Канарейка для миллионера (СИ)

_24_

От злости сводит скулы.

Поднимаюсь по подъезду, тело нервно дрожит от негодования. Ну почему я снова должна отчитывать взрослую женщину за её проступки? И ради этого я отказалась от ужина в ресторане со Степаном Ефимовичем. Обида прожигает в груди огромную дыру.

— Мама! — кричу с порога, но мне никто не отзывается.

На кухне слышится звяканье стекла. Шумно выдыхаю. Снимаю пальто и шапку, медленно крадусь к источникам звука.

— Ой, Вероничка, — мама стоит у мусорного ведра, убирая следы преступления.

За столом спит дядя Петя. Уложил на ровную поверхность обе руки и уткнулся в них лицом. Громом по квартире раздаётся его оглушительный храп. Рядом с ним конфеты, нарезанные овощи и фрукты, которые я купила. Гостеприимная мама решила поделиться с хахалем тем, на что сама не потратила ни копейки.

Я знаю, что она больна. Осознаю, что ей требуется помощь. Психологическая и медицинская. Но от этого мне не легче. Я устала. Просто безумно раздражают её вечные срывы. Я уже и не надеюсь, что она когда-нибудь опомнится и перестанет пить, но в этот раз… мне казалось она поняла, что шутки закончились, когда я съехала от неё.

Оказывается, маму уже ничем не исправить. Насильно положить её в больницу не получится, да и смысла от этого не будет, пока она сама себе не скажет "стоп".

Я закрываю глаза, и по щекам катятся слёзы.

До матери не доходит. И никогда не дойдёт, что её жизнь катится под откос с невероятной скоростью.

— Вероника, прости, я… — женщина стыдливо закрывает лицо руками и всхлипывает.

Молча разворачиваюсь и ухожу.

— Вероника! — мама бежит за мной, хватает меня за руки и всеми силами пытается остановить.

— Хватит! — рявкаю так, что у самой уши закладывает.

— Я не виновата, он сам пришёл, честно!

— Ага, сам пришёл, сам стол накрыл, — иронично фыркаю, натягивая пальто.

— Не уходи, Вероника, пожалуйста! Ты нужна мне.

Сердце больно сжимается, но я не сдаюсь:

— Раньше нужно было думать!

Сейчас у меня только одно единственное желание, которое ощущается физической нехваткой воздуха. Я хочу сбежать из этой прокуренной квартиры. И никогда не возвращаться.

— Чё разорались? — с кухни вальяжно выходит дядя Петя.

Только его и не хватало.

— Петь, скажи ей, чтоб не уходила! — мать бьётся в истерике.

— Ты что, Вера, даже чаю не выпьешь? — брякает мужик, и я вздрагиваю.

Бабушка Аня. Моя милая. Родная. В памяти всплывают флешбеки.

"Когда я этот мир покину, ты маму береги. Вся ответственность на твои плечи ляжет, Верочка."

И я берегла. С семнадцати лет. Сразу после школы начала работать. И поступила в театральный институт. Да вот только училась я не долго, потому что денег от вечерних подработок не хватало. Мне пришлось бросить учёбу после первого же семестра и пахать, словно лошадь.

Мать ни разу спасибо не сказала.

— Вероника, — женщина берёт мою руку, и я вздрагиваю.

Даю слабину. Опять. Лёд в моём сердце трескается.

Ну не могу я так с родной матерью поступить. Не могу бросить её на произвол судьбы.

— Я останусь, если дядя Петя уйдёт.

Мужичку моё предложение не нравится.

— Вер, да мы даже не пили с Натусей. Так, пригубили по стаканчику. Ну не веришь, хош дыхну?

От одной мысли, что он действительно на меня дыхнёт, ноги становятся ватными, а голова идёт кругом, как у пьяной.

— Вероник, давай сядем и поговорим, — предлагает мама, но я вспоминаю про главный козырь.

Достаю из кармана пальто бабушкины серьги в целлофановом пакете и показываю ей:

— Мне сказали, что их в ломбард сдала женщина. Это была ты, мама?

Её глаза становятся стеклянными. Она растерянно смотрит то на меня, то на дядю Петю. Молчит, будто воды в рот набрала.

— Всё понятно, — я запахиваю пальто и тянусь к дверной ручке.

— И не стыдно тебе, Вера? — мужской голос за спиной врезается в рассудок гулким эхом.

Я торможу и медленно оборачиваюсь. Ядовито гляжу на дядю.

— Тебе что, на мать родную начхать? — он продолжает говорить, а сам уже обнимает мою родительницу.

Она всхлипывает, уткнувшись в его плечо. Мужчина осторожно гладит её по голове, успокаивающе так, нежно.

Я изумлённо смотрю на эту картину. Да, раньше всякие дяди приходили в наш дом, но никто никогда не заступался за маму, никто не обнимал её с такой любовью.

Я взрываюсь от жалости к двоим несчастным алкоголикам, повстречавших друг друга.

— Ты любишь мою маму? — прищуриваю взгляд.

— Конечно, как такую женщину не полюбить! — дядя Петя целует её в висок.

— Хорошо, заваривайте чай, — снимаю пальто.

Мать виновато молчит, пока греется чайник, смотрит в окно. Я уверена, что ей стыдно за случай с серьгами.

— Ты, Вера, не думай, что я прям алкоголик. Период просто тяжёлый. Зима, работы почти нет. Денег тоже. Есть нечего было, вот Натуся и придумала провернуть с серьгами такую вещь. Мы собирались их выкупить обратно, как только я подколымлю.

— Зачем ты соврала, что серьги украли? — перевожу тяжёлый взгляд на маму.

— Испугалась, что ты рассердишься, если правду скажу. Петя никуда не сбегал, мы так вместе и живём, — сознаётся.

— Бухаете каждый день? — невольно морщу нос.

— На выпивку денег нет, — дядя Петя корчит расстроенную гримасу. Хочется влепить ему подзатыльник.

— Так, значит любовь у вас? — я начинаю стучать пальцами по столу.

— Денег накопим и свадьбу сыграем, да, Натусь?

Мама кивает:

— Да. Ты же не против, Вероника?

Глаза мои лезут на лоб. Ну о какой свадьбе речь…

— Значит, намерения серьёзные. Тогда так, дядя Петя, я буду периодически заходить и проверять, трезвый ты или нет. Хоть запах учую, вылетишь отсюда! Это первое. А второе, ты должен уговорить маму лечь в стационар и полечиться от алкоголизма. Я всё оплачу.

— Вероника, ты что? — шепчет родительница, но я пресекаю её взглядом.

— На уговоры у тебя месяц. Не уговоришь, участь та же самая. Пойдёшь на улицу и маму больше не увидишь.

Я встаю и ухожу. Никакой чай мне от них не нужен, пусть сами пьют. Почву для размышлений я им подготовила. Время покажет, насколько успешной оказалась моя идея.