Глава 28. Маруся


— Пиздец…

Лена шумно выдохнула, откинула голову назад, мягко ударившись затылком и дверцу духовки и застыла взглядом на потолке.

Сардоническая усмешка сорвалась с её губ, когда по щеке скользнула слеза.

— Я просто не понимаю, — выронила она хрипло. — Почему? Как так получается, Марусь?… У меня два высших, квартира, машина, я могу обеспечить хоть десятерых. Не пью, не курю, витамины, спорт… А рожают эти… которые, залетела, как вдохнула, ради, как пёрнула, и выбросила ребенка, как люди мусор не выбрасывают. Почему? Где справедливость? Может, тоже начать бухать, жрать с помойки, трахаться с кем попало, а не с любимым мужем. Как нужно жить, чтобы заслужить ребенка? Что я делаю не так, что именно мне не дано быть матерью? Я как дура десять лет мечтаю о том, как прижму к груди своего самого любимого человечка на свете; втайне от мужа покупаю детские вещи, надеясь, что если они появятся в доме, то и ребеночек появится; начала верить и в Богу и в чёрта, чтобы уже хоть кто-нибудь из-них дал мне малыша, о котором я последнее время даже мечтать уже боюсь, чтобы лишний раз не расстраиваться. А эти… — указала Лена в пустое пространство перед нами. — Почему?

Высунув руки из-под пледа, я притянула плачущую подругу к себе и крепко обняла.

Сотрясаясь от тихих всхлипов, Лена легла головой мне на бедра и свернулась, прижав ноги к груди.

— У тебя всё будет, Лен. Обязательно будет, — шепнула я ей, поглаживая волосы. Стянула с себя плед и накинула на подругу, которая притихла, явно погруженная в свои мысли.

— Как она? Камаз что-нибудь рассказывал? С малышкой всё хорошо? — поинтересовалась Лена, стараясь отвлечься.

— Михаил Захарович сказал, что сейчас всё хорошо. Переохлаждение средней тяжести. Около двух часов девочка пролежала на холоде. Сейчас за ее состоянием следят врачи.

— Кошмар! Хорошо, что сегодня был относительно теплый день. Но все равно холодно. Тем более для новорожденной.

— Врачи сказали, что малышке меньше суток. Судя по тому, как обработана пуповина, рожали ее в роддоме.

— Значит, это существо, которое ее родило, быстро найдут, — уверенно и озлобленно произнесла Лена. — Я хочу лично посмотреть ей в глаза и своей рукой вырвать все придатки. Без наркоза, анестезии и молитвы.

— Когда я звонила, Михаил Захарович сказал, что как раз едет по адресу.

— Работёнка у него, конечно, — покачала головой Лена, снова усаживаясь рядом со мной на полу. — Уже почти десять. Ладно, Марусь, мне домой пора. Лёшка там, наверное, уже заждался.

— Только давай ты не за рулём. Закажи такси.

— Да, — кивнула Лена, утирая в уголках слёзы. — Ты права. В моем состоянии… Тогда я утром машину заберу. Хорошо?

— Конечно, — приобняла я ее и помогла встать с пола.

В прихожей Лена одевалась неспеша. Событие сегодняшнего вечера выбило из колеи всех, кто о нём узнал. Лично я сегодня точно не усну. У меня до сих пор тряслись руки, и морозило каждый раз, стоило мне вспомнить лицо малышки и ее тихий плач. Казалось, что я не могу согреться, сколько бы одежды и одеял на мне не было.

И малышка… Совсем одна, никому не нужная, выброшенная теми, кто должен любить ее безусловно.

— Лен, — слетело с моих губ. — А ты не думала усыновить ребенка?

— Удочерить, — улыбнулась Лена горько. — И об этом я подумала ровно в ту секунду, когда ты мне по телефону сказала о случившемся. В эту же секунду в моей голове вспыхнула эта мысль и горит до сих пор. Но, Марин, ты же понимаешь, что я живу не одна. Я замужем. И такое решение одна я принять не могу.

— Поговори с Лёшей. А хочешь, я поговорю? — неожиданно в моей голове созрел, на мой взгляд, безупречный план. — А давайте, вы её удочерите, а воспитывать буду я? Я вообще всё делать буду! Я бы сама её забрала, но мне с моей зарплатой, ипотекой и одиночеством никто не доверит ребенка. Ты бы её видела, Лен. Она такая крошечная. У нее такие яркие голубые глазки. Большие-большие. И реснички…

— Не трави душу, — остановила меня Лена, снова отирая потоки слёз по щекам. — И хватит с тебя геройства, Марин. Я поговорю с Лёшей. Хорошо?

— Хорошо.

Крепко обняв подругу на прощание, я проводила ее взглядом. С балкона проследила за тем, чтобы она села в машину такси, а не в свою.

В своей комнате, свернувшись калачиком на кровати, я сжимала в руке телефон, ожидая, когда мне позвонит Михаил Захарович. Он обещал, что позвонит, когда освободится.

И не обманул.

— Да! — ответила я на звонок, едва вибрация коснулась ладони.

— Почему не спишь? — усталый тихий голос с легкой хрипотцой подействовал на меня как успокоительное. Сердце перестало барабанить к груди как сумасшедшее, а дыхание выровнялось.

— Разве получится? — задала я встречный вопрос и услышала, как Михаил Захарович протяжно выдохнул. Курит — сразу поняла я. — Вы нашли… их?

Сказать слова «родители» или «мать» не поворачивался язык.

— Нашли, Маруся. Нашли.

— И что они? Они хоть сожалеют?

— Они сожалеют только о том, что не взяли побольше бухла и придется идти еще за одной бутылкой.

Глупый вопрос. Согласна. О каком сожалении можно говорить у таких, как сказала Лена, существ?

— Их накажут?

— Они задержаны. А дальше уже решаю не я. Но из всех вариантов, что перечислил сожитель той мрази, оставление в лесу на снегу был самым гуманным.

— Какой ужас! — накрыла я рот ладонью и зажмурила глаза, из которых хлынули слёзы. — За что они так с ней?

— Не знаю, Маруся. Не знаю, — вздохнул Михаил Захарович. В телефоне повисла пауза, и ничего не хотелось говорить. Но и трубку бросать тоже не хотелось. Даже такое присутствие Михаила Захаровича рядом со мной дарило мне какое-то умиротворение и спокойствие. Будто я подсознательно знала и понимала, что рядом с ним я в безопасности. — Поешь, — вдруг сказал Костров.

— Что? — не поняла я, ко мне он обращается или уже нет.

— Наверняка, до сих пор ничего не ела. После шашлыков прошло шесть часов. Поешь, Маруся. Хоть тех червей зеленых пожуй.

— Это фасоль, — улыбнулась я сквозь слёзы. — Тогда и вы тоже что-нибудь поешьте. Только обязательно. Хорошо?

— Постараюсь, — выронил Михаил Захарович тихо. И снова повисло молчание, от которого в солнечном сплетении становилось всё теплее с каждой секундой. — Спокойной ночи, Маруся. Постарайся уснуть после того, как поешь.

— И вы. Спокойной ночи, Михаил Захарович.

Загрузка...