Алкоголь течет по моим венам. Как одно пиво превратилось в три? А может, их было четыре? Я сбился со счета.
Передо мной танцует женщина. Ее соблазнительные голубые глаза выглядывают из прорезей в черной маске. Она манит меня к себе наманикюренным пальцем, и я хочу присоединиться к ней. Поверьте, я очень хочу.
Но мне еще предстоит поработать.
И похоже, я не могу избавиться от навязчивого образа девушки, которую встретил сегодня утром. Ни одно из почти полностью обнаженных тел передо мной не сравнится с тайной того, что скрывалось под ее одеждой. Как одна короткая встреча сделала меня настолько одержимым?
Я качаю головой, избавляясь от этих образов, и отхожу к краю комнаты. Прислонившись к деревянной стене, я наблюдаю за остальными. Женщины, танцующие вокруг мужчин, постепенно оголяются. Мой взгляд останавливается на блондинке, бретельки платья которой упали, позволяя ткани собраться под ее большими искусственными сиськами. Другая блондинка, танцующая рядом, прогнувшись в пояснице, гипнотизируя, вращая своей пышной задницей. Ее короткое коктейльное платье поднимается вверх по бедрам.
Сексуальное напряжение в этой комнате такое, что его можно разрезать ножом. Воздух наэлектризован.
Когда я поворачиваюсь налево, то замечаю парочку, трахающуюся на стеклянном столе. Руки женщины вытянуты над головой, ее спина изогнулась красивой дугой, когда мужчина в маске жестко входит в нее. Я сосредоточиваюсь на стонах, срывающихся с ее губ, и поправляю штаны, надеясь, что никто не заметит мою эрекцию. Но я слышу не ее голос. Не совсем. Я слышу голос девушки, с которой мы виделись сегодня утром.
Мне нужно найти место в доме, где бы подрочить, пока Адам не вернется оттуда, где бы он ни пропадал.
Я направляюсь к двери, за которой оказывается темная комната с полосами черного света над головой. Тела трутся друг о друга, куда бы я ни посмотрел. Неоновая краска покрывает их кожу. Чувственная музыка играет наверху, что является прямой противоположностью более оживленной музыке в главном зале. Все голые, и некоторые трахаются, запрокинув головы, словно отправились в лучшее путешествие в их жизни. Некоторые всё еще носят маски, но другие уже сброшены в угол. Хотя, возможно, они вообще были без масок.
Те, кто не носит маски, встанут перед окончательным выбором, как и я много лет назад, но я бы хотел, чтобы ко мне тогда было такое же прекрасное отношение. Где была моя такая же «приветственная» вечеринка? Мне не дали возможности оттянуться как следует до принятия решения «жить ради них» или «умереть за себя».
Я прячусь в тени и расстегиваю брюки. Это не лучший выбор места, чтобы подрочить, но визуальные эффекты хороши. Если напрячь воображение, я почти могу представить, что некоторые из этих людей в масках — это я и моя загадочная девушка.
Мой член вырывается из брюк, и я обхватываю его рукой, задевая два пирсинга на его поверхности. Модифицированная «лестница Иакова». Там не так много ступеней, и кажется, что я струсил, но это не так. Так и было задумано. Я хотел, чтобы он ласкал киску женщины, когда я нахожусь в своей любимой позе — сверху, владея ею.
Я ласкаю себя отточенными движениями до тех пор, пока темнота не застилает зрение. Стоны наполняют комнату, заглушая музыку. Я подношу руку ко рту и сплевываю, прежде чем снова обхватить ею свой член. Откинув голову назад, из меня вырывается стон наслаждения, когда удовольствие перемещается от моих яиц к головке члена.
Я представляю, что это та девушка, доставляет мне всё это удовольствие. На коленях. Лежа, она поворачивается ко мне спиной и кончает на мой член. Она — прекрасное совершенство, каждый ее стон — музыкальная нота, которая доставляет мне удовольствие.
Я не могу сдержаться и не пытаюсь, когда кончаю. Белая сперма покрывает темный пол и смешивается с каплями ярко-желтой краски. И она, блядь, светится в темноте.
Женщина, которая явно наслаждается всем происходящим, подползает к моим ногам и смотрит на меня, прежде чем опуститься к полу и слизать мою сперму.
— Спасибо, — говорит она с ухмылкой, вытирая подбородок.
Я смотрю на ее покрытое краской тело, пока она встает. Соски скрыты розовой полоской, но это только подчеркивает мягкие изгибы груди. Она уходит, чтобы насладиться вечеринкой. Возможно, вчера это соблазнило бы меня, но сейчас все мои мысли поглотила женщина, которую я скорее всего больше никогда не увижу. Что, наверное, к лучшему. Мне нужно сосредоточиться.
Я привожу себя в порядок, застегиваю штаны и возвращаюсь на главную вечеринку. Натыкаюсь прямо на Адама, который выглядит очень раздраженным.
— Нам пора идти! — он указывает на дверь.
— Я ждал тебя, — напоминаю я ему, пока мы направляемся к выходу.
Как только мы оказываемся на улице, Адам садится на водительское сиденье своего кадиллака, и мы выезжаем на подъездную дорожку. Я боюсь, что из-за его манеры вождения мы режемся в ближайшее дерево, но я ничего не могу с этим поделать. Нам нужно добраться до центра города, так что я просто хватаюсь за ебанную ручку и пытаюсь унять свое беспокойство.
Прежде чем мы сможем насладиться нашими собственными убийствами, мы должны позаботиться об оставшихся именах в нашем списке. Первая по списку у нас семья. Они живут не в центре города, что вынуждает нас сделать небольшой крюк.
Адам останавливает машину у подножия длинной извилистой дороги. Эрлоу были частью общества, но отец и мать решили, что больше не хотят в нем состоять. К сожалению, никто из нас самостоятельно не может принять такого решения.
Мы выходим из машины, и Адам направляется к багажнику. Он достает оттуда два пистолета и протягивает один мне. Затем берет металлическую биту для себя, прежде чем вложить в мою ладонь нож для колки льда. У меня уже есть нож, заткнутый сзади за пояс, но чем больше инструментов для пыток, тем лучше.
Выйдя из машины, мы пересекаем огромную лужайку. Роса с сочной травы попадает на мои ботинки и просачивается сквозь носки. Миленько. Адам замечает несколько камер и бьет по ним битой, чтобы вывести из строя.
У входной двери нас встречает препятствие. Широкие железные прутья, прикрепленные к прочной раме, не дают нам проникнуть внутрь. Богатые люди могут позволить себе такую роскошь.
Не растерявшись, мы направляемся к задней части дома, но все входы загораживают те же металлические решетки. Даже окна забиты железом. К счастью для нас, они не заметили маленькое окно, ведущее в подвал. Я использую нож для колки льда, чтобы разбить стекло. Это трудновато, но мы справляемся, немного повозившись и пробормотав себе под нос несколько ругательств. Оказавшись внутри, самое время взломать дверь подвала и попасть в основные помещения дома.
Понятно, что к тому времени, как мы поднимаемся по лестнице, Эрлоу уже в шоке. Их паника, вероятно, началась, как только камеры отключились.
— О, Боже, — говорит мистер Эрлоу, прижимая к себе жену и дочь.
— Да, — говорит Адам, и на его лице появляется жуткая улыбка. — Я — Бог.
Мистер Эрлоу достает из-за спины небольшой пистолет, но Адам не боится его жалкой попытки защитится. Он выхватывает пистолет и метко стреляет в живот мистеру Эрлоу. Его жена и дочь кричат, отшатываясь от него, как будто их тоже подстрелили. Кровь сочится из маленькой дырочки на его ночной рубашке, и красный цвет начинает распространяться по ткани. Его жена наклоняется вперед и пытается прижать рану, пачкая руки кровью.
— «Исход» передает свои наилучшие пожелания, — говорит Адам.
Миссис Эрлоу хватается за рубашку умирающего мужа и смотрит в его широко раскрытые глаза.
— Ты сказал, что они одобряют наш уход!
Мистер Эрлоу качает головой.
— Я не думал, что они сделают это. Я так много сделал для них, Джанет. Я думал, что заслужил спокойную жизнь.
— Давай посмотрим, насколько спокойно ты себя почувствуешь, пока я буду трахать твою жену на твоих глазах, — рычит Адам, отрывая женщину от мужа.
— Нет, пожалуйста! — кричит она.
Адам прижимает ее к дивану, а дочь бросается вперед и хватает его за рубашку, плача и умоляя его освободить ее маму.
— Позаботься о ребенке! — кричит Адам.
Мне не нравится мысль о том, что Адам собирается сделать с этой женщиной, но это было бы лучше, чем убить ребенка. К сожалению, «нет» — это не ответ. Только не с «Исходом». Даже если бы я вложил все свои деньги в общество, как этот несчастный идиот.
Я хватаю девочку за плечо и отрываю ее от Адама, чтобы он мог быть собой. Она пинается и кричит, несколько раз попадая мне в голень, но меня это не останавливает. Я тащу ее на их огромную кухню.
Когда она видит нож для колки льда в моей руке, собирается укусить меня. Я смотрю в ее темные глаза и обнаруживаю там силу, которой не могу не позавидовать. Она — боец.
— Заткнись, мать твою, — хватаю ее за волосы и запрокидываю ей шею.
— Отпусти меня, уродливая морда!
Я поднимаю нож свободной рукой и целюсь в нее, но моя решимость ослабевает. Я наклоняюсь к ее уху, пытаясь поговорить с ней, но она старается меня укусить. Когда она охвачена паникой, до нее невозможно достучатся, поэтому я выдвигаю лезвие вперед и прорезаю дыру в ее ночной рубашке, чтобы вырвать ее из панической атаки.
Она кричит.
— Послушай меня… послушай меня! — шепчу я, и она перестает сопротивляться. Я закатываю рукав и делаю надрез на руке. Кровь начинает течь, я вытираю ее и прижимаю ее ладонь внешней стороной к ране. Затем я прижимаюсь раной к девочке, чтобы пропитать кожу кровью.
— Закричи еще раз, малышка, только очень правдоподобно.
— Что? — спрашивает она, скривив губы от отвращения к тому, что я только что сделал.
— Мне нужно, чтобы ты закричала так, будто я тебя убиваю. А потом ты должна притвориться мертвой. Хорошо? Просто лежи здесь и не двигайся. Ни в коем случае не шевелись. Ни одним мускулом.
Она кивает и кричит. Я заношу нож, и она бросается на пол. Я пачкаю кровью ее темно-русые волосы, затем растрепываю их. Ударив ножом по острову, я подношу палец к губам, тем самым напоминая ей о молчании.
— Притворись мертвой, — одними губами произношу я.
Да, я слаб, но я не хочу убивать эту маленькую девочку.
Я запрокидываю голову, услышав болезненные стоны, исходящие от матери в гостиной. Оборачиваю руку тонким полотенцем, затем опускаю рукав, чтобы скрыть нанесенную самому себе травму. Хотя мне не нужно слишком хорошо это скрывать. Адам знает, что я нечаянно режусь каждый раз, когда убиваю.
Я становлюсь на колени над девочкой и закрываю ей уши обеими руками, чтобы она не слышала звуков того, как ее мать насилует «Бог». Ее крики и стоны Адама доносятся сквозь стену. Когда они прекращаются, я отпускаю ее уши и вижу, как по ее лицу текут слезы. Я вытираю их.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Роза, — шепчет она.
— Мне очень жаль, Роза. Веди себя хорошо и продолжай притворяться мертвой.
Она ложится на спину и закрывает глаза.
Я встаю как раз в тот момент, когда Адам врывается на кухню, застегивая молнию на штанах. Он смотрит на девочку сверху вниз, и я не могу спутать этот взгляд ни с чем другим. Он что-то подозревает.
— У тебя есть еще кокаин? — спрашиваю я, пытаясь отвлечь его от слишком пристального изучения малышки.
— В машине. С ней всё в порядке?
— Мертва.
— Больной ублюдок. Ты почти не сопротивлялся против убийства ребенка в этот раз.
Он смеется, и я подумываю задушить его прямо здесь. Но девочка уже и так увидела достаточно.
— Там всё?
— Ага, — говорит он с улыбкой. — Давай нахуяримся.
Мы можем нахуяриться до усрачки, но это не поможет мне выползти из тех глубин разврата, в которые я попал.