Картины былого Тихого Дона. Книга первая.

Изгнание французов из России

Москва догорала. Стоял конец сентября. По ночам было холодно, и солдатам великой армии Наполеона негде было укрыться. Голодные и оборванные, они начали гибнуть от болезней. Между тем, русская армия усиливалась ополчениями, бодрое настроение было в русских войсках. Все желали наступления на французов, жаждали победы и верили в нее… Наполеон решил отступать… И только вышел он из Москвы, как русские перешли в наступление.

5 октября русская армия тронулась из Тарутина. Вечером, шестью колоннами, двинулась она к французскому авангарду Мюрата, стоявшему отдельно, в 60-ти верстах от главной армии Наполеона. В правой колонне нашей шло десять казачьих полков под начальством графа Орлова-Денисова.

Все эти колонны должны были одновременно на рассвете подойти к французскому лагерю и атаковать его. Ночь наступила темная, подул холодный сырой ветер; по грязным дорогам пехота еле тянулась, пушки увязали, и только казачья колонна графа Орлова-Денисова к назначенному часу пришла на место. Казаки вытянулись длинною лавою на опушке густого ольхового леса.

Светало. Ветер бил голыми ветвями, срывая с них последние бурые листья. Накрапывал мелкий дождь. Тревожно выжидая, ходил взад и вперед Орлов-Денисов. По времени, пора было начинать. Но русских колонн еще не было. Тихо спал в сыром осеннем утре французский лагерь. Вот начали и в нем просыпаться. Показались кавалеристы. Они, без оружия и без седел, ехали с лошадьми на водопой.

- Что же, начинать, что ли? - спрашивали казачьи полковники графа.

Орлов-Денисов посматривал то на часы, то на восток, откуда должны были появиться пехотные колонны. Но там не было заметно никакого движения.

- Ну, с Богом!

Казаки сели на лошадей, оправились и… ги-ги! - сотня за сотней, как из мешка, полетели пятьдесят казачьих сотен на пробуждающийся бивак французской армии. Весь лагерь левого крыла и 38 орудий были охвачены казаками. Казаки рассыпались по биваку, били отсталых, хватали оружие, вывозили пушки, поджигали зарядные ящики, всюду внося тревогу и беспокойство. Французы устраивались в середине, и в это же время показалась первая русская колонна.

Кое-как устроившиеся кирасиры понеслись на казаков.

Бой разгорался по всей линии. Мюрат постепенно вводил свои полки; но русские теснили французов, и они начали отступать.

Сражение при Тарутине решило исход войны в нашу пользу. Это было первое сражение со времени перехода французов через Неман, где мы одержали полную победу. И эту победу русской армии дали донские казаки. За время нахождения Наполеона в Москве его армия ослабела, наша же усилилась. Тарутинское сражение показало русским, что французы уже не в силах бороться с нами, и сами французы это поняли и начали отступать.

Как при вступлении Наполеона в Русскую землю донцы наседали на французов и всюду теснили их, так и теперь, при отходе врага, донские казаки неустанно преследовали его. Они навели панику и уныние на французских начальников. Вот что писали о них в это время лучшие знатоки кавалерийского дела: «… Казаки делают войну весьма опасною, - писал о донцах француз де-Брак, - и в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей, и, из опасения наткнуться на казаков, никогда не проверяли на месте этих показаний, а потому император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках…»

Другой француз, генерал Моран, поражается лихостью и увертливостью донских казаков.

«… Казаки, кидаясь в атаку, - пишет он, - обыкновенно несутся марш-маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре. Их лошади много способствуют смелости и со своими всадниками составляют, как будто, одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенною стремительностью в своих действиях и редкой смелостью в своих движениях.

Какое великолепное зрелище представляла наша кавалерия, когда, блистая при лучах июньского солнца золотом и сталью, пылая отвагою, она гордо развертывала свои стройные линии на берегах Немана! Какие грустные размышления возбуждали эти перестроения, утомлявшие только лошадей и оказавшиеся совершенно бесполезными в делах с теми самыми казаками, которые до сих пор были презираемы всеми, но которые так много сделали для славы России. Каждый день видели их в виде огромной завесы, покрывающей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к самым нашим рядам. Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают как сон, и на месте их видны только голые березы и сосны… По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим нападением. Мы повторяем тот же маневр и по-прежнему не имеем успеха в своих действиях… Таким образом, одна из лучших и храбрейших кавалерии, какую только когда-либо видели, утомлялась и приходила в расстройство в делах с теми людьми, которых она постоянно считала недостойными себя, но которые, тем не менее, были истинными освободителями своего отечества!…»

«… Военная история представляет нам много весьма поучительных примеров, - пишет англичанин Нолан, - того превосходства казаков над регулярной кавалерией, которым не следует пренебрегать и которое не должно забывать».

Такую славу приобрели себе донские казаки в это тяжелое боевое время.

В полках наполеоновских уже не было ни порядка, ни дисциплины. С этого дня казаки насели на армию Наполеона, как надоедливые мухи, и гнали и преследовали ее, не давая отдыха.

13 октября, рано утром. Наполеон отправился верхом с конвоем и с генералами Раппом и Коленкуром осмотреть место бывшего 12 октября под Малоярославцем сражения. Они не отъехали и версты от бивака своей гвардии, как увидали у деревни Городни выходящую из леса стройную колонну. Люди ехали, равняясь в отделениях, начальники были впереди частей. Наполеон ехал спокойно. Он думал, что это идет французская конница. Но вдруг его спутники заметили, что колонны выстраивают фронт, размыкаются по полю. Показались зловещие пики.

- Государь! Это казаки! - в испуге воскликнул Коленкур.

- Не может быть, - сказал Наполеон. Казаки, между тем, уже неслись к дороге. Рапп схватил под уздцы лошадь Наполеона и насильно поворотил ее назад.

- Да это наши, уверяю вас, - снова сказал Наполеон. Ему не верилось, что казаки могли быть в середине его войска, подле самого его императорского лагеря.

- Это казаки! Медлить нельзя, государь! - проговорил Рапп.

- Точно, это они!

Наполеон выхватил шпагу и помчался к лагерю, приказав своему конвою встретить казаков.

Казаки разметали конвой, схватили бы и самого Наполеона, - если бы Платов не увидал стоящий в стороне артиллерийский бивак и не направил свои полки на него. Казаки взяли 40 орудий гвардейской артиллерии, 11 они успели увезти, а 29 испортить, так как были атакованы гвардейской конницей под командою маршала Бессьера.

С первых дней ноября месяца начались морозы и посыпал снег. Наполеон со своей армией проходил теперь тем же путем, которым он шел и на Москву, и который был разорен русскими. Нигде нельзя было найти ни продовольствия, ни фуража. Жестокая стужа увеличивала страдания французов. Они отмораживали руки и ноги, падали в глубоком снегу и замерзали. Казаки находили целые биваки замерзших людей. Прогнавши раз небольшую кучку французов, сидевших у костра, казаки нашли в котле человеческое мясо! Полки и батареи бросали оружие и сдавались перед маленьким казачьим разъездом.

И опять все труды, все ужасы голодных морозных бивуаков, которые приходилось испытывать французам, испытывали и казаки. Они также отмораживали себе руки и ноги, также стыли на своих лошадях, умирали от холода. Полки таяли. В тысячном Атаманском полку оставалось только полтораста человек, но эти полтораста неутомимо гнали Наполеона!

Эту полузамерзшую французскую армию со всех сторон окружили маленькие отряды, действовавшие сами по себе и уничтожавшие, где только можно, французов. Отряды эти назывались партизанскими отрядами. Руководили ими отчаянные люди - Денис Давыдов, Фигнер, Сеславин и другие. Они состояли из гусар и охотников из мужиков, но каждому из них была придана где сотня, а где и более казаков, и донцы работали вместе с партизанами, в связи с ними.

Пленных уже не считали и не брали. У них отбирали оружие и предоставляли им идти, куда глаза глядят. Они все равно погибали. Под напором казачьих сотен сдавались генералы и маршалы. Казаки отбирали назад обозы, нагруженные богатой добычей, набранной французами в Москве. Среди этой добычи донцы находили священные сосуды из церквей, серебряные ризы, содранные со святых икон. Бережно собирали все это наши деды. Они не продавали серебра никому. Однажды донской казак подъехал к гвардейскому корпусу и продавал разные вещи, отнятые у французов. Тут были часы, кольца, табакерки, пистолеты, сабли. Покупатель, чиновник Литовского полка Щеглов, увидал у казака большой и тяжелый мешок, висевший поперек холки его лошади.

- А тут у тебя нет ли чего продажного, станичник? - спросил он у казака.

- Нет, это церковное серебро. Я обещал пожертвовать его в какую-нибудь церковь. Боже сохрани, чтобы я пользовался хоть одним золотником.

- Отдай тогда на нашу церковь, - сказал ему чиновник.

- Это ладно. Бери!

Казак снял тяжелый мешок с седла и передал его чиновнику, а потом беззаботно свистнул и уехал, не назвавши даже своего имени.

Уже с октября начались жестокие морозы. Реки неслись холодные, темные, покрытые льдинами. Мосты были снесены осенним ледоходом или испорчены жителями. 28 октября отряд итальянцев под командою вице-короля подошел к реке Вопи и не нашел моста. Пришлось переходить по пояс в воде. Берега были круты и обледенели, люди скатывались в воду, ушибались о замерзшую землю и тонули. Хотели строить мост, но под руками не было готового леса, а ехать собирать лес побоялись - казаки наседали. Суетно и торопливо шла переправа. В туманной дали короткого серого осеннего дня слышались частые выстрелы. Итальянцы торопились переправлять пушки, но дно реки было вязкое и пушки застревали. Между тем, выстрелы становились слышнее: казаки приближались. Тогда, в отчаянии, итальянцы бросили обоз и пушки и торопливо перешли реку. Казаки захватили здесь весь обоз, 23 пушки и 2000 пленных.

Тяжелый бивак предстоял Итальянскому корпусу. Дул пронизывающий холодный ветер и задувал костры. Измокшим на переправе итальянским солдатам негде было обсушиться и согреться. В ближайшем селении Духовщине стояло два казачьих полка генерала Иловайского 12-го. Итальянцы гибли на своем холодном биваке, падали в тяжелом бреду и умирали.

На утро 29-го числа вице-король итальянский со всею армией тронулся к Духовщине и заставил Иловайского очистить деревню, но к Иловайскому подошел Платов, они насели на вице-короля, уничтожили его конницу, забрали остальные пушки и 1 ноября вогнали в Смоленск без конницы и с 12-ю только пушками.

За эти дела под Вопью и Смоленском Платов был пожалован в графское достоинство.

Французская конница гибла под ударами казаков.

Отощавшие от бескормицы лошади, не имевшие хорошей ковки, отказывались идти по обледенелым дорогам. Люди выбивались из сил, погоняя их. Они отставали от своей пехоты и гибли под ударами казаков.

Без конницы французская армия была как без глаз и без ушей. Ни на одном биваке не было спокойствия, и измученные дневным маршем люди не имели отдыха ночью. Им снились казаки.

3 ноября под городом Красным наша армия насела на французов и заставила их бежать. Ночью после сражения никто не спал. В местечке Лядах две сотни казаков с крестьянами заставили всю армию провести ночь под ружьем…

7 ноября остатки наполеоновской армии прибыли в г. Оршу.

Из полутораста тысяч, выступивших из Москвы, сюда дошло едва 30000. Да и эти тридцать тысяч уже не могли называться солдатами. Это были оборванцы, наполовину безоружные и больные, неспособные к сопротивлению. В такой вид привели их боевые невзгоды и постоянные нападения казаков.

Граф Платовпреследовал наиболее стойкого и мужественного генерала наполеоновской армии, маршала Нея. 5 ноября Платов вошел в Смоленск, из которого только что вышел Ней. Оставивши в Смоленске 20-й егерьский полк и сотню казаков, сам Платов бросился преследовать по обеим сторонам Днепра уходившего Нея. Сотник Наркин, шедший в авангарде отряда генерал-майора Денисова, скоро нашел 112 орудий, брошенных французами на большой дороге, в 17-ти верстах от Смоленска. Атаман с 12-ю полками шел по глубокому снегу, по узким дорогам, а местами прямо полями, пересеченными канавами, наперерез самому маршалу Нею. Лошади проваливались в снежных сугробах, падали в запорошенные снегом канавы, но шли вперед. Ней вел свои полки в густых колоннах по самому берегу Днепра. Вправо и влево от колонны были высланы стрелковые цепи. Недалеко от села Гусиного на поляне между двумя лесами Платов нагнал Нея, обстрелял его из пушек и отхватил часть колонны. В то же время часть казаков, с пушками, с невероятными усилиями пробилась сквозь густой лес и вышла наперерез французам. Произошла страшная схватка. Французы, надеявшиеся спастись в лесу, были встречены оттуда картечным и ружейным огнем. Солдаты, бросая ружья, бежали в разные стороны. Ней на крестьянской лошади кинулся к ним.

- Солдаты! - громовым голосом кричал он. - Неужели вы предпочтете постыдный плен славной смерти за императора и Францию!?

И изнемогшие солдаты послушали своего маршала. Они устроили колонну и бросились к лесу. Но Платов уже вывел оттуда казаков.

Французы вошли в дремучий лес, с трудом прошли через него, побросавши ранцы, и лишь далеко за полночь дошли до села Дубровны. Но на рассвете перед ними опять явился Платов и выгнал их из Дубровны…

Только 8 ноября Ней пешком дошел с остатками своих войск до города Орши и здесь соединился с наполеоновскими войсками.

12 ноября Наполеон с остатками своей армии начал переправляться через Березину. Платов шел за ним по пятам.

23 ноября Наполеон оставил армию и, под именем Коленкура, в почтовой карете уехал в Париж. Теперь бегущую французскую армию прикрывал мужественный Ней.

Он шел так быстро, что наша армия не поспевала за ним. Его преследовал только Платов с конными полками и донскими пушками, поставленными на полозья.

29 ноября сам маршал взял ружье и с несколькими солдатами пошел отражать натиск казаков. Его солдаты разбежались, и маршал Ней не был взят в плен только потому, что никто из казаков не признал его за первого генерала Наполеона: так плохо он был одет.

Как толпа оборванных нищих, голодная и обмерзшая, шла армия Наполеона. Ней еще пытался обороняться в Ковно, где были пушки и свежие немецкие войска. Но немцы при приближении русских войск перепились и разбежались. Ней пытался с горстью храбрецов удержать русские войска, но казаки обошли Ковно, и Ней, с 200 гренадерами старой императорской гвардии спасся в лесу… Последние остатки французской армии перешли через Неман.

Ни одного француза не было на Русской земле. Это было перед Рождеством. И с той поры, на всенощной в Рождественский сочельник во всех церквах поют торжественную молитву: «С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтесь, как с нами Бог!» Этим вспоминают освобождение России от наполеоновских полчищ.

Казачий корпус Платова остановился на берегах реки Немана, там, где в июне месяце он начал свои действия. Командиры полков здесь приводили в порядок лошадей, снаряжение, пополняли ряды, считали добычу. Велика была «эта добыча, отнятая казаками графа Платова в 1812 году!

За шесть месяцев борьбы с Наполеоном донские казаки истребили более 18000 французов, взяли в плен 10 генералов, 1047 штаб- и обер-офицеров и около 40000 нижних чинов. Знамен отбито 15, пушек 364 и 1066 зарядных ящиков.

Громадное количество серебра казаки сдали Кутузову для пожертвования на церкви.

В Казанском соборе в Санкт-Петербурге сделана из этого серебра тяжелая решетка вдоль главного амвона храма. На этой решетке есть только скромная надпись: «Усердное приношение «войска Донского». В решетке этой 40 пудов веса. Кроме того, Платов передал 10 пудов серебра и 20000 рублей на возобновление ограбленных французами храмов Донского монастыря в Москве…

В ноябре месяце к нашей армии прибыл император Александр I и приказал войскам переходить через Неман и преследовать французов за границей. Начинался заграничный поход казаков.