В номере пахнет лавандой и мятой. В большой постели так одиноко одной, что я случайно засыпаю уже пятый раз, хотя обещала Степану Ефимовичу, что дождусь его из душа.
Что можно так долго намывать? Енот полоскун этот господин Волков, не иначе.
— Ника, — сладкий голос звучит где-то над ухом, и я улыбаюсь в полусне. — Моя маленькая девочка.
Меня накрывает приятной волной. Мне снится золотой песок, тихий шорох солёного океана и сладкие поцелуи Степана Ефимовича куда-то в уголки моих губ. Яркий закат полыхает над водой, золотисто-красные полосы расстилаются по небу, облака подсвечены розовым светом и похожи на кусочки тающей сладкой ваты. А прикосновения мужчины по моей горячей коже отзываются в глубине души коктейлем счастья с разбитым стеклом. И чем ближе тело Волкова к моему, тем темнее становится небо над океаном, тем больнее моей душе.
.
— Вероника, проспишь, и все олени обожрутся без нас, — требовательный голос заставляет меня вынырнуть из царства сна и распахнуть глаза.
Степан Ефимович лежит рядом, его размашистая ладонь по-хозяйски расположилась на моей талии, подушечки пальцев щекотно ласкают кожу. Было бы здорово, если бы он знал о моей беременности, и так же нежно гладил живот. Возможно даже разговаривал бы с крошкой-малышом.
— Сколько время? — я выкарабкиваюсь из его объятий и неохотно сажусь на кровати.
Эх, мечты…
— Пора собираться, если хотим погладить оленей, — снова посмеивается, наблюдая за мной горящими глазами. — Ты такая красивая с утра пораньше.
Встаю и подхожу к зеркалу. На лице остались вмятины от подушки, глаза сонные, волосы взъерошены, будто меня кто-то за них всю ночь таскал. Ещё и прыщик вскочил на носу.
Да, очень красивая.
— Я буду готова минут через двадцать, — бормочу я и скрываюсь в ванной.
После недолгих сборов, мы выходим на улицу. Мороз сегодня ещё крепче, чем вчера. Деревья припорошило снегом, и теперь они похожи на сказочных персонажей. Ветки елей побелели и блестят на восходящем солнце разноцветными красками.
Держась за руки, мы идём к загонам с оленями. Я вновь отмечаю, что у Степана Ефимовича настолько тёплая ладонь, что я не могу от неё оторваться. Приклеилась. Навсегда.
Завидев издалека зверушек, моё сердце начинает по-детски трепетать. Я улыбаюсь и ускоряю шаг.
— Ника, оленей распугаешь, — Степан Ефимович с нежностью сжимает мою ладонь.
— Они такие милые! — перевожу взгляд на мужчину. — И вообще, олени скорее испугаются тебя, господин Волков. Фамилия, знаешь ли, у тебя вовсе не дружелюбная.
— Скоро и ты будешь Волковой, — лучистый добрый блеск в глазах.
— Да, фиктивно, — не упускаю возможности напомнить.
Мужчина хитро сужает глаза, смотрит на меня с лукавым прищуром.
— Что-то в тебе поменялось, — стреляет словами. — Не пойму только, что именно. Но ты какая-то другая.
"Да, поменялось. Я беременна!" — выпаливает внутренний голос, и я, не издав ни звука, испуганно закрываю открывшийся рот.
Нельзя, нельзя проболтаться. Тем более вот так глупо!
Останавливаемся рядом с вольером. Пять больших пятнистых оленя стоят возле кормушки и жуют сено.
— Пойдём гладить? — Степан Ефимович открывает замок на калитке, и тот звонко тренькает.
— А точно можно? — я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу.
Странно, что никого нет из персонала. Я то думала, мы встретимся с кем-то, кто ухаживает тут за этими милыми зверушками.
— Я купил этот комплекс, поэтому нам теперь тут можно всё, — Волков проскальзывает в вольер, заманивая меня за собой.
Миллионер в загоне с оленями. Забавно.
Неторопливо прохожу вслед за ним, осторожно ступаю по скользкой дорожке. Боюсь напугать животных.
— Мама, смотри! Мама! Олени! Олени! — звонкий детский смех разливается в воздухе, отзывается эхом в еловом лесу, животные пугаются и разбегаются в стороны, а один проносится рядом со мной, почти сбивая с ног.
Степан Ефимович успевает обнять меня за талию и прижать к себе.
Маленькая девочка стоит около калитки и пристально наблюдает за оленями, сбежавшими на другой конец клетки. Её маленькие пальчики в розовых перчатках цепко впились в прутья, и без того большие голубые глаза восхищённо расширились.
— Эй, малышка, — миллионер осторожно подходит к двери. — Хочешь погладить оленей?
— Хочу! Хочу! — радостно визжит ребёнок.
— Только тебе нужно перестать кричать, это очень пугливые звери, — Волков даёт малышке руку и заводит в вольер.
Я сглатываю ком, застрявший глубоко в горле и мешающий дышать. Степан Ефимович рядом с ребёнком выглядит так… потрясающе мило… Сложно поверить, что это действительно он. Тот мужчина, при виде которого у меня когда-то дрожали коленки от страха. Малюсенькая ручка незнакомой девочки крепко уцепилась за указательный палец Волкова, они вместе в абсолютной тишине крадутся к самому маленькому оленёнку. А малышка, кажется, даже дышать перестала, только таращит выразительные глазки и ждёт, когда сможет прикоснуться к пугливому животному.
Степан Ефимович протягивает руку к оленёнку, и сейчас я вижу, что в его ладони морковка. Животное делает шаг навстречу, шумно нюхает, а потом осторожно чмокает губами. Слышится хруст, довольный олень стоит рядом и уминает угощение.
— Хочешь покормить его? — мужчина вкладывает девочке в ладошку морковку и, придерживая малышку, вытягивает её руку вперёд.
Оленёнок вновь причмокивает губами и хватает лакомство с детской руки.
— Как круто-о-о! — шепчет зачарованный ребёнок.
Наверно, Степан Ефимович был бы потрясающим отцом. Он бы мог подарить своей дочери загон хоть с оленями, хоть с крокодилами. Бросил бы целый мир к ногам маленького человека. Любил бы и заботился, пылинки сдувал!
Но тот крошка-малыш, который живёт у меня в животе, не сможет почувствовать эту любовь. Я фиктивная невеста. Фиктивная! И я точно знаю своё место. До меня вдруг доходит одна простая истина, словно гром среди ясного неба: страшнее всего не то, что Волков отправит меня на аборт, а то, что он позволит мне родить и оставит малыша себе, а меня выкинет. Свою роль отыграла — свободна.
Кажется, кровь резко приливает к щекам, и я горю пожаром.
— Ника, иди сюда, — мужчина протягивает ко мне руку, а я не могу и шагу ступить. — Всё хорошо?
Киваю. А ветер обдувает моё лицо, мокрое от слёз.
Пока Волков снова отвлекается на незнакомую девочку, я вытираю щёки.
— Вероника, держи, — Степан Ефимович протягивает мне морковку.
Подхожу к оленю, тот забавно нюхает мою руку с угощением, а после шершавый язык ловко облизывает мне пальцы. Успеваю дотронуться до влажного носа животного и расплываюсь в улыбке. Только уголки губ всё равно нервно дрожат, выдавая мои настоящие эмоции.
— Вкусно тебе? Хороший олень! — шепчу я, поглаживая зверя по шее.
— Мама, смотри, я глажу оленей! — весёлая незнакомка прекрасно себя чувствует в компании миллионера.
И Волков такой счастливый, аж светится изнутри.
Его хорошее настроение сохраняется до самого отъезда. Когда едем в машине, Степан Ефимович бросает на меня косые взгляды. Оно и не удивительно. Страх, что у меня могут забрать ребёнка, оказывается сильнее всего на свете. И я бледнею от собственных мучительных мыслей.
По-факту, я же не нужна ему.
Я не нужна Волкову. Это просто затянувшаяся игра. Ничего настоящего и искреннего у нас не получится. Статусы разные. Я знала этого с самого начала, но всё равно повелась, поддалась, доверилась. И эти мысли добивают меня уже не первый раз, словно пули врага, скрывающегося под маской лучшего друга.
Я не могу отказать Волкову. Еду с ним, куда он скажет. Делаю, что попросит. Вместо мозга розовая жижа.
— Ты переживаешь перед встречей с моим отцом? — голос звучит в полной тишине.
Я вздрагиваю. Даже не заметила, как и когда мужчина успел выключить музыку.
— Что? — перевожу испуганный взгляд на мужчину.
— Мой отец хороший человек, Вероника. Он примет тебя со временем.
Зажмуриваюсь.
— Стёпа, я не понимаю, — шиплю себе под нос. — Я фиктивная невеста, через год меня не будет рядом. Зачем ему принимать меня?
— Ника! — закатывает глаза, сильнее сжимает кожаный руль длинными пальцами. — Хватит при каждом удобном случае припоминать, что у нас договор!
Это просто возмутительно!
— И почему же я не должна про это припоминать?
Повисает тишина. Степан Ефимович давит на газ, и машина стремительно набирает скорость. Испуганно перевожу взгляд на спидометр. Сто восемьдесят километров в час. Сто девяносто. Двести.
Трасса совершенно пустая.
Закрываю глаза и вжимаюсь в сидение. Сердце начинает стучать быстрее, и теперь я не слышу ничего, кроме ритмичных ударов.
— Если ты будешь постоянно говорить о том, что мы с тобой фиктивные супруги, когда-нибудь ты случайно проболтаешься перед прессой! — звучит где-то отдалённо.
Словно я под водой.
— Ника! Ты меня слышишь? Ты чего? — сильная мужская ладонь ложится на моё колено, и я распахиваю глаза.
Волков уже сбавил скорость.
— Ты не заболела?
— Я просто испугалась, — шевелю губами. Даже не уверена, что издаю какой-то звук.
— Не нравишься ты мне в последнее время, — Степан Ефимович похлопывает пальцами по моей ноге, задумывается, строгий взгляд осматривает моё лицо. — Нужно бы показать тебя врачу.
— Не нужно!
— Это не обсуждается, — спокойно выдаёт он, и, наконец, возвращает свою руку на руль, оставляя моё тело в покое.
Фух.
— Я впорядке, — отворачиваюсь к окну.
Всю оставшуюся дорогу мы молчим.
И лишь когда я поднимаюсь по лестнице в свою комнату Степан Ефимович бросает мне в спину:
— Подготовься, у тебя если сорок минут!