Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Книга, которую авторы выносят на суд читателя, является продолжением уже вышедшего издания «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год» (1985), подготовленного Институтом этнографии АН СССР и посвященного одному календарному празднику — Новому году, обычаям и обрядам, связанным с этим важнейшим событием в культурной жизни китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев. Данная же работа рассказывает о календарных праздниках, обычаях и обрядах всего года: повествование начинается с весны и заканчивается снова Новым годом; перед вашим взором пройдут чередой все важнейшие события традиционного народного календаря китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев.

Обе эти книги, и уже опубликованная, и та, с которой вам предстоит познакомиться, задуманы авторами как части фундаментального исследования о календарных обычаях и обрядах народов зарубежной Азии. В то же время весь этот, как принято сегодня говорить, «сериал» о календарной праздничной обрядности народов зарубежной Азии возник как своеобразный отклик на исследования о календарных обычаях и обрядах народов зарубежной Европы [Календарные обычаи, 1973; Календарные обычаи, 1977; Календарные обычаи, 1978; Календарные обычаи, 1983], осуществленные большим коллективом советских этнографов под руководством С.А. Токарева.

Три основных положения вдохновляли авторов и определили их поиск в исследовании пока еще малоизвестной области, именуемой «календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии». Это идея Н.Н. Чебоксарова о неповторимости культурного облика каждого народа, красной нитью проходящая через все труды ученого. Это опыт сравнительно-типологического анализа праздничной обрядности народов мира, реализованный С.А. Токаревым на материале народов зарубежной Европы. И наконец, глубоко гуманистическая система взглядов Н.И. Конрада об исторической и типологической близости культур Запада и Востока. Все эти положения сегодня уже звучат по-новому, более широко и значимо. Они приобретают планетарный характер, утверждая великую идею единства культуры человечества, проявляющегося в разнообразных и неповторимых формах.

В предлагаемой работе рассматриваются календарные обычаи и обряды, а также календарные праздники годового цикла пяти народов Восточной Азии — китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев. Хронологический срез: конец XIX — первая половина XX в. Это было время, когда традиционная календарная обрядность бытовала еще довольно широко. При характеристике отдельных явлений авторы там, где позволял литературный, музейный или полевой этнографический материал, стремились проследить истоки и генезис, выявить старинные обычаи и обряды, дать исторические экскурсы. Однако авторы сознают, что при современном уровне наших знаний соотношение разного вида источников (не всегда равное) определило и известные колебания хронологических рамок.

Интерес к традиционной культуре народов мира, а также борьба за сохранение лучшего из ее достояния в наши дни, в век все возрастающей урбанизации, нивелировки, стандартизации, наступления «массовой культуры», стали очень актуальными. Сохранение наиболее ценного (при критическом отношении к негативным явлениям) из традиционной культуры народов мира справедливо воспринимается не только как бережное отношение к истокам, но и как забота о настоящем и будущем любого этноса, а также человечества в целом. И даже сама память должна, по мнению К.В. Чистова, стать более активной и выражать не только идею сохранения, «удержания», но и идею «передачи», связи времен и поколений.

Не случайно именно в наши дни особое звучание приобрело введенное Д.С. Лихачевым понятие «экология культуры» [Лихачев, 1987, с. 485], которое обозначает и сбережение культурной среды, и активную, действенную память о прошлом, и понимание невосполнимости разрушения памятников и явлений культуры, и осознание страшной опасности забвения. Это понятие существенно необходимо для этики, для нравственной среды, в которой живет как отдельный человек, так и целый народ.

В богатейшем наследии народов мира особое место принадлежит календарным, обычаям и обрядам, народным праздникам. Связанные с трудовой деятельностью народов, обычаи и обряды годового цикла — сложное общественное явление. Они отражают этническую, социально-политическую, историко-культурную жизнь народов на разных этапах развития. Правильнее даже сказать: они неотъемлемая часть (причем одна из важнейших) этой жизни. Мы вправе рассматривать их как концентрированное выражение духовной и материальной культуры любого народа, они несут на себе печать этнической специфики. В то же время календарные обычаи и обряды, народные праздники отражают типологическую общность человеческой культуры, влияние историко-культурных контактов и связей.

Наконец, есть еще один аспект притягательности календарных обычаев и обрядов, народных праздников года — это пронизывающая их идея продолжения жизни, бессмертия человеческого рода, призыв к счастью, благополучию, долголетию, к богатому урожаю и хорошему приплоду скота. Жизнь человека, человеческого коллектива в календарных обычаях и обрядах неотделима от жизни природы. Ритм природы, ритм космоса были ритмом человека и его деятельности. Связь макрокосма и микрокосма была более тесной и взаимообусловленной. Конечно, эта взаимосвязь понимается современными людьми иначе, чем в древности или даже столетие назад, однако сам характер такого контакта стал более драматическим и порою даже трагическим, а проблема приобрела большую остроту.

Народные календарные праздники оптимистичны по своей природе. Заложенный в них эстетический, нравственный, эмоциональный заряд противостоит, даже не допускает саму мысль о победе зла, о возможности гибели человека, человеческого коллектива, человечества. Непрерывность жизни подчеркивается в календарной обрядности той ролью, которая принадлежит в ней старикам и особенно детям. Участие в народных праздниках представителей всех поколений символизирует вечное продолжение человеческого рода.

Гуманистическая идея утверждения жизни и ее непреходящей ценности является доминирующей в календарной обрядности. В ней пафос подавляющего большинства обычаев и обрядов. В широком философском плане она противостоит пропаганде насилия над личностью, человеконенавистническим взглядам, утверждающим, что война является для человека естественным состоянием.

Наконец, изучение календарных праздников расширяет эстетическую и культурную палитру представлений о народах, способствует выработке положительных стереотипов в отношении других этносов, а, следовательно, ведет к их сближению и взаимопониманию. Например, сегодня наблюдается интерес к таким явлениям, связанным с календарными праздниками, как искусство аранжировки цветов (икэбана) у японцев; отношение к природе у восточноазиатских народов; особенности традиционного календаря китайцев, корейцев, японцев, монголов, тибетцев и других народов. Использование лучших элементов народных календарных праздников народов мира связано с сохранением культурного наследия в целом, с расширением репертуара фольклорных и самодеятельных коллективов, с организацией досуга, с вопросами снятия психологических стрессов, с противостоянием негативным явлениям «массовой» культуры.

Таким образом, исследование календарных обычаев и обрядов, народных праздников года, их лучших традиций связано непосредственно с актуальнейшими, магистральными проблемами современности, с проблемами и перспективами человечества, с проблемами сохранения мира, жизни, культуры в наш ядерный век.

В этом нам видится важнейшая гуманистическая ценность изучения календарных обычаев и обрядов, народных, традиционных праздников.

Календарные обычаи и обряды в системе традиционной культуры

В центре нашего исследования календарные обычаи и обряды, а также календарные народные праздники годового цикла, которые рассматриваются на примере народов Восточной Азии. Какое место отводится этим явлениям в этнографической науке?

Как известно, в русской и европейской этнографической науке понятие «календарные обычаи и обряды» сформировалось в первой половине XIX в. и связано с именами русских ученых И.М. Снегирева [Снегирев, 1837] и А.В. Терещенко [Терещенко, 1848]. Большой вклад в изучение именно календарных обычаев и обрядов внес немецкий этнограф Вильгельм Маннхардт сочинениями, которые датируются 60-70-ми годами XIX в. (подробнее см. [Календарные обычаи, 1983, с. 12, 13]).

В последние десятилетия в советской науке вновь возрос интерес к изучению обычаев и обрядов, а также календарных праздников. Правда, сразу необходимо отметить, что большая часть исследований, опубликованных в эти годы, посвящена календарным обычаям и обрядам русского, украинского, белорусского народов, а также народов европейской части СССР и народов зарубежной Европы [Чичеров, 1957; Пропп, 1963; Бахтин, 1965; Токарев, 1973; Календарные обычаи, 1973; Попович, 1973, 1974; Календарные обычаи, 1977; Календарные обычаи, 1978; Болонев, 1978; Календарные обычаи, 1983; Соколова, 1979; Громыко, 1986]. Это объясняется наличием огромного систематизированного фактического материала, а также давними традиционными исследованиями указанных проблем.

Появление этих работ способствовало развертыванию исследований календарных обычаев и обрядов и других народов мира, в частности народов Восточной Азии. При этом огромное значение имеют вопросы теории и методики анализа календарных обычаев и обрядов, поставленные в указанных выше трудах. Отметим некоторые из них: обоснование связи календарных обычаев и обрядов с трудовой деятельностью земледельцев [Чичеров, 1957]; понимание праздников как выражения «двумирности средневековой жизни (официальной и народной)»; утверждение связи праздника с народным идеалом жизни, выраженным в первую очередь в карнавале [Бахтин, 1965].

Особенно ценным представляется опыт структурно-исторического анализа календарной обрядности, предпринятого С.А. Токаревым на материале народных обычаев стран зарубежной Европы [Токарев, 1973, с. 15–28], а также выявление общих элементов в годичном цикле русских аграрных праздников, осуществленное в известном исследовании В.Я. Проппа [Пропп, 1963].

Общетеоретическое значение имеет и вопрос о функциональной значимости обычаев и обрядов каждого календарного цикла, исследованный В.К. Соколовой на материале весенне-летних календарных обрядов русских, украинцев и белорусов [Соколова, 1979, с. 262–263]. Ценными представляются предпринятые исследователями выявление и вычленение в календарных обычаях и обрядах, бытовавших в конце XIX — начале XX в., древнейших верований и культов (таких, например, как культ земли, культ предков, культ воды, культ солнца, культ огня, культ растительности). Большое значение имеет исследование связи календарных обычаев и обрядов с фольклором, например, с обрядовой песней [Соколова, 1979], с играми и развлечениями, а также указания на изменение их функциональной роли в праздниках. Значительный интерес представляет исследование М.М. Громыко календарной обрядности русских (XIX в.) в плане изучения этических традиций народа [Громыко, 1986, с. 117–125, 161–266].

В наши дни в советской этнографической науке исследование календарных обычаев и обрядов, а также календарных праздников как важнейших частей традиционной культуры народов мира неразрывно связано с разработкой теории этноса, с изучением этнического самосознания [Бромлей, 1973, с. 86–100; Чистов, 1972, и др.].

Наиболее полно и всесторонне основные параметры теории этноса изложены в монографиях Ю.В. Бромлея «Этнос и этнография» (М., 1973), «Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории)» (М., 1981) и «Очерки теории этноса» (М., 1983). Своеобразие культуры народа рассматривается советскими этнографами как один из важнейших признаков этноса. Ю.В. Бромлей, определяя понятие «этнос», пишет: «Этнос (или этнос в узком значении этого термина) может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании (этнониме)» [Бромлей, 1983, с. 57–58].

О важном месте культуры среди прочих признаков этноса эмоционально и ярко в 1967 г. писал Н.Н. Чебоксаров: «Нет и не может быть даже двух народов с совершенно одинаковой культурой. Если народ утрачивает свою культурную специфику, он перестает существовать как отдельный, самостоятельный этнос» [Чебоксаров, 1967, с. 99]. Эта идея получила всестороннее развитие в работе Н.Н. Чебоксарова и И.А. Чебоксаровой «Народы, расы, культуры» (М., 1971; изд. 2 — М., 1985).

Характеризуя культуру как один из основных компонентов этноса, Ю.В. Бромлей обращает внимание на наличие в культуре двух генетически различных слоев: исторически более раннего («нижнего»), который состоит из унаследованных от прошлого компонентов культуры, и исторически более позднего («верхнего»), включающего новые, современные культурные явления [Бромлей, 1983, с. 128, 129].

Компоненты культуры исторически более ранние, наиболее стабильные, устойчивые, несущие основную этническую нагрузку и составляющие как бы ее каркас, обозначаются терминами «традиция», «традиционная культура». В 1981 г. для более широкого определения понятия «традиция» Э.С. Маркарян предложил понятие «культурная традиция». Согласно представлению Э.С. Маркаряна, «культурная традиция — это выраженный в социально организованных стереотипах групповой опыт, который путем пространственно-временной трансмиссии аккумулируется и воспроизводится в различных человеческих коллективах» [Маркарян, 1981, с. 80].

Подобное определение «культурной традиции» подчеркивает ее фундаментальный характер в системе культуры и позволяет интернировать все без исключения социально организованные стереотипы деятельности. В таком своем качестве традиция выступает как «родовое» понятие [Маркарян, 1981, с. 80; Сарингулян, 1981, с. 100], включающего на уровне «вида» такие категории, как «обычай», «обряд», «праздник» и др.

В последние годы в нашей стране появился ряд исследований, в которых рассматривался вопрос о взаимоотношении понятий «обычай» и «обряд» [Суханов, 1973; Угринович, 1975]. В этнографической науке приоритет в теоретической постановке этой проблемы принадлежит С.А. Токареву, который в 1980 г. опубликовал в журнале «Советская этнография» статью «Обычаи и обряды как объект этнографического исследования» [Токарев, 1980, с. 26–36]. Основная идея этой статьи состоит в том, что необходимо различать обычай и обряд: «Нельзя не видеть две существенно различные группы социальных явлений, за которыми уже закрепились два в общем всеми одинаково понимаемых термина: обычай (традиция, нравы) и обряд (ритуал, церемониал). Однако соотношение между этими двумя группами явлений и соответственно распределение внимания между ними не всегда должным образом обоснованы» [Токарев, 1980, с. 27]. По мнению С.А. Токарева, соотношение между обычаем и обрядом может быть выражено следующим образом: всякий обряд есть обычай, но не всякий обычай есть обряд.

Определяя понятие «обряд», С.А. Токарев писал, что обряд-это такая разновидность обычая, «цель и смысл которой — выражение (здесь и далее курсив С.А. Токарева. — Авт.) (по большей части символическое) какой-либо идеи, чувства, действия либо замена непосредственного воздействия на предмет воображаемым (символическим) воздействием» [Токарев, 1980, с. 28].

При определении понятия «обряд» большинство исследователей выделяют среди его признаков символичность, знаковость, выражение некоей идеи [Фрейденберг, 1936, с. 54; Токарев, 1980, с. 28; Арутюнов, 1981, с. 97; Аникин, Круглов, 1983, с. 57]. Отмечается, что обряд — это стереотипный способ деятельности. Синонимами понятия «обряд» часто выступают понятия «церемония», «церемониал», «ритуал» [Токарев, 1980, с. 27; Итс, 1974, с. 48; Бромлей, 1983, с. 134]. Интересным представляется определение обряда, данное фольклористами В.П. Аникиным и Ю.Г. Кругловым, по мнению которых «обряды — это установленные традицией действия, имеющие для исполнителей магическое, юридическо-бытовое и ритуально-игровое значение» [Аникин, Круглов, 1983, с. 57].

Советскими этнографами и фольклористами доказано существование обрядов религиозных и безрелигиозных. Выдвинута и широко аргументирована теория трудовых истоков многих народных календарных обрядов (В.И. Чичеров, В.Я. Пропп и др.).

Особое внимание привлекла социальная сущность обрядов. Советские авторы показали, что обряды выполняют ряд важнейших для этноса функций (причем это касается как календарных, так и семейных обрядов). Ритуалы играют роль механизма регуляции внутриэтнических связей, участвуют в аккумуляции и диахронной трансмиссии культурного опыта этноса, выполняют функцию воспроизводства этнической специфики, жизненного уклада, форм общения людей, основных параметров материальной и духовной культуры [Сарингулян, 1978, с. 76–78; Ионова, 1982; Бромлей, 1983, с. 134]. В народном, и в первую очередь в крестьянском, быту обряды были одним из регуляторов поведения личности в общине, выполняя регламентирующую и конформирующую роли.

Как отмечают многие советские исследователи, понятие «обычай» более широкое, чем «обряд» [Суханов, 1973, с. 11; Токарев, 1980, с. 17; Арутюнов, 1981, с. 97]. По мнению Р.Ф. Итса, под обычаем следует понимать «установленное правило поведения в данной этнической общности» [Итс, 1974, с. 48].

Многие исследователи обращают внимание на то, что исторически обычай и обряд тесно связаны друг с другом. В частности, утрачивая свою символичность, многие обряды становятся обычаями.

В современной этнографической науке, прежде всего, выделяются две большие группы обычаев и обрядов — семейные и календарные. Помимо этих традиционных групп С.А. Токарев выделял обычаи и обряды общегражданские и профессиональные (т. е. принадлежащие той или иной социальной группе: классовой, сословной и конфессиональной) [Календарные обычаи, 1983, с. 6]. Во «Введении» к 4-му, заключительному тому «Календарных обычаев и обрядов зарубежной Европы» он подчеркивал мысль о том, что между обычаями и обрядами, календарными и всякими иными, не существует резких граней [Календарные обычаи, 1983, с. 6, 7]. Однако, имея постоянно в виду это положение С.А. Токарева, следует обратиться и к специфике обычаев и обрядов календарного цикла.

В работах последних лет наиболее развернутые характеристики и определения, в частности календарного обряда, принадлежат фольклористам. Так, например, В.П. Аникин и Ю.Г. Круглов пишут о том, что календарные обряды — это обряды, связанные с хозяйственной, трудовой деятельностью крестьянства (земледельца или скотовода), приуроченные к определенным датам, к временам астрономического года — зиме, весне, лету, осени, к зимнему или летнему солнцестоянию [Аникин, Круглов, 1983, с. 59]. Эта характеристика с учетом различий между обрядом и обычаем может быть применима и к последнему.

Изучение календарных обычаев и обрядов народов мира позволило советским ученым обратиться к их функциональной классификации. Одна из основополагающих работ принадлежит Е.Г. Кагарову. В статье «К вопросу о классификации народных обрядов», опубликованной в 1928 г. [Кагаров, 1928, с. 247–254], на основе анализа богатого этнографического материала он разделил все обряды (в его работе речь идет о семейных и о календарных обычаях и обрядах) по их функциональному назначению, «с точки зрения их целевой установки» [Кагаров, 1928, с. 252] на две большие категории: профилактические акты, имеющие целью оградить человека от злых сил, и действия, связанные с продуцирующей магией, которые должны обеспечить какие-либо положительные ценности или блага (плодородие, богатство, любовь, милость божества) [Кагаров, 1928, с. 247, 249].

Среди «профилактических» обрядов Е.Г. Кагаров выделял апотропсические (обряды более или менее агрессивного характера, направленные против духов, демонов и стремящиеся удалить последних); диссимуляционные (обряды, вводящие демонов в заблуждение, скрывающие от злых сил истинный смысл происходящего); криптические (обряды, не имеющие активного характера; их цель — оградить людей от чар и нечистой силы); витативные (обряды избегания, уклонения от злых духов).

Среди обрядов, связанных с продуцирующей магией, Е.Г. Кагаров выделил следующие: карпогонические (приемы первобытной магии, имеющие целью поднятие производительных сил природы и человека, обеспечение урожая, плодовитости скота, чадородия новобрачной); копулятивные (обряды, символизирующие соединительные акты); дизъюнктивные (обряды разъединения); катартические (искупительные, очистительные обряды); гиластические (обряды умилостивления богов в календарных действах); дефикционные (обряды насылания порчи); мантические (совокупность приемов и обрядов «проникновения» в будущее, например, гадания); сакраментальные (таинства, формы «общения» с духами и божествами) [Кагаров, 1928, с. 248–252]. Классификация Е.Г. Кагарова оказала большое влияние на изучение народной обрядности.

Принципиально другой классификационный подход был предложен С.А. Токаревым в 1973 г. [Токарев, 1973, с. 15–29]. На богатейшем материале народных обычаев и обрядов календарного цикла в странах зарубежной Европы он дал структурно-исторический анализ обрядности европейских народов, сохранившейся к концу XIX — середине XX в. С.А. Токарев выделил следующие пласты: гадания о погоде и об урожае, примитивные магические действия, магия плодородия, появление образов духов и богов — покровителей плодородия, развлечения, игры и танцы, влияние мировых религий и их обрядности, связь с историческими событиями, имитация древних ритуально-магических традиций, рождение новых «мифологических» образов, сращивание с календарными обычаями и датами гражданских, национальных и революционных праздников.

Осуществленный С.А. Токаревым структурно-исторический анализ имеет огромное значение для дальнейших исследований, так как дает ключ к более четкому осознанию разновременности отдельных компонентов календарной обрядности, к пониманию ее сложнейшей структуры. Это особенно важно, когда мы обращаемся к изучению календарных обычаев и обрядов, а также народных праздников, бытовавших в конце XIX — начале XX в. и сохраняющихся в трансформированном виде в наши дни.

Функционально-временной принцип классификации календарных обрядов, основанный на выявлении функций и специфики обрядов каждого времени года, был предложен В.К. Соколовой [Соколова, 1979]. На материале календарной обрядности русских, украинцев и белорусов (XIX — начало XX в.) она убедительно показала, что обряды каждого времени года имели свою функциональную направленность. Так, обряды новогоднего праздничного цикла имели в основном подготовительный характер, основная их функция — обеспечить благополучие хозяйства и семьи на весь год; весенняя обрядность имела целью подготовку к предстоящим работам и их началу; функция летних обрядов — сохранение урожая и подготовка к его уборке; основное назначение обрядов осенней поры — урожай будущего года [Соколова, 1979, с. 262, 263]. В.К. Соколова обращает внимание на то, что каждый сезон отличался одним своим, ему присущим набором общих обрядов, например, очистительной, предохранительной или продуцирующей магией.

Вопросы функциональной направленности календарных обычаев и обрядов народов Восточной Азии (китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев) рассмотрены нами на примере новогоднего праздника [Календарные обычаи, 1985, с. 232–239]. Однако в этом направлении сделаны только первые шаги.

В культурной традиции китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев категории «обряд» и «обычай» также занимают важное место. У ряда народов, например, у китайцев, корейцев и японцев, на формирование понятия «обряд» значительное влияние оказали идеология и этика конфуцианства. Так, в китайском языке для обозначения этого термина наиболее часто используются слова: иши (церемония, ритуал, обряд), ли (этикет, церемония, обряд); в корейском языке — ысик (обряд, церемония), рэ (этикет, приличие, обряд); в японском — гисики (обряд, церемония), рэй (церемония, ритуал). В данном случае мы имеем дело с различными произношениями одних и тех же древнекитайских понятий, восходящих к конфуцианскому морально-этическому учению.

Для передачи понятия «обычай» в китайском языке в настоящее время наиболее широко используется термин фэнсу (нравы и обычаи, обычаи). Анализ китайских философских и исторических сочинений эпохи древности и раннего средневековья свидетельствует о том, что китайские ученые рано обратили внимание как на различие нравов и обычаев отдельных древнекитайских царств, так и на особенности быта соседних народов [Крюков, Переломов, Софронов, Чебоксаров, 1983, с. 330–332, 337–344; Крюков, Малявин, Софронов, 1979, с. 250–255]. Как показано М.В. Крюковым, наиболее полно и всесторонне раскрыли содержание этого понятия историографы Бань Гу (I в. н. э.) и Фань Е (V в.). Так, Бань Гу различал термины фэн (нравы) и су (обычаи), первый, по его мнению, определялся природными условиями обитания и проявлялся в чертах характера и темпераменте; второй формировался общественными взаимоотношениями [Крюков, Переломов, Софронов, Чебоксаров, 1983, с. 341]. В III–V вв. в сочинениях историографов Чэнь Шоу (III в. н. э.) и упомянутого выше Фань Е палитра характеристики соседних народов значительно расширяется. В работе Фань Е наряду с понятиями «нравы» и «обычаи», используется термин миньсу (обычаи народа). При характеристике своих восточных соседей, в частности древних корейцев и японцев, Чэнь Шоу и Фань Е отмечают среди их своеобразных обычаев (су) отдельные черты семейного быта и, что для нас особенно важно, календарной обрядности. В период средневековья в китайских сочинениях утверждается термин фэнсу, который стал пониматься как «обычай». Со временем этот термин стал также использоваться в корейской и японской историографической, а затем и в этнографической литературе. В современном корейском языке он произносится пхунсок, в японском — фудзоку.

Кроме того, в корейском языке для передачи понятия «обычай» используется исконно корейское слово порыт (привычка, правило поведения), а также китаизированные термины квансып, сыпкван (привычка, обычаи, обыкновение), кванрэ (обычай, обыкновение), пхунсып (обычай, привычка). В японском языке употребляются термины фусю (обычай, привычка), сюкан (обычай, привычка), сюдзоку (нравы и обычаи). В монгольском языке для передачи понятия «обычай» используется термин зан уйя.

В культуре изучаемых народов с давних времен существовал глубокий интерес к календарной обрядности. В Китае, например, сочинения, специально посвященные этой проблематике, датируются серединой I тысячелетия. Так, В.В. Малявин обращает внимание на труд Цзун Линя (VI в.) «Цзинчу суйши цзи» («Записи о календарных празднествах в области Цзин-Чу») [Крюков, Малявин, Софронов, 1979, с. 209–216]. Очевидно, это одно из ранних сочинений о календарных обычаях и обрядах китайцев раннего средневековья. Фактическое содержание работы Цзун Линя (последовательное, по временам года изложение важнейших обрядов и праздников) позволяет трактовать вынесенный в заголовок термин суйши цзи (записи о временах года) как «записи о календарных празднествах» или «записи о календарных обычаях и обрядах». Считается, что с VI в. жанр суйши цзи становится традиционным для китайских географо-исторических сочинений.

Однако современные научные термины, обозначающие понятия, которые мы можем (хотя и с известной долей относительности) сопоставить с термином «календарные обычаи и обряды», а также, возможно, и с понятием «календарные праздники» в этнографической литературе китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев, сформировались в XIX в.

Эти термины подчеркивали в первую очередь специфику обычаев и обрядов, связанных с хозяйственной деятельностью упомянутых народов (с земледелием и скотоводством), а также с годовым циклом, годичным потоком времени.

В китайской этнографической литературе наиболее употребительными стали термины: шилин (времена года, сезон), шицзе (сезон, период). В корейской литературе утвердились термины: сеси (времена года), сесиги (календарь важнейших событий за год). Как обозначение календарных обычаев и обрядов термин сесиги вошел в название сочинения Хон Сокмо «Тонгук сесиги» («Календарные обычаи и обряды государства Тонгук (Кореи)»), созданного в первой половине XIX в.

В корейской этнографической литературе используются также термины: сеса (сельскохозяйственные работы, важнейшие события за год, сезоны), вольрён (календарь сельскохозяйственных работ по месяцам), а также нёнчун хэнса (мероприятия, совершаемые в течение года, годовой календарь). В современной японской этнографии для передачи понятия «календарные обычаи и обряды» употребляется термин нэндзю гёдзи (мероприятия, совершаемые в течение года, годовой календарь). Считается, что утверждению этого термина способствовали сочинения ученых Катиока Сакутаро (конец XIX в.) и Янагида Кунио [Нихон фудзоку си дзитэн, 1979, с. 488]. В монгольской литературе для передачи понятия «календарные обычаи и обряды» используется термин зан уйлийн уламжлал (традиционные обряды).

В Тибете свидетельства о календарной обрядности систематизировались в «Погодных календарях».

Во всех этих терминах ясно выражены две основные идеи: связь обрядов и обычаев с ходом сельскохозяйственных работ, а также неразрывность природы (смены времен года) с крестьянским трудом, своеобразная адаптация человеческой деятельности к космическому ритму.

При этом в культуре каждого народа складывались свои понятия (хотя иногда и очень близкие), обозначающие календарные обычаи и обряды. Примечательно, что даже у народов с традицией иероглифической письменности (китайцы, корейцы, японцы) утвердились отличные друг от друга термины и словосочетания.

Систематизируя изложенный материал, а также высказывания советских этнографов, можно предложить следующее предварительное определение календарного обряда как важнейшей составной культурной традиции народов. Календарный обряд — это исторически сложившаяся или специально учрежденная стереотипизированная форма массового поведения, выражающаяся в повторении стандартизированных, связанных с определенными датами действий, форма поведения, которая имеет своим истоком трудовую, хозяйственную деятельность людей, обусловленную космическим ритмом природы, временами года. Эта форма поведения призвана магическими (символическими) актами воздействовать на силы природы, на силы окружающего мира (его материальных, духовных составных) с целью обеспечения процветания человеческого общества, получения богатого урожая, приплода скота и т. д.

Необходимо отметить, что в советской этнографической и фольклористической науке наиболее детально рассмотрены проблемы генезиса календарных обрядов, вопросы их классификации, выявление функциональной направленности, определение места в культуре этноса.

Обращаясь к определению понятия «календарный обычай», хочется вспомнить, как термин «обычай» определяет С.А. Арутюнов. По его мнению, под «обычаем» следует иметь в виду такие стереотипизированные формы поведения, которые связаны с деятельностью, имеющей практическое значение [Арутюнов, 1981, с. 97].

Можно считать, что календарные обычаи как часть традиционной культуры любого этноса — это стереотипизированные, приуроченные к определенным датам формы поведения, связанные с трудовой, хозяйственной деятельностью людей, обусловленной космическим ритмом природы, временами года; формы поведения, отражающие многовековой опыт рациональных фенологических и экологических народных знаний.

Календарные праздники годового цикла и этнокультурная история

В центре исследования наряду с календарными обычаями и обрядами китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев находятся и традиционные календарные праздники этих народов, праздничные циклы года.

Среди различных видов праздников (вопрос о классификации праздников является дискуссионным) древнейшими и одними из важнейших являются календарные праздники, которые складывались в течение веков и тысячелетий в процессе трудовой деятельности людей. И в наши дни они неразрывно связаны с традиционной культурой народов. Однако необходимо иметь в виду, что в процессе социально-экономического и историко-культурного развития народов календарные праздники, прежде всего, аккумулировавшие важнейшие события, обычаи и обряды годового народного календаря, испытывали влияние господствовавших идеологий, мировых религий, городской культуры, особенностей быта других сословий и классов. Сложнейшую структуру календарных праздников на рубеже XIX — начала XX в. позволяет особенно ярко почувствовать предпринятый С.А. Токаревым в 1973 г. на материале календарной обрядности европейских народов структурно-исторический анализ обычаев, о чем мы уже говорили выше.

В истории человечества феномену праздника принадлежит особая роль. Не случайно М.М. Бахтин утверждал, что «празднество (всякое) — это важная первичная форма (курсив М.М. Бахтина. — Авт.) человеческой культуры» [Бахтин, 1965, с. 11]. Б.А. Рыбаков видит истоки основных календарных праздников в эпохе мезолита и неолита [Рыбаков, 1981]. Анализ протоиндийских текстов, относящихся к культуре Хараппы и Мохенджо-Даро (2300–1700 гг. до н. э.), позволил Н.В. Гурову вычленить специальный знак (шестилучевой знак в круге), который, очевидно, обозначал «колесо», «колесница»; «праздник солнцестояния»; «солнечный праздник», «праздничный пир», выражая тем самым идеи движения солнца, времени, древнейшего календарного праздника [Гуров, 1975, с. 52]. Важная черта древнего празднества — его общественный, социальный характер — выражена, например, в терминах славянских народов, обозначавших праздники или лежавших в основе названий праздников. Это следующие понятия: «толпа», «толпища»; «стадо»; «собор», «соборище»; «собрание», «сбор»; «сходбище»; «событка», «собутка», «соботка», «субботка»; «куп», «вкупе», «купно» («купала») [Рыбаков, 1981, с. 294].

Попытки определить феномен праздника, понять его роль в обществе предпринимались уже в античную эпоху (Геродот, Платон, Аристотель). Праздник является предметом исследования ученых в новое и новейшее время. В наши дни к изучению теории праздников, в том числе и календарных, обращаются этнографы, социологи, философы, историки, фольклористы, литературоведы многих стран; например: К. Кереньи [Kerenyi, 1938], О.Ф. Больнов [Bollnow, 1955; 1968], В.И. Чичеров [Чичеров, 1957], Э. Лич [Leach, 1961], В.Я. Пропп [Пропп, 1963], М.М. Бахтин [Бахтин, 1965], М. Элиаде [Eliade, 1965; 1987], С.А. Токарев [Токарев, 1973], Я.П. Белоусов [Белоусов, 1974], Л.А. Абрамян [Абрамян, 1977 (II); 1983], А.И. Мазаев [Мазаев, 1978], Б.А. Рыбаков [Рыбаков, 1981], К, Жигульский [Жигульский, 1985], С.Я. Серов [Серов, 1983], Л.А. Тульцева [Тульцева, 1985], А.И. Арнольдов [Арнольдов, 1985] и многие другие.

Необходимо особо отметить социальную многофункциональность праздника вообще и календарного праздника в частности. Среди его основных функций: торжественное обновление жизни, коммуникативная и регулятивная роль, компенсаторская, эмоционально-психологическая, идеологическая и нравственно-воспитательная функции. Как самоценное явление культуры, праздник обладает своими признаками, к числу которых исследователи относят «праздничное время», «праздничное настроение», «праздничное общение», «праздничное реально-идеальное или условное поведение», «праздничную ситуацию», «праздничную свободу» и т. д. [Арнольдов, 1985, с. 16].

При характеристике народных календарных праздников обращает на себя внимание их неразрывность с ритмом природы, с человеческой деятельностью, с биоритмами отдельной личности. Связанные с временами года, с сезонами, с трудовой жизнью общества, календарные праздники являются как бы «прерывами» в бесконечном течении времени. Каждый из них становится символом новой жизни, ее обновления, омоложения, временем, в котором соединяются прошлое, настоящее и «идеальное» будущее.

Анализ терминов, связанных с обозначением понятия «календарные праздники», в культуре народов Восточной Азии, свидетельствует о том, что они воспринимались как рубежи времен года, важнейших этапов сельскохозяйственной деятельности. Например, в китайском языке для обозначения понятий, близких к термину «календарные праздники», употребляются слова: шилин (времена года, сезон), шицзе (сезон, период, время, праздник), а в корейском — уже упоминавшиеся термины сеси, сеса, вольрён, которые обозначают, что уже отмечалось выше, «календарные обычаи и обряды», а также «календарные праздники». Кроме того, в корейской этнографической литературе используется обобщающий термин минкан мёнчоль (народные именные праздники). В других понятиях, связанных с календарными праздниками, особо подчеркивается их сакральность, например, в японском языке мацури (приносить жертву духам или предкам, молиться, обряд) или санрэй (обряд, жертвоприношение). В монгольском языке слово баяр обозначает понятие «праздник» (в том числе и календарный), а также «радость», «всеобщее веселье».

Примечательно, что многие из выделяемых современными исследователями функций и признаков календарного праздника как бы сфокусированы в древнекитайском слове цзе, среди словарных значений которого имеются и следующие: коленце (бамбука), такт, ритм; отрезок времени, сезон года; праздник; душевная чистота, целомудрие.

Не претендуя на всестороннее раскрытие понятий «календарный праздник», «календарные праздники годового цикла», надо отметить, что эти термины, прежде всего, обозначают празднества, проводимые в установленные традицией дни (или более значительные отрезки времени), даты, связанные как со сменой времен года, так и с важнейшими рубежами в хозяйственной, трудовой деятельности людей (земледельца, скотовода, рыболова). Эта «двуединая» связь [Серов, 1983, с. 43] отражалась как в самом празднике, так и в календарных обрядах, игравших важную роль в его структуре.

Непременными составными этой структуры уже на ранних этапах развития календарного праздника становятся развлечения, игры, народные зрелища, утверждение опыта и знаний об окружающем мире.

Основные даты народного праздничного годового цикла с давних времен, с эпохи зарождения государственности, сосуществовали и сопрягались с официальным календарем. Несмотря на противостояние народного и государственного календаря, влияние последнего вряд ли можно отрицать. Более того, нередко бывало так, что из праздников народного календаря дольше сохранялись (хотя и в трансформированном виде) те, которые в определенные периоды истории объявлялись и государственными. Известное влияние на народные праздники годового цикла оказала религия. Но примечательно, что и официальные и религиозные праздники в основных своих датах оказались «сопряженными» с древнейшим исконно народным календарем, они как бы произрастали из него.

Важность историко-этнографического исследования календарных праздников народов Восточной Азии, а также связанных с ними обычаев и обрядов определяется, как нам кажется, целым комплексом проблем. Если попытаться их систематизировать, то мы получим несколько групп.

Первая группа охватывает проблемы, касающиеся теории календарного праздника: его происхождение, структура, признаки, функции, механизм функционирования, классификации календарных праздников, закономерности развития.

Вторая большая группа проблем отражает взаимодействие календарного праздника с другими типами праздников, а также с другими составными культурной традиции: это соотношение народного праздника с государственным (официальным), а также с религиозным календарем, взаимосвязь земледельческой обрядности с городской культурой (древней, средневековой, новейшей), судьбы традиционных праздников в наши дни, актуализация этих праздников.

Третья группа проблем может быть определена как «календарные праздники и этнос». Изучение календарных праздников дает богатый материал для исследования проблем этногенеза и этнической истории народов и, что особенно важно, для понимания структуры этнического самосознания. Особое место здесь принадлежит проблеме «календарные праздники и народное творчество», или, шире, «календарные праздники и творчество».

Следующая, четвертая группа охватывает проблемы историко-культурных контактов различных народов, проявляющихся в календарных праздниках, проблемы генетических и типологических связей. Их исследование приобретает особую актуальность. Изучение и пропаганда лучшего в народной праздничной традиции других народов — важный шаг на пути взаимопонимания и доверия.

Конечно, не все из поставленных проблем могут быть всесторонне охарактеризованы в данной монографии, но само определение их многообразия поможет в дальнейших исследованиях.

Как неотъемлемая часть культуры, календарные обычаи и обряды, народные календарные праздники входят составляющим и формирующим элементом в этническое самосознание. Частью самосознания, своеобразным символом этноса может стать как отдельный календарный обряд или обычай, так и тот или иной календарный праздник. Так, японский весенний обычай (а первоначально обряд) любования сакурой (о-ханами) стал своеобразным символом японской народной культуры. То же, наверное, можно сказать о китайском Танце дракона или о тибетских представлениях Чам, связанных с календарными праздниками. Наиболее известные, популярные традиционные обычаи и обряды, а также отдельные праздники вошли в этническое самосознание народа. Кавабата Ясунари в некоторых обычаях и обрядах новогоднего праздника японцев видел такое же выражение своеобразия культуры, как и в выдающихся произведениях классической литературы Японии [Кавабата Ясунари, 1975, с. 249–275]. Известно замечание В. Эберхарда о том, что, по мнению китайцев, живущих в Америке, празднование традиционного Нового года является той нитью, которая связывает их со старой родиной [Эберхард, 1977, с. 12]. Празднование традиционного Нового года сохраняется как национальная черта и среди китайского меньшинства о-ва Маврикий [Большов, 1986, с. 70]. Важнейшие традиционные праздники годового цикла сохраняются у корейцев, живущих в СССР.

В отечественной востоковедной науке интерес к календарным обычаям и обрядам, к праздникам народов Восточной Азии был неразрывно связан с изучением истории, культуры и этнографии этого региона. Поэтому не случайно, что уже в первых работах о китайцах, корейцах, японцах, монголах и тибетцах русские ученые писали и о календарной обрядности этих народов (например, о календарных праздниках китайцев см. [Бичурин, 1840], корейцев — [Поджио, 1892; Лубенцов, 1897; Описание Кореи, 1900], тибетцев — [Празднование Нового года; Цыбиков, 1918]).

В советской этнографической науке наиболее систематизированный свод сведений о календарных обычаях и обрядах народов Восточной Азии содержится в соответствующем томе этнографической серии «Народы мира» — в томе «Народы Восточной Азии» (М., 1965). Однако надо отметить, что лишь при историко-этнографическом описании китайцев, тибетцев, монголов, корейцев и японцев календарные обычаи, обряды и праздники были выделены в самостоятельные разделы (Г.Г. Стратанович, К.В. Вяткина, Ю.И. Журавлев, Ю.В. Ионова, Р.Ш. Джарылгасинова, С.А. Арутюнов). Обычаям и обрядам новогоднего праздника у этих народов посвящена книга «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год» (М., 1985).

И все-таки надо отметить, что в изучении календарных обычаев и обрядов народов Восточной Азии наша наука пока сделала только первые шаги. Между тем в последние годы несколько расширилась историковедческая база для исследования календарных обычаев и обрядов народов Восточной Азии, что позволяет подойти к изучению этих проблем на другом, более высоком уровне.

В последние годы значительно расширились и укрепились научные контакты сотрудников Института этнографии АН СССР с учеными стран Восточной Азии. Ряд исследователей имели возможность собирать материал в странах изучаемого региона: в МНР ряд полевых сезонов работала Н.Л. Жуковская, в Японии календарные праздники наблюдали С.А. Арутюнов, Р.Ш. Джарылгасинова, М.В. Крюков, С.Б. Маркарьян, Э.В. Молодякова, календарные обычаи и обряды китайцев, живущих в Сингапуре, изучал В.В. Малявин.

В качестве ценных источников использовались также этнографические, историко-культурные зарисовки, дневники путешественников, ученых, журналистов. Авторы стремились расширить круг используемых материалов. Среди источников, которые были привлечены для изучения данной проблематики, необходимо назвать музейные коллекции (например, в СССР — МАЭ и ГМИНВ), иконографические материалы (фрески Когурё, произведения художников-жанристов XVIII–XIX вв., в Корее, гравюры школы укиё-э в Японии, народный лубок и художественные вырезки в Китае), письменные памятники истории, культуры, литературы и фольклора («Шицзи» Сыма Цяня, «Самгук саги» Ким Бусика, «Манъёсю») периода древности, средневековья и нового времени, свидетельства русских путешественников, данные журналистики, произведения декоративно-прикладного искусства, этнографические фильмы, произведения художественной литературы, архивные материалы, данные эпиграфики и археологии.

В последние десятилетия значительно возрос интерес к изучению календарных праздников и в научных кругах стран Восточной Азии.

Правомерность обращения к исследованию календарных праздников народов Восточной Азии в значительной мере объясняется и успехами советской востоковедной науки. В последние десятилетия появилось немало переводов на русский язык памятников истории, культуры, литературы и фольклора народов Восточной Азии, в которых содержится немало ценных свидетельств о календарных праздниках. Огромное значение имеют исследования советских ученых в области театра, фольклора, литературы, религии китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев. Значительное место изучение календарных праздников занимает в творчестве американских и западноевропейских ученых. Многие их работы основываются на богатом полевом материале. Историографические обзоры по календарной обрядности отдельных народов даны в соответствующих главах.

В данном исследовании рассматриваются календарные обычаи и обряды, а также праздники годового цикла пяти крупных народов Восточной Азии, которые живут на огромных территориях, отличающихся большим разнообразием климатических и ландшафтных условий, что не могло не сказаться на характере их хозяйственной деятельности. В основном эти народы, по классификации Н.Н. Чебоксарова, относятся к двум большим хозяйственно-культурным типам (ХКТ) — к ХКТ пашенных и ручных земледельцев, связанных либо с культурой поливного риса (китайцы, корейцы, японцы), либо с культурой пшеницы и ячменя (тибетцы-земледельцы), и к ХКТ отгонных и кочевых скотоводов (монголы и тибетцы-скотоводы). При описании отдельных календарных обычаев и обрядов, праздничных циклов года авторы обращают внимание на основные трудовые процессы, лежавшие в основе тех или иных обычаев и обрядов, а также на особенности климатических условий, в которых бытуют те или иные праздники.

Как и в предшествующей книге — «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год», в отдельных главах охарактеризованы традиционные категории времени, специфика календарей китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев, показана взаимосвязь их календарей с григорианским летосчислением. Исторически в традиционной культуре изучаемых народов годовой цикл принято делить на двенадцать месяцев и на четыре времени года (весна, лето, осень, зима).

В данной монографии авторы излагают материал по временам года, хотя у некоторых народов, например, у монгольских кочевников, календарная обрядность распределяется как бы на два больших сезона. У земледельческих народов (китайцев, корейцев, японцев и тибетцев-земледельцев) можно проследить группировку календарной обрядности по трем типам: праздничные обычаи и обряды, связанные с началом нового хозяйственного года (весна и начало лета); обычаи и обряды, связанные с завершением хозяйственного года (осень и начало зимы); обычаи и обряды, связанные с зимним и летним солнцестоянием. Подобную классификацию календарных обычаев и обрядов, а также народных праздников еще в конце XIX — начале XX в. на примере западноевропейских и славянских народов предложил Е.В. Аничков [Аничков, 1898; 1903–1905].

Характеризуя календарные обычаи и обряды каждого времени года, авторы стремились показать их взаимосвязь с тем или иным этапом хозяйственной деятельности и выявить специфику функциональной направленности сезонной обрядности. Описание народных праздников в монографии начинается с весны (начало года у изучаемых народов Восточной Азии в традиционном календаре в XIX — середине XX в. совпадает с началом весны), с календарных обычаев и обрядов, которые следуют за новогодними торжествами. Заканчивается описание народного календарного цикла Новым годом. В данной работе новогодний праздник описан более кратко, так как ему посвящена уже вышедшая книга.

Главы монографии написаны следующими авторами: Введение и Заключение — Р.Ш. Джарылгасиновой, «Китайцы» — В.В. Малявиным, «Корейцы» — Р.Ш. Джарылгасиновой, Ю.В. Ионовой, «Японцы» — С.Б. Маркарьян, Э.В. Молодяковой, «Монголы» — Н.Л. Жуковской, «Тибетцы» — Е.Д. Огневой. Указатели составлены О.В. Кочиевой.

Авторский коллектив выражает свою искреннюю благодарность сотрудникам Японского государственного этнографического музея (г. Осака), сотрудникам Музея искусства Востока (г. Окаяма), сотрудникам Японской ассоциации культурных связей с зарубежными странами (г. Токио) и музея «Наш маленький мир» (г. Инуяма) за помощь в изучении праздников японцев.

Коллектив авторов благодарит художников К.Б. Серебрякову (Ленинград), В.И. Агафонова, Г.В. Воронову (Москва), а также фотографов В.Е. Балахнова (Ленинград), С.Н. Иванова (Москва), выполнивших иллюстрации к книге.