до настоящего времени.

Особое место в изучении традиционных праздников и обрядов принадлежит легендам, мифам, фольклору и героическим сказаниям, собранным в специальные сборники, носящие название «Шах-наме».

В течение X в. были составлены три сборника о героическом прошлом персов, которые способствовали консолидации народа и напоминали о национально-освободительной войне с арабами.

Наиболее полно события многих столетий описаны в эпопее «Шах-наме» Абулькасима Фирдоуси (род. ок. 935–941 г.). «Шах-наме» Фирдоуси можно разделить на три части: мифологическую, героическую и рассказывающую об эпохах пятидесяти царствований, отсюда и название — «Книга царей». В «Шах-наме» слиты устная и письменная традиции. Одной из центральных идей произведения является возвеличение прошлого своего народа, наполненного неустанной борьбой за свободу. История Ирана представляется Фирдоуси как борьба света и добра против сил мрака и зла, как вражда чудовищ и людей, иранцев и туранцев, иранцев и византийцев, иранцев и арабов. События развиваются на широком историческом, социальном и общественном фоне, закономерно отражаются веротерпимость, отсутствие ненависти к другим народам, и с одинаковым уважением описываются зороастрийцы и мусульмане, их праздники, обряды в связи с различными хозяйственными работами и памятными датами, традиции и обычаи.

С большой радостью персы отмечали приход весны — Нового года — Ноуруза, и Фирдоуси пишет:

В период празднования Ноуруза уже пышно расцветает природа, поэтому очень приятно гулять в садах:

«Шах-наме» включает множество преданий и легенд. Одна из них повествует о происхождении огня. Так, согласно А. Фирдоуси, царь Хушенг, внук Каюмарса, увидел в степи змею и бросил в нее камень. Но промахнулся, камень подал в скалу, и от удара высеклась искра:

Во всех праздниках древних персов особенно почитается огонь.

Многие мифологические сюжеты вошли в дастаны «Шах-наме». Один из самых распространенных на всем Ближнем и Среднем Востоке — сюжет о трагической смерти Сиявуша и его воскресении в виде растения. То есть невинно пролитая кровь Сиявуша превращается в растение и таким образом происходит его воскресение. Этот миг символизировал ежегодное увядание и воскресение флоры, впоследствии он трансформировался в высокоразвитый сюжет с соответствующими художественно-эстетическими критериями. Этот миф стал сюжетообразующим мотивом: кроме «Шах-наме», он встречается во многих всемирно популярных народных повестях. Например, фригийская повесть «Кибела и Аттис»; «Иштар и Таммуз», восходящая к шумерской повести «Думузи», финикийская — «Адонис», египетская — «Изида и Озирис».

В иранской мифологии широко известен мотив умирания и воскресения божества, и с этим сюжетом связан дастан о Бижане и Маниже. Бижан, влюбленный в дочь туранского правителя Маниже, по велению отца девушки был брошен в зиндан (подземная темница, модификация подземного мира, куда попал Таммуз). Из подземного заключения он освобождается при помощи дочери туранского правителя (ср. освобождение Таммуза при помощи Иштар). Как и в ассиро-вавилонском мифе, в этом дастане «гибель» героя глубоко эмоционально переживается героиней.

Миф об умирающей и воскресающей природе, лежащий в основе стройной повести о Сиявуше, вошел в «Шах-наме» как «Дастан о Сиявуше». Вот как описывается гибель Сиявуша:

Большое значение для изучения истории праздников и календарных обрядов имеет творчество Омара Хайяма (1048–1132). Омар Хайям был не только поэтом, но и метеорологом, астрономом, математиком и философом. Работая в Исфаганской и Мервской обсерваториях, он вместе с другими учеными закончил составление нового календаря, отличавшегося большей точностью, чем принятый до того времени. В «Ноуруз-наме» Омар Хайям пишет: «У царей имеется обычай — в начале года им необходимо произвести определенные церемонии для благословения, установления даты и наслаждения. Тот, кто в день Ноуруза празднует и веселится, будет жить до следующего Ноуруза в веселье и наслаждении» [Хайям, 1961, с. 189]. Поэт подробно рассказывает о значении каждого месяца года для сельскохозяйственных работ и сообщает о характере проведения празднеств — Михргана, Саде, Рамазана, а также об их различных атрибутах — пышном убранстве застолий, изысканной утвари и драгоценных камнях, красивых цветах и великолепных напитках.

Необходимо назвать памятник XI–XII вв. «Сиасет-наме» («Книга о правлении») Низам-ал-Мулька. Написанная в форме поучения, богато иллюстрированная различными примерами — рассказами, «Книга о правлении» являет собой острый политический документ, направленный на укрепление центральной власти различными методами, в том числе соблюдением традиций и уважением традиционной обрядности. «Сиасет-наме» повествует об утверждении ислама среди различных слоев общества. В рассказах немало приводится примеров о характере различных памятных событий мусульманской религии, а также о противоречиях в связи с распространенными еще в то время зороастризмом и поклонением стихиям природы.

Некоторые доисламские обычаи сохранились надолго, и в знак большого значения их в жизни даже делали пожелания царям победы и благополучия так, как это делали по зороастрийской традиции:

«…да удалит Всевышний плохой глаз от его времени и от его державы! Да даст Бог врагам государя достигнуть своих желаний и целей! Да украсит Бог этот государев двор, его приемы и диван до дня восстания из мертвых людьми верующими! Да сделает на каждый день победу, торжество и славу, подобно Ноурузу, Мухаммеду и пречистому его роду!» [«Сиасет-наме», 1949, с. 191].

Один из важных советов государям и вельможам — соблюдать праздники народа, быть великодушными и гостеприимными, ибо «о великодушии его будут рассказывать, пока существует мир». Низамал-Мульк ставит в пример «повелителя правоверных Али», который «отдал во время намаза перстень просящему, питал и ублаготворял многих голодных и поэтому рассказы о его отважности и великодушии будут передавать до дня восстания из мертвых».

В «Книге о правлении» говорится, что нет ни одного дела лучше великодушия, доброделания и кормления. Раздача пищи — основа всей человечности и всякого великодушия:

Низам-ал-Мульк далее говорит, что все, кто достиг славы в мире, «по большей части получили ее, раздавая хлеб… И в преданиях сказано: „Скупой не войдет в рай“. Во все времена, при неверии и при исламе, не было и нет лучшей добродетели, чем раздача пищи. Да вознаградит всевышний всех великодушных по своей благости и щедрости!» [«Сиасет-наме», 1949, с. 137].

Угощения, раздача пищи, хождение в гости, совместные трапезы, как известно, являются необходимыми атрибутами многих праздников, торжественных и памятных дат.

В литературе о раннем исламе и распространении его среди завоеванных народов большое внимание уделяется бытованию доисламских праздников и обрядов. Так, А. Мец в своем труде «Мусульманский ренессанс» [Мец, 1966] многие страницы посвятил праздникам персов как доисламского периода, так и после принятия ислама. А. Мец пишет, что праздники мусульман вобрали в себя в значительной мере всяческие представления древности.

Подробно описываются Праздник зимнего солнцеворота — Саде, Праздник первого воскресения великого поста — Ночь ощупывания, носящий оргиастический характер; праздники, связанные с мусульманским Новым годом и Ноурузом, ведущим свое начало от дозороастрийских времен; торжества по случаю Рамазана и разговения.

Подробные описания торжеств и праздников первых веков ислама и реальное проведение многих известных с древних времен праздников уже в новое и новейшее время свидетельствуют о преемственности традиции, бытовании ранних форм празднеств и торжеств, хотя в ряде случаев в них и вносилось новое содержание.

Каждое памятное событие отмечается различными угощениями, гуляньями, чтением молитв, рассказываются притчи, хадисы о пророке, его семье и сподвижниках, забавные анекдоты о Джухе-насмешнике и Ходже Насреддине — народных и любимых героях, сатирические басни и зарисовки. Собранные в виде рассказов и назиданий, эпизоды из жизни Пророка и его последователей, вошедшие в дидактическую литературу («Кабус-наме») и политические трактаты («Сиасет-наме»), раскрывали сущность праздников и развивали традиционные взгляды на характер обрядов и обычаев.

Важнейшим источником для изучения календарной обрядности персов в новое и новейшее время являются произведения современных иранских авторов. Один из наиболее талантливых исследователей, собирателей персидского фольклора, народных поверий и обычаев, а также писателей, переводчиков и комментаторов пехлевийских текстов — Садек Хедаят (ум. 1954). Он оставил множество произведений, в которых главным действующим лицом наряду с героями являются народные поверья и обычаи. Однако важнейший источник знаний о традициях, обычаях, ритуалах персов — его труд «Нейрангистан» («Страна волшебства», «Страна чудес»).

Садек Хедаят отмечает, что на территории Ирана «оставляли следы многие побывавшие там народы», поэтому надо различать древние персидские традиции и привнесенные в различные исторические эпохи другими народами. Автор считает, что стойкость древнеперсидских традиций, обязательное следование канонам позволили сохранить с зороастрийских времен до наших дней многие из древних традиций: например, почитание хлеба, праздники Зажигания огня, Ноуруза (Нового года) и др. В то же время Садек Хедаят призывает очистить исконно персидские праздники и обряды, эпос и легендарные сказания о героях от более поздних наслоений, заимствованных у других народов — халдеев, финикиян, евреев, арабов, греков, ассирийцев и др.

Садек Хедаят подчеркивает, что многие из приводимых и описанных им календарных праздников и обрядов, поверий и обычаев до недавнего времени встречались у народов Средней Азии и Кавказа, особенно у ираноязычных. Современные иранские авторы отмечают, что многие календарные праздники и обряды, а также суеверия вполне соответствуют тем, которые были заимствованы Садеком Хедаятом из народной жизни. Кроме того, Садек Хедаят писал, что бытование ряда поверий и обрядов в настоящее время подтверждается опубликованными и неопубликованными материалами.

На народные поверья и представления, уходящие корнями в тысячелетия, оказал влияние ислам, и некоторые обычаи стали приурочиваться к мусульманским праздникам или траурным дням, и все плохое в народном представлении у персов стало связываться с именами ненавистных шиитам халифа Омара, Шимра — убийцы Хусейна и другими, кто, по мнению шиитов, нанес урон роду Алидов.

Труд Садека Хедаята «Нейрангистан» имеет разделы: «Различные поверья и обряды», «Предсказания, хорошие и дурные предзнаменования», «Общественные установления», «Обычаи и практические действия». Многие разрозненные поверья и обряды на самые различные случаи жизни описаны в каждом из этих разделов. Очень подробно Хедаят, например, описывает праздник Ноуруз и весь ритуал, который необходимо совершить в преддверии его празднования. Событие это должно быть веселым, шумным, с танцами и шутками; желательно приобрести новые цветные одежды в знак расцветающей природы, ждать доброго вестника с хорошими пожеланиями на следующий год, а тринадцатый день после нового года — праздник Сиздех бе дех («Тринадцать у дверей») все должны провести за городом, совершая веселые прогулки, чтобы унести в поле несчастье числа «тринадцать». Девушки, для того чтобы их судьба устроилась, вяжут венки из зелени и поют:

Все, что связано с родом Алидов и самим Али, считается благоденственным и чудотворным. Это видно из поверья: «Али пообедал и скатерть от обеда вытряхнул в Мазандеране. Поэтому Мазандеран так изобилен» [Там же, 1958, с. 321].

Необходимо отметить, что с 50-х годов XX в. в Иране пробудился интерес к традициям и особенностям обрядов различных народов, расселенных в Иране. Известный иранский ученый и писатель Джелаль-ал-Ахмад организовывал поездки и длительные экспедиции молодых ученых и литераторов в различные районы страны для этнографического описания материальной и духовной культуры.

В дальнейшем многие из них опубликовали результаты своих экспедиций в виде кратких научных отчетов, а также рассказов и повестей. Сам Джелаль-аль-Ахмад рассказал о традициях и праздниках персов селения Оуразан. О влиянии ислама на бытование различных древнеперсидских обычаев и обрядов поведал в своем рассказе «Сожжение Омара» Садек Чубак.

В рассказе «Последний светильник» Садек Чубак повествует о том, как муллы с помощью удивительного красноречия, прекрасного знания истории рода Алидов, Мухаммеда и его сподвижников формируют общественное сознание к призывают соблюдать обряды (с нередко сохраняющимися в них элементами древних календарных праздников и обрядов персов) как исламские.

К числу иранских авторов, которые сообщают множество этнографических особенностей календарных праздников обычаев и обрядов, связанных с хозяйственной и культурной жизнью, относятся также Али Асгар Мохаджер, Гоухар Морад, Мохаммед Катирайи, Азер Гишасп и др.

Так, например, Азер Гишасп в работе о древнеперсидских праздниках приводит описание Ноуруза как дня весны, дня Ормузда, сезона цветов и душистых трав и подчеркивает, что Ноуруз — любимый праздник и в настоящее время. «Ноуруз является величайшим праздником природы в мире, так как в это время равнины и долины покрываются зеленью и дуют весенние ветры, которые уносят все мертвящее и погибшее, а природа одевается в новый наряд… Нет ни одного иранца, в котором течет иранская кровь, который не признавал бы Ноуруза как свой национальный праздник, хроня его в душе и сердце» [Гишасп, 1976, с. 56–57].

Для изучения праздников персов, связанных с мусульманской религиозностью, а также с домусульманскими традициями, большое значение имеют труды западноевропейских миссионеров, путешественников и купцов, совершавших поездки в Иран уже с конца XVI — начала XVII в. Подробный анализ трудов некоторых из них приводит Н.А. Кисляков в статье «Некоторые иранские поверья и праздники в описаниях западноевропейских путешественников XVII века» [Кисляков Н.А., 1973, с. 179–194].

Н.А. Кисляков сообщает о путешествии венецианца Пьетро делла Валле в Турцию, Египет, Сирию, Иерусалим, Мессопотамию и Иран в период с 1617 по 1621 г., о первых сведениях Пьетро делла Валле о восточных древностях, развалинах Персеполя, первом образце персидской клинописи.

Другой путешественник — Адам Олеарий, секретарь гольштейнского посольства, принятый шахом Сефи I (1629–1642 гг.) при посещении им Ирана. По словам В.В. Бартольда, Адам Олеарий отличался наблюдательностью и редкой для того времени независимостью суждений.

Самое подробное и всестороннее описание Ирана оставил дважды посетивший эту страну (1664–1670 и 1671–1677 гг.) Жан Шарден; он хорошо владел персидским языком, торговал драгоценными камнями, что способствовало расположению к нему двора, особенно гарема, поэтому Шарден был назначен придворным ювелиром шаха.

Французский миссионер (орден капуцинов) Рафаэль дю Ман прожил в Иране пятьдесят лет (1646–1696 гг.) и умер в Исфагане; он оказывал различные услуги шаху Аббасу II.

Названные путешественники сообщают всевозможные сведения о стране, обычаях населения, различных доисламских и мусульманских обрядах. Подробно описывают характер празднования Ноуруза, длительные приготовления к нему, обряды, соответствующие каждому дню, хлопоты по приобретению подарков, загородные гулянья молодых людей и ожидание счастья в новом году.

Путешественники подробно описывают Праздник роз — Праздник весны, Праздник обливания водой — Абпошан (Абризан), летний праздник жатвы — Михреган в день осеннего равноденствия, праздник Саде, последнюю среду месяца сафар, исследуют соотношение обрядов, посвященных месяцам и дням зороастрийского календаря, с торжественными и памятными датами, а также с праздниками мусульманского лунного календаря.

Как пишет Н.А. Кисляков, описанные иранские праздники и обряды XVII в. как бы продолжают традицию праздников и обрядов древнего Ирана и обнаруживают связь с верованиями и обрядами народов Средней Азии [Кисляков Н.А., 1973, с. 192].

Среди работ других европейских исследователей хотелось бы остановиться на книгах Р. Фрая «Наследие Ирана» и М. Бойс «Зороастрийцы. Верования и обычаи».

Р. Фрай много писал о том, что «традиции очень стойкие в Иране», об эпохе зороастризма в этой стране и о различных сторонах обрядовой жизни; он показал, что «религиозная обстановка в Восточном районе и в Средней Азии вполне соответствовала политической раздробленности этих областей и местному сепаратизму; здесь существовал не только зороастризм (в различных локальных разновидностях), но манихейство, несторианское христианство, буддизм, местные культы предков, а также культ божества — героя Сиявуша, культ каких-то местных богинь и другие» [Фрай, 1972, с. 272].

Все же со времени распространения ислама в Иране мусульмане и зороастрийцы составляли две религиозные общины, и вся обрядовая сторона жизни формировалась этими общинами. Например, большое значение по традиции придавалось празднованию Нового года, и «приношения царю приурочивались к празднику Нового года» [Фрай, 1972, с. 159].

М. Бойс развертывает широкую панораму рождения, развития и бытования зороастризма вплоть до XX в. не только на территории Ирана, но и в Индии и Пакистане. Верования и обычаи, характерные для каждого дня, месяца, соответствующих сезонов года, периодов жизни человека, праздников и памятных дат, — в центре ее исследования. Так, она пишет также о приношениях царю царей по случаю Нового года (Ноуруза), об обрядах, связанных с поклонениями Солнцу, Луне, Огню, являющимся воплощением истины — аша [Бойс, 1987, с. 73]. Рассказывается в работе М. Бойс о праздниках середины весны, середины лета, середины зимы, праздниках уборки урожая, возвращения скота с летних пастбищ, наконец, о Празднестве всех душ, который отмечается в последнюю ночь старого года, когда души возвращались в свои прежние жилища, как верили, на закате солнца, а на рассвете первого дня нового года, с восходом солнца отлетали.

Традиция почитания душ в конце уходящего года, как и многие другие традиции эпохи зороастризма, сохраняется персами до настоящего времени.

Вероятно, следует напомнить, что по вопросу о значении зороастризма в мировой истории и в жизни самих персов высказывались крайне противоречивые точки зрения. Как писал В.В. Бартольд, некоторые исследователи полагали, что древний Иран в области религии был также мало оригинален, как и в области материальной культуры. Утверждали даже, что стремление европейских ученых «возвеличить „Авесту“ (священное писание зороастрийцев) в ущерб „Пятикнижию“ связано с ненавистью к семитским расам и гордостью своим арийским происхождением». С другой стороны, панегиристом выступал Эдуард Мейер. По его словам, «Зороастр — первая личность, оставившая в истории мировых религий след своего творчества, зороастризм — первая из великих мировых религий; в надписях Дария, как у первых христиан, сказывается гордое сознание людей, что они обладают истиной и сражаются с ложью» [Бартольд, 1971, т. VII, с. 239].

К проблеме изучения праздников и обрядов и их роли в жизни персов обращались русские востоковеды.

По словам Ю.И. Крачковского, иранистика, особенно изучение языков и литературы Ирана, была популярной областью русского востоковедения. К началу советской эпохи отечественная иранистика имела уже более, чем столетнюю историю своего существования, достижения ее получили признание, но отдельные направления ее развивались неравномерно [Бартольд, 1971, т. VII, с. 14].

Необходимо отметить, что В.В. Бартольд был превосходно осведомлен об ирановедческой литературе, поэтому он более чем кто-либо другой имел право давать оценку общему состоянию исследований и отдельным работам в этой области.

В.В. Бартольду принадлежат работы, специально посвященные изучению исторической географии и истории Ирана, «Историко-географический обзор Ирана» и «Иран. Исторический обзор», в которых рассматривается место Ирана, иранцев и их культуры в мировой истории, география и этнография, историческая литература на персидском языке, европейские исследования. Для понимания иранской культуры важна его статья «К истории персидского эпоса», из которой становится известно, какие праздники и обряды совершают персы в различные времена года. В частности, В.В. Бартольд писал, что «период эпического творчества в Иране был продолжительней, чем в большей части других стран, народный эпос встречал больше внимания со стороны образованного слоя и литературная обработка эпоса закончилась созданием эпопеи, какой нет ни у одного нарда, кроме иранцев» [Бартольд, 1971, т. VII, с. 383].

Значительный вклад в изучение календарной обрядности и праздников персов внес К.А. Иностранцев. Его работы «Материалы из арабских источников для культурной истории Сасанидской Персии» (1908), «Сасанидские этюды» (1909), «О древнеиранских погребальных обычаях и постройках» (1911) не потеряли актуальности и до настоящего времени. Подробно К. Иностранцев рассказывает о различных мероприятиях, предшествующих празднованию Нового года, которое распадается как бы на две части — придворную и народную. Важно было за 25 дней до начала Нового года на возвышении (глиняных столбах) посадить семь видов растений по двенадцать зерен каждого, по тому, какое растение давало наилучшие всходы, определялась урожайность. Для умилостивления природы и вызывания дождя исполнялись обряды «разливания водой». К. Иностранцев особенно подчеркивает «тесную связь праздников с разделением времени, календарный характер народных праздников» и преемственность народных традиций. «Ноуруз был введен вторым аббасидским халифом Мансуром, но он празднуется и в настоящее время… как некогда сасанидскими царями» [Иностранцев, 1904, с. 021].

Работы К. Иностранцева о древнеперсидских праздниках и обрядах имеют большое значение и потому, что он как бы раскрывает анатомию праздников и связь того или иного обряда с традиционными представлениями персов. Его исследования основаны на арабских источниках — «Китаб-аль-махасин уа-л-ад-дед» Кесрави, «Книга о праздниках и достоинствах Ноуруза» Абул-касима ибн Аббадд ас Сахиба, «Книга о Ноурузе и Михрджане» Абу-л-Хасана Али-ибн-Харун-ибн-Али, поэтому они заслуживают особого доверия.

Во всех работах рассказывается, что Ноуруз отмечается торжественно, как праздник весеннего обновления природы, имеющий первостепенное значение в народном календаре земледельческой Персии.

Этот народный характер ясно виден из современного значения Ноуруза, который справляется в пределах распространения ираноязычных народов и персидской культуры [Иностранцев, 1904, с. 021].

Другой значительный праздник — праздник зимнего солнцеворота, Михреган (Михрджан), который наряду с Новым годом продолжает оставаться одним из самых главных. В период Михрегана, как и на Новый год, люди дарят подарки, народ старается в эти дни менять ковры, утварь, другое домашнее убранство, а также бо́льшую часть одежды. Он приходится на охраняемое определенным божеством число месяца михр (23 сентября — 22 октября), и, как пишет К. Иностранцев, «здесь мы сталкиваемся с очень древним мифом, который лег в основу религиозной церемонии, сопровождаемой празднествами, а затем получил самостоятельное значение. Тема его — осмеяние и казнь стареющего божества или побежденного тирана, воплощением которого мог стать Заххак — зазнавшийся и посягнувший на завоевание мира» [Иностранцев, 1905, с. 25].

Русские востоковеды И. Березин и В.А. Жуковский описывают календарные праздники и обряды, мусульманские торжества, которые в отдельные годы совпадают с домусульманскими обрядами и вбирают в себя элементы их проведения.

И. Березин в середине XIX в. писал, что персы большие мастера устраивать зрелища — «тамаша». Во время праздников выступают фокусники, кукольники, устраиваются импровизированные «драки петухов, баранов» и др.; большое внимание привлекают выступления пехлеванов — гимнастов, борцов, игроков с короткими и толстыми булавами (варзаш) [Березин, 1852, т. II, с. 282].

Часто во время торжеств исполняются куплеты на темы соответствующих праздников. Некоторые образцы персидского народного творчества собрал В.А. Жуковский. Например, в период Рамазана исполняется такой куплет:

Как известно, после 30-дневного поста в месяц Рамазан наступают дни разговенья, когда делают подарки друг другу, обновляют одежду, устраивают угощения, различные приемы гостей и гулянья. В.А. Жуковский рассказывает также о том, что с Новым годом в Иране связаны некоторые женские обычаи, обряды и поверья.

Так, в тринадцатый день Нового года женщины выходят за город, находят место с проточной водой, плещутся в ней, и замужние женщины приговаривают: «О текучая вода! Пусть будет ласков со мной мой муж!», а девушки выражают желание выйти замуж и иметь ребенка [Жуковский, 1902, с. 244].

Большое значение уделяли исследованию различных сторон образа жизни персов ученые нашей страны с первых лет становления Советского государства. В рамках нашего историографического обзора выделим лишь некоторые, большей частью касающиеся календарных празднеств и обрядов.

Фундаментальная работа С.М. Марр «Мохаррам (шиитские мистерии как пережиток древних переднеазиатских культов)» посвящена описанию религиозного праздника мусульман-шиитов Шахсей-Вахсей, когда в первый месяц лунного года — мохаррам оплакиваются шиитские святые — имам Али и его сыновья Хасан и Хусейн. Работа написана на основе собственных наблюдений автора в Тегеране в 1925–1926 гг. Важно то, что С.М. Марр раскрывает генезис этого религиозного праздника, сохраняющего традиции с глубокой древности, хотя нередко они выступают в трансформированном виде. В работе красочно и очень подробно описывается разработанный ритуал празднования праздника Мохаррам, анализируются связи раннего шиитства с зороастризмом. Автор ссылается на В.В. Бартольда, который писал, что на «арабском» полуострове шиитство имело успех там, где в домусульманский период была распространена религия Заратустры [Марр С.М., 1970, с. 317].

Интересно описание различных театральных представлений — тазийе, основной темой которых является борьба Хусейна и его приверженцев с врагами и фатальная их гибель. Анализ обрядовой стороны показал, что анатомия Мохаррама — это отражение земледельческих празднеств с богатыми пиршествами в честь возрождающейся природы и победы добра, а также других народных поверий и суеверий.

В период праздников у персов особенно большой любовью пользуются представления театра марионеток — Хэйме шаб бази, в которых кукольники импровизируют на злободневные темы, а также Ма’арике Гири, о которых писал Р.А. Галунов в статьях «Персидский театр марионеток» и «Ма’арике Гири» (1929).

Анализ репертуара и художественной специфики персидского театра провел Е.Э. Бертельс в работе «Персидский театр» (1929). Он писал: «Восток живет почти исключительно традицией. Восточный человек не любит проявлений, он старается жить, идя по линии наименьшего сопротивления. А традиция, обряд как нельзя лучше обеспечивают эту задачу. Не нужно думать, не нужно сомневаться, на все есть готовый ответ в обрядах старины. Пускай эти обряды сводятся к простой механизации, пускай в большинстве случаев это пустая внешне форма, доходящая до крайностей лицемерия, зато жизнь идет по предначертанной колее, и это хорошо!» [Бертельс, 1924, с. 35].

Значительное место в историографии этнографии Ирана занимают работы, посвященные его культуре и искусству: М.А. Дандамаева и В.Г. Луконина «Культура и экономика древней Персии» (М., 1969), В.Г. Луконина «Культура сасанидского Ирана» (М., 1977), а также монография И.П. Петрушевского «Ислам в Иране» (1966), рассказывающая о становлении и развитии ислама в Иране.

Обычаи и праздники персов описываются в трудах по изучению народно-смеховой культуры Дж. Дорри, а также в филологических исследованиях «Персидская сатирическая проза» (М., 1977) и «Персидская сатирическая поэзия» (М., 1985).

Большой вклад в изучение народных праздников и обрядности персов с древнейших времен внесла Е.А. Дорошенко. Ее работы «Зороастрийцы в Иране» и «Шиизм в Иране», хотя и не касаются непосредственно календарных праздников, однако в них содержится богатый материал о традициях персов, об их отношении к праздникам, о тонких взаимопереплетающихся связях народных доисламских обычаев с мусульманскими догматами.

Календарь

Уже первое знакомство с персами (иранцами) показывает, что исчисление времени и вся календарная система отличаются от принятых на Западе, в то же время вся религиозно-обрядовая и хозяйственная деятельность строго соотносилась с календарным циклом. И эта традиция, восходящая к эпохе Ахеменидов, прослеживается до настоящего времени, хотя, конечно, за более чем 2500 лет менялись границы и политические структуры государства, религиозные представления; среди населения государства существовали различные народы со своими обычаями и традициями.

Исследуя традиционный годовой цикл персов, постараемся воссоздать различные стороны образа жизни персов.

Несмотря на то что в литературе достаточно хорошо изучены и описаны календарные системы, бытовавшие на территории Ирана со времен ахеменидской державы, некоторые моменты придется воспроизвести, так как это поможет раскрыть истоки и корни традиционных календарных праздников и обрядов.

В ахеменидской державе (VI–IV вв. до н. э.) существовало несколько различных календарных систем. На основании наблюдений за движением Сириуса египтяне еще в древности составили календарь, который указывал, когда будет разлив реки Нил или спад воды и, следовательно, когда нужно начинать сельскохозяйственные работы. Древнеегипетский календарный год состоял из 12 месяцев по 30 дней, к которым в конце каждого года прибавляли еще пять дней. За каждые четыре года календарный год по сравнению с солнечным отставал на один день. В соответствии с уровнем воды в Ниле год условно делился на три сезона, в каждом из которых было по четыре месяца. Сутки продолжались от рассвета до рассвета.

В Древнем Вавилоне, как и в Древней Иудее, сутки начинались с захода солнца и продолжались до следующего захода. Они делились на четыре части: вечер, полночь, полдень, послеобеденное время. У вавилонян была мера измерения казви, равная двум часам. От нововавилонского времени сохранились также тексты с перечнями дней недели, что свидетельствует о появлении понятия «неделя» уже в этот период.

Дневневавилонский календарь во все периоды был лунным, поскольку состоял из 12 месяцев, соответствующих 12 лунациям; каждая лунация длится приблизительно 29 1/2 суток. Месяц начинался в тот вечер, когда после захода солнца впервые появляется серп молодой луны. Месяц содержал 29 или 30 дней; 12 лунных месяцев составляли 354 дня. Таким образом, вавилонский лунный календарь был на 11 дней короче солнечного года, разница между лунным и солнечным календарями через три года составляла 30–33 дня. Поэтому через три года необходимо было добавлять к году дополнительный (високосный) 13-й месяц. Этот месяц вставляли либо после улулу (6-й месяц), либо после аддару (12-й месяц).

Новый год начинался ранней весной, с первого дня месяца нисанну (конец марта — начало апреля).

На основе систематических наблюдений за лунными затмениями и лунными солнцестояниями был разработан календарный цикл с семью фиксированными вставками дополнительных месяцев в течение каждых 19 лет. Вначале эти месяцы, как и в Греции (до 150 г. до н. э.), добавлялись нерегулярно, но с 367 г. до н. э. в Вавилонии их стали вставлять в строго определенные годы. Благодаря этому колебания начала нового года сократились до 27 дней [Дандамаев, Луконин, 1980, с. 278–279].

Древнеперсидский календарь, принятый при Ахеменидах, полностью соответствовал вавилонскому лунно-солнечному, т. е. был заимствован из Вавилонии, хотя месяцы имели свои названия, связанные с сельскохозяйственными работами — очисткой оросительных каналов, сбором чеснока, лютым морозом и необходимостью заготовки топлива или с религиозными праздниками — поклонением огню и т. д.

Следует отметить, что в Вавилоне исчисление первого года восшествия царя на престол начиналось с первого дня месяца нисанну (т. е. первого дня нового года). Но естественно, что это почти никогда не совпадало с началом нового года. Поэтому время между вступлением царя на престол и новым годом называлось началом царствования, первый год его правления отсчитывался с нового года, т. е. первого нисанну, а не с момента его действительного восшествия на престол. Э. Бикерман считает, что при персидском дворе годы царствования отсчитывались со дня восшествия на престол, так как в книге Неемии (I.I и II.I) в рассказе о событиях при дворе в Сузах говорится о месяце кислеве и затем о нисанну 20-го года Артаксеркса I. Годы царствования в Сузах Артаксеркса I отсчитываются от августа (465 г.) до августа, и такая система отсчета была позаимствована персами у эламских царей [Дандамаев, Луконин, 1980, с. 279]. В Ахеменидское время, в годы царствования Артаксеркса I, отсчет времени велся также с месяца тишри (сентябрь-октябрь), как в древней Иудее, где год начинался осенью [Дандамаев, Луконин, 1980, с. 277–279].

В младоавестийском или зороастрийском календаре названия месяцев и дней были образованы от имен зороастрийских божеств (Ахура-Мазды, Митры, Анахиты, Луны, Солнца и т. д.). Год состоял из 12 месяцев по 30 дней в каждом, к которым добавлялись еще пять дней (365 дней). Младоавестийский календарь не отличался в принципе от египетского солнечного, был официальным при Сасанидах (224–651), хотя точных данных о времени и месте возникновения этого календаря в науке пока нет. Были предложения, что этот календарь был введен не позднее 481 г. (начало царствования Ксеркса) и применялся для религиозных целей. Но в самых поздних персепольских хозяйственных документах представлен только древнеперсидский природный календарь. Возможно, как показали исследования иранского ученого С.Х. Таги-Заде, календарь в качестве гражданского был введен около 441 г. до н. э. С.Х. Таги-Заде основывался на сообщении А. Бируни о том, что один из последних календарных пересчетов был произведен при Йездигерде (возможно, Йездигерд II Сасанид), сыне Шапура, когда после восьмого месяца (абана) были прибавлены два високосных месяца, т. е. указанный високосный цикл был седьмым по счету. По мнению Э. Бикермана, документы из Нисы (I в. до н. э.) подтверждают функционирование младоавестийского календаря; в I в. до н. э. еще не имели точной системы интеркаляций и интервалы между последними были нерегулярными, поэтому новый год в ранние периоды мог и не начинаться в день весеннего равноденствия, а приходился на разные дни [Bickerman, 1967, p. 197, 207; Дандамаев, Луконин, 1980, с. 280].

На основе изучения текстов ахеменидского времени В.А. Лифшиц пришел к выводу, что термины младоавестийского календаря в них не зафиксированы, поэтому зороастрийский либо был введен при поздних Ахеменидах, либо существовал уже ранее, при Дарии I, но не в качестве гражданского, официального, а как религиозный. В.А. Лифшиц приводит рассказ Курция Руфа (III, 3, 10) о том, что во время праздничного шествия перед Дарием III проходили 365 персидских юношей, одетых в пурпурные плащи, которые символизировали «число дней года», поскольку у персов год состоял именно из такого количества дней. Таким образом, время возникновения зороастрийского календаря пока остается открытым [Лифшиц, 1975, с. 312; Бикерман, 1975, с. 320–332].

У персов, по Бируни, общее количество дней составляло 360, но истинный год состоял из 365 дней с четвертью. Прибавленные дни персы называли фанджи или андаргах, т. е. «похищенными» или «украденными», и вставляли их между 8-м и 9-м месяцем (абан-мах и азар-мах). Эти дни различные авторы называли по-разному. Но, прибавляя пять дней, персы пренебрегали четвертью, пока не накапливался месяц, что приходилось раз в 120 лет. В таком случае этот месяц был високосным, а все остальные имели прежние названия. Как сообщает Бируни, персы поступали таким образом пока «не сгинула их вера». Добавление месяца было чрезвычайно ответственным делом и сопровождалось различными торжественными церемониями в присутствии и по совету многочисленных священнослужителей, вычислителей, книжников, передатчиков преданий, рассказчиков, судей, которых приглашали со всех концов страны. На приемы расходовались «миллионы динаров», и величайшее действо называлось Праздником дополнения года, и по этому случаю царь даже оставлял харадж (налоги) своим подданным [Бируни, 1957, с. 58–59].

Уже говорилось, что в зороастрийском календаре каждый месяц и каждый день посвящались определенному божеству, т. е. календарь носил теофорный характер, и поэтому для отправления тех или иных обрядов, праздников важно было точное соответствие календаря и традиций, соблюдение которых имело для персов первостепенное значение. Поэтому персы говорили, что дополнение падает на месяцы, но не на дни, ибо им не нравилось увеличивать число дней, и это было невозможно из-за замзамы (молитвы), т. к. персам предписывалось называть ангела того дня, когда произносишь замзаму, чтобы замзама была действительной, и «замзама не была бы действительной, если бы число дней увеличилось на один день» [Бируни, 1957, с. 59]. Тонкое наблюдение за природой, сменой времен года, растительным миром, хозяйственной деятельностью позволило древним персам каждому дню, его покровителю посвящать особый сорт душистых растений и цветов, приготовлять соответствующие напитки, употреблять их в строгой последовательности, которая никогда не нарушалась.

В младоавестийском календаре были следующие месяцы.

1. Фраваши (авестийская форма Фраварти, души всего сущего).

2. Аша Вахишта (Лучшая Арта).

3. Харватат (Божество целостности и здоровья).

4. Тиштрья (звезда Сириус).

5. Амеретат (бессмертие).

6. Хшатра Варья (Лучшая Власть).

7. Митра (Божество договора, света, неба).

8. Апо (Божество вод).

9. Атар (Адар) (огонь).

10. Датуш (Творец — эпитет Ахура-Мазды).

11. Воху Манах (добрая мысль).

12. Спента Армати (Святое Смирение, Благочестие).

Приводим также названия дней месяца.

1. Ахура-Мазда

2. Боху-Манах

3. Аша-Вахишта

4. Хшатра-Варья

5. Спента Армати

6. Харватат

7. Амеретат

8. Датуш

9. Атар

10. Апо

11. Хвар Хшайта

12. Мах

13. Тиштрья

14. Гауш

15. Датуш

16. Митра

17. Сраоша

18. Рашну

19. Фраваши

20. Веретранга

21. Раман

22. Вана

23. Датуш

24. Дайна

25. Аши Вахути (Арта Вахви)

26. Арштат

27. Асман

28. Зам

29. Мантра спента

30. Анагра Раочах

[Дорошенко, 1982, с. 66].

Согласно этому календарю, первый, восьмой, пятнадцатый и двадцать третий дни каждого месяца являются священными и посвящаются Ахура-Мазде.

В зороастрийском календаре месяцы имеют следующие названия:

1. Фервердин

2. Ардибахешт

3. Хурдад

4. Тир

5. Мурдад

6. Шахривар

7. Мехр

8. Абан

9. Азар

10. Дей

11. Бахман

12. Исфендермад

В каждом месяце было по 30 дней, которые имели следующие названия:

1. Хурмуз

2. Бахман

3. Ардибехешт

4. Шахривар

5. Исфендермад

6. Хурдад

7. Мурдад

8. Дей-бе-Азар

9. Азар

10. Абан

11. Хур

12. Мах

13 Гир

14. Гош

15. Дей-бе-михр

16. Михр

17. Серош

18. Рашн

19. Фервердин

20. Бахрам

21. Рам

22. Бад

23. Дей-ба-Дин

24. Дин

25. Ард

26. Аштад

27. Асман

28. Замиад

29. Марасфанд

30. Аниран

[Бируни, 1957, с. 246–249].

В каждом месяце есть день, название которого совпадает с названием месяца. Он считается праздничным: выполняются определенные церемонии, направленные на умилостивление и прославление ангела-покровителя. Почитание таких дней (всего их в году 12) для персов традиционно, как отмечают иранские исследователи Хабиболла Бозаргад и А. Азер Гишасп.

Прибавление пяти добавочных дней между месяцем абан-мах и месяцем азар-мах не является случайным. Согласно легенде, год персов начался при сотворении человека в день хурмуз месяца фервердин (фарвердин), когда Солнце находилось в точке весеннего равноденствия, посередине неба. Это произошло в начале седьмой тысячи лет (по их счету) тысячелетий мира. По утверждению астрологов, восходящим созвездием Вселенной является созвездие Рака. С его восхождением завершилось появление четырех элементов и возникновение Вселенной [Бируни, 1957, с. 59–60].

Согласно традиционной символике зороастрийского священного года, новый день каждого года должен праздноваться в весеннее равноденствие. Исследователи отмечают, что при Ахеменидах традиция празднования наступления весны была воспринята от вавилонян. Зороастр посвятил этот праздник Аша Вахишта (Лучшей праведности) и огню — седьмому творению. Как последнее из семи, это празднество напоминает о последнем дне мира, когда окончательно восторжествует аша. По представлениям иранцев, существует закон природы, согласно которому солнце движется равномерно, происходит смена времен года и тем самым обеспечивается порядок всего существующего в мире. Этот закон был известен индоарийцам как рта (в авест. аша). Поддержанию аша способствовали молитвы и жертвоприношения, аша руководит поведением человека, и в этом его этический смысл. Истина, справедливость, верность, смелость — качества, присущие человеку, добродетель — естественный порядок вещей, а порок и зло — его нарушение. Как свидетельствует М. Бойс, слово аша перевести трудно, различные понятия соответствуют ему в разных контекстах: «порядок» — там, где речь идет о вещественном мире, или же «истина», «справедливость», «праведность» — там, где говорится о нравственности [Бойс, 1987, с. 15]. Последний день станет одновременно новым днем вечной жизни. Новый день (Ноуруз) как бы символизирует ежегодную победу Ахура-Мазды над злым Ангро-Майнью и наступление лета. В обряд входит радостная встреча в полдень нового дня возвращающегося из-под земли полуденного духа Рапитвина, несущего тепло и свет. В течение всего лета ежедневно в полуденное время («Рапитва») поклоняются духу Рапитвина и призывают в молитвах Аша-Вахишта.

С древних времен сохраняется сложное символическое переплетение божеств — покровителей определенных месяцев и дней; совпадение божеств по дням и месяцам торжественно отмечается. Абстрактные божества соседствуют в сонме божеств с «календарными», «природными» и духами-покровителями определенных творений и как бы корректируют образ жизни в зависимости от времени года и природных условий. И в литературе сложные зависимости между дозороастрийскими, зороастрийскими и поздними исламскими представлениями об окружающем мире и о влиянии их на весь хозяйственный цикл пока еще не разработаны. Хотя не представляется возможным составить жесткую схему взаимосвязей, отметим лишь, что наблюдение за климатическими и природными условиями привело к обращению к тем или иным божествам, которые могли бы помочь людям именно в данный период. Так, в декабре-январе, самых холодных месяцах года, когда сильны злые силы, необходимо было обращаться к самому могуществе иному и сильному — Творцу Ахура-Мазде; после злых холодов необходимо готовиться к новым заботам, связанным с оживлением природы, поэтому обращаются к божеству, близкому к Верховному божеству — Воху-Мана (Благомыслие); затем пробуждается земля, дающая жизнь и силу зернам, и надо обратиться к женскому божеству Спэнта-Армаити — хранительнице земли; наступает знойное лето — надо почитать Аша-Вахишта, олицетворяющего огонь. Огонь, Божество огня, покровители огня были окружены большим почитанием. В ноябре-декабре, когда холодно, празднуется древний Праздник огня Саде на открытом воздухе, но ему предшествует праздник, посвященный Божеству огня Атар. Торжественно проходили празднества в честь Божества воды и Божества растительности — Хаурватат и Амэрэтат. Все это привело к тому, что на каждом богослужении обращались и к Божеству дня, и к божеству месяца, а в том случае, когда их имена совпадали, отмечался праздник божества-покровителя. В то же время, как мы уже отмечали, Божества-покровители после традиционного ритуала в их честь с возлияниями и жертвоприношениями действуют очень направленно, в зависимости от времени года и характера сельскохозяйственных работ.

Через сто дней после древнего праздника огня Саде, наступает самый радостный и значительный праздник — Новый день, Новый год (Ноуруз). Месяц Нового дня, совпадавший с мартом-апрелем, предназначался для поминовения душ усопших — фраваши, вероятно, из-за связи между этими бессмертными существами и грядущим концом мира Фрашо-Кэрэти, которое предвещалось на празднование Нового года [Бойс, 1987, с. 90]. Как уже отмечалось, тонкое наблюдение за природой дало возможность уже в древности обратить внимание на соответствие природных явлений, положения звезд с месяцами зороастрийского календаря. В трактате «Ноуруз-наме» Омар Хайям очень подробно описал это соответствие. Первый месяц зороастрийского солнечного года фервердин, относящийся к созвездию Овна, когда солнце находится в этом созвездии, является месяцем роста растений; месяц ордибехешт — середина весны, он приносит райское веселье и благодать; пшеница, ячмень и все, что кормит людей, созревают в месяце хордад; лето начинается с тира, когда собирают урожай. Шахривар — последний месяц лета, но сам месяц считается месяцем сбора плодов. Хайям пишет, что месяц мехр является «месяцем дружбы между людьми, и все, что созрело из злаков и плодов, они совместно съедают». Этот месяц также считают началом осени, когда солнце переходит в созвездие Весов. В абане выпадает много дождей, и люди поливают я посевы. Азар на пехлевийском языке означает «огонь». Это холодный месяц, когда люди нуждаются в огне, чтобы согреть свои жилища; первый месяц зимы — суровый дей, таким же холодным и суровым является бахман, в последнем месяце года начинают появляться растения и плоды [Хайям, 1961, с. 189].

В течение всего времени года персы совершали различные магические обряды, для того, чтобы природа не была к ним жестока, а одаривала своими дарами. Рассматривая календарные праздники и обряды, мы сможем убедиться, насколько богата народная фантазия, которая привлекает для участия в различных ритуалах не только богов и ангелов-покровителей каждого дня, но и более поздних по происхождению богов.

На мусульманский календарь Ирана влияла зороастрийская традиция, согласно которой каждый месяц, каждый день и даже определенные периоды каждого дня имели своих покровителей из числа духовных сил. Влияние зороастризма можно видеть и на примере календаря мусульманского лунного года, о чем свидетельствуют многие предания. Одно из них, помещенное в биографии известного шейха Абд-Ал-Кадиры ал-Джили или Гилани, принадлежащей перу Нураддина Абу-л Хасана Али Ибн-Юсуфа ибн Джарира ал Лахми аш-Шаттанауфи, который родился в Каире в 644 г.х. (1247 г.) — и состоял главой чтецов Корана при мечети Ал-Азхар (ум. 713 г.х. — 1313/1314 гг.), содержит следующий рассказ. (Необходимо отметить, что при передаче этого предания особое внимание уделено повествователю данного рассказа, цепочке ссылок на тех, кто передавал данное сообщение, и к какому авторитетному человеку можно возвести его. Только при соблюдении принципа иснада — последовательной передачи религиозных и легендарных знаний — то или иное сообщение является авторитетным.)

«Рассказывает Абу-л Касем Дулаф: „Я и Абу-Са’уд Абу Бекир Ал-Хауди и шейх Абу-л-Хайр Башир ибн Махфуз ибн Унейма и шейх Сайф-ад-дин Абд-ал-Кадира ал-Джили сидели у шейха нашего Мухьи-уд-дина Абд-ал-Кадира ал-Джили, да возрадуется о нем Аллах, под вечер в пятницу, последний день Джумады II 560 г.х. (13 мая 1164 г.), и он беседовал с нами. Внезапно вошел юноша, прекрасный Раджаб, сел возле шейха и сказал; „Привет тебе, друг Аллаха, я — месяц Раджаб, пришел поздравить тебя и уведомить о том, что назначено случиться в течение месяца — это общее благо“. И не видели люди в течение месяца Раджаба ничего, кроме блага. И когда настало воскресенье, последний день его (12 июня того года), пришел человек отвратительного вида (а мы опять были у шейха) и сказал: „Мир тебе, друг Аллаха, я — месяц Шаабан, пришел поздравить тебя и уведомить о том, что случится в течение месяца — это мор в Багдаде, недород в Хиджазе и меч в Хорасане“. И болел шейх несколько дней в Рамадане, а когда настал Вторник 29-е число его (9 августа), а мы опять были у шейха и присутствовали тогда еще шейх Али ибн-Хити, шейх Неджиб-ад-дин Абд ал-Кахир ал Сухраверди и шейх Абу-л-Хасан ал-Джаусаки и кади Абу’Я’ла Мухаммед ибн-Мухаммед ал-Берра, пришел муж светлого облика и величавый и сказал ему: „Мир тебе, друг Аллаха, я — месяц Рамадан, пришел я извиниться перед тобой за то, чему было предназначено случиться с тобой в течение месяца, и проститься с тобой, и это последняя встреча с тобой“. И затем ушел. Говорил (рассказчик), и умер шейх, да возрадуется о нем Аллах, в Раби I следующего года и не дожил до другого Рамадана. И говорил мне сын его шейх Сейф-ад-дин Абд-ал-Ваххаб, да помилует его Аллах, „не было месяца, который не пришел бы к нему прежде, чем начаться, и если Аллах всевышний предначертал быть в нем злу или беде, он приходил в отвратительном виде, если же Аллах предназначал быть в нем изобилию и благу или благодати и безопасности, приходил в прекрасном облике““» [Бертельс, 1926].

Такая персонификация месяцев, предстающих перед шейхом в человеческом образе, как писал Е.Э. Бертельс, совершенно несвойственна исламу, и были бы тщетны поиски объяснения этому в сочинениях ортодоксальных богословов. Возможно, это влияние зороастрийского календаря, подобные примеры персонификации в Авесте встречаются довольно часто [Там же].

Арабские источники сообщали, что перед Новым годом — Ноурузом в эпоху Сасанидов к царю являлся поздравитель — юноша с прекрасным лицом, остроумный — и говорил: «Имя мое — Худжасте (т. е. счастливый), привожу я с собой Новый год и приношу царю радостную весть, и привет, и послание» [Иностранцев, 1904, с. 021, 022].

В современном Иране (с 21 марта 1925 г.) летосчисление ведется по солнечному календарю (хиджри шамси), согласно которому первые пять месяцев имеют по 31 дню, следующие — по 30, а последний 29 или 30 дней. Названия месяцев с некоторыми изменениями совпадают с их названиями зороастрийского календаря:

1. Фервардин

2. Ордибехешт

3. Хордад

4. Тир

5. Мордад

6. Шахревар

7. Мехр

8. Абан

9. Азар

10. Дей

11. Бахман

12. Эсфанд

Однако все мусульманские религиозные праздники отмечаются в соответствии с лунным календарем (хиджри камари), в Иране до сих пор многие высчитывают ход луны по орбите. Согласно мусульманскому лунному календарю, Новый год начинается с месяца мохаррам, со дня вынужденного переселения (араб, хиджра) пророка Мухаммеда и его сподвижников — мухаджиров из родного города Мекки в Медину (Ясриб) — (15) 16 июля 622 г. Так было установлено халифом Омаром через 17 лет после смерти Пророка. Надо отметить, что при жизни Пророка до его смерти каждый год именовали названием, образованным от событий, которые произошли в этом году с Пророком. Первый год после хиджры — «год изволения», второй — «год повеления сражаться», третий — «год очищения», четвертый — «год поздравления», пятый — «год землетрясения», шестой — «год воспрошения», седьмой — «год победы», восьмой — «год равенства», девятый — «год отказа», десятый — «год прощания».

Год календаря хиджры на 11 дней короче солнечного, поэтому религиозные праздники и обряды могут совпадать с разными датами солнечного и григорианского летосчислений. Так как в процессе изложения календарных и традиционных праздников и обрядов упоминаются арабские названия месяцев лунного календаря, считаем возможным привести их; все нечетные месяцы имеют по 30 дней, а все четные — по 29, двенадцатый месяц високосного года также 30 дней:

1. Мохаррам

2. Сафар

3. Раби ал-авваль

4. Раби ас-сани

5. Джумада ал-уля

6. Джумада ал-ахира

7. Раджаб

8. Шаабан

9. Рамадан

10. Шаввал

11. Зу-л-када

12. Зу-л-хиджжа

Иранский автор отмечает, что лунный год идет по пятам за солнечным и тянет за собой весь иранский народ. Во многих иранских семьях глава получает жалованье на службе по солнечному календарю, а рассчитывается с прислугой, роузе-ханом, продавцом мыла, лоточником, бродячим бакалейщиком по лунному. Складывается парадоксальная ситуация, когда полжизни иранского народа проходит под залогом солнечного календаря, а другая половина — под залогом лунного. Эта путаница порождает такую неразбериху в общественной жизни, что только правительственными циркулярами и воззваниями можно преодолеть эти сложности [Мохаджер, 1965, с. 36].

Новогодние торжества

До настоящего времени Ноуруз остается одним из наиболее почитаемых праздников именно потому, что он как бы совпал с народными представлениями об умирающей и оживающей природе и различными обрядами, символизирующими помощь, которую необходимо оказать для скорейшего пробуждения природы.

Сведения о праздновании Ноуруза персами с древнейших времен имеются у арабских и персидских авторов.

Музыкантши (фрагмент рисунка на полях книги, XVII в.) [Пугаченкова, Галеркина, 1959, с. 155]. Рисунок Г.Н. Логашова. Прорисовка Г.В. Вороновой.

Подробно о названии, легендах и ритуалах, связанных с празднованием Ноуруза, рассказывает Бируни. Было время, когда Ноуруз «начал блуждать по весенним месяцам, и теперь бывает в то время, когда определяется благополучие всего года, то есть от падения первой капли дождя до появления цветов, от цветения деревьев до зрелости плодов, от начала охоты у животных до их возбуждения и от появления растительности до ее полного развития. Поэтому Ноуруз стал указанием начала и сотворения мира» [Бируни, 1957, с. 224].

Согласно мифологии, Ноуруз — это день, когда был создан мир, пришли в движение светила, создано Солнце и начался отсчет времени, и поэтому это праздник — джашн; Ноуруз — это первый день года, в котором были созданы твари, и Ноуруз с Михрджаном — это «два ока времени, как Солнце и Луна — очи неба» [Бируни, 1957, с. 224].

Персидские ученые заключали: «Счастливейшие часы в день Ноуруза — часы Солнца. На рассвете этого дня заря находится насколько возможно близко к земле и глядеть на нее приносит счастье» [Бируни, 1957, с. 225].

Празднование сопровождалось различными обрядовыми действиями, каждое из которых связано с определенными легендами, а также различными рекомендациями сделать год плодородным, счастливым и благополучным.

В наши дни, например, считается обязательным в день Ноуруза дарить нечто сладкое, а также разбивать старую утварь и выбрасывать ее, лить воду.

А. Бируни передает легенду об одном из истоков этого обычая. Однажды в день Ноуруза пророку подарили серебряную чашу, в которой была халва. На вопрос пророка: «Что это? — был ответ: „По случаю Ноуруза“. Пророк поинтересовался: „А что такое Ноуруз?“ — и получил ответ: „Большой праздник у персов“. „Да, — ответил пророк, — это тот день, когда Аллах оживил сонмища“. „А что такое сонмища?“ — спросили его, и он сказал: Это те, кто вышел из своей земли — а их были тысячи, — опасаясь смерти, и Аллах сказал им: „Умрите!“ — и потом оживил их в этот день и возвратил им души. Он повелел небу, и небо излило на них дождь, поэтому люди взяли за правило лить в этот день воду. И он ел халву, а чашу разбил и разделил между своими сподвижниками и воскликнул: „О, если бы у нас каждый день был Ноуруз“» [Бируни, 1957, с. 225].

Подтверждением этой легенды может служить сообщение С.П. Толстова о находках во время археологических раскопок в Хорезме. Так, женские статуэтки как бы символизируют изображение богини-матери, покровительницы вод и ирригации Ардви Суры — Анахиты, а мужские фигуры — изображение бога — спутника великой богини Сабозия Сиявуша [Толстов, 1948, с. 123]. Ученый также приводит сообщение Нершахи, который рассказывает, что в Бухаре зороастрийское население ежегодно в день Нового года уничтожало глиняные статуэтки богов и заменяло их новыми приобретенными на особом базаре, на котором лично присутствовал царь. «Этот обряд, вероятно имевший место и в Хорезме (как правило, все статуэтки разбиты еще в древности), был характерен для переднеазиатских культов умирающего и воскресающего бога плодородия земли, знаменуя смерть и воскресенье божества» [Толстов, 1948, с. 123].

В преданиях приводятся мнения и советы чародеев, как нужно поступать в день Ноуруза. «Кто слижет в день Ноуруза с утра, прежде чем скажет слово, три ложки меда и покурит тремя кусками благовонного воска, тот найдет излечение от всех болезней». Другая рекомендация: «Тот, кто в этот день утром, прежде чем скажет слово, вкусит сахара и умастится маслом, будет на весь год обеспечен от всяких бедствий» [Бируни 1957, с. 226, 227].

Согласно легенде, которую приводит А. Бируни, восстановивший религию магов Джемшид (Джам) любил странствовать по разным местам, и когда ему захотелось побывать в Азербайджане, он сел на золотой престол, и люди понесли его. Когда лучи солнца осветили Джемшида, люди восхитились его красотой обрадовались и объявили этот день праздником. У персов установился обычай дарить друг другу сахар в день Ноуруза. По рассказу багдадского мобеда Адарбада, обычай дарения сахара в праздник возник потому, что сахарный тростник появился в царстве Джемшида именно в день Ноуруза. Легенда рассказывает, что Джемшид увидел сочный стебель сахарного тростника, выделяющего сок, попробовал его и, «найдя в нем приятную сладость, велел извлекать ее и делать из нее сахар. Сахар приготовили на пятый день, и люди стали дарить его друг другу на счастье. Так же поступали в день Михрджана» [Там же, с. 226].

Большое место во всех ритуалах, связанных с празднованием Нового года, отводилось огню. Его возносили на высокие места ради счастья и очищения воздуха. Ибо огонь сжигает находящиеся в воздухе плотные частицы, разрежает и рассеивает все гнилостное, что порождает в природе порчу [Бируни, 1957, с. 229]. Этот обычай также имеет древние корни. Если семь творений созданы совершенными, то грязь, болезни, ржавчина, гниение, муть, плесень, зловоние, увядание — все, что портит их, — дело рук — Ангро-Майнью и его воинства. Поэтому через почитание огня необходимо приуменьшить или предотвратить дурные действия.

Другая легенда гласит о том, что Джам победил дьявола и его приспешников и появился перед людьми как Солнце, разлился от него свет, ибо он был светозарен, как Солнце, и люди были удивлены появлению двух солнц. Во время царствования Джама исчезли болезнь, старость, немощь, зависть, смерть, горести и бедствия; все, что высохло, зазеленело, и сказали люди «руз-и-нау», т. е. «Новый день», и все посадили ячмень в корыте или иной посуде, считая, что это приносит благо. С тех пор, как сообщает А. Бируни, «остался обычай сажать в этот день вокруг блюда семь разновидностей злаков на семи полосах. По тому, что вырастало, судили о качестве злаков в данном году — сильные они будут или худые» [Бируни, 1957, с. 225].

Этот обычай описывался и другими арабскими авторами. Так, Муса-ибн-Иса ал Кесрави (IX в.) сообщает, что за двадцать пять дней до Ноуруза (Нируза) во дворе дворца строили двенадцать столбов из сушеного кирпича и на одном из них сеяли пшеницу, на другом — ячмень, на следующем — рис, на последующих — чечевицу, бобы, просо, дурру, фасоль, горох, кунжут. На шестой день Ноуруза собирали зерна посеянных злаков с пением, музыкой, различными играми; после сбора зерна рассыпали по зале. Сеяли эти семена главным образом для гадания: лучшее — предвещало в следующем году хороший урожай. Столбы разбивали только в день михр месяца фервердин [Иностранцев, 1904, с. 26–28].

Современный персидский писатель сообщает, что за пятнадцать дней до Ноуруза проращивают пшеницу или чечевицу [Хедаят, 1958, с. 315]. Вероятно, в таком древнем празднике, как Ноуруз, который существует и празднуется до настоящего времени, трудно выделить хронологически привнесение в него того или иного обряда, тем более, что и позднейшие религиозные установления восприняли многое от ранее существовавших предписаний. Поэтому в описании Ноуруза все переплелось: и дозороастрийское, и религия магов, и ислам.

Большая роль отводилась жизненно важному творению — Воде. Из легенд известно, что при Джаме исчезли все болезни, люди перестали умирать и население земли увеличилось, и, хотя Аллах сделал землю в три раза обширней, стало все-таки тесно, и Аллах повелел совершать ежегодно омовение, чтобы очиститься от грехов и отвести от себя бедствия и несчастья в данном году. Согласно другим легендам, именно в день Ноуруза была пущена вода Джамом в предварительно вырытый канал, и люди омывались этой водой, и получали благо потомки, следуя этому примеру. Или еще сообщение: «причина омовения другая — этот день посвящен Харузе, а Харуза — ангел воды, а вода с ним однородна. Поэтому люди в этот день поднимаются с восходом зари и направляются к воде, к каналам и водоемам, нередко они подставляют под текущую воду сосуд и обливаются ею — на счастье и для защиты от бедствий» [Бируни, 1957, с. 228].

В этот день люди обливают друг друга водой с целью избавиться от бед и несчастий в данном году. Согласно другой легенде, люди так объясняют необходимость обливаться водой: «Нет, причина этого — прекращение в Ираншехре дождя на долгое время. А когда Джемшид воссел на престол — пишет А. Бируни — и возвестил о благих делах, которые мы упоминали, выпал обильный дождь. Люди увидели в этом добрый знак и стали обливать друг друга дождевой водой, и осталось это у них обычаем» [Бируни, 1957, с. 229]. Считалось также, что опрыскивание водой заменяет омовение тела от попавших на него дыма и грязи, приставших при возжигании огня, а также устраняет из воздуха порчу, порождающую моровую язву и другие болезни.

И в наши дни за несколько дней до Ноуруза на улицах по традиции раскладывают огонь. Два или три человека надевают цветную одежду с колокольчиками, высокие шапки, а на лицо — маски. Один из них ударяет двумя дощечками и поет:

Все присутствующие на празднике танцуют, веселятся, устраивается представление с обезьяной, медведем, выступают канатоходцы, скоморохи (лути), и поются песни:

Перед Ноурузом делают уборку дома, надевают новую одежду. Существуют поговорки: «После праздника одежда пригодна лишь для того, чтобы висеть на краю минарета», «Пришел праздник, а у нас нет новой одежды, в старой мы не получим веселья». Зороастр говорил, что «души умерших в месяц фервердин вновь возвращаются в свои дома, и повелел, чтобы в это время дома были чисты и устланы коврами и чтобы были приготовлены вкусные, вызывающие аппетит блюда и души могли подкрепиться их запахом», — рассказывается в сочинении «Груре Ахбаре млуке форс Саалаби» [Хедаят, 1958, с. 315–316].

Сцена пира (фрагмент миниатюры. XVI в.) [Пугаченкова, Галеркина, 1979, с. 125]. Рисунок Г.Н. Логашова. Прорисовка Г.В. Вороновой.

О праздновании Ноуруза в XI в. сообщал Кесрави: «И разделил Джам дни месяца и назначил пять первых дней (праздником) знатных; и следующие пять дней — Нирузом царя, во время которых он одарял и благодетельствовал; потом следующие пять дней (праздником) для царских слуг; и пять — для приближенных царя; и пять — для войска его; и следующие пять дней — для народа. Итого тридцать дней. После того как царь одевал убор свой и открывал прием свой (полагавшийся) в эти два дня, входил к нему человек, угодный именем, испытанный (принесением) счастья, с веселым лицом, остроумный. Становился он против царя и звонил: „разреши мне войти“. И спрашивал его (царь): „Кто ты? И откуда приходишь и куда идешь? И кто идет с тобой? И с кем ты являешься и что ты приносишь?“ И говорит (тот): „Я прихожу от двух благословенных и иду к двум благодатным, и со мной идет всякий победоносный, и имя мое Новый год, и приношу царю радостную весть, и привет, и послание“. И говорил царь: „Впустите его“, а ему говорил царь „войди“. И ставил тот человек перед ним серебряный поднос, стол, по краям которого были разложены лепешки, спеченные из различных зерен: пшеницы, ячменя, проса, дурры, гороха, чечевицы, риса, кунжута, бобов и фасоли. И бралось семь зерен каждого из этих сортов, и клались они по краям стола. И по середине его клали семь ветвей (тех) деревьев, по которым и по именам которых предсказывали и вид которых считался хорошим знаком: ива, маслина, айва, гранат, срезанные в один, два или три сустава. И каждая ветвь клалась во имя одной из областей. И писалось на разных местах: абзуд, абзайед, абзун, барвар, фарахи, то есть умножилось, умножится, умножение, богатство, счастье, изобилие. И клались еще семь белых чаш, и белых дирхемов чеканки того года, и новый динар, и пучок руты. И брал он все это и желал ему (т. е. царю) вечной жизни, и продолжительного царства, и счастья, и славы.

И царь ни о чем не совещался в этот день из опасения, чтобы не исходило от него что-либо нехорошее и не продолжалось целый год.

И прежде всего, представлялось ему (т. е. царю) золотое или серебряное блюдо с белым сахаром и очищенным свежим индийским (т. е. кокосовым) орехом и серебряными, и золотыми чашами.

И начинал он этот день со свежего парного молока с распущенным в нем свежим фиником; затем он вкушал в скорлупе кокосового ореха небольшие финики и одарял из нее (т. е. скорлупы) того, кого любил, и ел любимые сласти.

И каждый из дней Ноуруза спускали белого сокола. И считали хорошим предзнаменованием начинать этот день глотком чистого свежего молока и свежих сыром, и все цари Фарса считали это хорошим знаком» (Цит. по [Иностранцев, 1904, с. 26–28]).

О традиционности празднования Ноуруза и необъяснимости некоторых обычаев свидетельствует сообщение, что, когда Ноуруз совпадал с субботой, царь приказывал давать главе еврейской общины четыре тысячи дирхемов; и не знали иной причины этому, как то, что это обычай, исполнявшийся и сделавшийся обязательным как поголовная подать.

Во время празднования Ноуруза большого внимания, вернее, даже сакрального внимания заслуживали все предметы и обычаи, связанные с Ноурузом: вода подавалась в серебряной или железном кувшине, на шейку которого было надето ожерелье из зеленых яхонтов, нанизанных на золотую нитку, в которую продеты зеленые хризалиты. Считается, что в новогоднюю ночь особенное внимание следует обращать на свойства вещей.

Так, великий персидский поэт Омар Хайям (1048–1132) писал, что золото обладает многими свойствами. Одно из них заключается в том, что созерцание его делает глаза здоровыми и сердце радостным, другое — в том, что делает сердце «мужественным и увеличивает познания; третье — это то, что оно увеличивает красоту лица, сохраняет молодость и задерживает наступление старости; четвертое — продлевает жизнь и делает человека почитаемым в глазах людей… всякие раны от золота поправляются… и питье воды из золотого сосуда предохраняет от водянки и делает сердце радостным» [Хайям, 1961, с. 20, 21, 23, 27]. Драгоценным и полудрагоценным камням также приписывались магические свойства. «Яхонт принадлежит к числу целебных солнцеподобных драгоценностей. Он имеет блеск, и огонь на него не действует: он режет все камни, кроме алмаза, и обладает свойством защищать от холеры и жажды» [Там же, с. 27]. Счастье и успех приносит ношение бирюзы; камень, который долго находится на солнце, превращается в рубин.

К Новому году приурочивались различные приношения царю; значение Ноуруза было таково, что время начала его царствования отсчитывалось не с момента вступления на престол, а с данного Ноуруза [Фрай, 1972, с. 159]. Омар Хайям в трактате «Ноуруз-наме» писал: «Всякий, кто будет праздновать Ноуруз и проводить его весело, будет жить весело до следующего года» [Хайям, 1961, с. 5].

Веселью способствовали различные игры, представления, качели. Согласно мифам, Джемшид сделал для себя колесницу и сел в нее именно в день, названный Ноурузом, и джинны с дьяволами перенесли его за один день с горы Дубавенд в Вавилон. Люди объявили этот день праздником, так как увидели чудо, и, подражая Джемшиду, стали качаться на качелях.

В последнюю неделю перед Ноурузом, как мы уже видели, важно было подготовить для духов предков (фраваши) обильное угощение, чтобы они беспокоились о безопасности потомков в новом году.

В ночь под Новый год необходимо, чтобы все комнаты дома были освещены, а за несколько часов до Нового года, т. е. до момента вступления Солнца в созвездие Овна, приготовляют праздничный стол — «хафтсин».

По словам современного писателя Садека Хедаята, на стол ставят зеркало, по обе стороны его — канделябры, зажигают свечи по числу членов семьи. Здесь должны находиться следующие вещи: Коран, большой хлеб, чашка с водой, на поверхности которой плавает зеленый лист, сосуд с розовой водой, фрукты, орехи, миндаль, фисташки и т. п., петух, рыба. На подносе подают семь вещей, названия которых начинаются с буквы «син»: сланд (исланд), сиб (яблоки), сиах дане (черные косточки), синджид (дикая маслина), сумах (барбарис), сирке (уксус), сир (чеснок), сабзи (проращенные на тарелке зерна, саману). Кроме того, на стол ставят простоквашу, молоко, сыр и крашеные яйца [Хедаят, 1958, с. 316].

Обязательно пребывание всех домочадцев вокруг праздничного стола в момент прохождения Солнца через созвездие Овна. Согласно поверью, в руках они должны держать деньги или мокрицу. При соблюдении всех этих условий до следующего года присутствующие не будут скитаться вне дома и их не постигнет несчастье. Обычаем также предписывается, что следует кушать с праздничного стола: люди с горячим темпераментом должны съесть простокваши, а флегматичные — немного молока, чтобы уравновесить темперамент в наступающем году.

Согласно народным представлениям, всякая пища и все лекарства — горячие или холодные. Характер бывает четырех видов: горячий, сырой, сухой и холодный. Для уравновешивания нужно выбирать пищу, противоположную своей натуре и характеру. Если влияние какого-либо из этих свойств характера побеждает, тогда следует есть пищу, противоположную этому темпераменту. Чтобы все хорошее, случившееся в новогоднюю ночь, не исчезло и пожелания благополучия, полученные в Ноуруз, реализовались, женщинам рекомендуется иметь булавку, заколотую на платке у шеи. Время вхождения Солнца в созвездие Овна определяется по вздрагиванию зеленого листа на поверхности воды или по кружению яйца на зеркале. Свечи, которые зажжены на столе в знак долголетия и здоровья, должны сгореть до конца, и на них нельзя дуть, так как, по поверью, это может укоротить жизнь. Прикасаться к свече можно только двумя зелеными листами.

Для определения, каким будет наступивший год, важно и то, кто первым придет в дом: если женщина — плохо, если мужчина — хорошо. Каждый посетитель должен приветствовать хозяев дома словами: «Живите еще сто лет». Если есть на примете человек, известный тем, что ему сопутствует удача, с ним договариваются о его раннем приходе. Если сам хозяин является человеком, приносящим счастье, он должен выйти из дома, затем вернуться снова и приветствовать радостными словами и добрыми пожеланиями всех домочадцев [Хедаят, 1958, с. 316].

Праздничным считается весь месяц фервердин (фарвердин, фервардин). Как сообщал А. Бируни, особенно значительными были первые шесть дней. В день Ноуруза царь начинал праздник и объявлял простым людям, что будет сидеть для них и окажет им милость. Во второй день принимал тех, кто ступенью выше, т. е. дикханов и членов знатных семей, в третий — всадников и высших мобедов, в четвертый — членов своего дома и родных, в пятый — сыновей и клиентов. Каждому гостю царь, по обычаю Хосрова, оказывал милости и вручал подарки и награды, которые они заслужили. В шестой день царь устраивал Ноуруз для себя и самых близких ему людей достойных быть наедине с царем. Этот день называют Руз-и-Хурдад — Большой Ноуруз. Мусульманское предание гласит, что в этот великий праздник у персов Аллах закончил создание всех тварей, ибо это последний из шести дней, упомянутых в Писаниях. И создал в этот день Аллах Юпитер, и самый счастливейший час — час Юпитера.

Говорят, что это тот день, когда Заратуштре выпал жребий беседовать с Аллахом, когда поднялся в воздух Кайхусрау и когда определяют счастливые доли для обитателей Земли. Поэтому персы называют его днем надежды [Бируни, 1957, с. 229].

Во время праздничного пиршества у царя во времена Бируни поэты, певцы, музыканты исполняли различные стихи и песни о весне, героических делах предков, сыновьях великанов, об исторических событиях, которым благоприятствовали созвездия, о современных деяниях и победах царя. В песнях, сладкозвучных стихах просили у царя милости, подарков для священнослужителей, искали защиты для осужденных. Исследователи древней и средневековой культуры Ирана отмечали, что поэты и певцы — музыканты (мутрибы) играли большую роль в решении такой важной проблемы, как досуг и празднество. Рассказывают, что один из известных певцов-музыкантов Фахлабад, родом из Мерва, был настолько искусен в стихосложении и пении, что если даже нужно было царю сообщить дурные вести, то это поручалось ему. Так, царю боялись сообщить о смерти его любимого коня Шабзида, но Фахлабад спел о том, что конь распростерт в стойле с вытянутыми ногами, не ест корм и не движется, и спросил царь: «Так он погиб?!» и ответил Фахлабад: «Ты сказал это, о царь!» И таким образом он своими стихами заставлял царя говорить о том, чего не желали представить ему его сатрапы [Иностранцев, 1904, с. 28].

Наиболее известным и искусным поэтам и певцам-музыкантам присваивались почетные прозвища — «Царь поэтов» (Малик аш-шуара, Амид аш-шуара), «Глава поэтов» (Хваджа аш-шуара), «Господин поэтов» (Сайид аш-шуара). Панегирическая поэзия с ее торжественными одами представляла и утверждала власть царского дома.

После распространения ислама живописное и скульптурное изображение человека находилось под запретом религии, и правящие династии, покровительствуя поэзии и литературе, уповали на создание себе как бы памятника. Поэты играли ведущую роль при дворе. Они были в числе четырех групп, на которых держится трон: дабиры, поэты, астрологи и врачи; средневековые источники сообщают, что поэты и певцы-музыканты образовывали своеобразную «службу настроения». Традиция эта уходит в сасанидское время: на официальных дворцовых собраниях Хосрова Парвиза (591–628) певцы (сурудханы) пели восхваления в поэтической форме, придворные увеселения сопровождались песнопениями. При дворе Махмуда Газневида (999-1030) состояло около четырехсот стихотворцев, и двадцать девять из них прославились своим искусством. Так впервые известному поэту Унсари было дано звание Малик аш-шуара («Царь поэтов»). В.А. Жуковский высказал предположение, что «Царь поэтов» Унсари (ум. 1040) был руководителем тех больших работ, которые осуществлялись при газневидском дворе по собиранию преданий старины, их классификации и отделке [Жуковский, 1883, XV–XVI].

В соответствии с существующей традицией и канонами времени составлялись различные рекомендации, как необходимо организовать празднество и досуг. В средневековом сочинении «Сиасет-намэ» («Книга о правлении») везира XI столетия Низам-ал-Мулька в главе «О надимах, о приближенных и о порядке их дел» говорится о требованиях, предъявляемых к певцам-музыкантам или наиболее приближенным к царю лицам — надимам, которые проводят с ним все время. Низам-ал-Мульк говорит, что все, что имеет отношение к делам царства, войску, правлению, походам, запасам, дарам, подданным и т. д., надо решать с везиром, вельможами, опытными в мирских делах. Мудрые сказали: «Рассуждения одного как сила одного человека, рассуждения десяти, как сила десяти». И в этом случае тоже берется пример пророка. Предание гласит, что у пророка были в обозрении небеса и земля, рай и ад, скрижаль и перо, трон и весь небесный свод, все, что в них. И все же к нему приходил Гавриил, вещал ему, приносил благость, извещал о бывшем и о том, что должно быть. Несмотря на такую мудрость и чудодейственность, присущую пророку, Всевышний приказал ему: «Советуйся с ними о делах, о, Мухаммед» [«Сиасет-намэ», 1949, с. 97, 98]. Однако во всем, что касается развлечений, зрелищ, дружеских собраний, охоты, игры в конное поло, а тем более празднеств, главное место отводилось надимам, т. е. ближней свите: поэтам, певцам-музыкантам, собеседникам. Причем, как сообщает Низам-аль-Мульк, если люди хотят узнать о характере и нраве государя, они судят по его надиму. Если надимы государя с хорошим характером, приятные, даровитые, скромные и терпеливые, можно заключить то же самое и о государе, и становится известным, что государь не славится ни плохим характером, ни злонравием, ни неучтивостью, ни скупостью [Там же, с. 95]. Надимы должны быть образованы, сведущи в различных науках, искусными рассказчиками, чтецами и певцами серьезного и смешного, знать множество преданий, играть на музыкальных инструментах, в нарды и шахматы, хорошо владеть оружием, не вызывать своим поведением и образом мышления раздражения правителя и во всем соглашаться с ним.

В сочинении «Кабус-наме» (XI в.) наставляются юноши, причем говорится, что если даже надим не будет поэтом, то он все равно «должен различать хорошие и плохие стихи, поэзия не должна быть от него сокрытой, и он должен помнить наизусть много арабских и персидских стихов, чтобы, если как-нибудь господину понадобится какое-либо двустишие, не приходилось сразу звать поэта; пусть или сам сложит, или передаст с чьих-либо слов» [«Кабус-наме», 1953, с. 71; Низами, 1963, с. 59]. Мастерство поэтов, певцов, музыкантов постоянно проверялось публичными выступлениями, поэтому они должны были знать, как и что петь в том или ином собрании и на празднествах. Так, если слушатель красен с лица и полнокровен, следует играть больше на второй струне, если бледен и желчен — на верхней струне, если смуглый, тощий и склонный к меланхолии — на третьей, если же белолицый, жирный и сырой — на басовых струнах, так как эти струны сделаны по четырем темпераментам людей [«Кабус-наме», 1953, с. 85–86]. Важным качеством надимов является непременное знание астрологии, медицины и умение применять эти знания на практике так, чтобы в случае необходимости повелителю не пришлось вызывать звездочета или врача.

Особенно праздничным является тринадцатый день Ноуруза — месяца фервердина — Сиздех бе дех («Тринадцать у дверей»).

До настоящего времени в этот день все уходят за город, проводят время в веселье, прогулках, различных развлечениях; дома же, по преданию, оставляют вкусно приготовленную и разнообразную еду, чтобы возвратившиеся в этот день духи предков могли хорошо полакомиться и тем самым как бы проститься с обитателями дома. Согласно преданию «несчастья тринадцати» должны быть унесены далеко в поле, чтобы злые духи, посылаемые в этот день Ангро-Майнью, не причинили вреда обитателям дома и их близким [Sinclair, 1966, с. 32]. В этот день на гуляньях девушки могут познакомиться со своими будущими женихами, а, чтобы судьба их устроилась, они сплетают венки из появившихся уже к этому времени тюльпанов и других цветов и растений и поют песни.

Семнадцатый день месяца фервердин называется Серош-руз. Серош — это имя ангела, который ночью охраняет все сущее, и его называют иногда Джабраилом. Считается, что Серош обладает огромной силой и способен противостоять джинам и колдунам, и поэтому он три раза за ночь поднимается в воздух, чтобы прогнать джинов и отогнать колдунов, «и когда он поднимается, то освещает ночь; воздух становится холодным, и воды — сладкими. В это время петухи топчут кур и всеми животными овладевает страсть к совокуплению» [Бируни, 1957, с. 230]. Считается, что при одном из трех взлетов Сероша встает заря. В это время всходят растения, растут цветы, поют птицы, отдыхают от страданий больные, веселеют опечаленные и путник чувствует себя в безопасности. На заре в этом случае улучшается погода, сбываются сны и радуются ангелы и джинны. Другое предание говорит, что в день Серош-руз Серош — первый, кто повелел совершать замзаму, т. е. говорить под нос, а не внятными словами. Предание сообщает, что, когда персы молятся, прославляют Бога и славят его имя, они при этом принимают пищу. Поэтому они не могут ясно говорить во время молитвы и только бормочут и делают знаки, но не поизносят ясно слов молитвы. Бируни сообщает, что так ему рассказал Азархура, геометр, но другие говорили, что это делается с той целью, чтобы пар изо рта не достиг кушанья [Бируни, 1957, с. 230].

Уже отмечалось, что почитаемыми, праздничными и благословенными являются дни, названия которых совпадают с названиями месяца. В месяце фервердин такой день девятнадцатый, и называется он фервердеган. Он также начинается и празднуется особенно, так как это месяц Ноуруза, обновления природы, ожидания больших урожаев и благополучия семьи.

О Ноурузе сложено множество стихов и газелей. Одна из них написана Бабур-шахом (XV в.):

После праздничного месяца фервердина персы отмечали ряд праздников, связанных с различными творениями: огнем, водой, землей, воздухом.

Многие из этих праздников, хотя и имеют древние корни, празднуются персами до настоящего времени, так как они связаны с хозяйственным циклом.

О стойкости в праздновании этих обрядов, связанных с пробуждением природы, желанием начать новую, более счастливую и благополучную жизнь свидетельствует серьезное отношение к этим обрядам и в наши дни. В каких бы регионах не находились люди, воспитанные в определенной культуре, все они стараются выполнять обычаи и ритуалы, связанные как с религиозной идеологией, так и с календарной обрядностью. В частности, автору этих строк приходилось общаться с персами, вынужденными в конце 80-х — начале 90-х годов жить за пределами Ирана, в Туркмении. В период празднования Ноуруза они соблюдали весь ритуал, связанный с празднованием и обязательным посещением гостей, приготовлением подарков и угощений, символизирующих те или иные этапы празднования и поклонения четырем стихиям.

Мужчины обычно ходят из дома в дом с поздравлениями и принимают угощения хозяев, в каждом доме обязательно накрывается стол, на котором устанавливаются соответствующие кушанья и различные украшения стола.

В тринадцатый день празднования Ноуруза, как и в Иране, персы выезжают за пределы города Ашхабада, в предгорья Копет-Дага, стараются собрать появившиеся уже в первые весенние дни цветы — подснежники и маки. Обычно за городом проводят целый день, а в доме оставляют хорошо приготовленную вкусную еду для угощения духов предков, которые, как они верят, посещают дом, чтобы удостовериться в благополучии дома и пожелать всем домочадцам счастливого Нового года.

Вечером персы возвращаются домой с хорошим настроением, удовлетворенные тем, что исполнили все традиционные обряды.

Весенние обычаи и обряды

После празднования Нового года — Ноуруза персы начинают готовиться к посевным работам. Погода обычно благоприятствует земледельческим работам, так как в марте-апреле (по григорианскому календарю) идут дожди, что очень важно в условиях засушливого климата Ирана. Предпочтение отдается тем сельскохозяйственным культурам, которые в период предварительного и как бы ритуального посева показали наибольшую всхожесть в предстоящем году. В различных климатических регионах Ирана высеваются такие культуры — пшеница, ячмень, рис, сахарный тростник в Гиляне и Мазандеране, хлопок — главным образом, в Хорасане, Мазандеране и Азербайджане. Во всех регионах также начинается посев бахчевых культур — арбузов, дынь.

Этот праздник связан со временем пробуждения природы, появлением первой зелени и ранних полевых цветов, а также с началом сельскохозяйственных работ. Исследователи отмечают его древние аграрные истоки.

В период средневековья, как писала В.Б. Никитина, во время проведения Праздника зазывания весны юноши составляли из ранних цветов букеты, привязывали их к высоким шестам, украшали цветами себя и закладывали их за уши, пели песни, в которых восхвалялись весна, птицы и особенно аист (возможно, древний тотем), приносящий с собой тепло и весну, ходили от дома к дому, разыгрывали различные шутки, веселились и просили вознаграждение — жертву оживающей природе [Никитина, 1970, с. 37].

Непременным условием Зазывания весны было приготовление киселя из пшеничного солода, и поскольку для его варения требовалось значительное время, готовили его сообща с близкими родственниками и соседями, а затем происходило ритуальное коллективное поедание киселя. Такой обряд должен был вызвать хороший урожай и отвести все грядущие беды. Заговор гласил: кисель — это жертва богу. Во время поедания киселя как бы обращались также к душам предков (в чем виден культ фраваши) с просьбой оградить ныне живущих от несчастья.

Подобно тому как расцветала природа, весело щебетали птицы, раскрывали свои яркие наряды цветы, люди надевали яркие новые одежды, веселились, устраивали пиры с музыкой, танцами и разыгрыванием различных сценок, связанных с мифическими героями, театрализованные представления из жизни святых и выступления сказочников и рассказчиков. В местах гуляний сооружались качели, женщины и девушки, которым разрешалось принимать участие в Празднике зазывания весны, могли качаться на них. Проводились также праздничные шествия с драконами и фантастическими рыбами, символами плодородия и богатства, с изображениями богатыря иранского эпоса Рустама, одержавшего победу над силами зла [Никитина, 1970, с. 37].

Этот Праздник зазывания весны известен многим народам Центральной (Средней) Азии. В его основе, как отмечали исследователи, лежали хозяйственные потребности земледельца: появление цветов — это как бы знак, который подавала природа, извещая, что наступило время в очередной раз возделывать землю. Это был своеобразный фенологический календарь, следовать которому необходимо, чтобы обеспечить получение урожая [Сухарева, 1986, с. 31]. В марте, когда появляются цветы, похожие на подснежники, мальчики их собирали и, по традиции таджиков, с букетиками ходили по дворам, иногда привязывая их к высоким шестам. Хозяйка или хозяин выходили навстречу, пригибали к себе шест с букетиком, целовали цветы, проводили по бровям (в знак почтения) и произносили заклинание с просьбой, чтобы подснежник — бойчечак — снял с них тяжесть и дал свою легкость [Там же, с. 32]. По мере оживления природы и появления других цветов образовался целый цикл весенних праздников — праздники тюльпана, мака, красного цветка.

Так, во время Праздника тюльпана после шествия с деревцем, украшенным тюльпанами, в центре селения устраивалось гулянье. На второй день мужчины и женщины осуществляли паломничество к своим святыням. Затем женщины совершали ритуальное купание в реке.

Этот обычай напоминает традицию, сохранившуюся в Иране, согласно которой женщины на Новый год праздничное гулянье завершали купанием в проточной воде, сопровождая его песней — заклинанием с просьбой, чтобы муж оказывал внимание. Происходит это на 13-й день Ноуруза, когда женщины выходят за город, находят место с проточной водой, плещутся в ней, смачивают лицо и приговаривают: «О текучая вода! Пусть будет ласков со мной мой муж». Девушки выражают свои желания следующими словами:

Многочисленные свидетельства о праздниках первых цветов, тюльпана, мака, красного цветка говорят о том, что празднование начиналось в марте и продолжалось в течение месяца. Начало его говорило о близких сельскохозяйственных заботах. В эти дни у таджиков устраивался большой базар, на народных гуляньях люди поздравляли друг друга и желали больших урожаев в предстоящем году; разрешалось девушкам и юношам «петь и плясать в общественных местах»; на базарных площадях обычно устраивались представления канатоходцев, соревнования острословов, состязания в борьбе, «бараньи, верблюжьи, петушиные, перепелиные, яичные бои» и даже козлодрание [Хамраев, 1958, с. 72–73].

Как видим, основная цель участвующих в первых весенних праздниках — разбудить природу, своим весельем, щедростью, обильной пищей, обращениями с помощью высоких шестов с цветами к солнцу и другими магическими обрядами приблизить наступление тепла.

Обрядовые гулянья в честь пробуждения природы нередко переносились и на мусульманские праздники, отмечаемые по лунному календарю, которые не всегда приходятся на весенние месяцы [Сухарева, 1986, с. 38]. Иногда Праздник цветов непосредственно связывается с мусульманскими легендами о священных мучениках, и об этом свидетельствует поверье, зафиксированное в Северном Афганистане (Мазари-Шерифе), что «тюльпаны — это кровь убитого Хусейна, выходящая весной на поверхность земли» [Андреев, 1927, с. 75]. Собирание тюльпанов, согласно некоторым представлениям, символизировало поиски останков божества воскрешающей природы, а связывание тюльпанов в букеты или собирание их в букет-деревце — соединение разрозненных частей его тела, как условие его воскресения [Пещерева, 1963, с. 214].

Праздники цветов были растянуты во времени и представляли собой как бы цикл, который охватывал все этапы сельскохозяйственных работ. Например, у таджиков Северного Афганистана появление подснежников — бойчечак — означало начало пахоты, тюльпана или мака — начало сева, розы или джиды — наступление времени жатвы. Гулянья юношей и девушек (гулгардони) («гулянье по поводу цветов») — происходили трижды; с появлением первых цветов, называемых гули сурх («красный цветок»), затем при зацветании роз — гули садбарг, третье — во время цветения джиды [Андреев, 1927, с. 75–80].

Праздник роз отмечался летом, во время их цветения, и «продолжался так долго, как цветут розы». Об этом есть свидетельство путешественников по Ирану. Так, например, венецианец Пьетро делла Валле писал, что празднества проходили по отдельным кварталам ночью и сопровождались увеселениями, которые «организовывали распущенные и бесстыдные молодые люди»; при свете факелов и фонарей веселые процессии бродили по городу, их участники встречным прохожим «бросали в корзины розы и за это получали деньги или другое вознаграждение» (цит. по [Кисляков Н.А., 1973, с. 183–184]).

На основе изучения многочисленных материалов о характере празднований весенних праздников различные исследователи пришли к выводу, что все они были направлены на создание условий для скорейшего возрождения природы, и даже в условиях строгого соблюдения мусульманской идеологии в дни праздников цветов юношам и девушкам разрешалось совместное гулянье и общение, что облегчало выбор жениха и невесты и, значит, через брак способствовало рождению новой жизни; такие обряды продолжают давнюю и глубокую традицию, связанную с культом умирающей и возрождающейся природы [Сухарева, 1986, с. 44, 45].

В иранской литературе, как отмечали исследователи быта и обрядов народов Ирана, очень мало работ, в которых рассказывалось бы о таком типично иранском увлечении, как зурхана — атлетические занятия. Правда отсутствие упоминания о зурхана объясняется, возможно, тем, считал Р.А. Галунов, что это обычное явление в персидском быту [Галунов, 1926, с. 87].

В праздничные дни особенно увлекательно, если и не помериться в силе и ловкости с использованием различных гимнастических снарядов, то хотя бы посмотреть соревнования палванов — (пехлеванов) богатырей. Это всегда интересно.

Зурхана обычно устраивается в подвальном небольшом помещении, значительную часть которого занимает арена — гоуд — с углубленным полом. Все, что связано с зурхана — костюмы, атлетические снаряды, сами упражнения, руководитель атлетических упражнений названия тех, кто начинает заниматься или продолжает совершенствоваться, традиционно и не меняется столетиями.

Центральной фигурой в зурхана является миундар, который следит за всем происходящим и обучает новичков, руководит занятиями, его приказания и любое пожелание выполняются беспрекословно всеми атлетами. В углу над гоудом сидит моршед (зарб гири), во время упражнений он бьет в барабан, указывая их темп, а в начале и конце упражнений, а также при посещении важных гостей моршед звонит в рядом висящий колокольчик. В его обязанность также входит время от времени для отражения дурных сил бросать в жаровню руту.

Всех, кто занимается атлетизмом, называют варзешкар (варзеш — «гимнастика, физкультура»), но тех, кто достиг совершенства в атлетических упражнениях, искусных и сильных борцов и атлетов называют пехлеванами. Смотреть на их прекрасно сложенные тела, замечательное владение гимнастическими снарядами действительно увлекательное зрелище. Автору пришлось повидать выступления атлетов в крупнейшем атлетическом зале — зурхана в Тегеране в 1968 г.

Костюм атлетов — варзешкаров состоит из куска материи, обернутой вокруг пояса и пропущенной между ног (букв. — опоясываться лонгом), или из коротких штанишек из очень плотной материи — тонока. Верхняя часть тела до пояса и ноги от колен до ступней обнажены, к рукам выше локтя привешиваются амулеты для отражения дурного глаза.

Упражнения в зурхана обычно происходят в следующем порядке:

1) выжимание санга (санг герефтен),

2) плавание (шену рафтен),

3) упражнения с коническими палицами (мил),

4) кружение (чархиден),

5) упражнения для ног (па зеден),

6) кружение (чархиден),

7) борьба (кошти герефтен),

8) упражнения с железным луком (саде зеден).

Санг (букв. «камень») выжимают лежа на спине, по очереди правой и левой рукой, с легким перекатыванием с левого на правое плечо под особый счет миундара, причем хорошо тренированный атлет не подкладывает подушку под спину. Плавание — это приподнимание и опускание корпуса на руках, которыми опираются в специальную подставку, — бывает нескольких видов. По специальной команде и в такт звучащего барабана выполняются упражнения с палицами, кружение и тренировка ног. Во время борьбы побежденным считается тот, кто коснется обеими лопатками земли. За порядком упражнений и правильностью их исполнения следит миундар, а перед началом борьбы моршед читает стихи — кошти:

Обычно каждое очередное упражнение сопровождается чтением стихов и соответствующими возгласами миундара. Например, упражнения с железным луком сопровождаются следующими словами:

Во время исполнения упражнений собирается пожертвование — чераг (дул), причем число черагов зависит от количества присутствующих, но не более двенадцати; сбор денег сопровождается также определенными призывами. Например: «Каждый, кто даст первый чераг, — заклинаю бога первой каплей крови, упавшей на землю в долине Кербела, что господь не прольет пота его стыда на землю к ногам недостойных»; «Каждый, кто даст второй чераг, — заклинаю бога двумя окрашенными ядом губами имама Хасана Моджтаба, что бог не покроет его губы змеиным ядом»; «каждый, кто даст третий чераг, — заклинаю бога, что промыслитель так устроит его дела, что тысяча мужей будет кормиться, а тысяча недостойных останется в изумлении», и т. д. и т. п. Наконец, последний чераг — двенадцатый: «Каждый, кто даст двенадцатый чераг, — да предопределит бог упасть его двум грешным очам на образ владыки (12-й имам), мир с ним» [Галунов, 1926, с. 93].

Но в зависимости от степени возбуждения присутствующих собирают также заключительный чераг и чераг Аллаха: «Каждый, кто даст заключительный чераг, — заклинаю бога последним из 124 000 пророков, имевших и не имевших апостольской миссии, что жизнь того молодого юноши не кончится ранее, чем через 124 года, в долине спасения Наджаф» [Там же, с. 94–95].

По окончании сбора денег служитель говорит:

«Каждый, кто имел и подал, — да подаст ему бог: каждый, кто не имел и не подал, — да подаст ему бог. Старик ради юноши, юноша ради старика, дыханием вмемилостивого Али Имрани почитаем фатиха».

С возникновением и бытованием зурхана связано множество различных легенд и преданий, соединенных с особенно любимыми и почитаемыми героями и мучениками. Одно из преданий говорит, что Хасан и Хусейн боролись друг с другом и поэтому были мужественными и стойкими [Галунов, 1926, с. 106]. В другом пишется, что упражнения в зурхана входят в число четырехсот сорока искусств, которые знал Адам, пророк Иаков обучал этим искусствам своих сыновей и считал, что владение ими поможет отражению врага; известно также, что сам пророк Мухаммед боролся с Абу Джахлем [Там же, с. 106].

Покровителем зурхане — как пишет Р.А. Галунов — считается богатырь Пуриа-и-Вали, в честь которого, по мнению атлетов, принято целовать пол гоуда, приборы для атлетических соревнований и др.

О нем есть такой рассказ.

Однажды Пуриа-и-Вали боролся в присутствии падишаха с другим пехлеваном. Перевес был на стороне Пуриа-и-Вали, и был близок момент поражения противника. Мать последнего, видя это, сделала умоляющий жест. Пуриа-и-Вали, сжалившись, позволил бросить себя на землю:

До настоящего времени иранское общество традиционно оказывает большое внимание всестороннему физическому, воспитанию молодого поколения. Это подтверждается тем, что иранские спортсмены неизменно довольно успешно выступают на мировых соревнованиях по вольной борьбе и другим видам спорта — футболу, тяжелой атлетике и пр.

Рамазан является месяцем мусульманского поста, временем отпущения грехов верующим. 5 июля 1981 г. газета «Кейхан интернешнл» опубликовала гимн рамазану: «О рамазан! Как ты велик и как прекрасны твои дни, которые можно пересчитать по пальцам! Бог поведал сокровенную тайну его правоверным чтобы в дни рамазана простереть над ними свою милость и снять тяжелое бремя грехов с их плеч… Ты являешься месяцем умственного отдыха, свободы от всех печалей, трудностей, монотонности и изматывающей работы, в течение этого месяца люди живут спокойно и мирно» (цит. по [Авдеев, 1983, с. 135]).

Все официальные публикации в месяц рамазан обычно пишут о необходимости самоограничения в условиях сложного экономического положения Ирана после революции 1979 г.; большое внимание также уделялось тому, чтобы именно в этот период в сознание иранского народа еще глубже проникли идеи равенства. В указанной статье было написано: «Ты (рамазан. — Б.Л.) являешься месяцем равенства, богатые нисходят до уровня бедных, а бедные возвышаются до уровня богатых. Ты являешься месяцем дружбы и сердечности… Рамазан подобен фервердину, который создан богом для оживления природы, а рамазан сотворен богом для обновления человечества» (Цит. по [Авдеев, 1983, с. 37]).

Известно, что в дни месяца рамазан поощряются вечерние собрания мусульман, во время которых не только читаются молитвы и рассказываются жития Мухаммеда и его семьи, но и на примерах жизни почитаемых в мусульманском мире людей проводится большая воспитательная работа; на таких вечерах обычно говорится о необходимости защищать свою страну от внешних врагов, овладеть оружием, слушаться своих наставников и командиров, об обязанности мусульманина прийти на помощь своему народу.

Посту в месяц рамазан, согласно мусульманской идеологии, придается огромное значение. Считается, что пост — признание в истине словесного свидетельства о божьем могуществе, что пост принадлежит самому богу, что пост — служение, которое за целый год бывает лишь один раз и было бы низко уклониться от него [Унсуралмаали, 1986, с. 17–18]. Поэтому важно соблюдать все предписания, совершенствовать через молитвы свою сущность и не допускать светских развлечений и торжеств, даже сватовство и свадьба не могут быть осуществимы в месяц рамазан. Традиционное народное творчество сохранило отношение верующих к запретам в месяц рамазан:

В это время приветствуется всякое воздержание, и в одном наставлении юношам говорится, что «величайшее дело в посте, когда ты откладываешь дневной хлеб свой на ночное время, этот дневной надел свой отдавай нуждающимся. Так будет польза от труда твоего, и труд этот на то и нужен, чтобы польза от него досталась достойному» [Унсуралмаали, 1986, с. 18].

Некоторые исследователи традиций мусульманских народов писали, что Мухаммед поставил мусульманам необыкновенное условие: человек подвергает себя самому строгому воздержанию в дневное время, но за это он может вознаградить себя в течение ночи любым угощением и наслаждением всякого вида, за исключением вина, вообще запрещенного в исламе. Поэтому, с их точки зрения, рамазан превращается в самый веселый месяц в году; «вместо тишины, самоуглубления и покаяния вы видите грубое неистовое подражание афинским ночам» [Березин, 1852, с. 682–684]. И все же традиционным является строгое соблюдение поста, так как, согласно широко распространенному мнению, пост, особенно в месяц рамазан, является лучшим средством искупления грехов, совершенных в течение года, и знаменитый богослов ал-Газали видел в нем лучшее средство для обуздания страстей [Массе, 1961, с. 117].

На вечерние разговения приглашают гостей, домочадцы также стараются быть вместе, особенно благословенным является присутствие на них как бы случайных посетителей. Поэтому на базарах бывает многолюдно, так как необходимо закупить достаточное количество продуктов.

По окончании Рамазана торжественно отмечают завершение поста — Праздник разговения. Это один из двух самых больших праздников мусульман, и в ожидании его закупают ткани на наряды и различные подарки для родных и знакомых, которые будут дарить во время посещения.

Вот как описывает современный иранский писатель Хума Данеш один из кварталов Тегерана, расположенный недалеко от гробницы Яхья. Вечером, перед разговением, Хума Данеш увидел на улице множество уличных торговцев, около них толпились женщины, закутанные в черные и цветные чадры, было много детей, и это очень удивило Данеша. На небольшом уличном базарчике женщины собрались около лотка продавца тканей. «Базарчик залит электрическим светом. Вот передо мной мясная, бакалейная лавка, вот лавка, где стегают одеяла, повсюду в лавках видны подносы, полные фиников, леденцов, шакар-панира, между лавками расхаживают торговцы погремушками, камнями вразнос, мужчины в чалмах, закутанные в чадру женщины» [Данеш, 1973, с. 237].

Гробница Яхья (г. Тегеран) считается священной, и по традиции чинара, которая растет несколько столетий рядом с гробницей и мечетью, считается также священной. Люди приходят к ним со своими просьбами и ради исполнения желания привязывают к веткам дерева, к решетке ограды, к двери цветные тряпочки, украшения, бросают монеты в «жертву». Особенное возбуждение наблюдается у надгробия святого, так как женщины и дети рвутся к нему, стараются дотронуться до него рукой, коснуться телом и таким образом получить благословение.

Внутренняя часть гробницы, где находится святой, называется «зарих», надгробие покрыто зеленым бархатом, поверх которого расположены светильники и прочие древние предметы [Данеш, 1973, с. 238]. В помещении рядом расстелено несколько софре (скатерть. — Б.Л.), за которыми сидят женщины и дети. Такие софре называют хазратиравие.

Особенно торжественно проходит первый день Праздника разговения Эйд-е Фетр (араб. Ид ал-Фитр) после месячного поста Рамазана. Так, например, во дворе перед гробницей Яхья люди заранее расстилали ковры, разжигали и кипятили самовары, расставляли рядами тарелки со сладостями и фруктами и готовились со спокойной душой и совестью приступить к совершению важнейшего религиозного обряда. Обычно во дворе святилища также сооружают деревянный помост, на котором разбивают шатер для роузехана [Данеш, 1973, с. 238].

Во время этого праздника, как и в дни других больших праздников множество людей из разных мест стекается в столицу или другие города, известные своими святынями и достопримечательностями, а также в провинциальные центры. Эта традиция, как писали средневековые путешественники и повествуют современные авторы, не меняется в течение столетий. Так, иранский писатель Али Асгар Мохаджер в своих путевых заметках, созданных во время путешествия по пустыне Деште-Кевир, с теплым юмором писал в 1956 г.: «Вы сами знаете, что творится в Куме в предпраздничные дни, сколько туда съезжается „божьего люда!“». Как и во времена арабского путешественника и ученого Якута (1179–1229), город Кум является раем для праздных и убежищем для страждущих.

Оказавшись в Куме накануне праздника Ноуруз, а именно 17 марта (в описываемое Али Асгар Мохаджером время Ноуруз — по солнечному календарю, совпал с Праздником разговения — по лунному мусульманскому календарю) Али Асгар Мохаджер увидел следующую картину: «В пестрой толпе паломников колышутся палевые чалмы из Джоушегана войлочные шапки из Бафка, велюровые шляпы из Тегерана, „шабколах“ — домашние тапочки зеленого или желтого цвета — из Рафсенджана, мешхедские покрывала от солнца, кепки из Резайе, кожаные шапки из Себзевара, белые и красные фески из Сенендеджа, клетчатые платки из окрестных сел и деревень. А как одеты люди! Головные уборы абсолютно не гармонируют с их костюмами. Публика щеголяет в широченных шароварах из хлопчатобумажных тканей различных расцветок фирмы Хадж Али, зеленых шалях, бостоновых пиджаках поверх которых надеты лаббаде[1], наброшены толстые и тонкие аба[2], а иногда и просто пижамы. Вот как примерно одет житель Рафсенджана, прибывший в Кум на праздники: на голове — чалма, на шее — завязанный крупным узлом галстук, от плеч до пояса — бостоновый пиджак, ниже — обуженные наподобие ружейного дула брюки, поверх всего этого — тонкое заплатанное аба, на ноге — гиве[3], надетые на босу ногу» [Мохаджер, 1965, с. 14].

Такой внешний вид жителей различных районов Ирана, приехавших на праздник, совсем не означает, что представители этого многонационального государства не имеют своей национальной одежды, хотя, как отмечают некоторые авторы, их внешний вид заставляет в этом усомниться. Дело в том, что какой-нибудь керманшахский крестьянин или себзеварский чернорабочий, продавец фруктов из Горгана или аптекарь из Джендака ни за что не наденут привычной домашней одежды, когда они отправляются в паломничество в Кум. «Уже на подножке маршрутного автобуса люди отрекаются от одежды своих дедов и покупают по дороге все, что ни попадется под руку. Только бы не ударить в грязь лицом в новом месте перед своими соотечественниками! А те, глупцы, тоже напяливают на себя пестрые тряпки, и, таким образом, священный город Кум превращается в месиво самых невообразимых красок» [Мохаджер, 1965, с. 14].

В праздничные дни в священном городе Куме весь народ приходит на центральную площадь и можно без сомнения сказать, что все население Кума приходит на священную площадь со своими горестями и отсюда ждет избавления от зла и несправедливости [Мохаджер, 1965, с. 14].

Летние обычаи и обряды

К началу лета в Иране поспевает пшеница, созревают плоды ранних огородных и садовых культур, и крестьяне начинают собирать первый урожай.

Особую прелесть и красоту приобретают сады. Необходимо отметить, что сады в Иране традиционно разбиваются за пределами города и они как бы представляют собой общественное достояние и доступны для посетителей, которые могут отдохнуть здесь или погулять по случаю какого-либо праздника. Такие сады обычно состоят из тополей, кипарисов, персидской сосны, плакучей ивы, различных сортов сирени. Кроме того, там произрастают шелковица простая и красная (шах-е тут), гранатовые деревья (анар), абрикосы (зердалу), персики (хэлу), слива (алуче), вишня (алубалу), грецкий орех (кэрду), миндаль (бадам), смоква (энджир) и множество сортов винограда. В садах Ирана вследствие высокой температуры и чрезвычайной сухости воздуха практически отсутствует трава, однако прелесть садам придают весенние цветы — дикорастущие темные и белые фиалки (банфеше), нарциссы (наргис), гиацинты (санболь), ирисы (зенбог), сирень (яйс), которые летом сменяются разнообразными сортами шиповника и роз, особенно любимы красные махровые розы (гол-е сорх).

Наиболее значительный религиозный праздник персов, как и других мусульман — Праздник жертвоприношения — Эйд-Корбан (Ид ал Адха, Ид ал-Курбан — арабск., Курбан-байрам — тюркск.).

Согласно мусульманскому лунному календарю, Праздник жертвоприношения начинается 10-го числа месяца зу-л-хиджжа, через 70 дней после окончания 30 — дневного поста в месяце рамадан, длится он 3–4 дня. Праздник жертвоприношения совпадает с окончанием паломничества — хаджа в Мекку, которое является одной из главных обязанностей мусульманина. Как сказано в Коране: «И завершайте хадж и посещение ради Аллаха…» (2:192(196)) [Коран, 1990, с. 47][4].

Каждый перс, как и мусульмане других национальностей, стремится хот бы раз в своей жизни совершить хадж в Мекку и именно там участвовать совместно с мусульманами из многих стран совершить обряд жертвоприношения. Для выполнения этой обязанности мусульманам даются определенные рекомендации. «Хадж — известные месяцы, и кто обязался в них на хадж, то нет приближения к женщине, и распутства, и препирательства во время хаджа, а что Вы сделаете хорошего, то знает Аллах. И запасайтесь, ибо лучшее, из запасов — благочестие». (2:193(197)) [Коран, 1990, с. 48].

В «Кабус-наме» в наставлении сыну Урсулмаали говорил, что хотя мусульманин и будет обладателем многих милостей, но мера воздаяния и служения в мусульманской вере сводится только к пяти обязанностям: из них две предписаны только зажиточным, а три — всем людям. Из них одна — признание бога устами и подтверждение сердцем, другая — пятикратная молитва, третья — тридцатидневный пост [Кабус-наме, 1958, с. 54].

Для совершения хаджа необходимо наличие пяти условий: власти, богатства, свободного времени, почета и безопасности и спокойствия, — сообщается в «Кабус-наме» в главе «Об умножении служения по мере возможности» [Там же, с. 59].

В служении Богу и совершении хаджа нельзя допускать оплошности, от хаджа освобождаются слабоумные, рабы и женщины, у которых нет родственников, которые могли бы их сопровождать во время паломничества.

Обычно, когда собираются совершить большой хадж, а иногда паломничество длится не только несколько месяцев, но и годы, паломник старается завершить все свои личные и общественные дела, собирает во вторник, четверг или субботу (дни наиболее благоприятные для этой цели) членов своей семьи, объявляет им о своих решениях и вверяет домочадцев и все дела на время своего путешествия Богу. По сообщению Ибн-Джубейра, в XII в. хадж совершали к только в месяце зу-л-хиджжа, но и в месяцы шавваль, зу-л-када и мохаррам [Вашингтон, 1902, с. 351].

Люди, совершившие хадж, пользуются в иранском обществе особым почетом, как и во всем мусульманском мире. К их именам добавляется почетное звание — «хаджи», они предпочитают носить белые одежды и зеленую чалму, как атрибуты паломничества. В одном из рассказов Садека Хедаята — «Хаджи Морад» рассказывается, как окружающие относятся с почтением и уважением, свершившим хадж и носящим звание «хаджи».

«Здравствуйте Хаджи! Как поживете, Хаджи? Все никак не соберусь навестить Вас, Хаджи! — Раздавалось со всех сторон.

Он слушал внимательно, особенно радуясь слову „хаджи“. Он гордился собой и, отвечая на приветствия, высокомерно улыбался» [Хедаят, 1969, с. 92].

Хадж совершается в первые 10 дней месяца зу-л-хиджжа и начинается с семикратного обхода храма Каабы, у которой задолго до ислама во время регулярного паломничества арабов разных племен и родов, политически и экономически зависимых от родовой и племенной курейшитской знати, происходили староарабские языческие обряды и кровавые жертвоприношения. Выполняя их, арабы просили об обильном урожае злаков и фиников, хорошем приплоде.

Новое религиозное толкование дано этим обрядам с приходом ислама: использован христианско-иудейский сюжет о попытке принесения патриархом Ибрагимом (Авраамом) своего сына Исмаила (Исаака) от второй жены Хаджар (Агарь) в жертву. В момент, когда Ибрахим в знак своей верности Богу уже коснулся кинжалом горла Исмаила, он был заменен барашком.

Во время хаджа персы-паломники, как и другие мусульмане, присутствуют на проповеди в мекканской мечети (7 зу-л-хиджжа), целуют Черный камень и пьют воду из колодца Замзама (8 зу-л-хиджжа), пробегают между холмами Сафа и Марва в память о том, как Хаджар бегала там в поисках воды для маленького Исмаила (9 зу-л-хиджжа). Затем у горы Арафат происходит массовое моление, после чего направляются к горе Муздалифа для специальной проповеди и долину Мина, где кидают трижды по семь камней в местах сражения Ибрахима с встававшим на его пути Иблисом. В Коране сказано: «…А когда вы двинетесь с Арафата, то поминайте Аллаха при заповедном памятнике. И поминайте Его, как он вывел Вас на прямой путь, хотя до этого Вы были из заблуждающихся» (2:194(198)) [Коран, 1990, с. 48].

Паломники в период хаджа приводят себя в особое состояние, делают ритуальное омовение — гусль, надевают белые одежды без застежек — ихрам, не стригут волос, ногтей, не чистят зубы, не моются мылом, не курят, не предаются развлечениям, ходят босыми или в легких сандалиях. 10-го зу-л-хиджжа начинается жертвоприношение. Дни Праздника жертвоприношения — Эйд-е Корбан, главного праздника, наряду с Праздником разговения — Эйд-е Фетр являются днями отдыха.

Для принесения в жертву обычно отбирают здоровых, тучных животных, которые смогут в Судный день перенести мусульманина в рай через тонкий как волос мост Сират. В Коране сказано: «Тучных. Мы сделали для Вас из отмеченных для Аллаха; для Вас в них благо. Поминайте же имя Аллаха над ними, стоящими в ряд. А когда их бока повергнутся, то ешьте их и кормите сдержанного и просящего стыдливо. Так Мы подчинили их вам, может быть, вы будете благодарны!» (22:37(36)) [Коран, 1990, с. 277].

Хотя непосредственно перед Праздником жертвоприношения не рекомендуется развлекаться, но в период 3–4 дней в семьях заготавливают продукты для угощения близких и посещения гостей. Особенно богатыми и разнообразными становятся базары. Например, вот как выглядит он в Кашане. По словам Али Асгар Мохаджера: «Кашанский базар — настоящий восточный базар. В узком прямом коридоре его терпко благоухали и клубились до самых крытых сводов ароматы кардомона, розовой воды „голаб“ и седра (моющее ароматическое средство. — Б.Л.), хны, перемешивались запахи влажной земли, свежих овощей, вареной лапши, студня из бараньих ножек и голов. Иногда из лавчонок валяльщиков войлока долетала отвратительная вонь шерсти и отравляла все вокруг. В рядах бакалейщиков, как и в старину, продавались желтый имбирь, марена (красильное растение — Б.Л.), рафинад, сахарный песок, чай, шафран; в особых местах торговали мастом (творог, кислое молоко — Б.Л.), сыром, шире (вываренный виноградный сок — Б.Л.), замороженными сладостями (руйехи), рисовым супом, маскати (род сладостей — Б.Л.). Незваными гостями на этом базаре были только пепси-кола и ее сестра кока-кола. Эти двое как наглые прихлебатели: чуть зазеваешься, а они уже проскочили через дверные щели и уселись за расстеленную в доме скатерть». [Мохаджер, 1965, с. 24].

Персы, остающиеся дома, начинают праздновать День жертвоприношения с раннего утра, со специальной молитвы, на которую стараются прийти в новой одежде, поощряются групповые моления затем мужчины посещают кладбище, после обряда жертвоприношения жертвенное мясо обычно раздается бедным и нуждающимся. Несмотря на, казалось бы, грустное название «жертвоприношение» праздник Эйд-е Корбан наполнен самыми радужными надеждами, отличается гостеприимством и желанием всех сделать счастливыми.

В дни жертвоприношения к персам, как и ко всем мусульманам, направлено обращение «О вы, которые уверовали! Кланяйтесь и падайте ниц, поклоняйтесь вашему Господу и творите добро — может быть, вы будете счастливы!» (23:76(77)) [Коран, 1990, с. 281].

Месяц мохаррам (мухаррам) мусульманского лунного календаря имеет особое значение в жизни мусульман. Это месяц начала Нового года по лунному исчислению, и потому он называется «священным».

С месяца мохаррам начинается мусульманское летосчисление. В начале своей пророческой деятельности Мухаммед не имел достаточного числа последователей, и еще в первых десятилетиях VII в. велась ожесточенная борьба между традиционным язычеством арабов и исламом. Однако двенадцать представителей арабских племен хазрадж и аус из Ясриба в один из ежегодных сезонов паломничества в Мекку, где они поклонялись своим идолам, встретившись с Мухаммедом, прониклись его идеями и дали ему клятву верности. В последующие годы число последователей Мухаммеда — выходцев из Ясриба — возросло, и когда возникла угроза физической расправы над ним и его учениками, Мухаммед совершил знаменитую хиджру (букв. — переселение) из Мекки в Ясриб (впоследствии Медина — город Пророка) вместе с семьей и близким окружением. Эта дата — (15) 16 июля 622 г. (по григорианскому календарю) считается началом мусульманской эры, поэтому месяц мохаррам так почитаем мусульманами.

Хотя весь месяц мохаррам является священным, но для суннитов десятый день считался особенным, потому что в этот день, согласно преданиям, Пророк произнес памятные слова: «О люди, спешите делать добро в этот день, ибо этот день великий, благословенный. Аллах благословил в этот день Адама» [Бируни, 1957, с. 373]. Во времена Омейядов (661–750) в этот день сунниты одевались во все новое, наряжались, подводили глаза сурьмой, устраивали празднества и угощения, вкушали различные сладости. Однако впоследствии в отношении к месяцу мохаррам у мусульман суннитов и шиитов — проявились некоторые различия.

Со второй половины VII в. в исламе сформировалось направление, сторонники которого признавали законными преемниками Мухаммеда — Али и его потомков (аш-шиа, шииты) и исключительное право Али на верховную власть — имамат.

На территории Ирана с доисламских времен Новый год начинался с месяца фервердина солнечного календаря, что приходится на март-апрель григорианского календаря. В нашем изложении принято, что новый мусульманский год лунного календаря начинается со второй половины июля месяца по григорианскому календарю, что условно соответствует месяцу мохаррам первого года хиджры (622 г.).

К торжественным дням месяца мохаррам начинают готовиться загодя. Месяц мохаррам является одним из четырех заповедных «запретных» месяцев, ведущих свое начало с доисламских времен, по сообщению А. Бируни, ибо, как сказал Аллах великий: «Четыре (месяца) из них — заповедные, не обижайте же сами себя в эти месяцы» [Бируни, 1957, с. 372]. К этим месяцам относятся — шаввал, зу-л-када, первые десять дней зу-л-хиджжи, названные месяцами «паломничества», так как до этого периода не разрешалось вступать в заповедную зону Мекки, и мохаррам.

В соответствии с общемусульманскими традициями персы отмечали наступление мусульманского Нового года — месяца мохаррам (мохаррам) и его 10-й день — ашуру, как день «великий и благословенный». Однако так продолжалось до тех пор, пока в этот день не был убит в Кербеле в 61 г.х. (10 октября 680 г. по григорианскому календарю) ал-Хусейн, младший сын Али ибн Абу-Талиба и внук пророка Мухаммеда. Как сообщает Бируни, «поступили с ним и его подвижниками так, как не поступали у всех народов с худшими из людей: их убивали жаждой и мечом, сжигали, прибивали их головы к кресту, пускали по их телам лошадей. Тогда люди сочли этот день несчастливым» [Бируни, 1957, с. 373]. После этих событий для персов содержательная сторона 10-го дня месяца — дня ашуры и всего месяца мохаррам приобрела другое значение. Персы-шииты первые десять дней месяца посвящают оплакиванию мученической смерти Хусейна, в течение всего месяца проводят различные религиозные обряды, в процессе выполнения которых воспроизводятся события 10-го дня месяца мохаррам (61 г.х.).

Для понимания значения для персов торжественных дней мохаррама обратимся к истории.

Хусейн, находящийся в Мекке, получил от жителей г. Куфы тайное сообщение, что они готовы к восстанию против вступившего на престол Иезида, сына Муавия, для свержения династии Омейядов и просят Хусейна встать на сторону войска правоверных. Однако Иезид также был осведомлен о готовящемся восстании, и прежде, чем оно началось, и Хусейн достиг Куфы, Иезид был отстранен от управления Куфой, и на его место был назначен Убейдулла б. Зияд, правитель Басры, который подавил восстание. Навстречу Хусейну, оказавшемуся между двух огней, Убейдулла выслал отряд под командованием ал-Хурра, чтобы схватить его. Однако Хусейн в речи, обращенной к всадникам, объявил себя халифом и потребовал подчинения себе. Эта встреча произошла в 1-й день месяца мохаррам 61 г.х. (680 г.). На помощь Ал-Хурру был выслан четырехтысячный отряд сирийцев, и, несмотря на желание Хусейна возвратиться обратно в Мекку, раз от него отказались куфинцы, лагерь Хусейна в ночь на 10-й день месяца мохаррам был окружен в месте Кербела («горе и печаль», как сказал Хусейн) войсками Омара б. Саида и Шимра «проклятого», как его называли персы. В субботу утром 10-го дня месяца мохаррам 61 г.х. Хусейн приготовился к смерти, и, как только Шимром была пущена стрела, загорелся бой. Хусейн был ранен мечом в голову, малолетний сын его Абдуллах, сидевший у него на руках, был убит стрелою. Со словами: «Подлинно мы принадлежим Богу, и к Нему мы возвратимся», положив труп ребенка на землю, он отправился к реке Евфрату напиться, но был ранен в лицо. Племяннику Хусейна — Аббасу отрубили руку, и когда пал Хусейн, то Шимр и его всадники проскакали по трупу «князя мучеников», как его называют персы, пока тело имама не превратилось в кровавое месиво.

С тех пор ежегодно в первые десять дней месяца мохаррам все персы переживают трагическую гибель имама и его семейства. Люди пребывают в глубокой печали, как будто гибель имама произошла вчера. Путешественники свидетельствуют, что до настоящего времени разыгрываются мистерии, в которых рассказываются и представляются события 10 мохаррама 61 г.х., а зрители являются не только соучастниками действа, но теми, кто скорбит о несчастные убиенных.

Приведем одно из описаний праздника Мохаррам конца XIX — начала XX в. Оно принадлежит русскому путешественнику Л. Богданову, который писал в 1909 г., что во время праздника Мохаррам на всех перекрестках больших улиц воздвигаются черные палатки, в которых рузеханы («чтецы») рассказывают в трогательных словах историю гибели имама и его семейства, ежедневно проходят мистерии, так называемые тазийе, что означает «оплакивание». И действительно, когда на сцене идет печальная драма Кербелайской степи, рыдания слышатся со всех сторон, зрители в религиозном экстазе бьют себя в грудь и рвут на себе платье. Во время мохаррамского траура все ходят с расстегнутыми воротниками: это, вероятно, должно обозначать, что печаль так велика, что нет времени и желания следить за своей одеждой. По всем улицам начинают ходить траурные процессии, участники которых носят богато разукрашенные знамена, носилки, чтобы подбирать раненых во время Кербелайской битвы, особое знамя с изображением руки Аббаса. По всему городу проходят представления утром и вечером в специально для этого предназначенных зданиях — такийе. Здания эти строятся и поддерживаются на средства частных лиц, и устройство их есть богоугодное дело, подобно постройке мечети или школы. Есть среди них такийе, в которых размещаются несколько тысяч человек, а исфаханская мечеть вмещает 20 000 зрителей.

В Тегеране самая большая такийе, по словам Л. Богданова, носила название «Шахская», так как содержалась на средства шаха и примыкала к дворцу с южной стороны. Это огромное круглое здание без крыши, вместо которой натягивался парусиновый тент. Центральную часть занимала эстрада, на которой происходило действо. Вокруг нее оставляется дорожка для действующих лиц. По стенам — ложи партера, называемые тахтче, а над ними — ложи других ярусов, балахане. Стены совершенно закрыты дорогими коврами, драгоценными керманскими и кашмирскими шалями и золототкаными платками. Всюду висят зеркала, часто очень старой венецианской работы, весьма ценимой в Персии. Лампы и канделябры, любимое украшение персидского дома, сверкая хрустальными подвесками, в неимоверном количестве расставлены повсюду. Над входной дверью висят две написанные на стекле фигуры. Одна в стоячем положении, в зеленой чалме — это Пророк, другая в сидячем — с мечом в руках, платок опускается по арабскому обычаю с головы на плечи — это сам повелитель правоверных. Ложи устраиваются обыкновенно частными лицами, соперничающими между собой в богатстве и украшениях, которые обычно после окончания мистерии приносятся в дар шаху. Вход открыт для всех: и нищий, и солдат, и носильщик сидят рядом с купцом и вельможей, курят с ними из одного кальяна и пьют из одной чашки воду со льдом, разносимую благочестивыми людьми в память страданий от жажды, которые претерпевало семейство имама на Кербелайской равнине. Как добавляет путешественник, «égalité, fraternité» — дело не только этих дней, а вообще всей жизни персов, где нищий и усталый путник всегда найдет себе место за столом вельможи и отдых в его доме [Богданов, 1909, с. 52].

Как отмечал в 1886 г. автор, скрывшийся под инициалами Д.К., во время всех действий царят спокойствие и порядок. Однако у входа в театр порядок поддерживался шахскими фаррашами, вооруженными длинными гибкими прутьями, которыми они «награждают» публику, если происходит давка. Здание поражало европейца своей грандиозностью и великолепием. Руководит действием режиссер, он ходит по сцене и подсказывает актерам их роли, которые большинство исполнителей знают наизусть. Хотя декорации отсутствуют, но все построено таким образом, что сами зрители становятся в то же время действующими лицами трагедии. В случае если надобно изобразить войско Хусейна, находящееся в пути, то по дорожке вокруг эстрады движутся нескончаемые караваны верблюдов, мулов и верховых лошадей изумительной красоты, украшенных драгоценностями и дорогими тканями. Говорят, что число их доходит до двух тысяч. Зрителей не смущает, если атрибутами действа VII в. являются предметы современного им интерьера. Так, эмир Тимур, идя походом на Сирию, может разъезжать в английском шарабане, а царь Соломон, повелевающий джиннами и передвигающийся на ковре-самолете со своим троном и приближенными, ездит по сцене на шахском автомобиле. Зрители так сопереживали мучениям имама и его семейства, что не обращали внимания на такие мелочи, а в особо трогательных местах весь театр рыдал и колотил себя в грудь. Рассказывают, что актеры, изображающие несимпатичные роли Шимра, Иезида, Убейдуллаха и их воинов, нередко бывают избиты толпою фанатичных зрителей.

Во всех мероприятиях, связанных с проведением Мохаррама, участвует все население того или итого квартала, или селения, грандиозные празднества устраивались в конце XIX в. в столице — Тегеране и в крупных городах. Особенно страстными поклонницами различных представлений тазийе являлись женщины; в силу своей эмоциональности в самых патетических местах драмы о Хасане и Хусейне они поднимали такой плач, что часто заглушали голоса чтецов-актеров. Удивительно для наблюдателей было то, что во время тазийе тысячная толпа, растроганная и потрясенная, начинала рыдать [Д.К., 1886, с. 538–539].

Немного найдется свидетельств отношения женщин к празднествам в период Мохаррама. Одно из них рассказывает о состраданиях женщин к безвинно погибшим Хасану и Хусейну, но также и о том, что женщины с большим удовольствием принимали участие в празднествах. В дни Мухаррама можно было вдоволь накуриться кальяна, пить щербет, «насладиться грызением аджиля (арбузные, тыквенные семечки, поджаренный горох, фисташки, орехи), выпить чаю — расходы на подобные угощения публики ложатся на владельца „такие“, только в месяц мухаррам все эти прелести „такие“ женщина получает сполна» [Д.К., 1886, с. 540]. Есть еще одно немаловажное обстоятельство, почему женщины ожидают празднеств во время Мохаррама. В помещении, где даются представления, женщины и мужчины находятся вместе продолжительное время, общепринятыми являются прогулки вне дома и в более позднее, чем обычно, время, когда через три часа после захода солнца невозможно пребывание женщин вне дома. Иногда в период Мохаррама устраиваются как бы такийе только для женщин, где они одновременно демонстрируют свою красоту и наряды; только во время Мохаррама допускается совместное хождение в баню, в номера. Такая относительно свободная манера общения в этот период дала основание считать Мохаррам не только трауром по мученикам Хасану и Хусейну, но и Праздником женщин:

О трауре, глубокой скорби народа по мученикам также свидетельствует следующее. С давних времен существовал обычай, когда на храмовой площади играли музыканты — трубачи и барабанщики которых раньше называли амалее шукух, а в настоящее время — нагаре [Хосрови, 1973]. Махин Хосрови, наблюдавший церемонии нагаре в Мешхеде в 70-х гг. XX в., пишет, что музыканты считаются служителями храма, им отведено постоянное место — помост около восточных ворот храмового двора. Играли музыканты каждый день, а по свидетельству толкового словаря «Бурхан-е Кати» (1963), при Саффаридах (IX–X вв.) музыканты играли перед храмом три раза в день, при султане Санджаре (XII в.) — пять раз.

В 70-е годы XX в. музыканты играла во время Рамазана рано утром, в четыре-пять часов, в праздничные дни играли также вечером и перед заходом солнца. Но в дни Мохаррама музыканты в нагаре-хане никогда не играли [Хосрови 1973].

В проведении праздников, других памятных дат большое значение играет этикет, воспринятый из мусульманских вероучений, различных преданий и нравоучений, а также традиция, на которую влияли нормы обычного права. Это отразилось на ритуале проведения того или иного события. Все участники празднеств знают, как необходимо поступать в тех или иных случаях во время торжеств, хотя обычно ими руководят более авторитетные и уважаемые «предстоятели», которые, в свою очередь, пользуются различными наставлениями или сборниками проповедей. В одном из таких сборников говорится, что надо знать о том, что «на базаре служения нет товара дороже — рыданий. Рыдания — причина услышания молитвы, они повышают сан человека… Рыдания придают блеск зеркалу сердца и делают его способным к познанию бога и любви» [Бертельс, 1924, с. 26]. В большом сборнике проповедей, литографированном в Тегеране в 1227 г.х. (1860 г.), рассказывается, что, согласно преданиям, или будут плакать, кроме тех, которые плакали от божьего страха или о страдании почтенного господина мучеников, и поэтому он воспретил близким своим людям все свойственные отчаявшимся поступки, кроме рыданий.

Как видим, плакать в дни Мохаррама является религиозной обязанностью и богоугодным делом. Считается, что слезы в дни Мохаррама священны и излечивают от различных заболеваний. Такие слезы собирали в специальные «слезницы» — сосуды и затем использовали для исцеления как последнее средство.

В 4-й день Мохаррама исполняется мистерия «Мученичество Хурра Ибн-Язида», написанная Абу-л’Касимом Мухаммадом ал-Хунсари; текст рекомендуемых сцен содержится в литографированном сборнике проповедей (Тегеран, 1314/1897). Известно, что различные представления разыгрываются в течение десяти дней, в специально построенных такийе проводятся выступления имамов с рассказами о мучениках; присутствующие на представлениях выказывают сочувствие и скорбь по отношению к мученикам, немаловажным является распространение мнения о поддержке Хусейна его сподвижниками и о готовности их стать жертвой во имя его спасения. Именно этому посвящена мистерия «Мученичество Хурра Ибн-Язида». Согласно мистерии, разыгрывается пять картин: наместник Убейдулла ибн-Зиад поручает доблестному полководцу Хурру сразиться с Хусейном, однако он отказывается и принимает мученическую смерть от Шимра.

«Хурр: О небо, не покрывай мраком дней Хурра, ты хочешь стереть с листов твоих честь Хурра! Да мыслима ли для Хурра борьба с потомками избранника? Убить томящегося жаждой имама — не дело Хурра! Грешником я стану пред Али, и люди скажут: где же стыд и совесть Хурра? Я откажусь от веры, чтобы снискать расположение Язида, до самого Судного дня должен будет стыдиться Хурр. Если я и сегодня поддамся на твои уговоры, о эмир! вырастут тысячи шипов на могиле Хурра.

Шимр: Наш бой сейчас выяснится, о Хурр, лицо твое кинжалом будет изрезано на сто частей… Ты обратился лицом к Хусейну и спиной к Язиду, сейчас все это разъяснится… Сейчас под ногами коней, у которых копыта, как у слонов, будет растоптано на поле битвы твое тело!» (Пер. Е.А. Бертельса) [Бертельс, 1924, с. 26].

В период Мохаррама считалось богоугодным купить мухр — прессованную маленькую таблетку, сделанную из какой-нибудь священной земли — Кербелы или Мекки; на таблетке бывают написаны изречения из Корана и сделаны различные украшения.

В течение десяти дней месяца мохаррам разыгрываются религиозные мистерии — тазийе — о мученической смерти Хусейна. Несмотря на то что эти сцены постоянно показываются с XVI в., со времени укрепления династии Сефевидов (1502–1722), при которой шиизм стал официальной государственной религией Ирана, персы продолжают любить свою народную мистерию, и ежегодно с трепетом ожидают наступления священного месяца мохаррам, чтобы «сразиться» с Омаром и его сторонниками и оплакать гибель Хусейна.

Очевидцы представлений тазийе рассказывают, что они производят потрясающее впечатление не только на персов, но и на иностранцев. При всей нереальности постановки, при всех технических недочетах игра персидских актеров отличается поразительной жизненностью и яркостью. Участники не представляют, они живут на сцене и из года в год переживают трагедию первого мученика ислама с такой силой, как если бы это произошло совсем недавно. Вместе с актерами в мистериях участвуют присутствующие на торжествах, однако подчас было трудно найти желающих на роли злодеев — Омара и Шимра. В Тегеране в прошлом (XIX в.) бывало так, что этих действующих лиц изображали русские военнопленные, которые выступали в подлинных мундирах. Как отмечали исследователи, «расчет был верен: и толпа была удовлетворена, и неверным кафирам пришлось пострадать в честь славного внука пророка» [Бертельс, 1924, с. 20, 21, 23, 30].

На 10-й день мохаррама совершаются самоистязания. Для этого желающие подвергнуться в память страдальческой кончины семейства имама мучениям, одетые в белые саваны, с длинными кинжалами в руках, с обнаженной головой собираются на площади (в Тегеране — на площади Сабзе-мейдан) и начинают рубить себя по голове, восклицая: «Шах Хусейн! Увы, Хусейн!» Кровь струится по лицу и по саванам добровольных мучеников. Нередко двое друзей в знак особой приязни рубят друг друга. Везде шныряют полицейские, подставляя свою палку под кинжал особо ревностных фанатиков, ибо нередко случается, что такой человек, опьянев от вида и запаха крови, перестает рассчитывать силу удара и рассекает себе пополам голову. Ежегодно два-три человека отправляются таким путем в рай. С площади рубящиеся расходятся по городу и часто, останавливаясь перед тюрьмой, требуют выдачи одного-двух арестантов, угрожая зарубиться насмерть. Арестанты присоединяются к ним, и экстаз толпы еще больше усиливается. В домах богатых людей для всех приготовляется обильный обед и щедрая милостыня. По мнению Л. Богданова (1909 г.), именно это является мощным стимулом для самоистязания, так как большинство участников — азербайджанские турки — солдаты и носильщики, хотя есть и исключения из правила. Этим кончаются торжества Мохаррама. Они производят такое сильное впечатление на религиозное мировоззрение шиитов, что на вопрос, какой сегодня праздник, можно услышать ответ: «Сегодня день убиения пророка!» Так укоренилось убеждение, что все святые погибли мученической смертью от руки еретиков-суннитов, благодаря постоянному созерцанию кровавой кончины потомков Пророка.

Традиции празднования Мохаррама сохраняются с древности. А. Бируни (X в.) сообщал, что шииты плачут и причитают в этот день, горюя об убиении «господина мучеников», открыто проявляют свою печаль, посещают в День траура счастливую гробницу Хусейна в Кербела.

Простые люди любят в этот период обновлять посуду и домашнюю утварь.

О событиях, связанных с убийством Хусейна, рассказывается множество стихотворных повествований. Мистическое, эмоциональное восприятие трагической гибели Хусейна ставит его в ряд с другими легендарными событиями. Так, А. Бируни сообщал, что в этот же день был убит Ибрахим ибн Аштар, защитник семейства посланника божьего. Говорят, что в этот день Аллах простил Адама и ковчег Ноя остановился на горе Джуди; в этот день родился Иисус, были спасены Моисей и Авраам и огонь (вокруг Авраама) стал холодным. В этот же день Иакову было возвращено зрение, Иосифа вынули из колодца, Соломон получил царство, прекратились мучения родичей Ионы и был снят недуг с Иова, была принята молитва Захарии и дарован ему сын Иоанн. Говорят, будто «день искупления», т. е. встречи колдунов // фа…, и есть день Ашура после полудня. Совпадения всех этих событий возводятся к рассказчикам из народа. Считается, что 1 мохаррама было в год хиджры, в пятницу, 16 таммуза года девятьсот тридцать третьего по Александру; этому событию соответствует 29 сафара, причем пост Ашура будет во вторник, девятого числа первого раби, а хиджра пророка — мир над ним — произошла в первой половине раби. Пророка спросили о посте в понедельник, и он сказал: «В этот день я родился, был послан как Пророк, получил откровение и совершил хиджру» [Бируни, 1957, с. 372].

В первые века после гибели Хусейна дни Мохаррама были как бы днями, когда все верующие шииты призывались покарать выходцев из Омейядов. Когда весть об убиении Хусейна дошла до Медины, дочь Акиля ибн Абу-Талиба сказала:

В последующие века традиция празднества с принесением различных жертв и самоистязанием в честь трагической гибели Хусейна не прерывалась. В X в., как сообщает Ибн-ал-Асир (XIII в.), буидский султан Моиз уд Доуле в Багдаде приказал в дни оплакивания Хусейна закрыть лавки, бросить торговать и всем вместе оплакивать Али и Хусейна в особом помещении, в котором были сооружены купола и арки и развешаны знамена и куски ткани. Женщины, начернив лица, разорвав одежду, распустив волосы, ходили по городу и били себя по лицу в знак скорби по Хусейну. По тому же ритуалу справляли свою Ашуру и сунниты в честь воспоминания о дне, когда был убит их приверженец Мусаба ибн Зобейра. Иногда между суннитами и шиитами происходили столкновения.

Существует легенда, что при халифе Мутаваккиле (VII в.) была раскопана могила Хусейна в Кербела, разрушено все, что было вокруг. Земля на могиле была засеяна и залита водой, чтобы люди не приходили туда для поклонения. О том же факте, вероятно, сообщает и Хамдулах Казвини (XIV в.), что халиф Мутаваккил хотел затопить гробницу, но вода чудесным образом остановилась перед святыней.

Возможно, эта легенда восходит мифам о божествах воды и растительности, распространенным у многих народов, «возникшим на почве однородных представлений о сущности и происхождении мира».

О сложности мусульманских мифов и синкретичности обрядовой практики писал в 1932 г. С.П. Толстов в статье «Очерки первоначального ислама». В основе этого мифа он усматривал древние элементы, связанные с архаическими культами умирающих и воскресающих богов [Толстов, 1932, с. 73]. Так, у древних шумеров осенью проводился обряд оплакивания Таммуза, у вавилонян — праздник, посвященный богу Мардуку, который совершался весной. Изображение бога Мардука везли на корабле из Эвсагилы в великолепной процессии по каналу вдоль священной улицы. В праздник Загмук, т. е. Новый год, изображались страсти Бела-Мардука и его конечное торжество, т. е. Воскресение. В Древнем Египте Озирис символизировал собой первородную влагу. В обрядах, связанных с заупокойным культом, прорастание зерна является символом воскресения. Аттис и Дионис во Фригии, Ара Прекрасный в Армении, Адонис Сирийский, который почитался в Греции, Сиявуш, юный бог умирающей и воскресающей природы для Хорезма, Бухары, Согда — все эти юноши-охотники, растерзанные диким вепрем, или быком, или собаками (возможно, скрывающейся в их образе богиней), принадлежат к древней охотничьей и земледельческой драме о жертве, которая была создана человеком в период осмысления им смены явлений природы от которой зависело его существование [Марр С.М., 1970, с. 318]. Анализ обрядовых действий во время оплакивания Хусейна позволил исследователям высказать предположение, что для демонстрации своих чувств и убеждений верующие пользовались обрядностью доисламской религии, и на примере ритуалов этого праздника доказать незыблемость для персов традиций, канона, прослеживаемых с зороастрийских времен до современности. В легенде о Хусейне взят именно основной момент: зерно залито водой, гибнет; затем — прорастание его, свежая молодая зелень. Прорастающее зерно — это новая жизнь, и эта мысль лежит в основе всех древних религий. Древность мусульманского обряда, сходного с праздником Адониса, связь культа семитского Таммуза-Адониса и шиитского культа Али-Хусейна отмечали многие исследователи в связи с мифом о боге Таммузе, именем которого назван июль, когда увядала растительность [Иностранцев, 1904, с. 42; Марр С.М., 1970, с. 320].

Подробное описание праздника Мохаррам, виденного во время пребывания в Иране в 1925–1926 гг., приводит С.М. Марр. Кроме подробного изложения всех обрядовых действий, автор пытается выяснить, можно ли праздник Мохаррам в его основных моментах рассматривать как принадлежащий только мусульманскому культу, точнее, шиитскому, или же в нем можно видеть остатки древних традиций, то «основное ядро», из которого они образовались.

Согласно описанию С.М. Марр, месяц мохаррам длится 29 дней. Характерной особенностью этого периода являлось то, что траур продлевался и в следующем месяце — сафар. Об этом писалось выше, так как сафар относится также к четырем запретным месяцам. В знак личной скорби мужчины, женщины и даже дети носили специально сшитую темную одежду. Избегали веселий, приглашений в гости, не играли свадьбы и вообще не собирались в людных местах. Лавки на базаре украшались траурными флагами — бераг, длинными полосами ткани с изречениями из Корана — хашийе-йе сотун, на улицах вешались фонари, устанавливались небольшие столбы, задрапированные тканью — сотун, на их вершине укреплялись металлические изображения напоминающие раскрытую ладонь — пяндже. Главный праздник начинался в канун первого числа мохаррама и продолжался десять дней. В течение этого времени проводились беседы о праведной жизни, читался Коран, разыгрывались представления — тазийе-йе шаби, проходили процессии — дасте, в 10-й день — ашура совершался кровавый обряд гамезани (тигзани) — сечение головы мечом, топором.

О начале праздника предупреждали специальные сейиды — мохаррами со знаменем в руках (черный флаг с навершием пятерни) стуком в двери домов. Желающие участвовать в нем дают обет — назар: привязывают ритуально чистый кусок материи к флагу; кроме того, дарят отруби, немолотые зерна, а также деньги, произнося обет, верующий высказывает свое желание (например, исцеление ребенка).

С первого дня Мохаррама начинались роузе — чтения о страданиях имама Хусейна и его близких. Они были возможны и в другие траурные дни или в четверг, под пятницу, по обету или по случаю увиденного сна. Роузе читались во дворе мечети, медресе или в такийе — специально устроенном для роузе в тазийе помещении вечером, после рабочего дня, но в дни, близкие к ашуре, чтения начинались уже с раннего утра. Слушатели во время чтения рыдают, стонут, бьют себя в грудь. Роузе обычно длится часов семь-восемь, чтецы сменяют один другого, эмоциональное воздействие настолько велико, что, несмотря на разносимую холодную воду, крепкий чай, освежение розовой водой — голабпаш, присутствующие доходят до сильного экстатического состояния и всех охватывает неистовство: слышатся вопли, рыдания и всхлипывания. Обычно роузе для мужчин и женщин проводят отдельно, или они занимают места, специально предназначенные для них. Прислуживают во время роузе молодые люди, давшие обет выполнять какую-либо работу во время Мохаррама — назари, либо мальчики, «вымоленные» матерями или «отмоленные» у болезни.

Одновременно с роузе с первых же дней Мохаррама начинают ходить по городу дасте. С.М. Марр и Ю.Н. Марр так описывают дасте, виденное ими в Исфагане на Чарбаге в 1926 г.: «Оно приближалось издали, впереди несли громадные четырехугольные зажженные фонари — каждый фонарь на длинном шесте держал один человек. Затем несли круглые фонари по три штуки вместе, следом вступали по два знаменосца, у каждого на длинном шесте траурный треугольный флаг — бейраг, острым концом связанный с другим; наверху на древко надето пандже. Далее шли люди, несущие алам (аламет), укрепленное на длинном шесте украшение из страусовых перьев, дорогих тканей. Это необходимые аксессуары каждого дасте. К ним надо прибавить громадные сини — круглые медные луженые подносы, на которых водружаются целые башни из стеклянных изделий; такое сооружение несет на голове один человек. Наконец, шла группа людей с пением ударяя себя по обнаженной груди — синезани, „грудебийцы“, за ними — группа бьющих себя по спине цепями — занджилзан, „цепебийцы“. Замыкала шествие группа людей, идущих двумя полукругами. Они шли с обнаженными саблями, держа их в правой руке, острием вверх, одну ногу ставя за другой, слегка приседая; их движения напоминали ритмический танец. Одни однообразно и мерно восклицали: „Шах Хосейн!“ Другие отвечали им: „Мазлум“ („замученный“). Это была группа тех, кто в день ашуры должен был подвергнуть себя обряду гамезани — ударам саблей или кинжалом по голове» [Марр С.М., 1970, с. 327].

Накануне дня ашуры начинают ходить процессии, изображающие победоносные шествие полководца Шимра, который возвращается к сопернику Хусейна халифу Иезиду и везет убитых, пленных и добычу.

В Тегеране в ночь ашуры весь вечер и ночь ходят дасте; на деревянных носилках носят кукол без голов, они изображают обезглавленные трупы: торчит шея, вымазанная лилово-красной краской, белая одежда в тех же пятнах, она утыкана стрелами (палочки, обшитые в материю и обмокнутые в краску). Ведут коня Хусейна, его попона и сам конь усеяны стрелами, к голове и туловищу привязаны веревочками голуби; поют эмшеб ашурэст («сегодня ашура»). Процессии проходят одна за другой, встречаются и мирно расходятся. На улице много босых людей. На рассвете по звуку трубы в разных местах собираются рубящиеся, они проходят по улицам в одиночку или группами, босые, с кинжалами или саблями в руках, в белой одежде (кафан, саван), которая надевается через голову. В Тегеране главное место, куда направляется дасте, где рубятся, а затем расходятся по баням, — это базар, площадь Сабзе-мейдан. В Исфагане обычно собирались для проведения дасте во дворе медресе на Чарбаге.

Кроме роузе и дасте, в дни Мохаррама разыгрываются тазийе — траур, поминки, оплакивания, в которых в театрализованной форме воспроизводятся все события, связанные с гибелью Хусейна и его родных. Непременные атрибуты пустые кувшины и меха для воды, символизирующие страдания от жажды, светящийся тенур — печь, куда, по преданию, была спрятана голова Хусейна, саваны и траурные черные куски ткани, кинжалы, топоры, камни, цепи, различные стрелы. Непосредственными участниками и исполнителями являются все зрители.

В результате анализа обрядовой стороны праздника Мохаррама С.М. Марр приходит к выводу, что все части праздника — роузе, дасте и тазийе — составляют органическое единство, имеют одни и те же атрибуты и аксессуары. Основным моментом для правоверного шиита являлись роузе — чтения о страданиях Хусейна. К дасте и тазийе, с сопровождающими их пением и плясками, рыданиями и воплями иногда относились отрицательно, так как нарушалось чтение Корана и прерывалась молитва, что недопустимо.

Важный элемент праздника — дасте, которые отличаются пышностью, великолепием и трагичностью представляемых событий. В литературе существует множество красочных описаний дастегамезанов, в которых обращается внимание на ритмические движения босых и полуголых людей, двигающихся по кругу приседая и подпрыгивая при этом; гамезаны наносят удары по чисто выбритой голове остро отточенной саблей, кинжалом или ножом, чтобы обильно шла кровь. Как пишет С.М. Марр, видеть в этом дасте с его языческой основой обряд только для оплакивания Хусейна трудно, так как он слишком сложен и странен, даже для X в., когда было установлено оплакивание Хусейна. Ритмические движения гамезанов напоминают ритуальные танцы шаманов и дервишей, радения пехлеванов, круговые танцы в осетинском празднике Аларды с «магической целью воздействовать на солнце», грузинский круговой танец перхули, религиозно-военный танец салиев у древних римлян. «Магическая сила» этих танцев заключается, очевидно, в прыжке и следующем за ним приседании, которое подкрепляется музыкой, пением, возгласами.

Если исходить из неоднократно высказываемых учеными догадок, что оплакивание Хусейна родилось из праздника Таммуза, Адониса-Аттиса, умирающих и воскресающих богов, то весь обряд, включая и пролитие крови, можно толковать как определенное магическое действие, направленное на достижение страстно желаемой цели — воскресить умершего, вызвать жизнь (дождь, который оплодотворяет умершего и обеспечит новый урожай).

Обращают на себя внимание еще некоторые особенности праздника Мохаррам: плащаница, рака, обезглавленные трупы, залитые кровью носилки и др. Можно ли видеть в этом только реалистическое отображение событий, или здесь прослеживается более древняя эпоха, культ предков. Неотъемлемой частью мохаррамских сказаний являлось то, что отрубленную голову везли в Дамаск, там ее вешали на пальму, ее оплакивали Иисус и Дева Мария; затем голова оказывалась в чудесно светящемся тенуре, а когда ее бросали в воду и она через некоторое время соединялась с телом, тогда ей оказывали почести. Во время шествий ее целовали, ласкали, любовались ею, покрывали голубой кисеей и т. д. Вспомним, что у многих народов отсечение головы символизировало жатву. Зарывание черепа или головы как-то связывалось с посевами и надеждами на богатый урожай, а бой за голову верблюда, коня — с гаданием об урожае.

Особое значение в похоронной процессии придается обуви, и Ф.А. Бакулин приводил сообщение, что при похоронах «…к седлу привязаны щит, сабля, чалма, а главное — сапог любимого имама» [Бакулин, 1875, с. 15].

С.П. Толстов обращал внимание на участие в процессии изображений птиц, льва, коней в домусульманских мистериях, но интерпретированных в мусульманские легенды, и, по его предположению, «лев — это сам Алий, тотемное божество, наделенное впоследствии чертами солярного культа» [Толстов, 1932, с. 75].

Центральное место в празднике занимает конь Хусейна — Зольджанах крылатый. Хусейн всегда едет на белой лошади, Шимр — на вороной. Вспомним, что в «Авесте» белый конь — это символ бога дождя Тиштрия, и он борется с черным конем — символом бога засухи Апаоша. К.А. Иностранцев сообщает, что 29 зу-л-хиджже, в день «смотра лошадей», халиф сидел на троне, везир — на кресле, мимо них вели отборных лошадей, несли украшенные золотом и серебром конские уборы. Возможно, обычай Мохаррама водить в процессиях роскошно убранных лошадей восходит к старинной традиции новогоднего празднества.

Уже говорилось, что к голове и туловищу коня Хусейна привязывали голубей как и к трупу самого Хусейна. Голубь является древнейшим символом Иштар и Афродиты, олицетворяет Святой Дух и связывается с небом. По шиитскому народному толкованию, голуби купали свои головы в крови Хусейна, им приписывается роль охранителей трупа Хусейна от насекомых.

«Биение и погребение птицы, голубя также символизирует тотемическую церемонию, вошедшую в цикл аграрного культа, близко напоминая русские похороны кукушки», — писал С.П. Толстов [Толстов, 1932, с. 348]. С.М. Марр делает предположение, что голубь является символом Фатимы (матери Хасана и Хусейна) — богини воды Иштар.

О возможном отражении земледельческих культов в празднике Мохаррама свидетельствует и то, что богобоязненные люди считают своим долгом устраивать обеды в честь участвующих в празднествах, на которых обязательны чай, кальян, прохладительные напитки, щербет, за счет богатых людей устраиваются ужины, в День ашуры едят похлебку из пшеницы, маиса, фисташек, бобов, фиг, орехов, миндаля, гвоздики, сладкого перца, коринки, патоки и др. [Гордлевский, 1962 (II], с. 79, 88). В Исфагане в этот день посылают друзьям специальное блюдо шолу зард из риса, масла, шафрана, сока коринки. В Неджефе после оплакивания хозяйка дома обычно встает у двери и держит в одной руке хлеб, а в другой — редьку. Уходя, каждый должен отломить и того и другого и отнести домой. Если хозяйка бедна, она раздает по горсти фиников. После оплакивания Хасана и Хусейна в Ташкенте женщины угощают всех киселем — халим из пшеницы на густом мясном отваре [Троицкая, 1928, с. 191–192]. По преданию, кормилицу Мохаммеда звали Халима.

В празднествах по случаю Мохаррама, особенно в тазийе, можно проследить пережиточный ритуал оплакивания и погребения, и роль умирающего божества приписывается скорее Аббасу или Али, но не Хусейну. С.П. Толстов в почитании Хасана и Хусейна видит отражение культа близнецов [Толстов, 1932, с. 73]. Очевидно, Хасана и Хусейна можно рассматривать как близнецов, на которых были распространены черты милостивых богов. Мотив борьбы двух начал символизируется битвой сторонников и противников Хусейна; в тазийе, как и во всей персидской поэзии, прослеживается отождествление человека и растения, стремление уподобить горе и смерть осени и зиме, обожествить воду и оказать предпочтение зеленому цвету, разыграть особенно ярко сцену гибели молодого бога (Аббаса), символизирующего молодую растительность, от враждебных ему сил (засухи, огня); все действие символически сводится к борьбе за каплю воды, когда Аббас гибнет, теряя руки, глаза, падая под ударами врагов, и похвальбе Шимра: «Подниму огонь, иссушу все воды».

Обязательными атрибутами празднества являются ритуальные знамена. Большая коллекция их находится в хранилищах МАЭ.

Культовая роль знамен особенно ярко проявлялась в процессиях, где само движение выступало по заведенному порядку: в первом ряду несут на высоких шестах траурные треугольные знамена, за ними — высокий шест, на котором укреплены металлические фигуры, украшенные перьями и тканями. По сторонам шеста — парные знамена со свечами, а также парные сини. За знаменами следуют похоронный кортеж и оплакивательные дасте. Цвета знамен различные, орнамент преимущественно растительный, но приняты также изображения птиц, львов, тигров, звезд, луны, мечети, часто на полотнищах бывает полоса с различными благочестивыми воззваниями. В целом это знамя представляет собой древко, обтянутое материей, с треугольным полотнищем и металлическим навершием в виде раскрытой ладони или вытянутого шара, конуса, купола. Навершие в виде раскрытой ладони очень распространено у шиитов и символизирует как бы отрубленные руки Аббаса, хотя существует и объяснение, что раскрытая ладонь показывает небесные знаки. По сторонам руки обычно располагаются луна — слева и солнце — справа. С.М. Марр пишет, что ритуальные знамена — глубоко пережиточное явление, и на основании их внешнего вида, разнообразных на них знаков и особенностей можно заключить, что на известной стадии развития человечества знамя являлось культовым объектом, тесно связанным с представлениями о священном дереве. Оно водружалось на высокий шест, обвязанный лентами, тряпочками и нитями, исполняло, очевидно, одну из функций священного дерева — помочь человеку передать его просьбу небу. Ту же функцию — общение человека с небом — выполняли различные нахл — «священная пальма» или «лучезарная гробница», сини — медные подносы, уставленные стеклянными предметами, палатки и тенты имеющие те же эмблемы, что и знамена.

В описаниях празднеств Мохаррама встречаются детали, родственные некоторым элементам празднования Нового года: много огней, носят на высоких шестах апельсины, сооружают башни из стекла, показывают фокусы, маскируются под арлекинов, участвуют шутовские фигуры, поднимают грандиозное сооружение — нахль, в котором везут; бога; здесь как бы переплелись погребальные обряды и древние мифы досасанидского и сасанидского времени. В результате исследования различных сторон празднества Мохаррама можно сделать вывод, что хотя он и был установлен как сугубо мусульманский праздник, но впитал в себя языческую обрядность, переосмыслил многие легенды и мифы и возродил народные обычаи, бытовавшие до принятия мусульманства у народов Передней Азии.

В праздничные дни на улицах городов и различных поселков бывает очень оживленно, особенно если устраивается какое-либо уличное представление. Такое скопление людей, наблюдающих за рассказчиками, акробатами, сказочниками, называется ма’арике, а лицо, собирающее вокруг себя толпу и дающее представление, — ма’арике гир (среди них могут быть заклинатели змей, сказочники, кукольники-петрушечники, лица, дающие наставления о выполнении религиозных обрядов, и др.).

Средневековый персидский автор Хосейн Ваэз-е Кашефи (XV–XVI вв.) дал определение ма’арике как месту сражения. «И ма’арике называют место, где останавливается какой-либо человек, толпа людей собирается там к нему, и они показывают имеющиеся у них таланты. А это место называют ма’арике, потому что, как на поле сражения каждый человек, имеющий доблесть, показывает и проявляет ее, здесь так же собиратель ма’арике проявляет свое дарование. Как на поле сражения некоторые заняты своей доблестью, а некоторые развлечением, здесь так же один проявляет дарование, а толпа развлекается» (цит. по [Галунов, 1929 (3), т. III, с. 94]).

Конечно, для того чтобы собрать большое число людей на свое представление, необходимо обладать большими способностями и строго следовать неписаному своду правил, выполнение которых гарантирует успех. В них говорится о том каким должен быть ма’арике гир: быть приветливым и смешливым, ловким, расторопным и веселым; соблюдать время молитвы и не приходить во время ее, собирать ма’арике в свободном и открытом месте; говорить с людьми любезно и ласково, если даже кто-то нарушает порядок; просить у присутствующих помощи и благоволения; помянуть старцев, мужей и учителей; помянуть великого или славного, происходящего из этой местности; не делать упущений в произнесении молитвы, ибо произнесение молитвы — искупление грехов; не говорить намеками, не противоречить и по отношению ко всем быть доброжелательным сердцем и душой; терпеливо переносить уход зрителей и довольствоваться тем, что пошлет ему бог; должен быть чист убеждениями, независтлив, свободен от лицемерия, корысти, гордости и должен уповать на бога; считается также, что вступающий в ма’арике должен быть ритуально чист, вступать в круг правой ногой, произносить имя всевышнего бога и приветствовать толпу. После того как окончено представление, также необходимо соблюдать ряд правил: не задерживать людей во время молитвы и быстро прекращать ма’арике, прославлять учителей, помянуть в молитве всех собравшихся — кто не дал ему награду и кто дал, подать нуждающемуся дервишу, выходя из круга, ступать левой ногой, если присутствуют братья тариката, принести в жертву полученные милости.

Вот как рассказывает о выступлении одного из сеидов, повествующих о жизни имама Али, старейший иранский писатель Садек Чубак: «Мусульмане! Не опозорьте перед кафирами рассказчика о жизни имамов. Пока я у вас ничего не прошу. Только призываю послушать рассказ о жизни великого Али. Спешите все сюда, пусть кафиры убедятся, что вы верны своей религии…» Для большей убедительности рассказа обычно показываются картины, на которых изображены различные сцены со дня появления ислама. Сеид призывает всех совершить молитву, послать благословение Всевышнему и приблизиться к картине.«…Это полотно почитается столь же священным, как и Кааба. Не обойдите его своим вниманием. Очень многие паломники, направляющиеся в Кербела, удостоились исполнения своего желания под защитой этого полотна. С именем Али на устах, любовь к которому горит в груди каждого правоверного, под покровительством этого полотна вы добьетесь желанного. Глядя на него, прозревали слепые от рождения, потому что искренне верили. Паралитики исцелялись и покидали свои ложа. Безумные обретали разум и становились нормальными. Подходите же к святыне и очистите свою совесть ежели есть в ком из вас скверна, пусть приблизится ко мне, и мой зеленый кушак изгонит из него все дурное. А теперь прошу одного из паломников — к счастью, все вы едете поклониться гробу Хусейна — зажечь первый светильник — бросить первую монету рабу божьему, чтобы он мог начать свой рассказ. Правоверные! Деньги — это прах, грязь. Откажитесь от богатства, подумайте о загробной жизни. Клянусь, я не зарюсь на ваши деньги. Хочу только, чтобы исполнились все ваши желания. А кому не понравится мой рассказ, пусть заберет свои деньги обратно. Я кормлюсь вашим подаянием. Живу вашим благорасположением» [Чубак, 1981, с. 58, 60].

Несомненно, нужно было обладать очень большим красноречием, чтобы заставить публику не только слушать в течение долгого времени, но и подавать подаяние. Рассказчик «был и колдуном, острым на язык, и гипнотизером. Ему нельзя было отказать в сообразительности, он хорошо владел собой и умел найти момент, чтобы околпачить публику» [Чубак, 1981, с. 60]. Сбор денег происходил, когда возбуждение толпы было доведено захватывающим сюжетом до крайности. Однако ма’арике гир не называют такой способ получения своих подаяний нищенством, а считают хлебом бедности (нан-е фагир).

Одной из достопримечательностей праздничной жизни персов являются кахвехане (кофейни), известные с IX в., но особенно большое их число выросло в эпоху шаха Аббаса в XVI в. Красочное описание кахвехане дал иранский писатель Аббас Рахбари. «Кофейни стали суфийскими центрами, местом сбора вождей племен, людей искусства, поэтов, которые встречались за кофе, беседовал между собой и вместе с тем участвовали в развлечениях и разных играх, происходящих в кофейне. Эти развлечения заключались в выступлениях рассказчиков в мошаэре — своего рода поэтических состязаниях, игре в шахматы, нарды, наконец, в пляске» [Рахбари, 1973, с. 247].

Кахвехане обычно располагается у небольшого ручья или другого водоема (особенно хорошо, если в бассейнах-хаузах проточная вода), и состоит из небольшой комнаты и веранды — эйван. Вокруг бассейна, на метр над ним, устанавливали саку — места для посетителей. Поскольку кахвехане было центром проведения различных праздников, состязаний, выступлений сказителей и даже местом проповедей по случаю знаменательных событий, все здесь было предусмотрено: места и для знатных гостей — шах-нешин, и для тех, кто опоздал к началу каких-либо представлений, и специальное место для рассказчика — сардая. Стены кахвехане украшались изображениями религиозных деятелей, шахов, героев, различными сценами борьбы мучеников за веру, а также дервишскими принадлежностями — табарзан (топорик), кашкуль (чашка для подаяний), — шкурами джейранов или газелей.

Основными посетителями кахвехане были люди из близлежащих районов, поэтому на стенах развешивались ремесленные (цеховые) знаки, которые как бы отражали социальный состав посетителей кахвехане. Наиболее известными знаками цехов были следующие: хлебопеков — кусок лепешки, парикмахеров — бритва, пехлеванов — один из спортивных снарядов, мясников — какое-либо орудие труда, седельников — любой инструмент, кузнецов — подкова, водоносов — кувшин для воды, портных — игла с ниткой, пастухов — изображение барана, бродячих актеров — один из музыкальных инструментов, дервишей — кашкуль или топорик, обмывателей мертвых — мыло, чтецов роузе — минбар, сельскохозяйственных рабочих — сито, караванщиков — одно из орудий их труда, держателей кахвехане — что-либо из утвари, рассказчиков — звериная шкура.

Основным развлечением, кроме обычного общения и обсуждения каждодневных проблем, были наккали — рассказывание сказок и преданий. Считается, что различные формы народного искусства и большинство современных сказок созданы именно в кахвехане, а потом передавались из поколения в поколение. Рассказчик обладал красивым голосом, повествование сопровождал богатой мимикой, жестикуляцией: играли лицо, руки, шея, тело, определенные места рассказа превращались в инсценировку. Фабулы заимствовались из произведений Фирдоуси, Низами, Бахрам-наме и др.; сказки и легенды дополнялись новыми сюжетами, придуманными самими рассказчиками, затем записывались и в обновленном варианте доносились до слушателей. Наиболее любимыми произведениями были «Шах-наме» и различные анекдоты о Ходже Насредине.

Часто в кахвехане устраивались диспуты — соханвари на религиозные темы. Ораторы дискутировали с посетителями кахвехане в форме мошаэре — стихотворных диалогов или метре-тавил — повествований о религиозных проблемах и особенностях суфизма; в дни религиозных праздников в кахвехане разыгрывались религиозные мистерии, посвященные мученикам Хасану и Хусейну; популярны были, кроме того, актеры театра масок с каноническими персонажами: вор, богатый, скряга, шах, везир, слуга, судья и т. д. Кахвехане были своеобразным клубом, в котором формировалось общественное мнение, поэтому в разные эпохи иранской истории к ним было противоречивое отношение со стороны властей: их закрывали или, наоборот, поощряли их держателей. Как отмечают иранские исследователи, вместе с прошедшей эпохой Сефевидов (1502–1722) стала падать роль кахвехане. Тавернье, французский путешественник XVII в. писал: «Когда шах Аббас понял, что, собираясь в кахвехане, народ ведет политические дискуссии, которые могут окончиться заговором или восстанием, он стал посылать туда муллу, который, закончив обсуждение вопросов веры, разгонял народ» (цит. по [Рахбари, 1973, с. 254]). При Надир-шахе (1736–1747) кахвехане были заброшены, а возрождены и построены новые при Каджарах (1779–1925). До недавнего времени сохранялись традиции в таких известных в Тегеране кахвехане, как Базарче-е Мерви, Аббас Такийе, Базарче-е Саадат, Гозарвезирдохтар, Сабун-пасхане, и некоторых других.

Непременный напиток в кахвехане — чай, который, как считается, появился в Иране во времена Сефевидов. Чай привозили в Иран татарские, узбекские и китайские купцы с Дальнего Востока. Он быстро распространился и заменил собой дорогостоящий кофе. Фредерик Гольдштейн, посол, писал в своих путевых заметках: «Кроме кофеен, в Исфагане есть места, где пьют чай, — чайхане. В этих чайхане собираются известные люди и за чаем играют в шахматы». Посол добавляет, что иранцы кипятят чай в воде, пока не получится черный настой, потом добавляют туда сахар, анис, фенхел и пьют; думают, что этот напиток чрезвычайно полезен, потчуют им гостей. Пьют чай таким горячим, что держать его в фарфоровой или металлической чашке очень трудно, поэтому чайные чашки здесь делают из дерева или бамбука, а потом покрывают медью, серебром или золотом: тогда горячий напиток не обжигает (цит. по [Рахбари, 1973, с. 248]).

Особое удовольствие испытывали посетители кахвехане за курением из кальяна. И в этом случае проявляется внимание к традиции. Считается, что основатель Сефевидской династии был заядлым курильщиком и даже назначил специального человека, который следил за его трубкой-кальяном, состоящей из чашечки из обожженной глины и деревянного мундштука длиной от 10 до 40–50 см и толщиной до 4–5 см. Кальян был популярен среди высшей знати и дворцового общества. Поскольку названия разных частей кальяна персидские, можно предположить, что он был изобретен в Иране. Духовенство курит трубку (чупог). Священнослужители придавали большое значение длине трубки, и если мулле подавали короткую, это воспринималось как умаление достоинства.

Осенние обычаи и обряды

Во многих районах Ирана с наступлением осени собирают богатый урожай. Созревают различные бахчевые культуры. Ремесленники готовят для продажи свои изделия. А в парках и садах продолжается буйное цветение разнообразных цветов, особенно хороши розы, которые очень любимы в народе и ими украшают даже оживленные магистрали Тегерана, Шираза, Исфагана и других городов.

В этот период многолюдными становятся города, так как там устраивают, большие торжища-ярмарки. Иранцы торопятся подготовиться к большому и любимому празднику — Дню осеннего равноденствия (23 сентября — 22 октября), в основе которого лежат древние мифы об умирающей и возрождающейся природе. Омар Хайям писал, что месяц мехр является «месяцем дружбы между людьми и все, что созрело из злаков и плодов, они совместно съедают» [Хайям, 1961, с. 189].

Согласно народной традиции, памятным днем является шестнадцатое число месяца мехр (23 сентября — 22 октября): с ним связаны мучения и смерть Зоххака. Легенда рассказывает, что Зоххак-Биварасы сверг с престола и убил Кей-Джама (сына Виванджахана), который создал могущественное государство и ввел Ноуруз. После тысячелетнего царствования Зоххак-Биварасы был захвачен Афридуном (Феридуном) и заточен в горе Деваменд. С тех пор стали праздновать этот день и назвали его Михрджаном. В «Шах-наме» Фирдоуси повествует также что Зоххак был повергнут на землю Феридуном, который, сидя на лошади, накинул на него аркан и с позором протащил его по улице на потеху народу.

Как отмечает К.А. Иностранцев, здесь прослеживается древний миф, который лег в основу религиозной церемонии, сопровождаемой празднествами, а затем получил самостоятельное развитие, но основная тема церемонии осталась — осмеяние и казнь стареющего божества или побежденного тирана, воплощением которого мог стать Зоххак, зазнавшийся и посягнувший на завоевание мира [Иностранцев, 1904, с. 25].

Исследователи отмечали исторические аналогии, когда у разных народов праздники имели сходные черты и основную направленность отправляемой церемонии. Так, в вавилонском празднике, который известен как Праздник закеев, в шестнадцатый день месяца лу начиналось представление казни некоего Зогана, который заменял царя, в течение пяти дней жил как всемогущий владыка, а потом жестоко умерщвлялся [Фрэзер, 1983, с. 123–124]. Известен древний праздник персов Сакайи, который, по словам Страбона, был основан Киром в честь своей победы над скифами (саками) и посвящен им богу предков. Справлялся он день и ночь, все участники были одеты по-скифски, трапеза проходила совместно с женщинами, сопровождалась обильными возлияниями и борьбой [Иностранцев, 1909, с. 126].

В древности, как сообщает А. Бируни, когда персы дополнительными днями корректировали календарный год, они отмечали времена года по месяцам и вследствие близости обстоятельств двух смежных времен года, фервердин-мах приходился на первые дни лета, тир-мах — осени, михр-мах — начала зимы, дей-мах — весны. Были у персов в этих месяцах дни, которые они справляли в соответствии с природными божествами, но, когда пренебрегли дополнительными днями годов, время у них спуталось и перестало соответствовать сезонной календарности [Бируни, 1957, с. 224].

Омар Хайям писал:

Хотя, как мы видели, традиционно в честь «природных» богов, в честь Зороастра и Амэш-Спэнта, у персов было множество праздников, но после Ноуруза самым значительным и почитаемым является осенний праздник Михрджан, начинающийся в месяце мехр-мах (михр-мах). С этим знаменательным месяцем связано множество легенд. Шестнадцатый день совпадает с названием месяца — Михрджан и является большим праздником со значением «любовь духа». Поскольку «михр» — это название Солнца, оно явилось миру именно в этот день, поэтому месяц называют солнечным. Среди традиционных атрибутов праздника — обильное возлияние, поклонение божествам, хорошая еда, напитки, различные увеселения. Есть один ритуал, присущий именно 16-му дню: все участники надевают венец с изображением Солнца и его колесницы, на которой оно вращается.

Традиционно в 15-й день каждого солнечного месяца наступает Праздник магов, и этот день считается весьма благословенным; верующие делают фигурки из теста или глины, ставят их на дорогах и служат перед ними, как перед царями. Потом их сжигают. Говорят, что в этот день совершилось отнятие от груди матери мифического героя Феридуна, и его посадили на корову. Прибавляют, что каждый, кто на рассвете этого дня съест яблоко и понюхает нарцисс, весь год проведет в покое и довольствии.

Сжигание лилии в эту ночь на весь год избавляет от голода и нищенства. В день магов рекомендуется давать милостыню, посещать близких и совершать другие богоугодные дела; согласно легенде, в этот день Зороастр покинул Иран.

Со ссылкой на другие источники, А. Бируни сообщает, что персы особо отмечают этот день, так как они обрадовались, получив известие о выступлении Феридуна, о победе Кави над Ад-Дахлем Виварасифом и следовании его за Феридуном. Кави выступал под стягом из медвежьей (по другим сведениям — из львиной) шкуры; цари считали, что такое знамя приносит счастье. Впоследствии его украшали драгоценными камнями и золотом. Виварасиф, предполагали персы, прожил около тысячи лет и только потом был побежден. Поэтому у персов с древних времен существует пожелание друг к другу «хезар саль бази» («живи тысячу лет»). Одержать победу над Виварасифом помогали ангелы, в результате сохранился такой обычай у царей: во дворе дома до восхода зари становился смелый человек и провозглашал: «Ангелы, спуститесь на землю, поразите дьявола и злодеев, отгоните их от мира». Считается, что в этот день Бог простер землю и создал тела как вместилища душ. Другая легенда гласит, что, хотя Аллах создал Луну в виде черного шара, у которого нет света, но в этот день Аллах придал Луне блеск, красоту и свет, и она стала превосходить даже Солнце. Счастливейшими часами этого дня считаются часы Луны.

Интересно и другое предание, приводимое А. Бируни, в котором по значимости сравниваются два праздника, символизирующие умирание и оживление природы, — Ноуруз и Михрджан. Сальман-аль-Фариси писал: «Во времена персов мы говорили, что Аллах сделал украшением для своих рабов яхонт в Ноурузе, а топаз в Михрджане». Поэтому эти дни отличаются, как яхонт и топаз, от других драгоценных камней. Благость и святость этим праздникам придает то, что, по сообщению ал-Ираншехри, «Аллах взял обет со всего света и мрака в день Ноуруза и Михрджана». О том, что именно михр-мах уже предвещает начало зимы, свидетельствуют слова Саид ибн-ал-Фадля, который отмечает, что если в течение лета маковка горы Шахин кажется черной, то на заре Михрджана она кажется белой, словно на ней лежит снег, и, как писали ученые персы, снег этот не тает даже при чистом и ясном небе. Увядание природы, по учению мобедов, связано и с тем, что именно в этот период душа расстается с телом, и когда наступает Михрджан, солнце встает в Хамине, т. е. «посередине между светом и мраком, и погибают души в телах; поэтому персы называют [этот день] Мираган» [Бируни, 1957, с. 234].

Различные магические действах должны вызвать хороший урожай и благополучие в следующем году, поэтому чародеи рекомендуют отведать в праздник Михрджан гранат, который является как бы символом плодородия (богиня Анахита обычно изображается с гранатом), а также для предотвращения всяческих бедствий выпить розовую воду. Праздник Михрджан — провозвестник Воскресения и конца мира, все растущее в этом мире достигает предела, затем начинает сохнуть, животные также перестают размножаться, и древние даже считали, что Михрджан выше Ноуруза, как и осень выше весны. В легенде говорится, что Аристотель ответил Александру о преимуществах осени: «О царь, весной появляются пресмыкающиеся, а осенью они пропадают, так что осень в этом отношении достойнее весны» [Бируни, 1957, с. 234].

Двадцать первый день месяца мехр-маха является праздничным и называется Рам-Руз или Большой Михрджан. Легенда гласит, что причиной установления праздника была победа Афридуна над ал-Даххаком. Как говорит А. Бируни, Аллах лучше знает правду. Заратуштра повелел, чтобы Михрджан и Рам-Руз почитали одинаково. И оба эти дня объявили праздниками; так продолжалось, пока Хумруз, сын Шапура, богатырь, не объединил и не объявил праздниками дни, стоящие между ними, также он сделал и в отношении соединения двух Ноурузов. После этого цари и обитатели Ираншехра провозгласили дни от Михрджана до конца тридцати дней [месяца] праздниками, предназначенными для различных разрядов людей, подобно тому, что было сказано о Ноурузе. Для каждого разряда было назначено пять дней [Бируни, 1957, с. 235].

Среди других праздников, связанных с различными сельскохозяйственными работами, — праздники в месяцах абан-мах, азар-мах, дей-мах, бахман-мах, исфермад-мах.

С принятием персами мусульманства традиции древних как бы переплелись с установлениями шариата. Источники свидетельствуют, что еще в X–XI вв. преобладали домусульманские обряды и верования, а традиционность, свойственная персам, донесла многие из них до современности. И даже недавнее празднование 2500-летия иранской государственности, обращение к истокам, к эпохе Ахеменидов также подтверждает жизненность традиционных ритуалов и праздников.

Праздник Омаркошан («Сожжение Омара») проводится в девятый день третьего месяца раби-ал-аввал мусульманского лунного календаря. В честь этого праздника устраиваются народные зрелища — фарсы, кульминацией которых является сжигание чучела Омара. Предание рассказывает, что по приказу Омара были убиты внук пророка и его семья [Чубак, 1964, с. 45]. Однако, вероятно, в народном сознании произошло сближение различных событий, происходивших в достаточно отдаленное время. Омар был вторым «праведным халифом», ставшем во главе мусульманской общины в 634 г., после смерти Абу-Бакра, он распространил ислам на Ирак, Сирию, Египет и Киренаику (историческая область Ливии). Омар был убит в 644 г. рабом, который не нашел у него защиты от поборов наместника Куфы. Старший внук пророка, Хасан, — сын Али ибн-Али-Талиба от Фатимы, дочери пророка, стал вторым шиитским имамом после убийства Али в 661 г. Умер Хасан в 669 г. в возрасте 45 лет, и, по преданию, он был отравлен. Шииты считают виновным в его смерти халифа Муавию, а Хасана — «великим мучеником». Младший внук пророка, Хусейн, после смерти Хасана стал третьим шиитским имамом (669 г.). Хусейн, как глава алидского рода, особенно проявлял большую деятельность после смерти халифа Муавия в 680 г., когда куфийские шииты признали его своим третьим имамом и просили возглавить антиомейядское восстание против провозглашенного халифа Язида. Однако в сражении при Кербеле, близ Куфы, 10 октября 680 г. его войско было разбито четырехтысячным отрядом халифа, а сам Хусейн погиб мученической смертью. Шииты стали считать Хусейна «величайшим мучеником», а Кербела с тех пор является одной из главных святынь и местом паломничества; дата гибели Хусейна отмечается всеми шиитами как день траура — ашура.

Как видим, гибель обоих внуков пророка произошла уже после смерти Омара, однако все трагическое шииты связывают именно с ним, поскольку вторым халифом, по мнению шиитов, должен был стать зять пророка Али, а не Омар. Народная традиция на протяжении многих веков сохранила негативное отношение к Омару, и шииты разыгрывают народные зрелища — фарсы, в которых главным отрицательным персонажем является Омар. Об этом свидетельствуют многие путешественники и исследователи. Во время комических и трагических представлений обычно высмеивался также Абу-Бакр, но особая неприязнь выражалась Омару. Шииты ткали его имя на коврах, чтобы иметь возможность топтать его, сапожники вырезали его имя на подошве ботинок, а самые фанатичные шииты — на своих пятках [d’Allemagne, 1911, t. I, с. 157].

Вот как разыгрывалась одна из комических драм высмеивания Омара. В центре двора какой-нибудь мечети над фонтаном воздвигались подмостки, на которых располагался лути, исполняющий роль муллы. Лути, одетый в шутовской наряд, перебирая четки, произносил священные тексты и изречения, сопровождая их комической мимикой. Обычно такие представления заканчивались шествием вокруг мечети. «Халифу Омару» на этом представлении отводилось почетное место. Он вел за собой собаку — воплощение нечисти, — которая все время рычала и норовила укусить кого-нибудь из присутствующих. Затем «Омар» и его приближенные садились на ослов. Их свиту составляли демоны и сатана. Сатана, покрытый пятнами, в полуобнаженном виде, с белыми обводами вокруг рта и глаз, с рогами на голове, представал в довольно страшном и смешном виде.

Кульминация драмы — спуск «Омара» в ад. Вся процессия поднималась на подмостки, установленные над бассейном. Сначала «Омар» произносил речь, затем он вместе с сатаной устраивал пир. Спектакль становился все более и более смешным по мере того, как «Омар» с сатаной напивались. После этого «Омар» и свита танцевали. Когда же в назначенное время ангелы, демоны и шуты собирались уходить, пол вдруг проламывался — и вся труппа с грохотом падала в бассейн с водой на потеху зрителям [d’Allemagne, 1911, t. I, с. 157–159].

Праздник Омаркошан описывают такие европейские ученые, как Рафаэль дю Ман, Шарден, Скотт Варринг и др. Подробно рассказывает об этом празднике русский востоковед В.Д. Смирнов. Он писал в 1916 г., что во время представления выставляют манекен, который должен изображать Омара. Его голову делают из тыквы, начиненной порохом, и фигуру — из каких-нибудь воспламеняющихся предметов. Зажигают манекен сзади, и когда пламя доходит до головы, он взрывается со страшным шумом. Все это представление сопровождается насмешками, непристойными шутками и выкриками зрителей [Смирнов, 1916, с. 109].

Красочное описание праздника Омаркошан приводит персидский автор Садек Чубак. Он особенно обращает внимание на то, что в приготовлении к празднику принимают участие все жители деревни или селения. «Купец не пожалел грубого холста, портной раскроил его по росту „Омара“. Караванщик дал соломы и тряпья. Пороховой мастер Кербелаи Голям Али предоставил хлопушки и шутихи, горшки с порохом, сверкающую мишуру, петарды и стрелы, блестки и звездочки, каждый принес у кого что было. И получился „Омар“ в шесть гязов (метров. — Б.Л.) ростом, один вид которого способен был лишить аппетита и сна. Жители Бушира за всю свою жизнь не видели правителя, который был бы страшнее, и, хотя много прошло времени, никто не мог забыть „Омара“».

Необходимо отметить, что считалось обязательным держать все приготовления к празднику в строжайшем секрете от жителей других селений и даже соседних кварталов, так как существовало соперничество в проведении праздников, свадеб, похорон, траурных процессий во время Мохаррама — почитания «мучеников» Хасана и Хусейна и т. д.

Садек Чубак далее рассказывает, что при сотворении «Омара» больше всего стараний приложили буширские портные Кербелаи Махмуд и Мешеди. Они запаслись несколькими кипами прочной и грубой пеньковой ткани, скроили и вырезали из нее голову, туловище, руки и ноги. «Омара» набили соломой и тряпками, сшили большой мешочной иглой и, где только смогли, напихали в солому хлопушки и петарды. «Голову „Омару“ сделали громадную! На лицо натянули овечью шкуру и выстригли шерсть только в тех местах, где должны быть глаза, рот и нос, так что все лицо, даже лоб, оказалось покрыто шерстью. Вместо глаз вставили два кувшина с порохом, а вокруг них покрасили суриком. Вместо носа воткнули целиком верхнюю часть бозджанского кальяна (Борозджан — к северу от Бушира. — Б.Л.). Рот ему сделали большой, как отверстие мешка. И внутри на месте зубов выложили ослиным пометом.

Все, у кого была старая одежда — рваные кафтаны, штаны, принесли и накидали перед Мешеди и Кербелаи Махмудом. А те поистине сотворили чудо: из кучи лохмотьев сотворили такую габу на рост „Омара“, что в каждую полу могли завернуться два человека. А сколько положили ему под одежду хлопушек и стрел, пороха, сернистого мышьяка и петард — одному богу известно. Потом сделали чалму, на которую пошло несколько старых женских покрывал, обернули вокруг головы „Омара“ и коровьим пометом нарисовали на ней цветочный узор. Когда вдесятером подняли „Омара“ с земли и прислонили к стене, все увидели, какое чудище получилось» [Чубак, 1964, с. 45–47].

Омаркошан широко распространен в различных районах Ирана, и мы привели описание этого праздника в Казвине и Бушире, однако надо отметить, что он распространен и за пределами Ирана, в районах расселения шиитов. Европейский ученый Скотт Варринг наблюдал этот праздник в начале XIX в. на Кавказе и оставил его описание: «Вот уже пятьдесят лет, как на Кавказе, и особенно в Баку, в день смерти Омара мальчики обмазывают себе лица мукой или надевают комические маски, облачаются в смешные наряды или в шкуры животных. Вырядившись подобным образом, они идут во двор, где поют сатирические куплеты, высмеивающие Омара, и исполняют комические танцы. Такая демонстрация называется „Кос-коса“. В настоящее время эти представления редки, но случается иногда, что женщины у себя дома исполняют эти маленькие сатирические куплеты» [Warrings, 1813, с. 13].

Значение праздника Омаркошан не исчерпывается сценами, связанными с убийством Омара. Более того, существует гипотеза, что этот праздник совершенно не связан с магическими действиями, направленными против Омара. По народным поверьям, смена сезонов происходит в результате убиения одного сезона другим, и к этому сезону обычно приурочивают представления, напоминающие дионисийские праздники в Греции. Блестящим примером подобных церемоний может служить упомянутый и популярный до настоящего времени среди азербайджанцев обычай «Кос-коса».

Анализ праздника Омаркошан показывает, что в нем как бы соединились и дионисийские сатурналии по случаю умирания и воскресения природы, и скорбь и страдания о шиитских «мучениках» Хасане и Хусейне, и ненависть к Омару, якобы незаконно ставшему халифом вместо Али, и ко всем Омейядам, и стремление отомстить им за весь алидский род.

Иранский писатель Али Асгар Мохаджер замечает: «Вот уж действительно, мы, иранцы, известные в мире как шииты, исповедующие толк асна ашария[5], славимся тем, что свято чтим семейство Али и всемилостивейшего пророка. Возможно, такой славе мы обязаны еще и тем, что многие из членов святого семейства прожили большую часть жизни в Иране и погребены на иранской земле» [Мохаджер, 1965, с. 87].

Кроме праздников с многодневными и сложными действиями и шествиями, с сасанидских времен справлялись и особые: Праздник редкобородого (Кусай-е барнешин), Праздник убийства магов (Магкошан) и др. В эти дни по традиции шуты пародировали различные моменты церемониала прославления победителей, награждения вельмож и т. д. [Бахрам, 1344/1966, с. 47].

Праздник Кусе совершался на девятый день месяца адар-мах (30 ноября), и назывался он «день огня». Месяц адар-мах, так же как и месяц мехр, имел особое значение: в этот период времени как будто исполнялось все задуманное [Иностранцев, 1909].

Торжество начиналось следующих образом. Рано утром на осла, корову или лошадь усаживали шута — человека с редкой бородой, кривого на один глаз. В одной руке он держал ощипанную ворону, в другой — веер. Кусе кормили возбуждающими жажду кушаньями, поили вином, он, обмахиваясь веером, приговаривал: «Жарко, жарко», показывая этим, что зимним холодам пришел конец. Зрители со смехом бросали в него снежки либо обливали его холодной водой. Тем временем шахская свита собирала у лавочников подать. Если Кусе встречали после обеда, его били. Арабские авторы рассматривали фигуру Кусе как олицетворение изгоняемой зимы, на смену которой приходит весна.

Этот праздник сохранился с сасанидских времен, но в трансформированном виде. Даже сейчас в некоторых деревнях Ирана бытует игра под названием «мир ноурузи» — «новогодний эмир», восходящая к Празднику редкобородого. Для этой игры, напоминающей шутовское шествие в честь победы Кира над Крассом (IV в. до н. э.), выбирали шута, увенчивали его короной и сажали на трон. Он должен был подражать шаху или эмиру, провозглашая указы о конфискации имущества какого-нибудь везира или о наказании того или иного вельможи и т. д. И хотя внешне игра выглядела довольно невинной, подчас именно таким способом народ высмеивал наиболее ненавистных притеснителей.

В последнюю неделю года популярны были так называемые атешфарузи («зажигальщики огня») — бродячие комедианты. Их лица обычно были вымазаны сажей, а на голову, облепленную тестом, они накладывали вату и тряпки, пропитанные керосином. Все это зажигали, держа в руках горящие факелы и ударяя в бубны, они с плясками и пением шествовали по улицам, собирая у прохожих подаяние. Кроме них, в последние дни года выступали также гули бийабани («демоны пустыни»). Уличные комедианты изображали леших, имевших облик человека, но покрытых густой шерстью, с длинными когтями на руках и ногах и непременно с тяжелой дубинкой в руках. Для этого один из комедиантов надевал баранью шкуру, и вся группа с песнями и плясками, ударяя в барабаны, проходила по улицам, а прохожие и лавочники давали им подаяние [Дорри, 1971, с. 12].

В начале января (по григорианскому календарю), с проводами осени был связан также Праздник убийства магов. На трон сажали куклу, вылепленную из теста или глины, и присутствующие должны были приветствовать ее поклоном. В конце церемонии куклу торжественно сжигали. Этот обряд также выражал стремление людей быстрей прогнать стужу, предварительно поблагодарив ее, и начать подготовку к весенним работам.

Зимние обычаи и обряды

В зимнее время персам не приходится активно заниматься сельскохозяйственными работами, хотя понемногу делают починку инвентаря для предстоящей весенней пахоты, а также перерабатывают не сельскохозяйственные культуры, которые созревают в конце осени, например, шафран. «Летом его стебли высыхают, их вручную жнут серпами на корм скоту. После жатвы поля кажутся мертвыми. Но в октябре ростки зацветают снова. Цветы растут у самой земли. Тут дорог каждый день. Их срывают и ссыпают в корзины. С каждым днем цветов становится все больше. Пока не пройдет пятнадцать дней. В это время надо успеть собрать весь урожай. С седьмого дня цветение идет на убыль» [Мохаджер, 1965, с. 206].

Многие календарные праздники и обряды, проводимые в зимнее время, направлены на стимулирование быстрейшего оживления природы, подготовку к встрече Нового года — Ноуруза и предстоящим сельскохозяйственным работам.

Саде является древним зороастрийским праздником, однако он сохранился до нашего времени и даже был как бы заново возрожден в 50-е годы бывшим шахом Ирана, так как он совпадал с днем рождения наследника престола [Гишасп, 1975/1976, с. 22]. Приходился он на 10 бахмана — одиннадцатого месяца персидского солнечного календаря — и был сотым днем (сам — сто) «Большой зимы» (конец января). Саде, или Садак, получил в арабском языке название «Лайлат-ал-вукуб» — Ночь пламени и, согласно арабским источникам, отмечался в 5-й или в 10-й дни месяца бахман, а иногда совпадал с Рождеством (25 декабря) [Мец, 1973, с. 336].

Исследователи праздников и обрядов у народов Ирана отмечали, что больше всего описаний и различных стихотворных произведений посвящено весенним и осенним торжествам, именно по случаю Ноуруза и Михрегана правителям подносились оды и касыды, в которых прославлялись деяния правителей и приводилось подробное их описание.

Праздник Саде, или Джашн-е Саде, отмечался в соответствии с зороастрийскими традициями и после утверждения ислама. Наиболее полное описание праздника сохранилось в хронике Ибн-Маскавейха, которая составлена в связи с трагической гибелью зиярида Мардавиджа ибн-Зияра (X в.):

«Говорил устад Абу-Али Ибн-Муххамед Маскавейх, да продлит Аллах к нему свою милость: рассказывал мне устад, именитый раис Абу-л-Фадль Ибнал-Амид, да помилует его Аллах, что когда настала ночь „зажжения огней“, которая известна [под названием] садак, то Мардавидж еще задолго до того приказал, чтоб ему собрали с гор и из далеких мест топливо и доставили его в долину, известную [под названием] Заринруд, и в близрасположенные места, где заросли и кустарники. И собрали это со всех сторон. Приказал он также собрать нефти и тех, кто умел с ней обращаться, и устраивать [с помощью ее] игрища. Приказал он также изготовить большое число огромных прямых свечей, и не осталось в горах вокруг Исфагана вершины или приметного холма, где бы не были сложены топливо и терновник. На далеком расстоянии от места, где он решил устроить пир, было устроено нечто вроде огромных башен из стволов деревьев, скрепленных многочисленными железными полосами, дабы они держались, и наполненных терновником и тростником. Наловили ему ворон и кобчиков и прикрепили к их клювам и ногам скорлупу грецких орехов, наполненную ческами хлопка, пропитанными нефтью. В месте же пира поставили изображение и громадные столбы из свечей, каких никто никогда не видел. И устроили это так, чтобы зажигание произошло в единый час и на горах, и на месте пиршества, и на птицах, которых (тогда) должны были выпустить. Затем изготовили ему огромные столбы в степи возле дворца его и собрали животных и крупного и мелкого скота многие тысячи. Был стол украшен и снаряжен необычайно… Он задал великий пир, причем по его приказу было убито, кроме баранов, сто лошадей и двести быков…» Однако Мардавидж остался недоволен этими приготовлениями, «он нашел все это мелким, ибо взору, устремленному вдаль, все кажется мелким, рассердился, закутался в плащ и не вымолвил ни слова» (цит. по [Мец, 1973, с. 336–33; Бертельс, 1953, с. 33–34]).

После долгой холодной зимы люди радовались приближению тепла и поэтому различными магическими действиями старались ускорить наступление весны и возрождение природы: устраивали костры, окуривали от нечистой силы свое жилище, обильной пищей и возлияниями стремились задобрить природные силы, чтобы получить в новом году хороший урожай и благополучие во всех делах.

Абурейхан Бируни сообщает, что месяц бахман и десятое его число, т. е. день абан, называемый сада, почитаются народом. «И говорят, что в этот [день] зима выходит из ада (зороастрийского ледяного ада. — Б.Л.) в этот мир и поэтому люди зажигают огни и жгут благовония, дабы отвратить вред, который она может причинить. И у царей сложился обычай в эту ночь зажигать костры и разжигать их, и загонять в них диких зверей, и заставлять птиц пролетать сквозь пламя, и пить вино, и веселиться вокруг них. Да воздаст Аллах всякому кто наслаждается доставляя страдания другим существам, которые чувствуют [боль] и никому не причиняют вреда». [Бируни, 1957, с. 243; Бертельс, 1953, с. 35]. Как видим, в описании А. Бируни мусульманская традиция уже осуждает проведение подобного праздника, в действительно, в эпоху Газневидов (X–XI вв.) он стал как бы второстепенным. Однако персидские поэты в своих бейтах, касыдах и одах, подносимых султанам, продолжали воспевать праздник Саде. Так, Унсури, одописец султана Махмуда Газневида (999-1030), писал о зажигании костров:

Саде — праздник зимнего солнцеворота, день рождения солнца, он должен был отмечаться 25 декабря, но тогда 10-й день месяца бахман — абан приходился бы на 1 января, поскольку начало месяца бахман приходится на 20–21 января. Однако в народной традиции не важно было точное установление даты праздников, он приходился на зимнее время, считалось, что это сотый день зимы и осталось пятьдесят дней до Ноуруза; поэтому Саде в то же время являлся как бы предвестником праздника весны — Ноуруза. Об этом также говорится в одном из бейтов в касыде, поднесенной султану. Махмуду Газневиду (1030–1040):

Пышные празднества и веселья во время Саде воспевались поэтами и они обращались к правителям:

По традиции особое почтение огню оказывается с зороастрийских времен, зимняя стужа и ледяной ветер напоминали о том, что ничего не может быть лучше «просторного шатра», зажженных праздничных огней и хорошей компании друзей, пения и игры на музыкальных инструментах и веселья вокруг котла, посвященного празднику Бахмана. Однако под давлением мусульманской идеологии постепенно стало распространяться мнение о нечестивости воспевания огня — священного элемента зороастризма, поэтому символика ритуала стала теряться, и иногда праздник Саде превращался в простую пирушку. Это было также отражено в касыдах:

Несмотря на углубление влияния мусульманской идеологии, в сознании персидского народа стойко сохранилось традиционное отношение к домусульманским обрядам и обычаям, к народным верованиям, к магии, демонологии, особенно почитанию огня, воды, земли. Как отмечали исламоведы, у народов, принявших ислам, наиболее стойкими оказываются культы божеств — покровителей плодородия, скотоводства, ирригации. Это объясняется той ролью в хозяйственной и бытовой жизни, которую им приписывало население, и связаны они были с домусульманскими сезонными праздниками [Кнорозов, 1949, с. 95].

Необходимо отметить, что персы чрезвычайно гордятся своей древней историей, поэтому и начало празднования многих обычаев и обрядов они относят к эпохе первоцарей Кейумарса и Джемшида; каждый перс знает множество мифов и легенд, связанных с их правлением, со временем зороастризма, утверждения и распространения ислама, с жизнью пророка Мухаммеда, его семьи и потомков. Однако необъяснимым было, как писал Ю.Н. Марр, отсутствие работ на персидском языке, суммирующих сведения по фольклору, и, хотя печаталась масса статей, так или иначе касающихся истории, литературы, географии, искусства, невозможно найти «ни одной заметки об обычаях или суевериях» [Марр Ю.Н., 1927, с. 268].

Как уже говорилось выше, неоценимая роль в собирании народных поверий и обычаев принадлежит иранскому писателю Садеку Хедаяту (ум. 1951). В работе «Нейрангистан» он описывает праздник Саде в месяце бахман, когда зажигают огни, раздувают пламя, «и имя этого дня — десятый день бахмана. В этот день персы устраивают праздник и раздувают большой огонь… Огонь зажигают в горах и на равнине. Говорят, что основателем этого праздника был Кейумарс» [Хедаят, 1958, с. 312].

Праздник Саде был распространен по всему Ирану, хотя традиционно его связывают с зороастризмом. Так, он был широко известен в Хорасане, а не только в Кермане, где праздник Саде, или Сузи (перс. «сузанден» — гореть. — Б.Л.), устраивался зороастрийцами в память Джемшида. Как сообщает Хедаят, это древнее торжество специально было учреждено в Кермане. За пятьдесят дней до Ноуруза вьюки кустарника и дров свозили в кварталы гебров (сад Будагабад). «Около этого сада есть дом, похожий на мечеть, и верховный жрец приглашал знать города и даже иногородних. На этом собрании подавалось много фруктов, сладостей и вина, и до захода солнца два жреца зажигали светильники, поджигали ими хворост и пели особые песни. Когда разгоралось пламя, гости, которых было несколько тысяч, с радостными криками кружились вокруг огня и пели следующую песню: „Сто до Саде, тридцать до „чале“ (сорок дней до конца зимы. — Б.Л.), пятьдесят до Ноуруза“. Пили вино, и праздник кончался среди радостных криков» [Хедаят, 1958, с. 312–313].

Этому празднику придают большое значение, и считается обязательным сопровождать его весельем, разнообразной и хорошо приготовленной пищей и обильным возлиянием, чтобы умилостивить силы природы, так как вскоре после него начинается подготовка к севу и пахоте. Поскольку праздник связан сельскохозяйственным циклом и сезонными работами населения, он не мог быть предан забвению, а его мифическая связь с легендарными царями, основателями персидского могущества, придавала ему еще большее значение. Этим, вероятно, можно также объяснить и возрождение его на государственном уровне шахом Мохаммедом Реза Пехлеви в 70-е годы XX в., когда много писалось и говорилось о преемственности и величии 2500-летней истории шахской династии.

Народная традиция, кроме праздника Саде — основного зимнего торжества, отмечает также «последнюю среду года» — Чехаршембе-е сури. В проведении этого дня можно видеть и народные поверья, и скорбь шиитов по мученику Хусейну, и призывы к выступлениям против Омейядов. Как стало известно из версии духовенства, после событий в Кербеле, чтобы шииты могли отличаться от суннитов, было установлено, что в указанную среду каждый шиит на крыше своего дома зажигает костер. Легендарное сказание донесло до современности рассказ о том, что некий Мехтар — мститель за смерть имама Хусейна — в этот день зажег костер, и тем самым дал знать своим сподвижникам о начале борьбы с Омейядами [Марр Ю.Н., 1927, с. 473; Хедаят, 1958, с. 315].

Согласно народным предсказаниям, в этот день, чтобы сопутствовало счастье, девушек проводят под «жемчужной пушкой», в кувшин кладут деньги и при восходе солнца сбрасывают его с крыши, приговаривая: «Горе и несчастье, идите в кувшин, идите на улицу». Можно также наполнить кувшин водой и на восходе солнца сбросить его с крыши на улицу. Чтобы несчастье не вернулось в дом, не полагается смотреть ему вслед, надо также затем залить огонь. Считается, что в эту ночь девушки, которые долго не выходят замуж, должны повесить на грудь цепочку с закрытым замком так, чтобы замок пришелся меж грудей. На закате девушки идут на перекресток и ждут появления сейида, чтобы он открыл замок, и поскольку сейид считается одним из потомков Пророка, девушки верят, что он «развяжет счастье». Важно в эту ночь или в ночь под последнюю среду двенадцатого месяца — сафара проявлять благотворительность, и с этой целью ходят по домам, собирают пищу или деньги и затем раздают больным и нищим. Этот обычай называется Кошук зани («Битье в ложки»), так как желающие проявить благочестие приходят к соседям и собирают подаяние в сосуды, по которым стучат ложкой. Мирза Мохаммед Кермани в своей работе о поверьях и обычаях, связанных с «Чехаршембе-е сури», или «красной средой» (перс. «сорх» — красный. — Б.Л.), приводит обычаи, построенные на задумывании различных желаний и надеждах на их исполнении [Марр Ю.Н., 1427, с. 473–475].

Аналогичные примеры приводит также Садек Хедаят. Так, в соответствии с одним из них необходимо в эту ночь под желоб поставить голубой кувшин, «наполненный мелкими вещами с задуманными желаниями», наклонив его в сторону Мекки. «Утром в среду кто-либо гадает по книге Хафиза, в то время как маленькая девочка вынимает одну за другой вещи, принадлежащие тому или иному лицу, и делаются соответствующие предсказания. В ночь на среду, согласно другому обычаю, на землю кладут три или семь куч сухого кустарника и зажигают его, и все жители дома от мала до велика прыгают через огонь и поют:

Считается, что на огонь нельзя дуть, а золу от него высыпают на перекрестке» [Хедаят, 1958, с. 315].

В ночь на последнюю пятницу года накрывают праздничный стол «хафт-син». На столе должны быть непременно зеркало, свечи по числу обитателей дома, Коран, хлеб, большая чашка с водой, в которой плавает зеленый лист, сосуд с розовой водой, различные фрукты, на подносе должны находиться семь предметов, начинающихся с «син». Кроме того, на столе должны быть яйца, простокваша, молоко, сыр; стол «хафт-син» также устраивается и в новогоднюю ночь Ноуруз, но отличием стола в ночь на последнюю пятницу года, называемого стол «хаджи Хизра», является то, что, кроме всего перечисленного, на него ставят ширберендж («сладкий рис») без соли, варенный шпинат и кушанье кавиат, приготовленное из лука и гороха. Хаджи Хизр в знак своего посещения оставляет след кольца в «кавиате» [Хедаят, 1958, с. 316].

Представления персидского театра марионеток проходят обычно вечером, когда незаметны прикрепленные к куклам нити, приводящие их в движение. Называется этот театр Хеймэ шаб бази.

Спектакли Хеймэ шаб бази проходят в четырехугольной палатке, которая крепится прямо на земле с помощью веревок с железными костылями на концах. Задняя и боковые стенки палатки, а также ее верх без отверстий. В передней, обращенной к зрителю стенке от пола во всю ширину палатки есть вырез, высота которого 55 см. Несколько глубже, примерно в 60 см от переднего полотнища, в палатке устраивается экран высотой 80 см, обитый черный материей, вышитой пестрыми шелками. Кукольное представление происходит на темном фоне экрана, скрывающем движение ниток. Внутренняя часть палатки, в которой стоит оператор и находится ящик с куклами, скрыта от зрителей. Пол палатки от переднего полотнища до экрана покрывается куском белой материи, на котором происходит игра. Количество черных ниток, прикрепленных к марионеткам (сурат), различно, в зависимости от сложности движения каждой из них. Основные нити идут к небольшой перекладине, находящейся в руках оператора во время представления. Набор кукол в Хеймэ шаб бази 70–80 фигур, размер их различен и колеблется от 20 до 35 см. Большая часть кукол фарфоровые, другая делается из дерева и тряпок. Деревянные куклы вырезаются кукольником, костюмы шьет он же, придерживаясь моды на аксессуары и платья. По рассказам очевидца таких представлений, бывших в 1927 г., куклы-казаки имели головные уборы нового образца, введенные в персидской армии три года назад, а «шах и посланники» выезжали на сцену в игрушечном автомобиле. Для удобства кукловода марионетки до начала представления развешиваются по внутренним стенкам палатки в порядке выхода на сцену.

Во время действия играет оркестр, состоящий из барабанщика (зарб гир) скрипача (кеманча каш) и мальчика с кастаньетами (кашог зан). Артистов обычно двое: один стоит в палатке и приводит к движению кукол, а также говорит за них через пищик (сут сумак) другой сидит около палатки и играет на барабане чашевидной формы (домбал), по ходу представления он может говорить за кукол, а также принимать участие в игре.

Во время спектакля часто распеваются теснифы — песни самого разнообразного содержания: народные, исторические, песни тегеранского квартала публичных домов — шехр-ноу, т. е. основными сюжетами их являются любовь, вино, женщины. Некоторые из таких песен-теснифов собраны В.А. Жуковским и опубликованы в его книге «Образцы персидского народного творчества». Приведем одну из них:

Далее девушке предлагают шелковую кофточку, алмазную пряжку, золотой браслет, бархатные штаны, лошадь и слуг, но девушка непреклонна. Затем предлагают «вина Хулерского» и пожаловать в дом,

Наиболее технически разработанной частью персидского театра марионеток являются танцы кукол и исполняемые ими акробатические и атлетические номера.

Бытовой элемент в Хеймэ шаб бази очень разнообразен: танцы, очень похожие на танцы персидских танцовщиц, наказание по пяткам, участник траурной процессии, вертящийся с убранным фонариком «хаджле» на голове, упражнения с коническими палицами, акробатические упражнения с шестом и булавами, свадьба, роды и пр. Передача всего очень точна. Язык кукольного театра насыщен непристойностями, остротами, пересыпан каламбурами и является прекрасным образцом народной речи с характерными фонетическими особенностями.

Представления театра Хеймэ шаб бази даются большей частью в частных домах и по приглашению. Помимо обусловленного кукольниками вознаграждения, всегда происходит сбор денег во время игры, которая для этого прерывается несколько раз в самых напряженных моментах, а кроме того, собираются деньги по случаю удачно исполненного танца, акробатического этюда, на лечение болезней, на воспитание детей, покупку новых кукол и нарядов для них и т. д. [Галунов, 1929, т. III, с. 1–3].

Мы познакомились с календарными праздниками и обрядами персов и хотя бы в малой степени смогли увидеть, насколько связана общественная и хозяйственная деятельность человека с природными явлениями. Хотелось бы также отметить, что та или иная этническая общность не только стремится сохранить свои традиции, но и в процессе истории активно взаимодействует с культурным окружением.