Катрин Блюм

XVII МАМАША ТЕЛЛЬЕ

Мужчины обменялись взглядом — в воздухе словно пронеслось предчувствие беды.

В тревожной тишине послышался голос, дважды позвавший г-на Ватрена.

Тут из кухни вернулась хозяйка.

— Да кто это зовет старика? — осведомилась она.

— Это голос мамаши Теллье, — заметил Гийом, — открой, жена.

Марианна бросилась к двери, за которой была действительно мамаша Теллье, запыхавшаяся от быстрой ходьбы.

— Добрый вечер папаше Ватрену и всем остальным, — сказала она, — дайте мне стул, умоляю: я шла чуть не бегом от Принцева источника.

Мужчины, услышав это название, вновь переглянулись.

Первым нарушил молчание Гийом.

— Чему мы обязаны удовольствием видеть вас в такое время, мамаша Теллье? — изменившимся голосом спросил он.

Но та вместо ответа поднесла руку к горлу.

— Глоток воды, ради Бога! — выговорила она. — Я задыхаюсь!

Мамаша Ватрен поспешила принести воду.

Гостья с жадностью ее выпила.

— Ну вот, — сказала она, — теперь я могу говорить и сейчас скажу, что привело меня к вам.

— Скажите, мамаша Теллье, скажите, — произнесли одновременно Гийом и Марианна, в то время как Франсуа, стоя поодаль, грустно покачал головой.

— Ну так вот, — проговорила мамаша Теллье, — я пришла по поручению вашего мальчика.

— По поручению нашего сына? — успокаиваясь, спросили Гийом и Марианна.

— Что с ним, беднягой, приключилось? — ответила вопросом на вопрос мамаша Теллье. — Час назад он явился ко мне в кабачок, бледный как смерть!

— Слышишь, жена! — сказал папаша Гийом, посмотрев на Марианну.

— Помолчи, пожалуйста, — прошептала та, прекрасно понявшая упрек.

— Он залпом выпил два или три стакана вина, не могу сказать точно, потому что пил прямо из бутылки.

Одной этой детали было довольно, чтобы привести Гийома в ужас: пить прямо из бутылки! Это настолько не было похоже на Бернара, что явно указывало на полную утрату его сыном душевного равновесия.

— Бернар пил прямо из бутылки? — задал вопрос Гийом. — Не может быть!

— И пил, ни слова не говоря? — спросила Марианна.

— Как же, напротив, он мне сказал: «Прошу вас, мамаша Теллье, сходите к нам домой и скажите Катрин, что я ей скоро напишу».

— Так и сказал? — воскликнула мамаша Ватрен.

— Напишет Катрин? Почему именно Катрин? — встревожился Гийом.

— А, выстрел из ружья! Этот выстрел… — пробормотал Франсуа.

— Он только это сказал и ничего больше? — спросила Марианна.

— Нет, подождите!

Никогда ни у одного рассказчика не было более внимательных слушателей.

Мамаша Теллье продолжала:

— Я его спросила: «А что-нибудь передать отцу? Что-нибудь передать матери?»

— Вы правильно сделали, что спросили! — воскликнули оба супруга в надежде хоть что-нибудь наконец узнать.

— А он мне тогда ответил: «Скажите, что я заходил к вам и просил им передать мое “Прощайте!”».

— Прощайте?! — переспросили разом три голоса, хотя и с разной интонацией.

Гийом добавил:

— Значит, он поручил вам попрощаться с нами?

И он повернулся к жене.

— О женщина, женщина! — воскликнул он тоном, полным упрека.

— Но это еще не все, — продолжала посланница Бернара.

Гийом, Марианна и Франсуа одновременно окружили ее.

— Что он еще сказал? — спросил Гийом.

— Он добавил: «Скажите им еще, чтобы они не отпускали от себя Катрин, что я буду признателен им за доброту к ней… и вот еще что — если я умру, как ваш бедный Антуан…»

— Умру?! — прервал ее возглас побледневших стариков.

— «Скажите им, — закончила мамаша Теллье, — что я прошу их сделать Катрин своей наследницей».

— О женщина, женщина, женщина! — закричал Гийом, ломая руки.

— Этот несчастный выстрел! — бормотал Франсуа.

Марианна с рыданием бросилась на стул; бедная мать чувствовала, что все случилось по ее вине, и ее теперь мучила совесть: она испытывала более сильные терзания, чем ее муж.

В эту минуту снаружи донесся жалобный крик.

— На помощь! На помощь! — умолял сдавленный голос, но Гийом, Марианна, Франсуа и мамаша Теллье его сразу узнали и воскликнули одновременно:

— Катрин!

Первым кинувшись к двери, Гийом впустил Катрин — бледную, растрепанную, с диким взором, почти обезумевшую.

— Убит! — кричала она. — Убит!

— Убит? — воскликнули с ужасом потрясенные зрители этой сцены.

— Убит! Убит! — повторяла Катрин, задыхаясь, и упала в объятия папаши Гийома.

— Убит! Но кто же?

— Господин Луи Шолле…

— Парижанин? — вскричал Франсуа, побледнев подобно Катрин.

— Но что ты такое говоришь? Расскажи подробнее все как есть, — настаивал Гийом.

— Убит! Но где же, милая мадемуазель Катрин? — спросил Франсуа.

— У Принцева источника, — прошептала Катрин.

Гийом, поддерживавший девушку, чуть не уронил ее.

— Но кем? — в один голос спросили мамаша Теллье и Марианна, которые, в отличие от Гийома и Франсуа, не имели оснований предвидеть несчастье и еще сохранили способность задавать вопросы.

— Кем? Я не знаю! — ответила Катрин.

Мужчины облегченно вздохнули.

— Но как же все-таки это произошло? И как ты там оказалась? — спросил Гийом.

— Я думала, что Бернар ждет меня у Принцева источника, и шла к нему.

— Бернар?

— Да, Матьё сказал, что Бернар назначил мне там свидание.

«Ну, если здесь замешан Матьё, то дело нечисто!» — подумал Франсуа.

— И ты, — спросил Гийом, — отправилась к Принцеву источнику?

— Я думала, что встречу там Бернара, что он хочет проститься со мной. Но там находился вовсе не он!

— Не он! — вскричал Гийом, цепляясь за мелькнувший луч надежды.

— Это был другой человек.

— Парижанин? — спросил Франсуа.

— Да. И, увидев меня, он пошел мне навстречу. Он заметил меня при ярком свете луны на поляне, шагов за пятьдесят. Подойдя поближе, я узнала его и поняла, что попалась в ловушку. Но только я собралась закричать и позвать на помощь, как со стороны дуба, возле кабачка госпожи Теллье, сверкнула вспышка и раздался выстрел. Господин Шолле вскрикнул, поднес к груди руку и упал. Тогда я бросилась бежать как безумная, вы должны это понять. И вот я здесь. Но если бы наш дом находился на двадцать шагов дальше, я бы потеряла сознание и умерла бы прямо на дороге.

— Выстрел! — повторил Гийом.

«Тот, что я слышал недавно в лесу», — сказал себе Франсуа.

Внезапно ужасная мысль, сверлившая ей мозг и, казалось, уже покинувшая ее, вновь возникла в сознании Катрин. Она осматривалась вокруг с нарастающим страхом. И, не найдя в комнате того, кого она искала взглядом, закричала:

— А где Бернар? Бернар здесь? Бога ради, скажите, где он, кто его видел?

Мрачная тишина была единственным ответом на ее скорбный вопрос. Но вдруг эту тишину прервал неприятный, лающий голос, раздавшийся в полуоткрытой двери:

— Вы хотите знать, где бедняга Бернар? Я вам тотчас это скажу… Он арестован!

— Арестован? — растерянно повторил Гийом.

— Арестован Бернар, дитя мое! — воскликнула мать.

— О Бернар, этого я больше всего боялась, — опустив голову, прошептала Катрин; казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Боже мой, какое несчастье! — простонала мамаша Теллье, всплеснув руками.

Только Франсуа пристально посмотрел на вошедшего бродягу, словно пытался прочесть на его лице то, что он хотел сказать, и особенно то, что он не говорил, а затем, скрипнув зубами, произнес:

— Эх, Матьё, Матьё!

— Арестован! — твердил Гийом. — Как? Почему?

— Право же, я мало что могу сказать, — отвечал Матьё, медленными, тяжелыми шагами переходя комнату, чтобы усесться у камина на свое обычное место. — Там, кажется, кто-то стрелял в Парижанина. Когда жандармы из Виллер-Котре возвращались с праздника в Корси, они заметили убегавшего Бернара, погнались за ним, схватили, связали и увели.

— Куда же его увели? — спросил Гийом.

— Ну, этого я не знаю — куда уводят людей, которые убивают… Я только сказал себе: «Я люблю господина Бернара, люблю господина Гийома, я люблю семью Ватрен, сделавшую мне столько хорошего, — она кормила меня и согревала. Значит, я обязан пойти и сказать им о несчастье, которое случилось с Бернаром. В конце концов, может, есть какой-нибудь способ спасти его…»

— Боже мой, Боже мой! — причитала Марианна. — И подумать только, что во всем этом виновата я, мое упрямство, ужасное упрямство стало причиной всего этого!

Что касается Гийома, то он был на вид более сдержанным и спокойным, но, может быть, несмотря на внешнее спокойствие, страдал сильнее, чем его плачущая жена.

— Так ты говоришь, Франсуа, что узнал звук ружья Бернара? — тихо спросил он.

— Я же вам сказал! И это совершенно точно.

— Бернар — убийца? — пробормотал Гийом. — Этого не может быть!

— Послушайте! — сказал Франсуа, как бы осененный какой-то новой мыслью.

— Что? — спросил старый лесничий.

— Я прошу у вас три четверти часа.

— Зачем?

— Чтобы точно сказать вам, Бернар ли убил господина Луи Шолле.

И, не взяв с собой ни шапки, ни ружья, Франсуа выскочил из дому и исчез на дороге, ведущей к лесу.