Снова накачав его наркотиками, я возвращаюсь в свою спальню, чтобы прийти в себя. На кровати лежит белый плюшевый кролик. Одно из его глазных яблок висит буквально на ниточке, шерсть грязная и ободранная, но он успокаивал меня больше раз, чем я могу сосчитать. Это был подарок моего отца.

Я смотрю на себя в зеркало и наношу консилер на щеку и вокруг глаз. Синяки быстро исчезают под толстым слоем маскировки. Рука аккуратно скользит по синякам, спрятанным под одеждой.

Не могу поверить, что этот парень смог заметить их на моем лице. И как он смеет об этом спрашивать? Это не его дело. Это никого не касается, кроме меня и Сэма.

Я качаю головой, потому что мы втянули его в наши разборки, когда ссорились на публике. Сэм втянул его в наши личные проблемы, когда снова решил меня ударить. Впервые свидетелем насилия был еще кто-то, а это значит, что ситуация обостряется. Сэму теперь всё равно, если кто-то увидит, как он меня бьет.

Еще раз проведя по коже, я преодолеваю свою слабость. Ноксу не следовало смотреть на меня с жалостью, особенно когда он не мог уделить ни капли жалости умирающему человеку. Он явно привык к страданиям, поэтому не должен смотреть на меня так, будто я нуждаюсь в чьей-то помощи.

Мне не нужна помощь ни от кого, и уж тем более от него. Сэм всегда вымещал на мне свое недовольство, хотя никогда раньше до такого ужаса не доходило. Когда он меня бьет, я хочу уйти от него, но потом Сэм, которого я знала раньше, возвращается, убаюкивает меня и говорит, что сожалеет и обещает никогда так не делать. Потом всё повторяется снова.

Однако без него я бы не смогла приковать Нокса цепью в гостевой спальне. Я отчаянно нуждаюсь получить от него нужную информацию, и это мой единственный шанс.

Я заплетаю волосы в пучок и направляюсь в комнату для гостей. Рядом с ним стоит опрокинутая кружка, из которой немного жидкости вытекло на деревянные половицы. Мои глаза скользят по его обнаженному телу. Накаченные мышцы перекатываются под его кожей, а его вялый член упирается в ногу. Даже в вялом состоянии он выглядит впечатляюще, особенно когда я замечаю две пары черных металлических шариков примерно на три четверти длины его члена. Я никогда в жизни не видела мужчину с проколотым членом, не говоря уже о двух пирсингах.

Схватив кувшин, который дал ему Сэм, чтобы справлять нужду, я опорожняю его в ванной, а затем ставлю рядом с ним. Взяв с комода молоток и гвозди, я становлюсь перед ним на колени. Его голова низко опущена, пухлые губы расслабленно сжаты. Темные волосы падают ему на лицо, а призрачные серые глаза прячутся за закрытыми веками.

Моя рука движется без моего разрешения и тянется к его члену. Я поглаживаю теплую плоть, прижатую к его ноге. На ощупь он словно бархат.

Отдергиваю руку, когда он твердеет от моего прикосновения. Я не ожидала этого. Кожа растягивается. Из вялого члена, он превращается в настоящего монстра. Моя рот приоткрывается, нижняя губа отвисает в изумлении.

Тогда я вспоминаю, кто находится передо мной. Эти люди — монстры, и мне не следовало бы даже смотреть на его эрекцию, но есть что-то странно очаровательное в том, чтобы держать в руке член мужчины без сознания.

Я оглядываюсь на дверь, ожидая увидеть стоящего там Сэма, но он заперся в нашей спальне. Я ему сегодня уже надоела, как обычно. Я найду другие способы занять свое время.

Я ползу по полу, хватаю пластиковую маску волка и подношу ее к нему. Схватив за волосы, я поднимаю его голову и сажусь ему на колени, чтобы надеть маску ему на лицо. Он выглядит таким злобным под маской. Такой непохожий, как будто он — часть чего-то, о чем мне отчаянно нужно знать.

Тепло, исходящее от его колен, распространяется по моим обнаженным бедрам, согревая мою кожу так, как я давно не чувствовала. Мое тело начинает дрожать, такого я не испытывала еще дольше. Возможно, с тех пор, как я была подростком и смотрела фильмы, которые мне не следовало смотреть. Я хотела этой страсти. Этого дикого влечения к другому человеку. Но в итоге я встретила Сэма, который любит напоминать мне, что именно он был тем, кто смог склеить осколки моей души.

Я сажусь на него и пристраиваюсь своей киской к его члену, единственное, что разделяет нас, это мои тонкие влажные трусики. От его кожи исходит тепло. Я наклоняю бедра, поднимаю таз и скольжу вдоль его члена.

Ебанный пиздец. Удовольствие сразу же ощущается иначе, чем когда меня ласкают пальцами или руками. Даже язык ощущается по-другому. Я отвожу бедра назад, прижимаясь клитором к его члену через трусики. Этот чувак пиздец как возбуждает меня.

— О, Боже, — шепчу я, хватая его за плечи. Это действие настолько грубое и неуклюжее, но оно посылает электрический заряд по моему телу.

Я скольжу по всей его длине, насухо насаживаясь на член, пока не намочу его через трусики. Я играю с темпом и давлением, пока мои глаза не закатываются, я гонюсь за своим удовольствием.

Моим и только моим.

Я хватаюсь за края его маски, прижимаясь лбом к пластиковому барьеру, защищающему меня от зла. Мои пальцы впиваются в маску, слегка сминая ее, когда я чувствую, что приближаюсь к оргазму.

Я прикусываю губу так сильно, как только могу, чтобы звуки моего оргазма не вырвались наружу. Удовольствие захватывает меня удушающей волной и не отпускает до тех пор, пока я не чувствую, что могу упасть в обморок. Мои бедра дрожат, и я чуть не ломаю маску пополам, крича про себя.

Когда я заканчиваю, я слезаю с него и закрываю рот рукой. Тяжесть вины давит на меня так, что я не могу дышать. Несмотря на то, что я не целовала его и вообще ничего не делала, а просто воспользовалась тем, что было подо мной, я почти уверена, что только что изменила Сэму.

Маска Нокса смотрит на меня, в то время как он прислоняется головой к стене. Никто не должен знать, что я кончила на его член. Я не могу даже…

Он открывает глаза и смотрит на меня.

О, Боже. Он что-то помнит? Знает ли он, что я только что с ним сделала?

Если он знает, я не смогу оставить его в живых.

Загрузка...