Китай. Большой исторический путеводитель

СУЙ: ДИНАСТИЯ ОТЦА И СЫНА

Китай стал единым, но он очень долго жил порознь. Теперь уже южане, хоть и не без страха, но с чувством некоторого превосходства поглядывали на своих восторжествовавших соседей-соотечественников. Они за столетия смуты и раскола сохранили и развили великую ханьскую культуру — Север же был полон недоассимилированных варваров, да и тамошние китайцы явно многого у них нахватались (и сегодняшние северяне значительно отличаются от уроженцев Юга: они выше ростом, у них скошенные лбы и более резкие манеры).

Но император Ян Цзянь (правил в 581–604 гг.) оказался как раз тем человеком, который был нужен для решения задачи восстановления единства. Внешне он, правда, не был красавцем и не всех располагал к себе: коротконогий, коренастый, часто мрачный, иногда подверженный вспышкам гнева. К власти пришел, переступив через изрядное количество трупов. Но в то же время был хорошо образован, сочетал в себе буддийскую веру с конфуцианским духом, а устремленность его могучей воли на скорейший подъем страны особенно внушала надежды на успех. Соответствовала задачам момента и его единственная (что большая редкость для повелителя Поднебесной) супруга: урожденная хунну, она была глубоко проникнута китайской культурой, как и муж, придерживалась буддизма (отметим, что супруги не были равнодушны и к даосизму: Лао Цзы почитался при Ян Цзяне как одно из главных божеств). Хоть порою и выказывала женское упрямство, но была чувствительна и способна к состраданию: при известии о чьей-то казни могла непритворно прослезиться. Однако когда по обвинению в государственном преступлении к смерти был приговорен ее родственник, а император намеревался помиловать ради нее осужденного — заявила, что здесь пощада неуместна. Она была надежной опорой мужу в государственных делах. К слову сказать, это было время, когда женщины в Поднебесной занимали более престижное положение в семье и обществе, чем в иные эпохи. Сказывалось влияние цивилизации кочевников, у которых прекрасный пол пользовался гораздо большей свободой, чем у оседлых народов. В степи ни дочь, ни жену не запрешь на женской половине: захочет — все равно ускачет.

Главной же причиной возрождения Поднебесной был сохранившийся, несмотря ни на что, державный дух ее людей. Им не надо было объяснять, чего ради приходится чинить и прокладывать неизвестно в какие дали уводящие дороги и каналы, восстанавливать не близко расположенные ирригационные системы, отдавать значительную часть урожая и самим идти в армию ради защиты неведомых северных и западных рубежей. Что иначе нельзя, они знали самым высшим знанием — знанием сердца.

Отстраивались старые города, появлялись и новые: как приграничные крепости, как торгово-ремесленные центры на берегах рек, как морские гавани. В среде горожан шли процессы, чем-то схожие со средневековыми европейскими. Они объединялись по роду своей деятельности в туани и ханы — подобия цехов и гильдий, имеющие самоуправление по обычному праву, селились отдельными кварталами, имели свои тесные ряды на рынке. Хотя до уровня западных профессиональных сегрегации, тем более до муниципального самоуправления в Поднебесной дело никогда не доходило: в этом смысле ее города всегда были большими деревнями, жители которых во всем слушались поставленного свыше начальства.

При Ян Цзяне были уменьшены налоги, отменены монополии на соль и вино, повышена роль деревенской общины. Военные поселенцы были переподчинены от региональных военачальников гражданским губернаторам. По своему положению они приблизились к традиционным крестьянам общинникам, платящим подати в казну — и в то же время являлись своего рода милицией, одной из составных частей тогдашней армии, которая еще и сама себя кормила. Надо отметить, что с некоторых пор престиж военной службы в Поднебесной существенно упал. Сказывались события последних веков: если в ханьские времена считалось, что один китайский воин стоит не менее шести варваров, то теперь общественное мнение склонялось, пожалуй, к совсем иной пропорции (китайские индивидуальные боевые искусства — это особая статья). Загуляла поговорка, которую мы уже слышали: «Из хорошего железа не делают гвоздей, хороший человек не идет в солдаты». Что-то вроде современной: «У отца было три сына — два умных и один футболист».

Надельная система землепользования, достаточно укоренившаяся уже на Севере, была распространена на всю страну. При этом была восстановлена и практика «должностных земель»: за счет доходов с выделенных им наделов кормились многие чиновники (в общей же своей массе госслужащие получали свое жалованье преимущественно зерном, два раза в год).

Частью земель владела высшая наследственная знать (имеющим титул вана полагалось 10 тысяч му земли — свыше 600 гектаров) — но как Ян Цзянь, так и его сын Ян Гуан эту категорию аристократии старались ограничить. По-прежнему много земли (хоть и меньше прежнего) было во владении «сильных домов». Но в то же время много земель знати и чиновников перешло в государственный фонд, из которого происходила раздача наделов.

При устроении аппарата управления Ян Цзянь старался следовать ханьским образцам. Было упорядочено областное деление. Ян Цзянь приближал к себе и привлекал к делам управления ученых. По всей стране восстанавливалась практика экзаменов на получение ученых степеней для кандидатов на государственную службу.

В отношений беспрекословного подчинения распоряжениям центра император был легистски непримирим: неисполнительное местное начальство могло поплатиться головой. Немало высших служащих этнически были представителями кочевых племен — в случае необходимости им проще было быть суровыми до беспощадности.

Большая роль отводилась цензорско-прокурорскому управлению, действовавшему по всей империи. В его штате состояло (или привлекалось по «трудовому соглашению») немало тайных агентов: они были уполномочены искушать должностных лиц взятками или просто подношениями «из лучших чувств», — и не устоявших могла ждать казнь (но — все равно брали). Суровое наказание полагалось и за незаконное изготовление оружия или хранение его.

При Ян Цзяне был составлен свод законов, послуживший основой для более глубоко осмысленного и проработанного в позднейшие танские времена кодекса. В преамбуле говорилось, что государь видит свою конечную цель в том, чтобы наступили такие времена, когда уложения о карах преступникам будут издаваться, но применять их не придется: люди по своей доброй воле не будут делать того, что нельзя.

Но, поскольку до этого было еще довольно далеко, лишиться жизни мог и мелкий воришка, и чиновник, умолчавший о каком-то нарушении (или, как говорилось выше, польстившийся на взятку). Однако появились и элементы нового, более гуманного мышления: запрещено было четвертовать людей публично и выставлять на всеобщее обозрение отрубленные головы. Ограничены были прилюдные порки — для многих такая кара была не лучше смерти, ибо означала «потерю лица» (телесное наказание в келейной обстановке позорящим не считалось).

К старости у Ян Цзяня и у императрицы усугубились некоторые не лучшие их душевные свойства. Они стали болезненно подозрительны. Были лишены наследственных прав, а то и жизни пятеро их сыновей.

Вне подозрений был любимчик родителей, второй по старшинству сын Ян Гуан. Он успел неплохо проявить себя, будучи наместником в южных областях, особенно в сглаживании противоречий между уроженцами Севера и Юга. Достигал он этого своим довольно мягким правлением, а также за счет того, что все знали его как большого почитателя южной культуры: Ян Гуан успешно пробовал кисть и в прозе, и в поэзии. Южанкой была его жена, обладательница немалого поэтического дара.

Ян Гуану и достался престол, когда в 604 г. скончался его отец — как было убеждено немало современников, при активном сыновнем содействии (мать ушла из жизни двумя годами раньше).

Став Сыном Неба, Ян Гуан (правил в 604–618 гг.) во многом придерживался отцовской линии — правда, проявилось, что это человек несколько иного, менее серьезного склада. Склонный, в частности, к внешнему эффекту.

Немалой его заслугой было введение «придворного» экзамена на ученое звание цзинь-ши — «продвинувшегося мужа». В отличие от просто «ученого мужа» шэньши, «продвинувшийся» должен был еще и выказать особый дар на экзамене по литературе. Обладание этим званием немало значило при назначении на высшие должности и присвоении высоких чиновных рангов.

К разряду развернувшихся во время правления Ян Гуана гигантских строек в первую очередь следует отнести Великий канал, протянувшийся от лежащего к югу от Янцзы Ханьчжоу до современного Пекина, расположенного намного севернее Хуанхэ. При его строительстве использовались старые каналы, реки и озера, прорывались на огромную длину новые русла, сооружалось множество шлюзов. По этой трассе можно было безопасно перемещать грузы, в первую очередь доставлять рис из производящих его южных районов на Север, а при необходимости можно было быстро перебросить войска.

На великой стройке трудилось не менее миллиона китайцев. Из-за нехватки рабочих рук к трудовой повинности впервые стали привлекаться и женщины. Уклоняющихся от работы могла постигнуть смертная казнь, нерадиво трудившихся тоже ждали суровые наказания.

Когда беспримерная водная магистраль, связавшая Север и Юг, была завершена, по ней отправился в торжественное плавание растянувшийся почти на сотню километров императорский кортеж. С палуб нарядных кораблей можно было любоваться на проложенные вдоль берегов обсаженные деревьями дороги, на которых через ровные промежутки были устроены почтовые станции. Рядом со станциями местные губернаторы возвели павильоны для приема и угощения дорогих гостей: кто сумел угодить склонному к капризам императору, получал титул и щедрую награду, проявивших скупость и отсутствие вкуса могла постигнуть кара — кто-то даже лишился жизни. Повелителю Поднебесной уютно было и в собственных плавучих апартаментах: это был четырехпалубный корабль длиной около 70 метров, с двумя огромными парадными залами. Великий канал затмевал все другие подобные сооружения, но не был единственным: создание широкой сети рукотворных водный путей началось еще при Ян Цзяне.

Ян Гуан перенес столицу в Лоян. Его отстраивало еще больше народа, чем трудилось на канале. Заселен он был с характерным великодержавным апломбом и уже знакомой нам по некоторым прошлым правлениям бесцеремонностью: десяти тысячам знатных семейств было приказано обосноваться по соседству с императорскими дворцами. Впрочем, на новом месте им было не скучно: роскошные чертоги поражали великолепием, парки были разбиты с размахом, не уступающим ханьскому, и не меньше вмещали в себя редкостных животных, растений и всяких затей — жизнь текла в подобающем столице великой империи ключе.

Усовершенствована и удлинена была Великая стена — что с практической точки зрения было вполне оправдано. Здесь тоже пришлось попотеть не меньше чем миллиону подданных. К тому времени вдоль всей северной границы Поднебесной сложилось два мощных союза тюркских племен — западный и восточный каганаты. Особенную опасность представлял восточный, занимавший немалую часть современной Монголии. Ян Цзяню во времена, когда он еще недостаточно утвердился на троне, приходилось даже признавать свое подчиненное положение по отношению к повелителю варваров. Потом об этой слабости постарались забыть, но китайской дипломатии по-прежнему приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы избежать агрессии: трех столетий было достаточно, чтобы прочувствовать, чем она может обернуться. Нелишним было изъявление дружеских чувств на самом высоком уровне: во время одного из северных путешествий императора состоялась его встреча с тюркским каганом. При этом произошел необыкновенно щедрый обмен дарами: китайский владыка преподнес своему степному собрату тринадцать тысяч локтей лучшего шелка, а тот ответил табуном в три тысячи прекрасных лошадей.

На восточном направлении Поднебесная вела себя по-другому. Если с Японией отношения носили пока культурно-цивилизаторский характер, в небольшом объеме велась торговля, то с корейскими государствами проблемы решались на поле боя. Правительство Поднебесной желало, чтобы Желтое море стало внутренним китайским, ради чего пыталось завоевать северокорейское Когуре и Пэкче на юго-западе Корейского полуострова. Трижды совершались большие и трудные походы, и трижды китайские армии постигали неудачи.

Эти поражения обернулись немалыми внутренними проблемами. В прилегающих к зоне боевых действий Шаньдуне и Хэнани образовались многолюдные скопища дезертиров и сбежавших перевозчиков грузов, которые, поразбойничав по мелочи, учредили собственное царство, государем которого, следуя по стопам Лю Бана (основателя Хань) стал бывший сельский староста, потом воин Доу Цзяньдэ.

Стоило только начать — восстания занялись по всей Поднебесной. Народное недовольство зрело давно и успело перерасти в озлобленность. Грандиозные созидательные проекты, вызывавшие восхищение последующих поколений, оборачивались для современных им китайцев тяжкими лишениями, удлинением трудовой повинности, которая стала не слаще каторги, ростом налогов.

С императором тоже не все было ладно. Казнив трех лучших советников, он окружил себя откровенными прихлебателями. Один из вельмож набрался храбрости высказать свое мнение о творящемся при дворе и в империи — и был забит насмерть палками прямо в Зале приемов.

Прожив, по примеру родителей, всю жизнь с единственной очаровательной женой-южанкой, Ян Гуан пустился во все тяжкие (впрочем, это, опять же, по свидетельствам позднейших китайских историков, никогда не благоволившим к Сынам Неба, утратившим Мандат. Зато 6 тысяч красоток в гареме — это в порядке вещей. Если тебя не свергли, разумеется).

В 615 г. один маг предсказал повелителю, что ему следует ждать беды от человека по имени Ли — он может прийти ему на смену. Ян Гуан принял угрозу всерьез и расправился со всем родом заслуженного полководца Ли: он сам и тридцать два его родственника были казнены, остальные сосланы в самые дальние края. Уцелел только родственник императора по материнской линии Ли Юань, князь Тан, бывший тогда наместником в Тайюане — он был всецело предан императору и не вызывал ни малейших подозрений.

Если уж верить, так верить надо до конца, а не на 97% — даже дурацким предсказаниям. Ли Юань, в чьих жилах текла кровь нескольких степных царей, поднял в 617 г. армейский мятеж, и к нему тотчас же пристало несколько тюркских вождей со своими всадниками. Вскоре была захвачена Чан-ань. Император бежал на хорошо знакомый ему Юг, надеясь найти поддержку — но был убит стражниками в одном из своих тамошних дворцов, в павильоне для купаний.

А Ли Юань, князь Тан, стал основателем великой династии, которая под именем Тан и вошла в историю.