КаМаЗ и Ч.М.О.

Эпилог

— Тёма, ну, пожалуйста! Ну, одну! Ну, хоть самую малюсенькую.

— Нет. Батя мне шею свернёт, если я опять выполню твой каприз. И сладкого тебе, вообще, нельзя. Батя сказал, не давать тебе даже одну конфету.

Для большей убедительности парень, не сильно-то напрягаясь, поставил пакеты со сладостями на верхний шкафик, почти под самый потолок.

Вырос, детина.

— Ну, Тёма! Ну, одну! Я папе ничего не расскажу. И фантик, как основную улику, уничтожу.

— Батя и твой врач сказали, что никакого сладкого тебе нельзя.

— А твой батя и врач сами когда-нибудь беременные были? А ты? Нет? Значит, дай мне конфету и не лишай женщину маленькой слабости. Ну, Тём. Тёмушка. Одну конфетку.

— Нет, — отрезал Тёма точно таким же тоном, как делает его отец, и пошёл в сторону своей комнаты.

— Ну, и ладно. Сама достану.

Не дойдя до своей комнаты, Тёма остановился и обернулся. Молча наблюдал за тем, как я, подтянув домашние штаны, взяла табуретку и взобралась на неё. Встав на цыпочки, достала пакеты со сладостями и, не сходя с «пьедестала», распаковала самую маленькую жевательную конфетку.

— Батя тебя четвертует.

— Он не узнает. И ты ему не скажешь. Ты же ему не скажешь?

— Ага, конечно, — фыркнул Тёмка и пошёл в свою комнату, оставив меня наедине с моим чревоугодием.

В кармане моих штанов зазвонил телефон. Запрятав в другой карман фантик, достала его и обрадовалась, увидев, что звонила мне Лена.

— Ну, что? Как у вас дела? Всё ещё воюете? — спросила она, смеясь.

— Воюем. Понемножку, — кивнула я и достала еще одну конфету. Стоило начать шуршать фантиком, как из комнаты с телефоном в руках вышел Тёма и укоризненно на меня посмотрел. — Но, знаешь, чем круглее у меня становится живот, тем боевые действия короче и мягче.

— Молодец пацан. Взрослеет, — одобрила Лена.

— Ага. Уже семнадцать лет, и ростом он уже весь в Мишу. Такой взрослый. И мужественный, — говорила я уже специально громче, потому что знала, что даже уткнувшись в телефон, Тёма прислушивался.

— Ну, ты молодец, мать. Устроилась за двумя каменными спинами.

— Да, — ответила я гордо и закинула в рот очередную конфетку. — И очень их люблю. Да-да, и Тёмку вредного такого и несговорчивого тоже очень сильно люблю. Хоть он и не дал мне конфет, — сказала я, повернувшись к парню, который прятал милую улыбку за напускным раздражением. Весь, блин, в отца. Того хоть оближи всего, но хмурость его бровей, всё равно, фиг разгладишь. — А у вас как дела? Как там моя маленькая тёзка?

— Представляешь, что моя доченька недавно мне выдала? Сказала, что теперь она принцесса, и ей нужна корона.

— Она же еще вчера домовёнком планировала быть.

— Это было до того, как она увидела ваши с Мишей свадебные фотографии. Теперь она хочет быть такой же, как ты.

— Моя-то радость, — умилилась я. — Поцелуй там мою крошку от меня. Завтра приеду в гости.

— У тебя завтра ПДР, вообще-то. Или ты не собираешься рожать ближайшее время?

— Ой, и не говори, — вздохнула я тяжело и потянулась за очередной конфетой. Тёма за спиной недовольно кашлянул. Пришлось отказаться от конфеты и взять печеньку. — Она солёная. Не сладкая, — сказала я ему шёпотом, чтобы он перестал так недоверчиво на меня смотреть. — Мне кажется, что я слон, — пожаловалась я Лене. — Ну, правда. Я уже столько аргументов привела для дочери, чтобы она уже родилась, а она всё никак.

— Не торопи. Всему своё время. А знаешь, какие у меня новости?

— Какие? — слегка насторожилась я. — Хорошие, надеюсь?

— Замечательные, — воодушевленно сказала Лена. — Ты сидишь?

— Ну… я на табуретке.

— Ну, тогда слушай. Представляешь, я сегодня сделал тест, потом еще один и еще… В общем, я беременна, Маруся.

— Правда?! — едва я успела спросить, как на мои глаза навернулись слёзы. Словно почувствовав что-то неладное, Тёма отложил телефон и подошёл ко мне ближе.

— Правда, Марусь, правда. Две полоски. Две! У Марины будет братик или сестричка! Представляешь?

— Я… Я так за тебя рада, Лена. За вас. Очень-очень. Фух! Аж разревелась что-то.

— Ты ссышь, что ли? — вопль Тёмы заставил меня вздрогнуть.

— О, чёрт! — глянув вниз, я поняла, что нужно взять себя в руки и не паниковать. Тёма точно испугается. — Алло, Лен. У меня воды отошли. Я тебе перезвоню.

Не дожидаясь ответа подруги, отключила звонок и уперлась руками в плечи стоящего рядом со мной Тёмы.

— Воды? — спросил он в состоянии лёгкой паники. — Ты рожаешь?

— Немножко, — очень сильно смягчила я обстоятельства.

— А я говорил тебе, что сладкое нельзя! Чё делать-то теперь?

— Для начала успокойся. Я еще не рожаю. У меня просто немного отошли воды и сейчас начнутся схватки… уже начались.

Зажмурившись, сильнее вцепилась в плечи парня и переждала небольшой приступ боли. Терпимо. Даже если бы было очень больно, Тёмке я бы всё равно это не показала.

— Ты как? — спросил он обеспокоенно, когда я открыла глаза.

— Всё хорошо. Видишь? Я еще не рожаю и даже не кричу. А теперь помоги мне спуститься с табуретки, закажи такси, а я пока соберу свои вещи и переоденусь. Хорошо? Только ничего не бойся и не паникуй.

— Пока ты это не сказала, я особо и не боялся. Какое, нафиг, такси? «Скорую» нужно вызывать.

— Не нужно, Тём. Просто делай, что я говорю, и всё. Я рожать начну только через несколько часов. Возможно, даже через двенадцать. Торопиться некуда.

— Батя меня контузит, — рыкнул недовольно парень и, подхватив меня на руки, бережно поставил на пол рядом с собой.

— Не контузит. Я тебя прикрою. Всё. С тебя такси и спокойствие, с меня собранный внешний вид.

Ужасно хотелось пустить слезу от боли и паники меня захлестнувшей, но нужно было держать лицо. Мальчишка очень сильно напуган. Страшно представить, насколько напуган и зол будет Миша. Ему новость о моей беременности далась с трудом, и я долго убеждала его, что со мной всё будет хорошо. Сейчас же я не имею права ни единой морщинкой показать, что мне тоже страшно, особенно после того, как месяцами убеждала Мишу и Тёму, что всё будет легко и просто.

— Такси уже у подъезда. Ты как? Может, лучше «скорую».

— Всё отлично. Идём, Тём. Врачу я уже позвонила.

— А бате? Он мне башку свернёт.

— А бате твоему я позвоню из такси. Держи сумку. Пойдём.

В машине такси я продолжала сохранять спокойствие, пока Тёмка места себе не находил и не сводил с меня обеспокоенного взгляда.

— Почему ты такая спокойная? — не выдержал он, наконец.

— А что? Что-то не так? — спросила я нарочито удивленно и оглядела себя. — Вроде, всё хорошо.

— Ты рожаешь, блин! — крикнул Тёма.

— Чё? В смысле?! — а вот теперь начал паниковать еще и таксист.

Зашибись!

— Успокойтесь. Со мной всё хорошо. И побудьте немного тише, я мужу позвоню, — с невозмутимым выражением лица набрала Мишин номер, и на втором гудке он уже мне ответил.

— Да, Маруся? Всё в порядке?

— Зая, тут такое дело… В общем, у меня воды немножко отошли…

— Твою мать! Ты где сейчас? Я еду.

— Я тоже еду и прямо в роддом. Всё хорошо, Миша. Со мной Тёма, даже он не паникует, — улыбнулась я, глядя на парня, который едва держался от того, чтобы выпрыгнуть на ходу из машины.

— Маруся, я даже по голосу знаю, когда ты пиздишь. Дай мне водителя «скорой» или врача, я им кое-что скажу.

— А мы на такси едем, — хохотнула я нервно.

— На такси, блядь?! Рожать? Маруся!

— Миша, успокойся. И, вообще, если будешь на меня кричать, я откажусь от партнёрских родов, и ты будешь ждать меня и ребенка в коридоре.

На том конце провода повисла пауза, во время которой Миша переваривал мои слова и явно фильтровал свои.

— Я еду в роддом.

— Хорошо. Встретимся там.

Партнерские роды — это не моя прихоть. Это Мишино принципиальное условие, и я его приняла. Я понимала, что, пройдя прошлый плачевный опыт, он хотел лично контролировать всё. Ему важно лично убедиться в том, что в этот раз врачи точно сделают всё возможное, чтобы трагедия прошлого не повторилась.

Всё схватки мы были вместе. Миша держал меня за руку, чутко реагировал на каждую мою эмоцию, понимал каждое моё желание и нежно целовал в те моменты, когда схватки отступали и давали мне возможность отдышаться и поговорить на отвлеченные темы.

И, конечно же, Миша угрожал каждому врачу и медсестре, что оказывались рядом со мной. Я слышала, что они его между собой прозвали «террористом». Он ведь, и правда, будто всю больницу в заложники взял.

— Всё, папаша, можешь расслабиться. Дочка у тебя здоровенькая, как и заказывал, — сказал акушер, когда мы с Мишей услышали первый плач своей дочери и сами же вместе с ней разревелись.

Приняв дочку на руки, Миша, не сводя с нее глаз, в которых стояли озёра слёз, подошёл ко мне и приложил плачущий комочек к моей груди. Почти сразу отошёл в сторону, отвернулся к стене, схватился за голову и, шумно выдохнув, провел по лицу ладонью, словно скидывая морок.

— Миш, — позвала я его нежно. — Мы здесь, вообще-то.

— Я… кхм… — взяв себя в руки, Миша повернулся к нам. Торопливо отёр свои щёки от слёз и подошёл, уткнувшись своим лбом в мой. — Я так тебя люблю, Маруся.