КаМаЗ и Ч.М.О.

Глава 16. Михаил

Теплая ладонь мягко легла на поясницу и слегка нажала.

— Сильнее прогнитесь, Михаил Захарович.

— Вечер перестает быть томным, — вздохнул я обреченно и оттопырил зад сильнее.

Стоя с голым задом, со спущенными джинсами и трусами, опираясь о стеллаж, сплошь заставленный кактусами, я отчетливо понимал, что не так я планировал закончить сегодняшний день. Совсем не так.

— Я схожу за очками, — произнесла Маруся откуда-то из моей задницы. — Постойте так еще немного.

— Не лучшее место ты выбрала для изучения моего богатого внутреннего мира. Не те богатства увидишь.

— Мне кажется, у вас там осколок. Но без очков я могу ошибаться. Сейчас запасные принесу. Не разгибайтесь, — пошлепала она меня мягко по пояснице, как коня в стойле, и быстрыми шагами вышла из гостиной.

— Вот! — вернулась она через пару минут уже в очках и с прозрачной сумочкой в руках.

— Косметичка? Серьёзно? — вскинул я брови. — Ты мне там что-то пудрить собралась?

— Нет. Просто у меня здесь пинцеты есть. Вдруг вам осколки нужно будет вынимать. А, вообще, давайте лучше «скорую» вызовем. Вдруг я что-нибудь не так сделаю.

— Ты, главное, кольцо на пальчик не надевай. Остальное я стерплю. Стекло — не пуля.

— Кольцо? — нахмурилась Маруся, явно туго соображая после случившегося недавно.

— Анальное, Маруся.

— Фу, Михаил Захарович! Я и не стала бы! Да и зачем?… У вас отвратительное чувство юмора и неуместное.

— Слушай, мне долго тут очком светить?

— Ой, простите. Я сейчас всё сделаю. Если будет сильно больно, то сразу скажите. Я лучше вызову «скорую».

— Резче, Маруся. Жопе холодно уже. Что там? Красиво — в попе слива?

Сзади началась какая-то возня. На пол что-то упало и покатилось.

— Простите. Руки трясутся.

— Помолюсь твоим кактусам, чтобы ты, всё-таки, не надела моё кольцо.

— Всё. Приготовьтесь, Михаил Захарович, сейчас будет больно.

— Давай уже.

— Кажется, здесь два осколка, — произнесла Маруся после небольшой паузы. — Вынимаю?

— Можешь еще посмотреть. До утра. Мне же так классно.

Судя по едва ощутимым прикосновениям в ягодице, Маруся приступила к делу, ради которого поставила меня раком.

Стиснул зубы, ожидая большой боли, но ничего не произошло. Сильнее ощущался зуд, нежели боль.

— Кажется, всё. Повезло вам, что у вас джинсы толстые, еще и на карман попало. Совсем неглубоко вошли осколки.

— Дай посмотреть, что там.

Маруся дала мне небольшое зеркало в форме красного сердечка, чтобы я мог разглядеть свой раненный зад.

Рана была небольшая, шрама остаться не должно. Странно, что я сразу, когда поскользнулся у той витрины, в которую врезался ублюдок, не обратил внимание на то, что у меня порезан зад. Хотя, в тот момент было совершенно не до мыслей о жопе. В тот момент я думал о том, не порезал ли он Марусю.

— Зеленкой залей.

Отдав зеркало обратно, снова впился руками в стеллаж и приготовился к тому, что сейчас моя жопа точно будет гореть. Но шуршание закончилось тем, что Маруся лишь слегка погладила мой зад.

— Ты что там?

— Гемостатическая губка. Не переживайте, она рассосется в ране и остановит кровотечение. Только вы всё равно обратитесь к врачу. Вдруг я не всё убрала из раны. И постойте еще немного. я вам ягодицу от крови очищу. Перекисью. Больно не будет.

— А нахрена тебе столько кактусов? — спросил я, чтобы отвлечься от ощущения того, что мне подмывают зад, который я уже минут пятнадцать не могу расслабить. Зная Марусину удачливость и сноровку, есть риск, что она может случайно угодить мне в самый эпицентр моей неприкрытой сейчас ничем задницы и уронить в него что-нибудь.

— Они очень красивые. Знаете, как великолепно они цветут? Я понимаю, что для всех они колючие, невзрачные и неказистые, но я их очень люблю. В них есть душа. Не то, что в пошлых розах.

Нахрена спросил? Сейчас ведь начнется урок биологии.

— Всё. Можете одеваться.

— Теперь ты раздевайся.

Натянув джинсы, подошёл к Марусе, которая села на диван, сняв сначала рейтузы, а затем колготки. Только рейтузы она смогла снять полностью, а вот колготки только до колен.

— Что я тебе говорил? — вздохнул я устало, сев напротив нее на журнальный столик. Пришлось перекатиться на одну ягодицу, чтобы было меньше болевых ощущений.

Немного перекиси на раны, пару капель Марусиных слёз, связанных со страхом того, что вместе с колготками я вырву ей коленные чашки, и, наконец, у меня получилось снять с нее колготки.

Раны на коленях оказались достаточно внушительными. Она будто проехалась на них по асфальту место десять. Останутся не только коросты, но еще и синяки.

— Давай договоримся, что в этот раз ты не будешь пинать меня в нос.

— А я вас пинала?

— Было дело. Запах твоих тампонов останется со мной навсегда.

Румянец залил веснушчатые щёки. Что ж, хотя бы реветь перестала, и то хорошо.

— А теперь пару минут потерпи.

На обработку ее ран ушло даже меньше времени. И весь процесс Маруся просидела молча. О том, что ей было больно было видно только по побелевшим пальцам, которыми она сжимала край дивана, чтобы перетерпеть.

— Всё. Ты молодец, — отбросив на столик рядом с собой окровавленный ватный диск, я подался чуть вперед. Подцепил пальцами Марусин подбородок и заставил посмотреть мне в глаза. Сам же оценил царапину на ее шее. — Больно? — мягко коснулся тонкой кожи рядом с раной и остановился на ключице.

— Нет. Мне совсем не больно. Я из-за страха даже боль не почувствовала. Обидно только, что лицо веточками поцарапала. В понедельник ведь в школу нужно идти.

— Веточками? — хохотнул я и, всё же, намочил ватный диск перекисью, чтобы обработать царапину от ножа на ее шее. — Ты думаешь, что со снеговиком дралась в парке?

— Я не знаю, кто это был, но надеюсь, что его накажут.

— Накажут, Маруся. Накажут. За его действия ему грозит несколько пожизненных.

— Так ему и надо!

Мелкий боевой хомяк.

Перехватил её руки и поднес к своему подбородку. Заплаканные серые глаза посмотрела на меня с немым вопросом через толщу очков.

— Спасибо тебе, что, всё-таки, пришла в такой час в парк, Маруся. И прости меня идиота, что не предупредил тебя даже в самый последний момент о том, ради чего на самом деле тебя туда позвал. На пацанов тоже не злись. Они думали, что ты в курсе того, что там готовится.

Облака слёз в её глазах рассеялись. Сейчас на меня смотрела обозленная девушка, которая, похоже, поняла, в чем я ей только что признался. Тонкие брови нахмурились, из взгляда улетучилась вся ранимость и наивность.

— Вы… вы это специально? — Маруся резко вырвала свои руки из моих. — Вы знали, что… И вы…?! А если бы он меня убил сразу? — заметалась она по комнате.

— Не убил бы. Он любит играть со своей жертвой.

— И вы так хладнокровно об этом говорите?

— Профдеформация, — повел я меланхолично плечом.

Звонкая пощёчина послужила точкой в этом диалоге.

— Уходите, — выронила Маруся тихо. — Я не хочу вас больше видеть и знать.

— Маруся… — потянулся я вновь к ней, но повторная пощечина обрубила во мне это желание.

— Убирайтесь! Вон!

Кричала она в слезах. Ее снова начало трясти, но только теперь успокоить я её буду не в силах.

— Просто ответь мне на вопрос: если бы я тебя предупредил, ради чего зову в парк, ты бы пришла? Даже зная, что всё под контролем, ты пришла бы? Стала бы добровольно рисковать ради того, чтобы этого человека, насилующего и убивающего еще совсем молодых девчонок, поймали? Пришла бы?

В ответ Маруся лишь отвела взгляд в сторону.

Стало ясно, что отвечать она не собирается. Так же, как был ясен ее ответ.

В ванной комнате я собрал свои вещи, оделся и вышел из квартиры.

— Стойте! — окликнула меня Маруся, когда я начал спуск по ступеням. — Вы забыли.

Практически в лицо мне полетел телефон и ключи от машины. Едва успел их поймать.

— Знаете что, Михаил Захарович? — вдруг воззрилась она на меня гневно. — Ваш сын плохой только из-за вас. Только вы причина того, что он плохо ведет себя в школе. Потому что тот момент, когда вас вызывают в школу, — для него единственная возможность увидеться с отцом. Даже с таким недостойным отцом как вы.

— Молодец, Маруся. Умеешь делать больно.

— Но не так как вы, — бросила она напоследок и хлопнула дверью, скрывшись в своей квартире.