Капетинги и Франция

Глава VII Территориальная основа Крупные фьевы

В течение XII в. великие феодальные княжества королевства — Фландрия, Анжу, Бретань, Шампань, Бургундия и в меньшей степени на Юге герцогство Аквитания и графство Тулуза — стали проявлять активность, аналогичную той, которую, как мы видели, развернул в своем домене капетингский дом. Герцоги Нормандские, опередившие всех в подобных действиях и, возможно, ставшие образцом, применили, кроме того, этот метод в завоевании Англии.

Отныне королевство перестает быть множеством сеньорий, старающихся путем жестокости некоторых великих авантюристов возобладать друг над другом. Все стабилизируется. Наследование фьефов, крупных и мелких, становится правилом. Феодальные династии основаны, и представители великих феодальных домов образуют личный значительный домен, подготавливают постоянную администрацию. В этой поглощающей их работе Фландрия, Анжу, Шампань яростно соперничают, и, когда в 1180 г. Филипп-Август наследует своему отцу, феодальный домен оказывается окруженным феодальными княжествами, организация которых, по крайней мере, такая же, как и организация домена, если не лучше. Король воспользуется этим; ибо отныне, когда ему удастся приобрести какую-нибудь крупную сеньорию, заменив собою кого-либо из сеньоров, он приобретет домен и права последнего, не возобновляя ту «полицейскую» работу, которая так долго поглощала внимание его предшественников. Его могущество быстро и значительно возрастет и привлечет к нему новых сторонников или новых протеже.

Но и до и после 1180 г. политика Капетингов по расширению своей власти останется той же самой. Если могущество, которым они располагают и которое является реальным, и приносит пользу, то лишь затем, что оно служит им для обоснования своего права, и именно на последнее они особенно рассчитывают. Оно-то им и помогает, может быть, медленнее, чем насилие, но прочнее, окончательно и беззлобно приобретать земли и права, в конечном счете сделавшие из них хозяев королевства.

Дабы показать Капетингов в действии, мы основательно исследуем события начиная с правления Филиппа-Августа и до конца династии, связанные с борьбой против великих феодальных княжеств, графства Фландрского, графства Тулузского, графства Шампанского, герцогства Бургундского и герцогства Бретань. Потом мы увидим, как пришлось им действовать супротив огромного княжества, образованного на западе анжуйским домом, ставшим хозяином в Англии, и определим, не надо ли было измениться методу, действующему столь успешно на севере, юге и востоке, чтобы преуспеть на западе. Мы изучим также второстепенные приобретения, сделанные в течение этого периода, чтобы закончить, постаравшись определить, какие концепции вдохновляли Капетингов в создании сей территориальной основы.

Неудобством такой манеры исследования является постоянное возвращение читателя назад, но она вносит больше ясности в рассказ о событиях чрезвычайно сложных. Она не рассеивает внимания. И если она рискует создать впечатление преемственности в усилии, которое, возможно, не существовало в умах тех, кто прилагал эти усилия, то достаточно об этом предупредить, чтобы избежать ошибок.

Графство Фландрское является первым почином, и его сокращение намечается с самого начала правления Филиппа-Августа.

Этот государь женился 28 апреля 1180 г. в замке Бапом на Изабелле, дочери Бодуэна V, графа Эно и племяннице Филиппа Эльзасского, графа Фландрского. Последний владел графством Фландрским, включающим, помимо совре менной Фландрии, край за Неф-Фоссе, которому начинали давать имя Артуа и который включал Аррас, Бапом, Рюу, Сент-Омер, Эр, сюзеренитет над графством Булонским, Лансом, Гином, Сен-Полем, Лильером и Эсденом. Филипп Эльзасский женился в 1159 г. на Елизавете де Вермандуа, дочери Рауля де Вермандуа, племянника короля Филиппа I, и Перонеллы, сестры Алиеноры Аквитанской, первой жены короля Людовика VII. Со смертью своего брата Рауля Прокаженного, графа де Вермандуа, в 1164 г, Елизавета унаследовала Вермандуа (то есть графства Рибемон, Пероин и Мондидье), Амьенуа (маленькое графство Амьенское под сюзеренитетом епископа) и Валуа (в котором ядро составляло графство Крепи). В неопределенное время, может быть, в 1175 г. Филипп Эльзасский заставил жену вследствие серьезного нарушения супружеской верности принести ему в дар эти три владения, дар, подтвержденный королем Людовиком VII в 1179 г., потом королем Филиппом-Августом, возможно, по случаю свадьбы последнего с племянницей графа Изабеллой де Эно. Этой племяннице Филипп Эльзасский дал в приданое Артуа. Но эта уступка не была полной, так как граф сохранял за собой прижизненное пользование приданым и на деле управлял до своей смерти землями, данными им за племянницей.

Между 14 и 16 апреля 1183 г. жена Филиппа Эльзасского Елизавета де Вермандуа умерла. Сестра усопшей, Элеонора, бывшая замужем за Матье, графом де Бомон, потребовала свою часть наследства, поскольку Елизавета не оставила прямого наследника, а Элеонора отказалась признать дар, сделанный ее сестрой Филиппу Эльзасскому. Однако было заключено соглашение между ним и его свояченицей, получившей Валуа и ренту с Руа.

Именно тогда вмешался французский король. Филипп-Август посчитал себя наследником Елизаветы и отказался признать сделанный ею дар своему супругу, дар, который он сам и подтвердил; он говорил, что это подтверждение Рыло навязано ему опекуном Филиппом Эльзасским, главным заинтересованным лицом. Под каким же предлогом вмешался король?

Об этом давно спорят. Кажется, однако, что он вмешался в качестве короля, дабы защитить право законной наследницы. Сей интерес в защиту прав Элеоноры ас Бомон, прикрывал, однако, политические намерения. Неуверенный в том, что он сохранит на северо-востоке приданое королевы, обладание которым зависело от рождения и жизни наследника, коему еще предстояло родиться, Филипп-Август с трудом мог позволить графу Фландрскому создать государство, более значительное, чем его, а все, что могла бы получить Элеонора де Бомон, как он надеялся (при лояльном отношении мужа последней, великого камерария Франции[170]), рано или поздно должно было возвратиться к королю, тем более что семья Матье и Элеоноры была бездетной.

Филипп Эльзасский взялся за оружие, дабы защищать то, что он рассматривал как свое право. Он получил поддержку многих крупных феодалов, обеспокоенных королевскими притязаниями. Но французский король ловко маневрировал, связав коалицией графа де Эно, угрожая разводом с его дочерью, сблизился с графом Шампанским, обрел поддержку английского короля Генриха II, континентальные домены которого смешивались с феодальной жизнью королевства Франция. Наконец, без великого сражения, без использования Филиппом-Августом большой армии в 2000 рыцарей и 14 000 оруженосцев, которую ему великодушно приписывают хронисты, король и граф Фландрский окончательно договорились в Амьене 20 марта 1186 г.

Из наследства своей жены Филипп Эльзасский сохранил только пользование графствами Сен-Кантен и Перонн с городом Амом. Собственность этой части Вермандуа отходила королю с правом их приобретения у графа, когда ему будет угодно, за установленную цену. Король получал непосредственно графство Мондидье, Туротт и Шуази, графство Амьенское с Руа, с оммажем от шестидесяти пяти укрепленных замков, зависевших от него. Остальная часть Вермандуа отходила Элеоноре де Бомон без уплаты последней королю суммы выкупа за вступление в права, что должно было происходить при всяком новом жаловании земли; уступленные Филиппу-Августу территории рассматривались как компенсация за эти права. Положение в Артуа оставалось неизменным. Но шансы увидеть приданое королевы присоединенным к королевскому домену становились более серьезными вследствие рождения 5 сентября 1187 г. принца Людовика, сына Филиппа-Августа и Изабеллы. Когда последняя в 1189 г. умерла, ее сын наследовал ее права на Артуа.

Филипп Эльзасский сопровождал французского короля в крестовом походе и умер в Птолемаиде 1 июня 1191 г. Король тут же написал знати и горожанам Перонны и Сен-Кантена, чтобы потребовать от них клятву верности; Монако регентша Адель Шампанская и архиепископ Рейнский, замещающий короля, заняли Артуа от имени принца Людовика. Фактически Артуа было присоединено к короне. Факт станет правом в 1223 г. при восшествии. Людовика VIII на престол.

Немного спустя после смерти Филиппа Эльзасского король возвратился на Запад. Полагают, он тогда помышлял о захвате графства Фландрского. Позволительно в этом помниться; ибо неизвестно, в силу какого права он смог бы это сделать, и мы достаточно знаем, чтобы понять, что король не действовал без юридического обоснования. Впрочем, Филипп Эльзасский оставил наследницу, свою сестру Маргариту, бывшую замужем за графом де Эно, причем семейство имело сына. Кроме того, когда король вернулся, Бодуэн де Эно уже вступил в обладание графством Фландрским, и мы не видим, чтобы король помышлял опротестовывать этот захват фламандского наследства. Напротив, и марте 1192 г. он получил оммаж от нового графа Фландрского.

Если и были притязания, то со стороны последнего. С 1193 г. он требует не только Артуа, но еще и часть Вермандуа, уступленного по Амьенскому трактату 1186 г., и его сын будет притязать на то же после него. Впрочем, безуспешно. 2 января 1200 г. по трактату, подписанному к Перонне, граф Фландрский Бодуэн IX окончательно уступал королю Артуа (предварительно отрезав Эр и Сент-Омер, возвращенные в 1212 г., и окончательно Гин, Ард, Лильер и Ришбур), Амьенуа, графства Перонн и Сен-Кантен.

Что до Элеоноры де Бомон, то она заново договорилась королем в 1192 г. Посредством права выкупа в 5 тыс. марок золотом она была введена во владение Валуа, Шони, Рибемоном, Рессоном, Лассиньи и Ориньи. Кроме того, она получила графство Сен-Кантен и ренты с Перонны и Руа. В конечном счете за сумму в 13 000 ливров и освобождение от выкупа, упомянутого выше, она отказалась требовать остальное Вермандуа и графство Амьенское. Она и ее муж должны были держать землю, обладание которой было оформлено в виде фьефа, при условии принесения оммажа. Король наследовал его, если Элеонора умирала бездетной. Но если у короля не будет наследника, графиня де Бомон вновь получит то, что потеряла.

Матье де Бомон умер в 1208 г., его жена в 1213 г. Поскольку единственными возможными наследниками были родственники, Филипп-Август лишил их наследства и принял под свою руку то, что осталось от Валуа и Вермандуа.

Так, без использования силы, посредством переговоров, на деле еще более сложных, чем здесь изложено, не оставляя места требованиям возврата под каким-либо юридическим основанием, домен короны расширился за счет Амьенуа, Артуа, Вермандуа и Валуа и оказался в соприкосновении с собственно графством Фландрским.

Ибо если фламандское княжество было подрублено, сама Фландрия оставалась нетронутой. Но немного спустя после своего восшествия граф Бодуэн IX отбыл на Восток в ожидании трона Латинской империи. Там он и нашел смерть в 1205 г. под стенами Адрианополя. Он оставил наследницами своих графств двух дочерей, Жанну и Маргариту, под опекой их дяди Филиппа Намюрского. Последний, слабый и заинтересованный, провозгласил себя вассалом французского короля и обещал не выдавать замуж своих племянниц без разрешения их сюзерена.

В 1208 г. Филипп-Август потребовал и получил право охраны двух девушек, ив 1212 г. выдал старшую, Жанну, за Феррана Португальского, племянника своей невестки Бланки Кастильской. Прежде чем новобрачный со своей; юной женой вступили в обладание своим графством, принц Людовик, заставив признать права своей матери, захвати Эр и Сент-Омер, ненадлежащим образом удержанных, говорил он, графом Фландрским в Перонне в 1200 г. и ко ему были оставлены по соглашению, подписанному в Лан 25 февраля 1212 г.

Это вновь нанесенное оскорбление графу оставило его преисполненным злобы, заставив забыть, что своим положением он обязан родству с Бланкой Кастильской. И когда в следующем году Иоанн Безземельный, король Англии, сформировал большую коалицию, должную, как он надеялся, вернуть ему его континентальные домены, завоеванные Филиппом-Августом при условиях, о которых мы скажем позднее, Ферран Португальский не без колебаний позволил вовлечь себя в переговоры с врагами короля, и последний, будучи предупрежден, захватил входящую в коалицию Фландрию.

Авантюра не принесла удачи графу. Коалиция была разбита при Ларош-о-Муане 2 июля и при Бувине 27 июля 1214 г. В последней битве Ферран попал в плен. Тринадцать лет он пребывал пленником в Лувре. Но Филипп-Август не лишил его фьефа, принадлежащего на деле графине Жанне Фландрской. Последняя, подписав 24 октября 1214 г. предварительный договор с французским королем, должна была принять что-то вроде королевской опеки. В 1224 г. она воспротивилась признанию юрисдикции королевского суда. После смерти Филиппа-Августа Жанна Фландрская заключила мир в 1226 г. с его наследником королем Людовиком VIII. Посредством суммы в 50 000 парижских ливров, выплаченных в два приема, из которых второй был гарантирован залогом городов Лилля, Дуэ и Эклюза, Ферран обретал свободу. Граф и графиня Фландрские становились вассалами короля. Их верность обеспечивалась угрозой отлучения от церкви и клятвами, принесенными королю рыцарями и городами графства, обещавшими сюзерену совет и помощь, ежели граф и графиня нарушат свои обещания.

Суверенитет французского короля был во Фландрии неоспорим вплоть до смерти Жанны в 1244 г., и Ферран Португальский был одним из тех редких князей, на которого Бланка Кастильская не могла пожаловаться во время малолетства Людовика Святого. Со смертью Жанны ее сестра Маргарита унаследовала графство Фландрское. В 1212 г. она вышла замуж за Бушара Авеньского, от которого имела двух сыновей, Жана и Бодуэна. После смерти супруга она снова вышла замуж за Гийома де Дампьера, которому принесла трех сыновей и двух дочерей. Законность детей от ее первого брака, впрочем, была спорной, поскольку до своего союза Бушар Авеньский был иподьяконом. Когда Маргарита унаследовала своей сестре, обоих ее супругов не было в живых. Так что дети от этих союзов поставили вопрос о возможном наследовании своей матери. Будучи не в состоянии договориться, они попросили своего сюзерена, короля французского, послужить арбитром. В 1246 г. в Амьене Людовик Святой решил вопрос в пользу Гийома де Дампьера, старшего сына от второго брака Маргариты, брака, законность которого не вызывала сомнений. Но дети от первого получали компенсацию. Старший, Жан Авеньский, получил графство Эно, отделенное от графства Фландрского.

Это решение было довольно ловким. Разделяясь с Фландрией, Эно, зависящее от Священной Римской империи, а не от французского королевства, ослабляло имперское влияние на Фландрию, отныне разделенную надвое: на севере отделялся большой фьеф под французским влиянием. Кроме того, графу Фландрскому давали крайне трудного соседа в лице графа де Эно — Авеньцы не отказывались от своих претензий на фламандское наследство в целом. Надеялись даже привлечь Эно если не к ленным владениям Франции, то, по крайней мере, к союзу с королевской властью, что и удалось Филиппу Красивому в 1293 г., после получения от графства Эно оммажа за Остревант, ситуация с которым была неопределенной и которое было признано зависимым от французского королевства.

В общем, со времени Бувина, капетингский суверен полностью осуществляет свой сюзеренитет над Фландрией. Его положение еще более усилилось после судебного решения 1246 г., когда Дампьеры, которым угрожали требования Авеньцев, увидели в нем единственную возможную поддержку своего права. Посредством предоставляемой им опоры король Франции все больше и больше обеспечивал проникновение своей власти в графство Фландрское.

Для этого он использует конфликты, разделявшие графа и фландрские города, где под воздействием динамичного экономического развития складывается городской патрициат, богатый, могущественный, недоверчивый ко всему, что несет ущемление его независимости. В этих конфликтах обе партии взывают к суверену, и французский король тогда кладет начало политике, которой он постепенно собирается подрывать в свою пользу власть крупных феодалов в их собственных доменах.

Она опирается на права суверена и состоит в передаче королевскому суду, особенно высшему — Парижскому парламенту, — всех дел, где король может усмотреть свои права и интересы; в получении всех апелляций к правосудию. Ибо известно, что в интервале, разделяющем апелляцию от приговора, апеллянт выходил из-под юрисдикции своего непосредственного сеньора и оставался под охраной судьи. Под прикрытием сей роли судьи французский король насаждает во Фландрии свою власть, доходя даже до того, что предписывает употребление французского языка при графских судах, когда на них присутствует один из королевских агентов, заставляет развеваться своему знамени на дозорной башне городов под его охраной.

Граф Фландрский пытается прореагировать на этот прогрессирующий и неумолимый нажим. Он опирается на другую жертву этой политики, английского короля, терпящего в своем герцогстве Аквитанском аналогичный захват. Кризис разразился во времена Филиппа Красивого. Но союзник графа Фландрского не поддержал его в 1297 г. и бросил в 1299 г. В мае 1300 г. графу Ги де Дампьеру с двумя сыновьями, Робертом Бетюнским и Гийомом де Кревкёром, пришлось предаться в руки французского короля, заключившего их в темницу.

Но графство Фландрское не было присоединено к домену. Оно управлялось короной в ожидании дня, когда граф явит доказательства, что в будущем он выкажет себя покорным вассалом, и тогда король возвратит ему графство. Мы и это увидим, когда после серии вооруженных столкновений с королем, причем более сильных, чем с освобожденными сыновьями графа, добрые города Фландрии, недовольные королевской администрацией, наконец, подписали мир в Ати-сюр-Орже 23 июня 1305 г. Сей договор не содержал никаких статей, уменьшающих территорию графства Фландрского. После смерти Ги де Дампьера его сын Роберт Бетюнский просто и полностью получил графство. На будущее король ограничился тем, что срыл стены фламандских городов, потребовав от всех жителей графства клятвы верности, возобновляемой каждые пять лет и содержащей обещание никогда не заключать союзов без соглашения короля.

Однако финансовые статьи этого договора, столь деликатные для исполнения, сколь это возможно, влекли территориальные приобретения французской короной. По соглашению, подписанному в Понтуазе 11 июля 1312 г., рента в 20 000 ливров, которую должен был предоставить граф королю во искупление своей вины, была смягчена уступкой короне Франции кастелянств Лилля, Дуэ и Бетюна. Это то, что назвали «transport» Фландрии.

Без непосредственного контакта в течение более двух столетий с землями, находящимися под прямой властью Капетингов, графство Тулузское, самое мощное феодальное государство на Юге, казалось последним французским княжеством, которое должна была поглотить корона. Несомненно, под различными предлогами Людовик VII, как мы видели, проявлял к делам этого графства отчетливый интерес, стараясь заручиться его дружбой и верностью. Несомненно, мы наблюдали, как корона расставляла вехи по дороге, ведущей к оммажам этого графства, главным образом церковным. Наконец, в последние годы правления Филиппа-Августа, вмешиваясь или заставляя вместо себя вмешиваться сира де Бурбона, под предлогом покровительства епископу Клермонскому, король довел до подчинения графа Ги II Оверньского, успешно осуществляя сюзеренитет над этой страной, попавшей в руки короля английского — герцога Аквитанского — по договору в Азей-ле-Ридо в июне 1189 г. Однако поглощенная другими делами капетингская королевская власть, думается, еще долго выжидала, прежде чем начать наступление на границы графства Тулузского. Помимо своей воли она была вовлечена в это начиная с царствования Филиппа-Августа. И за это ответственна церковь.

В начале XIII в. графство Тулузское представляло значительную территорию, поскольку в него входили, помимо собственно графства Тулузского, герцогство Нарбоннское, Керси, Руэрг, Ажене, Альбижуа, виконтство Нимское, Конта-Венессен, вассалитет признавали виконтства Безье, Каркассон, графство Фуа и сеньория Монпелье. Тогда оно было в руках одного из представителей древнего дома Сен-Жиллей, графа Раймона (Раймунда) VI.

Но в течение XII в. манихейские доктрины, известные под именем катаризма, завоевали значительную часть населения, не только народа, но также и знатных семей[171]. Уже в 1163 г. папа Александр III на соборе в Бурже, возможно, под нажимом благочестивого короля Людовика VII, забил тревогу. Но только после Латеранского собора 1179 г. церковь попыталась прореагировать отправкой в Лангедок настоящих миссий, состоящих из членов цистерцианского ордена, успехи которого, впрочем, были довольно посредственными. Избрание папы Иннокентия III ускорило события.

Усилия папских легатов, рвение святого Доминика и его соратников оказались недостаточными, быть может, из-за покровительства, оказываемого катарам средиземноморской знатью, и терпимостью или милостью, выказываемой графом Раймоном VI врагам церкви. Тогда Иннокентий III решил прибегнуть к силе. Убийство легата Пьера де Кастельно в 1208 г. давало повод для проповеди крестового похода против лангедокских еретиков.

Приглашенный участвовать в этой экспедиции, Филипп-Август отказался, не проявляя все же никакого неодобрения предприятия. Он заметил, что крестовый поход против графа Тулузского имеет смысл только в том случае, если удастся убедиться в ереси этого знатного сеньора. Ему приписывают следующие слова, и весьма справедливые: «Осудите его как еретика. Только тогда у вас будет право вынести приговор и приглашать меня, меня, сюзерена графства, для того, чтобы законно конфисковать домены моего вассала».

Несмотря на эту сдержанность, когда Латеранский собор в 1216 г. лишил Раймона VI его доменов, дабы передать их Симону де Монфору, за исключением северной части графства Тулузского, поставленной под секвестр для сына низложенного графа, молодого Раймона VII, Филипп-Август одобрил решение собора и на ассамблее в Мелене в апреле 1216 г. принял оммаж Симона де Монфора за завоеванные земли.

Смерть Симона, убитого близ Тулузы в начале 1218 г., кажется, изменила взгляды французского короля на этот вопрос. Начиная с этого времени король был обременен заботами, кои ему доставляла война против Иоанна Безземельного, но ему пришла идея использовать обстоятельства, чтобы вступить на юг королевства. И когда в 1219 г. Амори де Монфор, сын и наследник завоеванных его отцом земель, получил угрозы от графа Раймона VI и его сына, подкрепленных настоящим национальным лангедокским движением, король сначала обязал своего сына, принца Людовика, отправиться в графство Тулузское во главе войска. В 1222 г. король послал еще 200 рыцарей и 10 000 оруженосцев на помощь Амори, все более и более теснимому своими противниками — молодым Раймоном VII, наследовавшим своему отцу в 1221 г., и виконтом Каркас — сонским Раймоном Транкавелем, другой жертвой крестового похода. Но, когда Амори де Монфор предложил королю отдать ему Альбижуа, Филипп-Август отказал.

Его сын Людовик VIII, наследовавший ему в 1223 г., имел более четкие намерения.

Понимая, что без его вмешательства дело ортодоксальной церкви в Лангедоке обречено, он решил поддержать его всеми силами, но при условии воспользоваться результатами этого вмешательства и не понести расходов. Он желал также окончательно установить свою власть на Юге.

В январе 1226 г, в Париже легат Святого престола торжественно отлучил от церкви Раймона VII, хотя последний прибыл в предыдущем году в Бурж, признавая поражение и испрашивая прощения за свои заблуждения. Французский король был утвержден церковью во владении доменов отлученного графа, дабы держать их в своей власти и передавать преемникам. Амори де Монфор со своей стороны оставил королю все права на земли, завоеванные его отцом Симоном, и его дядя Ги де Монфор подтвердил это решение.

Тогда французский король принял крест, полученный от церкви для него и его королевства, прощение грехов и обычные привилегии, и обещание пятилетней десятины от доходов церквей. Наконец, он заставил двадцать девять своих главных баронов передать ему акт, по которому те признавали, что посоветовали ему вмешаться в дела альбигойцев и обещали верно помогать в этом предприятии[172].

Последний акт можно интерпретировать по-разному. Он кажется простой гарантией против измены баронов, гарантией весьма необходимой, как показали события. Но он мог быть также и предосторожностью на будущее для королевских завоеваний на Юге. Король собирался завоевать фьеф одного из своих крупных вассалов. Последний был отлучен церковью, но после своего подчинения и без процесса над еретиком. Была ли законной и окончательной конфискация его имущества при этих обстоятельствах сюзереном? Очевидно, нет, следуя мнению Филиппа-Августа, приведенному выше. Но ежели двадцать девять баронов посоветовали королю это предприятие, конфискация принимает другой вид. Она кажется до некоторой степени результатом приговора королевской курии. С точки зрения феодального права дело становилось законным.

Тогда Людовик XIII отправился в Лангедок с крупным войском. Начиная с марта 1226 г. началось подчинение Юга. После падения Авиньона, приблизительно 9 сентября, и во время осады этого города, вопреки предательству некоторых крупных баронов, покинувших войско по истечению своих сорока дней ополчения, оно только усилилось. Крестовый поход свелся к военной прогулке. Организовав управление в завоеванном крае и поддержав административную систему, установленную Симоном де Монфором, основанную на прочном союзе с местным духовенством, Людовик VIII отправился в обратную дорогу. Он умер в Монпансье 8 ноября 1226 г.

Капетинги заняли графство Тулузское, но нельзя сказать, что они вступили в законное владение. Им недоставало того, что они ценили превыше всего, акта о безоговорочной уступке со стороны старого владельца. С небольшим трудом Раймон VII сумел восстановить свои домены. Он предпочел прибегнуть к силе, приняв участие в восстании баронов против регентши Бланки Кастильской. Поначалу все шло хорошо. Значительная часть недавно оккупированной страны снова объявила об отступничестве. Но легат Святого престола кардинал Романо Франжипани, поддерживая регентшу, следил за тем, чтобы пятилетняя десятина, уступленная королю в 1226 г., платилась, что позволяло Юмберу де Боже добывать необходимые силы для защиты королевского Юга[173]. В конце 1228 г. Раймон VII запросил пощады, и 12 апреля 1229 г. подписанный в Париже договор определил судьбу лангедокской Франции[174]. Мы коснемся только статей, интересных для короны.

Раймон VII заявил, что он приносит оммаж и клянется в верности королю за земли, которые тот ему оставлял. Он признавал то, что оставляет королю все свои остальные владения по эту сторону Роны (сенешальства Бокер-Ним и Каркассон-Безье), равно как и сюзеренитет над неким числом фьефов, переходящих в непосредственную ленную зависимость от короны. Один из братьев короля женится на дочери Раймона VII, Жанне Тулузской, которую передадут в руки короля. Эта принцесса и ее супруг получат всю территорию епископства Тулузского после смерти Раймона VII, и, если семья будет бездетной, Тулуза и ее епархия отойдут королю. Для остальной части оставленных Раймону VII доменов было решено, что ежели граф умрет, не оставив другого законного потомства, нежели его дочь Жанна, то последняя и ее наследники получат все.

Мы не можем слишком настаивать на значении этого дипломатического акта, узаконившего королевское завоевание и окончательно закрепившего за короной владение сенешальствами Бокер и Каркассон и, возможно, подготавливавшего, если бы удача улыбнулась Капетингам, аннексию всего огромного лангедокского фьефа.

Начиная с 1229 г. капетингская политика, олицетворяемая Бланкой Кастильской, старалась смягчить участь Раймона VII, поддерживая его против слишком алчного духовенства, предоставляя ему заем, дабы помочь исполнить его обет отправиться в Святую землю, безуспешно пытаясь создать для него Прованский маркизат, что договор 1229 г. вменял церкви.

Раймон VII не выразил никакой признательности за эти добрые начинания. В 1240 г., когда восстание Раймона Транкавеля, виконта Каркассонского, лишенного своих владений, в какой-то момент поставило в опасность королевское владычество на Юге, поведение графа Тулузского было довольно подозрительным. Когда в 1242 г. против короля создалась с помощью английского короля Генриха III новая коалиция, Раймон присоединился к мятежникам, Коалиция провалилась, и с 20 октября 1242 г. граф Тулузский писал королю, испрашивая прощения. В январе 1243 г. договор в Лоррисе установил мир между королем и графом. Последний был прощен и принужден к выполнению статей договора 1229 г., предусматривавших гарантию его верности посредством клятвы, приносимой прямо королю его вассалами. Кроме того, он потерял сюзеренитет над графством Фуа, перешедшим в прямую ленную зависимость от короны.

Граф Тулузский умер 27 сентября 1249 г. Его дочь Жанна, вышедшая в 1236 г. замуж за третьего сына Людовика VIII Альфонса, графа де Пуатье и с 1241 г. сеньора части Оверни, была его единственной наследницей. Но в момент смерти своего отца она находилась на пути в Египет, сопровождая своего супруга в крестовый поход, который вел французский король.

Наследство было значительным, поскольку включало графство Тулузское, Альбижуа на севере Тарна, Руэрг, Конта-Венессен (возвращенный Раймону в 1234 г.), Ажене и Керси, сильно укрепленное королем. И во всех этих областях, как свидетельствует графский картулярий, граф Тулузский с 1229 г. вел интересную политику покупок, существенным образом расширивших его личный домен.

В отсутствие Жанны и ее супруга регентша Бланка Кастильская, действовавшая в интересах своего сына, отправила двух рыцарей — Ги и Эрве де Шеврезов, а также одного клирика, Филиппа, казначея церкви Святого Илария, принимать от имени нового графа наследство Раймона VII. Длинное письмо этих уполномоченных к Альфонсу де Пуатье описывает нам в деталях действия «комиссии» и трудности, которые ей пришлось преодолеть[175].

Надо не без оснований отметить, что этот захват тулузских владений Альфонсом де Пуатье был совершен в силу статей договора 1229 г., а отнюдь не во исполнение завещания Раймона VII. Более того, по своему возвращению с Востока Альфонс повелел кассировать завещание усопшего графа, чтобы освободиться от некоего числа благочестивых начинаний, сделанных Раймоном VII, которым его наследник отказывался следовать.

В течение двадцати лет Альфонс де Пуатье строго управлял своим личным доменом и доменом, хозяином которого он стал по браку. Это управление, детальное изучение которого[176] стало возможным благодаря счастливому случаю, сохранившему нам архивы, было идентичным королевскому управлению. Своим руководством средиземноморским доменом Альфонс подготавливал пути для королевской власти на тот день, когда Капетинги простерли бы свою прямую власть на все древнее лангедокское княжество.

Эта возможность, вероятно, приходила на ум королю, когда Людовик Святой 11 мая 1258 г. заключил с королем Хайме I Арагонским договор в Корбее, по которому посредством оставления французским королем сюзеренитета над Каталонией и Руссильоном, сюзеренитета, восходящего к истокам династии, но который никогда не осуществлялся в полной мере, король Арагона отказывался от всех претензий на графство Тулузское и ограничивал свое право одной сеньорией Монпелье[177].

Наконец, настал день, когда граф Тулузский и его жена, союз которых не увенчался рождением детей, сопроводив Людовика Святого в его последнюю экспедицию в Тунис, умерли в Савоне по возвращении, Альфонс — 21 августа, его жена — 24 августа 1270 г.

С 5 октября того же года Гийом де Коардон, сенешал Каркассона, отъехал из Тулузы, дабы руководить от имени французского короля вступлением в наследство, которое возвращалось Филиппу III в силу договора 1229 г. Это вступление не встретило сопротивления. После своего возвращения из Африки король отправился продемонстрировать свою силу на военной прогулке и вразумить графов Фуа и Арманька, желавших воспользоваться случаем, чтобы обрести независимость. В долгих операциях, продлившихся до 1285 г., король действовал методично, избегая наносить обиды населению, у которого эта новая власть могла вызывать еще слишком недавние воспоминания о резне и крестовом походе.

Корона тщательно проследила, чтобы это владение было юридически обосновано и чтобы случай каждого возможного наследника, требующего всё или часть наследства Альфонса и его жены, был изучен и урегулирован. Претензии Филиппы де Ломань, кузины Жанны Тулузской, которой усопшая графиня оставила свое личное имущество, были отклонены Парижским парламентом, и удовлетворены иначе. Карлу Анжуйскому, брату Альфонса де Пуатье, считавшему себя наследником доменов, составлявших апанаж усопшего, — графств Пуатье и Оверни — Парламент также противопоставил принцип, согласно которому имущество умершего без прямого наследника владельца апанажа возвращается к короне. Святой престол получил графство Конта-Венессен, оставленное Раймоном VII в 1229 г. церкви и возвращенное графу Тулузскому папой Григорием X в 1234 г. в качестве церковного фьефа и каковой за неимением наследников должен был вернуться к церкви. Английский король, наконец, мог возобновить претензии на Ажене и Керси. Ажене составляло часть приданого Жанны Английской, жены графа Раймона VI, данного ее братом, королем Ричардом I Львиное Сердце; в 1259 г. в Париже было решено вследствие договора, подписанного между Людовиком Святым и Генрихом III, что, ежели Жанна Тулузская не оставит детей от брака с Альфонсом де Пуатье, Ажене вернется к своему первоначальному собственнику — королю английскому, герцогу Аквитанскому. По договору, подписанному в Амьене в 1279 г., эту провинцию должно было возвратить. Что же до Керси, которого под тем же предлогом требовал король Эдуард I, то вопрос о том, составляла или нет эта земля часть приданого Жанны Английской, должен был стать предметом расследования. В результате которого земля осталась за французским королем с уплатой ежегодной ренты в 3 000 турских ливров в пользу английского короля.

Так посредством крестового похода, ловко обернувшегося к выгоде, и брака капетингская династия прибрала к рукам огромное феодальное княжество лангедокского Юга. Но если бы последнее было быстро присоединено к домену, то это не соответствовало бы длительному плану, нацеленному на подчинение графства Тулузского. Напротив, еще немного, и династия воссоздала бы посредством брака Альфонса и Жанны на юге и востоке столь могущественное княжество, что в будущем оно могло бы стать опасным для монархии. Но судьба еще раз послужила Капетингам. Жанна и Альфонс умерли, не оставив наследника. Опасность превратилась в ощутимую выгоду.

Еще один брак, и брак, в котором тоже случай сослужил добрую службу Капетингам, предоставив династии владение крупным фьефом, столь часто угрожавшим ей на востоке, — графствами Шампань и Бри[178].

В течение XI и XII вв. французским королям приходилось напрямую осуществлять в отношении Шампанского дома, владениями которого в определенные моменты они были окружены, оборонительную политику, которая могла даже принимать вид политики подчинения.

Женитьба Людовика VII на Адели Шампанской провозгласила изменения, особенно ощутимые в правление Филиппа-Августа. Воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, Капетинг перешел в наступление, впрочем, мирное, под видом дружбы и желания помочь графу Шампанскому в трудностях, с которыми тот столкнулся, но в действительности стремясь поставить великого восточного вассала в зависимость от королевской власти.

Смерть графа Тибо III в 1201 г. накануне его отбытия в крестовый поход оставила шампанский фьеф, состоящий из графств Шампани и Бри и их ленных владений, в руках молодой графини Бланки, дочери Санчо VI, короля Наварры, тогда бывшей на последних месяцах беременности. Торопясь отъехать на Восток, сообразно с феодальными обычаями, желая упрочить будущее великого фьефа, шампанские бароны не углядели опасности, исходившей от французского короля, вмешивающегося в шампанские дела. В конце мая, в Сансе, графиня Бланка, уже мать маленькой дочери, стала вассалом короля Филиппа-Августа. Она обещала не выходить вновь замуж без согласия короля, передать ему дочь и ребенка, рождения которого дожидались. Со своей стороны, король обещал охранять и содержать свою кузину и по достижении ею двенадцати лет выдать ее замуж с согласия королевы-матери Адели Шампанской и десяти специально назначенных шампанских баронов. Эти обещания были гарантированы передачей в руки короля крепостей Бре-сюр-Сен и Монтеро.

После рождения маленького Тибо IV графине Бланке пришлось согласиться не объявлять его совершеннолетним до 21 года и, когда Тибо достигнет 12 лет, новым договором от 21 ноября 1213 г. поклясться вместе с сыном верно служить королю, подкрепив обещание клятвой шампанских баронов. В действительности же вплоть до своей смерти Филипп-Август действовал в Шампани по-своему.

После смерти Людовика VIII и во время регентства Бланки Кастильской Тибо IV попытался избавиться от королевской опеки. Мы видим, что он активно вмешивается во все интриги против регентши, участвует во всех феодальных коалициях. Но этот толстяк, будучи тонким поэтом, был достаточно неловок в политике, снедаемый платонической страстью к королеве Бланке Кастильской, и амбициями по поводу Наварры, корону которой его дед Санчо VI ему оставил в 1234 г. К тому же он столкнулся с притязаниями на графства Шампанское и Бри двух дочерей Генриха II, графа Шампанского, его дяди, королевы Алисы Кипрской, и Филиппины, жены авантюриста Эрара де Бриенна.

Именно французская регентша должна была прийти ему на помощь, спасти его, когда старые союзники по феодальной коалиции 1230 г. повернули против него, обвиняя и предательстве. Она урегулировала в его пользу вопрос с шампанским наследством и предоставила ему необходимые средства для компенсации королеве Кипра. Возмещение этих расходов было произведено за счет его отказа от ленных владений — графств Блуа, Шартра, Сансерра и виконтства Шатоден, отныне зависящих от французской короны.

Его преемник, Тибо V, наследовавший отцу в 1253 г., также нуждался в поддержке французского короля против претензий герцога Иоанна Бретонского, требовавшего прав на шампанские графства от имени своей жены Бланки Шампанской, дочери Тибо IV. Молодой граф с матерью, Маргаритой Бурбонской, третьей женой графа Тибо IV, тесно сблизились с Людовиком Святым, на дочери которого, Изабелле, Тибо V женился, в то время как его брат, Генрих Тучный, который должен был стать его преемником, женился на Бланке д’Артуа, племяннице французского короля.

Тибо V сопровождал Людовика Святого в крестовый поход в Тунис и умер по возвращении из него 4 декабря 1270 г. Его брат, Генрих Тучный вскоре наследовал ему и в свою очередь скончался 22 июля 1274 г., оставив наследницей своего наваррского королевства и шампанских графств дочь Жанну Наваррскую.

Рука этой юной и богатой наследницы стала предметом многих вожделений. Однако, пообещав свою дочь сыну английского короля, потом сыну короля арагонского, королева Бланка д’Артуа, ловко руководимая старыми советниками Людовика Святого, оставленными в должности при его сыне Филиппе III, согласилась подписать в Орлеане в мае 1275 г. договор, урегулировавший вопрос в пользу французской короны.

Королева Бланка оставляла королю Франции охрану королевства Наварры; она и ее новый супруг, за которого она вышла замуж на следующий день после подписания договора, Эдмонд, брат короля Эдуарда I Английского, получали управление шампанскими графствами до совершеннолетия наследницы или ее замужества. Затем последняя должна была выйти замуж за одного из сыновей Филиппа III, и, поскольку оба будущих супруга состояли в близком родстве, у Святого престола было испрошено необходимое разрешение.

Который из сыновей короля Франции получит руку Жанны и ее наследство, не оговорили. Возможно, опасались вызвать беспокойство шампанского партикуляризма. Но позволительно думать, что по мысли королевских советников, речь шла о наследнике короны, принце Людовике, старшем сыне Филиппа III и его умершей супруги Изабеллы Арагонской. Во всяком случае, этого не желал Святой престол, обеспокоенный возрастающим могуществом французского короля. Так что папа Григорий X предоставил просимое разрешение, но для второго сына короля, принца Филиппа.

Папские предосторожности оказались бесполезными уже в следующем году, со смертью в 1276 г. принца Людовика. Филипп, будущий Филипп Красивый, одновременно становился женихом Жанны Наваррской и наследником французской короны. Свадьба была справлена в 1284 г., когда молодая королева Наваррская достигла положенного возраста.

В том же году, 17 мая, Бланка д’Артуа и ее супруг освободили Жанну от опеки. Бланка получила в конце своего владычества над Шампанью 60 000 турских ливров, что должно было составить значительную вдовью часть. Отныне Филипп именуется королем Наварры и графом Шампанским и Бри. В следующем году, со смертью своего отца он становится королем Франции.

Но это не повлекло присоединения шампанских графств к королевскому домену. Совсем напротив, Филипп, став французским королем, прекратил носить шампанский титул, в то время как королева его сохранила, равно как и титул королевы Наварры. Если в актах, касающихся Шампани, король Франции действовал как сеньор этих территорий, то в конце всегда заботился об обосновании своих действий в качестве супруга своей жены, именуемой графиней-наместницей Шампани и Бри. Речь идет о том же титуле, что и у мужа Бланки д’Артуа как управляющего от имени жены территориальным имуществом последней.

Когда 4 апреля 1305 г. Жанна умерла, положение не изменилось. Королем Наварры и графом-наместником Шампани и Бри стал в свою очередь старший сын Жанны, принц Людовик, унаследовавший имущество матери. И, когда он достиг совершеннолетия, акты, касающиеся управления Шампанью, издавались от его имени; имя его отца больше не появлялось.

В 1314 г. Людовик X становится королем Франции. Графства Шампань и Бри, наконец, присоединяются к домену, но это присоединение связано с той же личностью Людовика X, наследника своей матери. С исчезновением этой персоны, как показали события, территориальный союз мог быть поставлен под вопрос.

Людовик X умер 5 июня 1316 г. Он оставил единственную дочь Жанну, законность происхождения которой вследствие «проступков» ее матери, Маргариты Бургундской, опротестовывалась, и молодую вдову Клеменцию Венгерскую, ожидавшую ребенка, считавшегося наследником. В ожидании рождения этого наследника и в предвидении его малолетства регентом королевства был утвержден брат усопшего короля, Филипп, граф де Пуатье.

Но наследник, король-младенец Иоанн I, родившийся 14 ноября 1316 г., умер 19 числа того же месяца. Так что Жанна, дочь Людовика X и Маргариты Бургундской, наследовала короны Франции и Наварры, а также графства Шампань и Бри. И на сей раз присоединение к домену казалось окончательным.

Однако регенту, Филиппу, удалось отстранить от французского трона законную наследницу и заставить короновать себя в Реймсе 9 января 1317 г. Ибо если два последних суверена этой династии были по семейной традиции добрыми отцами, добрыми сыновьями и добрыми супругами, то должно признать, что как дяди они мало уважали права своих племянниц.

Жанна Шампанская, теряя корону Франции, должна была все же сохранить по крайней мере корону Наварры и графств Шампани и Бри. Таковым было мнение шампанских баронов, предпочитавших власть семилетней графини власти такого энергичного лица, как французский король. Они пришли в движение, и случилось то, что хроники называют «волнениями и мятежом шампанской знати», последнего наступления умирающего феодального мира, которого ожидала участь всех «волнений» такого рода, то есть полный провал.

Филипп V, впрочем, заставил почувствовать, что прошлые соглашения вследствие его назначения регентом утверждали его, по смерти Иоанна I, покровителем Шампани и Бри. Он предпочел получить от молодой принцессы, или, скорее от ее опекунов, старой герцогини Агнессы Бургундской, ее бабки, и герцога Бургундского Эда IV, ее дяди, отказ от претензий. По договору, подписанному 27 марта 1318 г., юная Жанна отказывалась от своих прав на графства Шампань и Бри посредством получения ренты в 15 000 турских ливров и суммы в 50 000 турских ливров. Статья, однако, провозглашала, что в случае, если Филипп, V не оставит наследника мужского пола, права Жанны на Шампань и Бри вновь обретут силу.

Филипп V умер 2 января 1322 г. В качестве наследниц он оставил лишь дочерей. Его брат, Карл де Ла Марш, отстранив их, захватил корону. Но Жанна Шампанская, с 18 июня 1318 г. замужем за Филиппом, графом д’Эвре, потребовала графства Шампань и Бри в соответствии с условиями договора 27 марта 1318 г. Король Карл IV велел отложить эти дела, придя в последние месяцы своего правления к новому соглашению, поднимающему до 15 000 парижских ливров ренту в 15 000 турских ливров, принятую в 1318 г., и до суммы в 70 000 турских ливров сумму в 50 000, установленную тогда же.

Но окончательный отказ Жанны был дан только в 1335 г., и лишь в ноябре 1361 г. графства Шампань и Бри окончательно присоединились к французскому домену. Но фактически хозяином их король был с 1285 г.

Мы постарались показать с некоторыми деталями действия капетингской династии в отношении этих крупных присоединений. Они вовсе не были результатом завоевания. Присоединение совершалось путем осторожного и медленного проникновения королевской власти, не пренебрегающей никаким случаем, чтобы воспользоваться правами вмешательства, принадлежащими суверену и сюзерену, способствуя возникновению новых прецедентов, добавляя сюда политику, матримониальные союзы. И все делалось с бесконечным терпением, в конце концов истощившим сопротивление и приведшим к законному обладанию титулом согласно владению, увенчивающим порой почти вековое господство.

Но никогда у Капетингов не возникало желания завоевания крупных фьефов, и доказательство тому — Бургундия и Бретань.

Герцогство Бургундское со времени правления Генриха I находилось в руках династии, ведущей начало от Роберта, брата этого суверена. Родство герцогов Бургундских и французских королей, вероятно, и объясняет добрые отношения, в целом поддерживаемые великим бургундским вассалом со своим сюзереном. Возможно также, что очень серьезные трудности, встречаемые герцогами Бургундии в собственном герцогстве во взаимоотношениях с их могущественными феодалами, не создавали никаких поводов для беспокойства французским королям, которые даже вмешивались на правах сюзерена в их пользу.

Далее, герцогство Бургундское было единственным из крупных фьефов, над которым сюзеренитет короля никогда не ставился под сомнение. Герцоги не только регулярно приносили оммаж и выполняли службу, которую должны были королю, но, кажется, первыми согласились на требование представать перед королевским судом, дабы уладить разногласия с вассалами, и порой даже были счастливы от того, что их царственный кузен вмешивается, поддерживая их, в дела герцогства.

Естественно, чем больше усиливалась королевская власть, тем более она заставляла почувствовать себя в Бургундии. Во времена Филиппа-Августа герцог Гуго III, на короткий момент, правда, решил объединиться с врагами короля. Филипп немедленно поддержал против герцога одного из его наиболее могущественных вассалов, сира де Вержи, известного хроническими ссорами с бургундским сюзереном. Королевское войско вступило в Бургундию, взяло в 1186 г. Шатийон-сюр-Сен и захватило в плен наследника герцога. Последний тотчас же заключил мир с королем Франции. Немного спустя Гуго III сопровождал его на Восток, где мы видим, что он верно участвует во всех тайных намерениях короля против Ричарда Английского.

Отныне и до конца династии герцоги Бургундские не перестают быть верными вассалами короны, и юридическое и финансовое воздействие последней все более и более чувствуется в герцогстве, не встречая там серьезного сопротивления при условии уважения формы и видимости герцогского сюзеренитета. Даже приобретение в 1295 г. Филиппом Красивым графства Бургундского, того, что лучше известно под названием Франш-Конте, территории, зависящей от империи, но на которую герцоги Бургундские имели некоторые претензии, не вызвало у герцога Роберта II никакого серьезного беспокойства. Или, ежели он и взволновался, то был быстро успокоен предоставлением ренты в тысячу ливров и обещанием, что принц Филипп, ставший по браку графом Бургундским[179], будет приносить оммаж герцогу за фьефы Франш-Конте, зависящие от герцогства. Более того, старший сын французского короля был женихом дочери герцога Роберта[180], и последний в январе 1297 г подтвердил охрану герцогства королем.

По короткой реакции, которую она вызвала в 1314 г., можно составить себе представление о проникновении в герцогство Бургундское королевской власти.

Известно, что в последний год правления Филиппа Красивого и в короткое правление его старшего сына по всему королевству началось широкое движение протеста знати против нарушения королевской властью прав и привилегий этого класса. Подобное движение, естественное в непосредственном королевском домене, кажется несколько удивительным в таком крупном фьефе, как герцогство Бургундское, где можно было бы ожидать его против власти герцога, но не короля. Однако это произошло, когда 31 марта 1315 г. в Дижоне собралась Лига бургиньонов. Лига объединяла 110 человек знати, 18 аббатств, 11 капитулов и 11 городов герцогства. Она потребовала от Людовика X издания двух Хартий бургиньонам в апреле 1315 и 17 мая того же года. Не входя в детальное изучение этих документов, заметим только, что, судя по представленным замечаниям, королевская власть, кажется, действовала в Бургундии почти по-абсолютистски, и рекламации, выраженные бургиньонами, представляются почти идентичными рекламациям знати королевского домена. Заметим, наконец, что эти хартии представляют герцога Бургундского уже не сувереном над своими подданными, к которому взывают по поводу бесчинств, творимых королевскими чиновниками, но, напротив, теперь от короля требуют ликвидации злоупотреблений.

В этих условиях понятно, что территориальная целостность герцогства Бургундского не подвергалась посягательствам со стороны королей первой капетингской династии. Не было необходимости стараться присоединить к королевскому домену большой фьеф, где король и так чувствовал себя дома и глава которого, связанный с королем узами родства, действовал, скорее, как королевский наместник, нежели как великий собственник.

Незадолго до предоставления Хартии бургиньонам король Людовик X издал по просьбе герцога Бретонского в марте 1315 г. в Сен-Жермен-ан-Ле ордоннанс, который историк этого движения 1314–1315 гг., не колеблясь, рассмотрит как документ, аналогичный провинциальным хартиям, уступаемым в эту эпоху королевской властью различным лигам знати, образовавшимся в домене[181]. Но в отличие от провинциальных хартий этот ордонанс издан по просьбе герцога. Это он жалуется королю на своих вассалов. Как подчеркнул А. Артонн, «наличествуют король и герцог», и хотя поставленные вопросы разрешены в том же смысле, что и в других провинциальных хартиях, хотя они часто даже те же самые, отличие является важным.

Но это отличие ничего не прибавляет к факту, что в начале XIII столетия Бретань испытала, приблизительно как и другие части королевства, действие королевской власти. Ибо следует напомнить, что король Людовик VI в 1113 г. подписал договор в Жизоре, оставляющий герцогу Нормандскому Генриху I, королю Англии, в ленное владение графство Бретань, и мы признаем, что у первой капетингской династии был длительный период, чтобы установить в этом краю влияние, ставшее навязчивым для населения или, по крайней мере, для части его. Еще здесь мы сталкиваемся с крупным фьефом, в отношении которого корона не злоупотребляла территориально, но над которым ей удалось, во всяком случае, на время, прочно установить свой суверенитет.

Капетинги, несмотря на уступку 1113 г., не переставали действовать в Бретани. Б 1123 г., десять лет спустя после Жизора, Людовик VI передал епископу Нантскому торжественное подтверждение каролингских дипломов его церкви, провозгласил свободу последней и объявил, что епископ Нанта имеет по отношению к королю тот же долг, что и другие королевские епископы[182]. В течение части своего правления Людовик VII поддерживает претензии на герцогскую корону виконта де Пороэ, равно поддерживая очаг сопротивления против возрастающего влияния английского короля.

Когда по браку своего сына Жоффруа с Констанцией, дочерью графа Конана, король Генрих II стал настоящим хозяином бретонского фьефа, его суровое и авторитарное управление не понравилось мятежным бретонским феодалам. Также после смерти Жоффруа Филипп-Август, поддерживая Констанцию и ее сына, юного Артура, против Генриха II и Ричарда Львиное Сердце, сумел выставить себя поборником бретонских вольностей.

Впрочем, это поведение — целиком политическое. Мы это хорошо видим, когда после смерти Ричарда Львиное Сердце его племянник Артур почувствовал себя его наследником. Французский король сначала поддерживает Артура, чтобы затем покинуть его в момент заключения мира в Гуле 22 мая 1200 г., по которому за ним оставалась одна Бретань в качестве фьефа от его дяди Иоанна Безземельного. Двумя годами позднее, когда Иоанн был «лишен» наследства королевской курией, а его владения попали в руки Филиппа-Августа, французский король занял Бретань, чтобы передать ее Артуру. Капетинги принудили графство Бретань войти в прямую ленную зависимость от короны.

Еще один шаг был сделан, когда Артура в апреле 1203 г. убил его дядя. Бретань должна была бы возвратиться сестре Артура, Элеоноре, единственному оставшемуся в живых ребенку Жоффруа и Констанции. Но Элеонора находилась в Бристоле в Англии, в руках своего дяди Иоанна Безземельного, который в качестве опекуна наследницы потребовал управления наследством. Признать права Элеоноры значило передать Бретань английскому королю, чего не хотели бретонские сеньоры, а особенно — французский король.

В свою очередь Констанция, более или менее принужденная вновь выйти замуж за английского рыцаря Ральфа Честера, заставила аннулировать этот брак и вышла замуж в третий раз за пуатевинского сеньора Ги де Туара, от которого, прежде чем умереть в 1201 г., имела нескольких дочерей.

Ассамблея бретонских баронов и прелатов, собравшаяся в Ванне в 1203 г., ввиду заключения Элеоноры признала недействительными ее права на Бретань. Тогда же была выдвинута кандидатура ее единоутробной сестры, Алисы, старшей из дочерей Констанции и Ги де Туара, управлявшего большим бретонским фьефом. Затем, в 1206 г., когда Ги де Туар был уличен в интригах с пуатевинскими баронами в пользу Иоанна Безземельного, Филипп-Август взял под свою руку управление Бретанью. Задумав выдать замуж Алису за бретонского сеньора Генриха де Пантьевра, король Франции потом решил дать ей в супруги принца из своей семьи, Пьера де Дре, правнука Людовика VI, того, кто вошел в историю под именем Пьера Моклерка. 27 января 1213 г. Пьер принес королю оммаж за Бретань, и формула этого оммажа подчеркивала, что, если новый герцог будет пренебрегать своими обязанностями в отношении короля, его вассалы могут восстать против него в пользу его сюзерена[183].

Так что Бретань оказалась в положении, аналогичном Бургундии, под управлением принца из капетингского дома, и, казалось бы, Филипп-Август мог считать, что во главе этого крупного фьефа стоит вассал, вдвойне верный ему, поскольку связан с королевской династией узами крови и признательностью. Ничего подобного.

Занятый укреплением своей власти в герцогстве, Пьер Моклерк мог показать себя только покорным вассалом короля в течение последних лет правления Филиппа-Августа и краткого правления Людовика VIII. Но регентство Бланки Кастильской и малолетство Людовика Святого предоставили ему случай доказать, что ни родство, ни признательность не умерили его притязаний. Мы видим, что он вмешивается во все феодальные коалиции против регентши, даже приносит в 1229 г. оммаж Генриху III, английскому королю, изо всех сил помогая последнему против французского короля. Его усилия не увенчались успехом. В ноябре 1234 г. Пьеру Моклерку пришлось последний раз подчиниться и с 1237 г. по достижении совершеннолетия его сына Иоанна I Рыжего оставить управление Бретанью. Он отправился умирать на Восток.

Иоанн I (1237–1286), Иоанн II (1286–1305), Артур II (1305–1312) и Иоанн III (1312–1341) выказали себя верными вассалами французского короля, ухитрившись не слишком скомпрометировать себя в глазах короля английского, от которого бретонские государи зависели с 1156 г. по графству Ричмонд. Дабы воздать им за эту верность, который доселе давал сеньору великого бретонского фьефа только титул графа, Филипп Красивый в 1297 г. признал его герцогом Бретонским и в этом качестве сделал его пэром королевства[184].

На примере этих двух герцогств понятно, почему Капетинги пытались, имея возможность просто подчинить великие фьефы своего королевства, даже когда обстоятельства вопреки им самим приводили эти фьефы в их домен, снова связать их бенефициальной связью с членами свое семьи. Концепция, в которую они облекли монархию, концепция целиком феодальная, казалась им оправданной когда они рассматривали герцогов Бретонских и Бургундских в качестве настоящих королевских наместников и случайно носящих свой титул; схожая ситуация с Альфон сом де Пуатье, когда в руки Капетингов после смерти этого принца вернулось Тулузское графство, казалось, не осторожно потерянное. И если, как позволяла надеяться их матримониальная политика, они в конечном счете по ставили во главе крупных фьефов членов своей семьи лояльных и преданных короне, то объединение королевств; французского, по крайней мере, в их понимании, они могли считать законченным.

Первая капетингская династия угасла прежде, чем ясно проявилась опасность ее политики. В ней видели только выгоды, главной из которых было принятие королевско власти в ущерб местному и очень сильному партикуляризму. Но опасность уже вырисовывалась, уже показала, на сколько может быть опасным в последнем случае великий фьеф, о котором нам остается сказать, фьеф, созданный в королевстве владениями Анжуйского дома.