Неделю назад.
Дома едко пахнет сигаретным дымом, даже глаза щипит. Я снимаю старенькое пальто и в обуви прохожу на кухню. Мама сидит за столом, в её руках тлеет сигарета. Знает, что я терпеть не могу этот запах, но снова позволяет себе курить в доме.
— И вот, Наташ, ты прикинь, я разворачиваюсь и этому говорю типа чё ты, ты на кого, ты…
— Здравствуйте! — объявляю о своём присутствии и облокачиваюсь на дверной проём.
Мужчина переводит взгляд на меня и замолкает. Разговор ждёт меня не самый душещипательный.
— Мам, это кто? — смотрю на женщину с жёлтой кожей и большими мешками под глазами.
— Ой, Вероничка, а ты чего так рано? — мама молниеносно подрывается с места, открывает окно и начинает поспешно убирать со стола, скрывая следы весёлых посиделок.
Как будто если она сейчас всё быстро уберёт, то я притворюсь слепой. Ничего не видела, ничего не слышала.
— Я не рано, время половина одиннадцатого. Это вы засиделись. Молодой человек, — перевожу взгляд на сомнительного мужчину в потёртых трениках и майке — алкоголичке, — вам пора домой.
Мама застывает на месте, глаза её в момент становятся как у нашкодившего котёнка.
— А ты, я так понимаю, дочь, — мужик встаёт из-за стола, упираясь в него тощими ручками.
— Дочь, но слава Богу не ваша. На выход.
Играем в гляделки. Сомнительный мужчина морщит загорелый нос, громко причмокивает и поворачивается к матери:
— Не в тебя ребёнок, ты вон какая гостеприимная, а эта… Ну ничего, перевоспитаем. Да, Натусик?
Натусик. Перевоспитаем.
Руки невольно сжимаются в кулаки и ногти больно впиваются в ладони. Хрен с улицы метит мне в отцы? Глаза сами закрываются от происходящего ужаса, а по телу бегут мурашки. То ли от того, что мать окно распахнула, то ли от злости, которая закипает внутри меня. Ведь не сдержусь, не только словом обласкаю, но и сковородкой.
— Вероника, это дядя Петя, — мать натягивает улыбку, хотя на её лице я читаю испуг.
В прошлый раз, когда моя дорогая родительница решила познакомить меня с дядей Непомнюкакзвали, я устроила скандал с вызовом полиции и отчитыванием взрослой, казалось бы умной, женщины. И вот, спустя несколько недель… здравствуй, дядя Петя.
Мой тяжёлый вздох говорит сам за себя.
— Вероник, дядя Петя уже уходит, — мама суетливо машет руками, указываю гостю на дверь.
Но дядя Петя оказывается не такой простой фрукт.
— Нет, Натусь, ну что же мы с Верой даже за знакомство не выпьем?
Пушечный выстрел мне прямо в уши.
— Я Вероника! Не Вера, — шиплю, готовая в любой момент вцепиться в загорелый нос мужику.
У-у-у-у! Сердце начинает стучать о рёбра с бешеной скоростью.
— Да ладно, тебе, дочка, успокойся, — мама прекрасно знает, что дядя Хрен позарился на святое.
Верой меня называть нельзя.
Только покойной бабушке можно было. Потому что "Что за имя такое модное, Вероника? Наша девочка Вера. Наша надежда и любовь."
От воспоминаний кружится голова, а глаза становятся мокрыми. Сдерживаю слёзы, а ком в горле мешает дышать.
— Ладно, сопля мелкая, слушай сюда, — мужчина выходит из-за стола и встаёт напротив меня.
Я остро чувствую запах перегара и сигарет, желудок жалобно сжимается от тошноты. Дядя Петя с трудом держится на ногах, хилый, щуплый, я легко могу спустить его по лестнице, если понадобится. Внимательно смотрю в его туманные глаза.
— Я сегодня остаюсь ночевать с любимой женщиной, и ты должна меня уважать, — логической цепочки не наблюдается.
— Ты что скажешь? — перевожу взгляд на мать.
Та стоит испуганная и потерянная.
— Вероник, ну пусть дядя Петя останется, — она мягко улыбается, нотки радости проблёскивают в пьяных глазах.
Думает, что я сдамся и пущу в эту малюсенькую однокомнатную квартирку сожителя. Ага! Щас. Алина уже грозилась выгнать нас со съёмного жилья из-за жалоб соседей на громкие пьянки. Я говорила матери, пыталась донести по хорошему, но терпению пришёл конец.
— Дядя Петя, а ты где-нибудь работаешь?
— Да, — мужик гордо выпячивает грудь, руки словно крылья расправляет. Петух обыкновенный.
— Вот и хорошо. В следующем месяце за квартиру платишь ты.
Иду собирать вещи. Надоело. Поживу пока у Влада, а там и зарплата скоро, новое жильё сниму. Маму вразумлять бесполезно. Пока бабушка жива была, она ещё как-то мамку в ежовых рукавицах держала, а теперь… Сил больше нет.
Джинсы, кофты, платья — всё летит в чемодан из прошлого века. Вытираю слёзы, а ком огорчения и обиды всё так же в горле стоит. С полки сгребаю свои фотографии, лицо горит огнём. Прислоняю к щекам холодные руки и закрываю глаза. Выдыхаю.
Собираю свои документы и иду к двери.
— Ну и дочка у тебя… Язва! — дядя Петя громко обсуждает с мамой наше неудачное знакомство. — Я к ней по-человечески, а она! Ой, Натуся, хорошо, что она уходит. Мы с тобой заживём, ух, как заживём!
Накидываю пальто на плечи и выхожу.
На улице холодно, и это быстро отрезвляет. Набираю номер Владика и под длинные пустые гудки иду к его дому. Чемоданчик на развалятых колёсиках едет следом за мной, громко шумит по асфальту, того и гляди развалится.
Влад трубку не берёт. Моё появление будет сюрпризом. По пути захожу в круглосуточный магазин и покупаю себе шоколадный батончик. Стресс снять. Жую и легче становится.
Не думаю, что дядь Петя надёжный спутник, скоро мама позвонит и попросит вернуться. Возможно, эта ситуация послужит ей хорошим уроком.
А возможно и нет.